Игорь Коломийцев. Народ-невидимка
Глава двадцать седьмая. По следам безбородых (продолжение)
– Не стану утверждать, коллега, что Фарзой и его подданные являлись хунну в чистом виде. В той второй сарматской волне, что хлынула в Скифию и на Северный Кавказ в середине I столетия, перемешались влияния с Востока и Юга Евразии, хуннское и массагетское начала. Но для нашего расследования гораздо важнее другое – именно спалы принесли новинки в степи Восточной Европы. И произошло это задолго до возвышения гуннов. Правда, хуннский лук и стрелы приняли не все и не сразу. Большинство степных народов региона продолжала пользоваться короткими скифскими луками и обычными метательными снарядами. По свидетельству археолога Симоненко, "основная масса сарматских наконечников стрел I - III веков соответствует по длине и весу скифским – большинство сарматских воинов всё же пользовалось луками "скифского" типа". Хуннский длинный лук встречается в это время в степях от Дона до Казахстана и Средней Азии, но почти повсеместно он применяется редко.
– Но почему же, если стрела из него и летит дальше и доспех пробивает?
– Полагаю, прежде всего потому, что у подавляющего числа сарматов лук был оружием не главным, а вспомогательным. Сарматы никогда не были такими искусными стрелками, как скифы, и предпочитали решать исход поединка лобовым ударом. При этом одной рукой они держали копьё, другой правили лошадью. Поводья приходилось бросать, когда они хватались за свои длинные двуручные мечи. Поэтому полутораметровый хуннский лук, который не помещался в горит, а, значит, постоянно занимал одну из рук, был им очень неудобен. Зато он пришёлся по вкусу тем отсталым племенам, которые не могли себе позволить тяжёлой кавалерии, ибо у них отсутствовали доспехи и пики. Эти почти безоружные дикари со временем и выработали новую тактику дистанционного боя, точнее, вернулись к скифским методам ведения войны. И, неожиданно для самих себя обнаружили, что, благодаря массовому применению нового вида луков и стрел, стали практически непобедимы. Враги не могли догнать в степи легко вооружённых всадников, закутанных только в льняные и меховые одежды. В то время, как длинные снаряды с бронебойными наконечниками были грозными сеятелями смерти. Так началось возвышение гуннов, одного из самых отсталых племён Сарматии.
– Но вы говорите, Холмс, о стрелах с бронебойными наконечниками, в то время, как наши античные свидетели пишут о костяных окончаниях этих метательных приборов. Как это прикажите понимать?
– Очень просто. Врываясь на территорию, занятую мирным населением, гунны сеяли смерть массовыми и дешёвыми в производстве костяными наконечниками. Зачем тратить на крестьянина или пастуха дорогой бронебойный снаряд? Последние применяли против закованного в доспехи противника. Но даже тогда гунны, в отличии от скифов и сарматов, более экономно расходовали заряды. Вероятно, они стреляли уже не по площадям, как их предшественники, а прицельно. Историк Олимпиадор рассказывает о "замечательном искусстве", с которым обращались со своими луками гуннские вожди. Поэт Сидоний трепещет перед их меткостью: "Овальные луки, страшная и верная рука, несущая неизбежную смерть, и ярость, сыплющая удары за ударами". Об одном из готских предводителей Иордан говорит, что тот был убит выстрелом в голову, причём стрела была пущена непосредственно гуннским царём. Возможно, это просто легенда, но фактом остаётся то, что в могилах кочевников этого времени бронебойные наконечники встречаются, но их десятки, в то время как в предшествующую эпоху наконечники скифского типа лежали сотнями. Вполне вероятно, что на один железный наконечник для прицельной стрельбы у гуннов приходилось 20-50 костяных. Какие из них должны были врезаться в память современников? Думаю, самые массовые.
– Выходит, что именно хуннскому луку гунны обязаны своим возвышением?
– Конечно, без этого оружия не сложилась бы держава Аттилы. Говорят, накануне смерти этого великого варварского вождя византийскому императору Маркиану явилось во сне божество со сломанным скифским луком в руках. Какой яркий символ грядущего краха всевластных кочевников! Но не менее важную роль в победах гуннов сыграло новое седло. Оно оказалось настолько удобным, что степняки вообще перестали спускаться на землю: "День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны". А главное, удобное седло с твёрдыми луками, то есть подъёмами впереди и сзади, освободило руки всадника. Он теперь мог управлять лошадью одними коленями и шенкелями. Более того, получив возможность откидывать корпус вперёд или назад, упирая его в деревянную основу седла, всадник стал гораздо более устойчив в ближнем бою при сражении с мечом или метании аркана. Поэтому эффективность конного боя в гуннскую эпоху существенно выросла. Это тоже стало одной из причин непобедимости кочевников. Гунны знали, что они многим обязаны своим сёдлам. Недаром, их переднюю часть часто обтягивали тонкими золотыми пластинами.
– Однако, надеюсь, вы не станете отрицать, что оружие, вознёсшее гуннов на вершину мировой славы имеет прямое отношение к хуннам из Северного Китая и Монголии. Может нам есть смысл поискать прародину гуннов именно в тех краях?
– Боюсь, что такой подход заведёт нас слишком далеко. Как поведал знаток древнего военного дела Александр Симоненко, сложный хуннский лук "в I веке нашей эры уже состоял на вооружении южно-сибирских, центрально- и среднеазиатских кочевников. В это же время он появился в Парфии и Иране". Видите ли, Уотсон, в поисках чьей-либо прародины нельзя полагаться на особенности вооружения. Иначе, африканцев из Сомали, по признаку наличия у них автомата Калашникова, придется считать выходцами из заснеженной России. Более прогрессивные формы орудий убийства одним человеком других расходятся по миру очень быстро. Вспомните, как распространялся скифский лук и горит по Великой степи? Примерно тоже произошло и с хуннским вариантом этого оружия, а равно, и твёрдым седлом.
– Как же нам, в таком случае, отыскать прародину свирепых кочевников?
– Для начала обратить внимание на всё то, что написано было о ней древними авторами.
– Но в старинных трактатах сплошной разнобой и нелепицы! Возьмите хотя бы географов. Оба, и Птолемей и Дионисий Периегет жили в египетской Александрии, как будто почти в одно и тоже время, во II веке нашей эры, при этом первый гуннов видит где-то между Днестром и Днепром, второй на северо-западном побережье Каспия. Как вам такой ребус?
– Так ведь это же прекрасно, Уотсон!
– Что же в этом может быть прекрасного?!
– Мы имеем очевидное доказательство того, что сведения обоих учёных были получены из разных источников. То есть Дионисий не переписал этот этноним из трудов Птолемея, а почерпнул информацию где-то в другом месте. Быть может, из рассказов купцов или путешественников.
– Но почему же тогда они селят гуннских предков в столь разных местах?
– Во-первых, как вам хорошо известно, Птолемей скорее теоретик, нежели практик. Он не брезгует устаревшими данными из трудов своих предшественников. Во-вторых, Дионисий по некоторым данным или младший современник Клавдия, или даже учёный, живущий веком позже. Многие историки относят его творчество уже к следующему III столетию. А ведь около 200 года ситуация на просторах Северного Причерноморья кардинально изменилась.
– Боже мой, как же у меня вылетело из головы, ведь в этот период готы и прочие германцы вытеснили сарматские племена из Скифии!
– Совершенно верно, Уотсон. Часть из них ушла в сторону нынешней Венгрии, другая -> подалась за Танаис. Могли ли некие обитатели причерноморской степи в результате готского натиска оказаться где-то в Калмыкии? Думается, что вполне.
– Я всё понял, Холмс! Гунны – это беглецы из страны хунну. Они принесли сюда, в Восточную Европу новое оружие и новые сёдла, а потому получили преимущество в войнах с соседями. А их дикость – следствие тяжёлого положения изгнанников на чужбине.
– Хм. Боюсь, вы не оригинальны, Уотсон. Примерно так рассуждает и выдающийся российский историк Лев Гумилёв, оправдывая очевидную несхожесть западных и восточных кочевников. Только вот незадача: ярусные наконечники стрел вместе с луками хуннского типа появляются в Северном Причерноморье не в гуннское время, а гораздо раньше, в середине I века нашей эры. И находят их в могилах кочевников, которых мы с вами посчитали спалами. То есть тех самых, что любили вещи в бирюзово-золотом стиле, пользовались тамгами, и чей вождь Фарзой создал в Скифии своё могучее царство. Если уж говорить о схожести с северокитайскими хунну, то именно эти кочевники выглядят, как их родные братья. Кстати, цитата из Александра Симоненко о новых видах оружия относится к вещам из знаменитого могильника спалов в Порогах. Именно там археологам встретился меч с ножнами в китайских традициях, костянные накладки на лук, схожие с хуннскими, и бронебойные наконечники стрел, ранее в здешних краях неизвестные. Замечу, что многие сюжеты украшений в бирюзово-золотом стиле перекликаются с хуннскими, а изображения драконов, как и зеркала, специалисты прямо называют "ханьскими" – в духе китайской династии Хань. Александр Симоненко полагает, что носители этих ценностей появились с Востока Великой степи: "Будучи вещью, которая вряд ли могла путешествовать через множество рук, они однозначно говорят о прямом переселении их владельцев из Центральной Азии".
– Что-то я совсем запутался. Вы полагаете, Холмс, что потомками хуннов были именно спалы. Те самые грозные сарматские племена, что уничтожили гнездовье днепровских разбойников и угнали множество его обитателей в ремесленное рабство?
– Не стану утверждать, коллега, что Фарзой и его подданные являлись хунну в чистом виде. В той второй сарматской волне, что хлынула в Скифию и на Северный Кавказ в середине I столетия, перемешались влияния с Востока и Юга Евразии, хуннское и массагетское начала. Но для нашего расследования гораздо важнее другое – именно спалы принесли новинки в степи Восточной Европы. И произошло это задолго до возвышения гуннов. Правда, хуннский лук и стрелы приняли не все и не сразу. Большинство степных народов региона продолжала пользоваться короткими скифскими луками и обычными метательными снарядами. По свидетельству археолога Симоненко, "основная масса сарматских наконечников стрел I -III веков соответствует по длине и весу скифским – большинство сарматских воинов всё же пользовалось луками "скифского" типа". Хуннский длинный лук встречается в это время в степях от Дона до Казахстана и Средней Азии, но почти повсеместно он применяется редко.
– Но почему же, если стрела из него и летит дальше и доспех пробивает?
– Полагаю, прежде всего потому, что у подавляющего числа сарматов лук был оружием не главным, а вспомогательным. Сарматы никогда не были такими искусными стрелками, как скифы, и предпочитали решать исход поединка лобовым ударом. При этом одной рукой они держали копьё, другой правили лошадью. Поводья приходилось бросать, когда они хватались за свои длинные двуручные мечи. Поэтому полутораметровый хуннский лук, который не помещался в горит, а, значит, постоянно занимал одну из рук, был им очень неудобен. Зато он пришёлся по вкусу тем отсталым племенам, которые не могли себе позволить тяжёлой кавалерии, ибо у них отсутствовали доспехи и пики. Эти почти безоружные дикари со временем и выработали новую тактику дистанционного боя, точнее, вернулись к скифским методам ведения войны. И, неожиданно для самих себя обнаружили, что, благодаря массовому применению нового вида луков и стрел, стали практически непобедимы. Враги не могли догнать в степи легко вооружённых всадников, закутанных только в льняные и меховые одежды. В то время, как длинные снаряды с бронебойными наконечниками были грозными сеятелями смерти. Так началось возвышение гуннов, одного из самых отсталых племён Сарматии.
– Но вы говорите, Холмс, о стрелах с бронебойными наконечниками, в то время, как наши античные свидетели пишут о костяных окончаниях этих метательных приборов. Как это прикажите понимать?
– Очень просто. Врываясь на территорию, занятую мирным населением, гунны сеяли смерть массовыми и дешёвыми в производстве костяными наконечниками. Зачем тратить на крестьянина или пастуха дорогой бронебойный снаряд? Последние применяли против закованного в доспехи противника. Но даже тогда гунны, в отличии от скифов и сарматов, более экономно расходовали заряды. Вероятно, они стреляли уже не по площадям, как их предшественники, а прицельно. Историк Олимпиадор рассказывает о "замечательном искусстве", с которым обращались со своими луками гуннские вожди. Поэт Сидоний трепещет перед их меткостью: "Овальные луки, страшная и верная рука, несущая неизбежную смерть, и ярость, сыплющая удары за ударами". Об одном из готских предводителей Иордан говорит, что тот был убит выстрелом в голову, причём стрела была пущена непосредственно гуннским царём. Возможно, это просто легенда, но фактом остаётся то, что в могилах кочевников этого времени бронебойные наконечники встречаются, но их десятки, в то время как в предшествующую эпоху наконечники скифского типа лежали сотнями. Вполне вероятно, что на один железный наконечник для прицельной стрельбы у гуннов приходилось 20-50 костяных. Какие из них должны были врезаться в память современников? Думаю, самые массовые.
– Выходит, что именно хуннскому луку гунны обязаны своим возвышением? – Конечно, без этого оружия не сложилась бы держава Аттилы. Говорят, накануне смерти этого великого варварского вождя византийскому императору Маркиану явилось во сне божество со сломанным скифским луком в руках. Какой яркий символ грядущего краха всевластных кочевников! Но не менее важную роль в победах гуннов сыграло новое седло. Оно оказалось настолько удобным, что степняки вообще перестали спускаться на землю: День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны". А главное, удобное седло с твёрдыми луками, то есть подъёмами впереди и сзади, освободило руки всадника. Он теперь мог управлять лошадью одними коленями и шенкелями. Более того, получив возможность откидывать корпус вперёд или назад, упирая его в деревянную основу седла, всадник стал гораздо более устойчив в ближнем бою при сражении с мечом или метании аркана. Поэтому эффективность конного боя в гуннскую эпоху существенно выросла. Это тоже стало одной из причин непобедимости кочевников. Гунны знали, что они многим обязаны своим сёдлам. Недаром, их переднюю часть часто обтягивали тонкими золотыми пластинами.
– Однако, надеюсь, вы не станете отрицать, что оружие, вознёсшее гуннов на вершину мировой славы имеет прямое отношение к хуннам из Северного Китая и Монголии. Может нам есть смысл поискать прародину гуннов именно в тех краях?
– Боюсь, что такой подход заведёт нас слишком далеко. Как поведал знаток древнего военного дела Александр Симоненко, сложный хуннский лук "в I веке нашей эры уже состоял на вооружении южно-сибирских, центрально- и среднеазиатских кочевников. В это же время он появился в Парфии и Иране". Видите ли, Уотсон, в поисках чьей-либо прародины нельзя полагаться на особенности вооружения. Иначе, африканцев из Сомали, по признаку наличия у них автомата Калашникова, придется считать выходцами из заснеженной России. Более прогрессивные формы орудий убийства одним человеком других расходятся по миру очень быстро. Вспомните, как распространялся скифский лук и горит по Великой степи? Примерно тоже произошло и с хуннским вариантом этого оружия, а равно, и твёрдым седлом.
– Как же нам, в таком случае, отыскать прародину свирепых кочевников?
– Для начала обратить внимание на всё то, что написано было о ней древними авторами.
– Но в старинных трактатах сплошной разнобой и нелепицы! Возьмите хотя бы географов. Оба, и Птолемей и Дионисий Периегет жили в египетской Александрии, как будто почти в одно и тоже время, во II веке нашей эры, при этом первый гуннов видит где-то между Днестром и Днепром, второй на северо-западном побережье Каспия. Как вам такой ребус?
– Так ведь это же прекрасно, Уотсон!
– Что же в этом может быть прекрасного?!
– Мы имеем очевидное доказательство того, что сведения обоих учёных были получены из разных источников. То есть Дионисий не переписал этот этноним из трудов Птолемея, а почерпнул информацию где-то в другом месте. Быть может, из рассказов купцов или путешественников.
– Но почему же тогда они селят гуннских предков в столь разных местах?
– Во-первых, как вам хорошо известно, Птолемей скорее теоретик, нежели практик. Он не брезгует устаревшими данными из трудов своих предшественников. Во-вторых, Дионисий по некоторым данным или младший современник Клавдия, или даже учёный, живущий веком позже. Многие историки относят его творчество уже к следующему III столетию. А ведь около 200 года ситуация на просторах Северного Причерноморья кардинально изменилась.
– Боже мой, как же у меня вылетело из головы, ведь в этот период готы и прочие германцы вытеснили сарматские племена из Скифии!
– Совершенно верно, Уотсон. Часть из них ушла в сторону нынешней Венгрии, другая - подалась за Танаис. Могли ли некие обитатели причерноморской степи в результате готского натиска оказаться где-то в Калмыкии? Думается, что вполне.
– Я всё понял, Холмс! Гунны – это потомки спалов, которые, в свою очередь, произошли от хунну. Поэтому имя восточных кочевников сохранилось у их европейских правнуков! Ведь спалы жили именно там, где Клавдий Птолемей видит своих загадочных хуни!
– Разве за время нашего расследования, Уотсон, вы ещё не привыкли к тому, что имена народов частенько путешествуют по планете отдельно от своих первоначальных носителей? Вспомните скифов. Сначала этим именем звали грозных кочевников с Алтая. Потом оно перешло на скромных ремесленников и земледельцев Северного Причерноморья, их бывших рабов. Или послушайте, как описывает Аммиан положение дел в Сарматии накануне возвышения гуннов: "бесконечные степи Скифии, населённые аланами, получившими своё название от гор, они мало-помалу изнурили соседние народы и распространили на них своё название, подобно персам". Этот же автор добавляет о племенах региона: "с течением времени они приняли одно имя и называются аланами за свои обычаи и дикий образ жизни и одинаковое вооружение". Очевидно, друг мой, что в Степи все этнонимы: "скифы", "персы", "сарматы", "аланы", "парфяне", затем "гунны", а позже "тюрки" и "татары" самым наилегчайшим образом переходят от одного чем-то прославившегося народа на всех его соседей или подданных. Поэтому делать какие-то выводы на основании племенных имён здесь очень рискованно, иногда, просто глупо. Почему вы думаете, что этноним "хунну" в этом списке должен быть исключением? Разве он не мог переходить от одного народа к другому, от победителей - к побеждённым? Лично для меня труды александрийских географов свидетельствуют лишь о следующем: начиная со II века (а, может, и ранее) имена народов с корнем "хун" начинают встречаться на востоке Европы. Сначала в Причерноморье, затем, после готской агрессии - на Северном Кавказе. Любопытный факт, не более того. Но не торопитесь, Уотсон, строить на этом какие-то версии. Этнонимы - как долгое эхо в горах, оно легко может вас обмануть.
<<Назад Вперёд>>