Действительно, весь облик городецкой культуры, в том числе и её донского варианта, однозначно свидетельствует, что перед нами довольно отсталые племена, ведущие полубродячий образ жизни. Поселения их зачастую напоминают стоянки, слишком мал и незначителен там культурный слой. Видимо, эти люди часто меняли места своего пребывания. Кроме того, как замечает Александр Медведев: "В экономике же городецких племен еще очень большую роль продолжали сохранять традиции присваивающего хозяйства, в первую очередь охоты и рыболовства. Это заключение в полной мере относится даже к обитателям верхнедонских поселений и городищ с "рогожной" керамикой, испытавших очень сильное культурной воздействие их южных среднедонских соседей. Несомненный архаизм культуры верхнедонского городецкого населения просматривается в широком использовании костяного инструментария. Как указывалось, находки изделий из железа единичны. На поселениях середины I тысячелетия до нашей эры доминируют костяные орудия труда (кочедыки для плетения сетей, проколки, иглы, гарпуны) и даже оружие (наконечники стрел и дротиков). Сам набор и облик костяных изделий свидетельствует о сохранении и даже возрождении традиций охотничье-рыболовецкого хозяйства. На такую хозяйственную ориентацию указывает и топография большинства городецких поселений Верхнего Дона и Воронежа, которые чаще всего находились в облесенной пойме большой реки, поблизости от воды. Нижний культурный слой Пекшевского городища отличался наличием большого количества находок костей диких животных и чешуи рыб. В то же время на городецких поселениях Верхнего Дона практически не встречаются орудия труда, связанные с земледелием. Здесь не найдено ни одного железного топора – орудия, без которого трудно представить занятие подсечным земледелием, которое предполагалось у городецкого населения (Смирнов; Монгайт). Всего одним обломком представлены находки серпов, причем, последний происходит с городища Дубики, где явственно фиксируется культурный контакт лесостепных скифоидных и лесных по происхождению городецких племен. Да и на остальной территории Городецкой культуры серпы практически неизвестны".

Не находят на городецких поселениях и знаменитых подземных кладовых. Как сообщает воронежский археолог Татьяна Сарапулкина: "В литературе укрепилось мнение, что зерно хранилось в специальных зерновых ямах, такие ямы, например, широко известны на скифоидных памятниках. Однако на городецких поселениях не обнаружено ни одной подобной ямы. Кроме того, не выявлено и глиняных сосудов, которые можно было бы интерпретировать как тарные. Не найдено следов земледелия и при помощи почвенных и палеоботанических исследований, проведенных на городище Перехваль II". Итак, вне всякого сомнения, перед нами – довольно примитивные, по сути, застрявшие в Каменном веке рыболовы и охотники. Причём среди их добычи наверняка было немало пушных зверей, поскольку тот же Медведев обнаруживает на городецких поселениях и поворотные гарпуны для бобровой охоты, и специальные костяные наконечники стрел с тупыми бойками, их использовали, чтобы не портить шкурки мелких животных. Разве это не полностью соответствует словам Геродота о затанаисских аборигенах: "ловят выдру, бобров и других зверей с квадратной мордой. Мехом этих зверей будины оторачивают свои шубы, а яички бобров применяют как лечебное средство против болезней матки"?

Давайте взвесим всё, что нам известно об этих людях. По сведения галикарнасца, будины – "большое и многочисленное племя". Но разве городецкая культура, занимающая, согласно новым данным, огромные пространства от Волги до Дона и от Оки до Хопра и Медведицы не подпадает под это определение? Их признавали "коренными жителями страны". Археологи свидетельствуют, что городецкие племена действительно появились в здешних местах раньше, чем сюда пожаловали земледельцы с Запада. Будинов называли "кочевниками", то есть, бродягами. Но разве исследователи не говорят о кратковременности их стойбищ и стоянок, о незначительном культурном слое на них? Могильники этих людей не найдены, их похоронный обряд вообще не известен учёным, что также роднит данное сообщество с бродячими обитателями верхнеднепровских чащоб. Казалось бы, как после всего этого не признать городецкие племена загадочными охотниками-будинами? Но не тут-то было. Со времён Бориса Рыбакова за городецким сообществом закрепилось слава "фиссагетов". Преодолеть эту инерцию не смогло даже новое поколение исследователей, и тот же Александр Медведев, так близко подошедший к правильному решению, всё же смиренно считает представителей городецкой культуры лишь северными соседями будинов. Теми самыми, о которых сообщал Геродот: "За будинами к северу сначала простирается пустыня на семь дней пути, а потом далее на восток живут фиссагеты – многочисленное и своеобразное племя. Живут они охотой. В тех же краях по соседству с ними обитают люди по имени иирки. Они также промышляют охотой и ловят зверя следующим образом. Охотники подстерегают добычу на деревьях (ведь по всей их стране густые леса). У каждого охотника наготове конь, приученный лежать на брюхе, чтобы меньше бросаться в глаза, и собака. Заметив зверя, охотник с дерева стреляет из лука, а затем вскакивает на коня и бросается в погоню, собака же бежит за ним".

Справедливости ради надо отметить, что Александр Медведев спорит с Борисом Рыбаковым, признавшим в иирках племена ещё более северной дьяковской культуры, расположенной в верховьях Волги. Учёный справедливо замечает, что охотиться, преследуя добычу на лошади, в тамошних густых лесах абсолютно нереально: "Исследователи давно уже обратили внимание на то, что подобный способ охоты можно было практиковать скорее всего в южной подзоне широколиственных лесов или в северной лесостепи, где дубравы чередовались с обширными открытыми пространствами. Подходящие природные условия были на большей части территории, занятой городецкими племенами, что еще раз косвенно свидетельствует в пользу предлагаемой их идентификации с тиссагетами и иирками".

Но если под личиной широко распространившейся городецкой культуры скрывался не один народ, а сразу несколько, почему бы не предположить, что будины тоже входили в данное сообщество? Ведь они также являлись звероловами и, наравне с фиссагетами, названы многочисленным племенем.

Ученица Медведева Татьяна Сарапулкина обратила внимание на особенности донского варианта городецкой культуры. Она отмечает, что если в других регионах эти лесные обитатели свободно строили свои городища, и те составляли почти половину от всех известных поселений, то в бассейне Дона картина была принципиально иная. Городищ у тамошних охотников почти не было: "Таким образом, складывается в достаточной степени парадоксальная ситуация – в лесостепных районах граничащих с территориями, заселенными воинственным скифоидными племенами, укрепленные поселения насчитывают ничтожный процент, тогда как в лесной зоне, где, казалось бы, внешняя угроза проявляется в меньшей степени, большинство городецкого населения предпочитает селиться внутри городищ, обнесенных мощными укреплениями. Из этого можно сделать вывод, что у городецких племён на Дону не было необходимости или возможности строить укрепленные поселения. Такое может быть возможно, если нет опасных соседей либо более сильные сразу взяли под свой контроль более слабых". Исследовательница полагает, что речь вероятнее всего идёт о втором варианте взаимоотношений. Охотники были зависимы от пришлых скифоидных племён, которые просто не позволяли аборигенам возводить здесь свои укрепления: "Ситуацию на Дону можно связать с регламентацией скифоидными племенами ряда сторон жизни городецкого населения, в том числе вполне вероятного запрета на строительство городищ как средств обороны. Исходя из материала, можно говорить о достаточно быстром подчинении скифоидными племенами городецких".

Стало быть, пришлые земледельцы покорили донских охотников. Со временем два этих сообщества начинают сливаться в единое целое. Как замечает Сарапулкина: "В этом регионе практически невозможно выделить две обособленные разнокультурные группы посуды, на деле здесь имеет место смешение двух гончарных традиций в одном керамическом комплексе. Следовательно, можно предположить массовое внедрение в городецкую среду на рубеже VI-V веков до нашей эры скифоидного населения, которое внесло свои культурные элементы в ее гончарную традицию. Возникновение смешанной городецко-скифоидной керамической традиции надо связывать с совместным проживанием этих двух этнических групп, не только на одной территории, но на одних и тех же поселениях. Постепенно в результате смешанных браков образуется новое этническое образование, сочетающее в себе лесные  элементы и скифоидные лесостепные традиции".

Возникает простейший вопрос – под каким же именем в таком случае могли быть известны Геродоту охотничьи племена, жившие на Верхнем Дону и на Воронеже ("за Танаисом") среди скифских пахарей, и с течением веков породнившиеся с последними?  Татьяна Сарапулкина, вслед за своим наставником, полагает, что фиссагетами звались городецкие племена, обитавшие в бассейне Оки. Иирками она считает "саратовско-хвалынский вариант лесостепной городецкой культуры". Совместно с Медведевым, она обнаруживает, что жители Подонья были отделены от обитателей Поочья "широкой, практически незаселённой полосой земли по водоразделам Дона, Хопра и Оки". Данная зона по размерам вполне соответствует геродотовой пустыне на семь дней пути к Северу от страны будинов. Осталось, что называется, поставить финальную точку – указать непосредственно на самих "шишкоедов". Но на этот шаг исследовательница оказалась решительно не способна. Ибо признать будинами, как всё на то указывает, донской вариант городецкой культуры – это выступить против мнения своего наставника, который полагал таковыми оседлое население "среднедонских" скифоидных городищ. Вот почему Татьяна Сарапулкина в самый последний момент разводит руками в полном недоумении: "Ведь между территорией среднедонской скифоидной и городецкой культур нет ни то, что "пустыни", но и вообще никакого незанятого пространства".  Ещё бы, эти два народа, по сути, проживают в одной и той же области, можно сказать, обитают в единой стране. А где галикарнасец обнаруживает живущих совместно охотников и земледельцев? В каком краю? Такая уникальная ситуация, кстати, нигде более в окрестностях Скифии не повторяется. Только за Танаисом. Но как загипнотизированная мнением авторитетных предшественников, Сарапулкина так и не смогла увидеть будинов в живущих на Дону городецких звероловах и, в отчаянии, предположила, что великий грек вовсе не знал о существовании последних, как и об их слиянии с пришлыми аграриями: "Не отражены у Геродота и особенности местного смешанного населения и культуры. Можно предположить, что данная территория просто не попала в пространство, исследованное информаторами Геродота, или же не вызвала у него значительного интереса".

Вот он, оказывается, какой близорукий отец всех историков! На Средней Оке фиссагетов рассмотрел, на Волге в районе Саратова и Хвалынска увидел иирков и даже описал их необычный способ охоты, а то, что делалось буквально под носом у царских скифов – на Верхнем Дону и на Воронеже – в упор не замечал. Или всё же видел? Причём, не только охотников и земледельцев, живущих рядом, но и то обстоятельство, что они начинают соединяться в один народ. Иначе, как объяснить его фразу: "Впрочем, эллины и будинов зовут гелонами, хотя и неправильно". Кстати, сам Геродот тоже путает эти этносы. Так, говорит, что будины предаются оргиям в честь Дионисия, хотя из дальнейшего текста становится понятно, что поклонялись данному божеству в первую очередь всё же гелоны. Проще говоря, для современников галикарнасца различия между нечистоплотными ловцами бобров, с голубыми глазами и светлыми волосами, с одной стороны, и выходцами из греческих колоний, занимающихся хлебопашеством и соблюдающих эллинские традиции, с другой, начинают стираться до такой степени, что их потомки уже получают общее имя. Не проще ли признать в таком случае очевидное: геродотовыми будинами могут быть только представители донского варианта городецкой культуры. И никто иной. Проживали эти охотники в первую очередь на границе Леса и Лесостепи в волго-донском междуречье, частично проникая и в область обитания донских пахарей – гелонов, скифо-эллинов по происхождению. Вот и вся загадка Будинии и её обитателей.

Позвольте в таком случае представить вам новую карту Геродотовой Скифии, где народы расселены в полном соответствии с указаниями великого галикарнасца, а не по прихоти современных исследователей.

Племена, окружившие империю кочевников, расположены здесь в строгом порядке, с Запада на Восток: агафирсы, затем невры, после андрофаги и, наконец, меланхлены. При этом царские скифы живут, как им и положено, от Меотиды (Азовского моря) до страны "одетых в чёрное". За Танаисом (Доном) первый степной надел земли принадлежит кочевникам-савроматам, второй, облессённый – охотникам-будинам. Среди которых поселились скифы-пахари и выходцы из греческих колоний, известные современникам под именем гелоны. Водораздел Дона, Хопра и Оки являл собой пустыню, разделившую будинов и фиссагетов. Последние в таком случае должны обитать на Средней и Нижней Оке. Рядом с ними мы поселили лесостепных охотников-иирков, предположив в них население саратовско-хвалынского варианта той же городецкой культуры. Ну, что – рискнём проверить нашу версию?

По Геродоту: "Над иирками к Востоку живут другие скифские племена. Они освободились от ига царских скифов и заняли эту землю". "Над" – означает "севернее". Следовательно, искать загадочных скифов-апостатов, то бишь "отступников", надлежит к Северо-востоку от иирских земель. По версии Рыбакова – это территория дьяковской культуры в верховьях Волги. Дьяковцы проживали от Смоленской области на Западе до Ярославской, Вологодской и Костромской на Востоке. Поселить отделившихся скифов ещё далее к Северо-востоку, означает попытку найти их в районе Белозера, Онеги и Северной Двины, которые в те времена были приполярной тундрой. Занятие, скажем так, малоперспективное. Зато если признать иирками лесостепных охотников из окрестностей Саратова и Хвалынска – пропавшие апостаты обнаруживаются мгновенно. Поскольку на Волге от Ульяновска до впадения Ветлуги и в бассейне Камы в скифское время располагалась весьма необычная ананьинская культура. А надо признать, учёные давно уже ломают головы над этим феноменом. Неожиданно в столь отдалённых краях, у слияния Волги с Камой, появляется весьма развитое сообщество, на голову превосходящее все окружающие племена. Особенно примечательна металлопластика ананьевцев. Их изделия поражают высоким качеством и оригинальными формами. Здесь тоже господствует Звериный стиль, но с местным колоритом.

Вот как описывают сложившуюся в данных краях ситуацию видные отечественные историки Владимир Петрухин и Дмитрий Раевский: "За землями уже описанных савроматов и будинов и за лежащей выше них "пустыней", в которой скорее всего следует видеть малонаселенную область, находится, согласно Геродоту, страна тиссагетов и живущих вместе с ними иирков. Ее, вероятно, следует отождествлять с ареалом так называемой городецкой культуры – одной из городищенских культур средней полосы Восточной Европы, занимавшей бассейн Оки и Средней Волги преимущественно по правому ее берегу. Севернее городецкого ареала лежит область распространения другой культуры раннего железного века – ананьинской... Для нас важно также, что в ряде ананьинских могильников, расположенных по течению Волги между местами впадения в нее Камы и Ветлуги, часто попадаются скифские предметы VII—VI веков до нашей эры в сочетании со специфическими вещами центрально-кавказского происхождения. Точно такое же сочетание скифских и кавказских вещей мы находим в синхронных названным ананьинским памятникам могильниках на Центральном Кавказе, что позволяет реконструировать переселение какой-то группы воинов с Кавказа на Среднюю Волгу примерно тогда же, когда происходило расселение по разным регионам Восточной Европы возвращающихся через Кавказ из Передней Азии скифов. Тогда скифские и кавказские вещи, найденные в ананьинских могильниках, можно рассматривать как археологические следы тех самых "других скифов", которые, по свидетельству Геродота, отделились от основного массива своих соплеменников и продвинулись далеко на северо-восток Европы, за земли тиссагетов и иирков". 

Как видим, стоило воссоздать реальную картину в соотвествии с описаниями Геродота, и тут же все прочие детали из его сочинения находят для себя подходящее место. Что касается более отдалённых областей, то сведения о них у галикарнасца становятся уже отрывочными и расплывчатыми: "Вплоть до области этих скифов вся упомянутая выше страна представляет равнину с толстым слоем почвы. А оттуда земля уже твердая, как камень, и неровная. После долгого перехода по этой каменистой области придешь в страну, где у подножия высоких гор обитают люди. Как передают, все они, как мужчины, так и женщины, лысые от рождения, плосконосые и с широкими подбородками. Говорят они на особом языке, одеваются по‑скифски, а питаются древесными плодами. Имя дерева, плоды которого они употребляют в пищу, понтик. Величиной это дерево почти что со смоковницу, плод его похож на бобовый, но с косточкой внутри. Спелый плод выжимают через ткань, и из него вытекает черный сок под названием “асхи”. Сок этот они лижут и пьют, смешивая с молоком. Из гущи асхи они приготовляют в пищу лепешки. Скота у них немного, потому что пастбища там плохие. Каждый живет под деревом. На зиму дерево всякий раз покрывают плотным белым войлоком, а летом оставляют без покрышки. Никто из людей их не обижает, так как они почитаются священными и у них даже нет боевого оружия. Они улаживают распри соседей, и если у них найдет убежище какой‑нибудь изгнанник, то его никто не смеет обидеть. Имя этого народа – аргиппеи. Страны до этих лысых людей и народы, живущие по сю сторону их, хорошо известны, так как к ним иногда приходят скифы. Ведь сведения о них можно легко получить не только от скифов, но и от эллинов из Борисфенской торговой гавани и прочих понтийских торговых городов. Скифы же, когда приходят к аргиппеям, ведут с ними переговоры при помощи семи толмачей на семи языках". Очевидно, что в образе "лысых людей" Геродот описал жизнь древних монголоидов из окрестностей Уральских гор. Слабый волосяной покров считается характерным признаком данного расового типа, а разборными жилищами-юртами их потомки пользуются и в наши дни.

Что касается территорий за ними, то тут сведения становятся уже порой откровенно фантастическими: "Итак, области до этих лысых людей нам еще знакомы, о том же, что выше их, никто с точностью сказать не может. Эти страны отделяют высокие, недоступные горы, и никто их еще не переходил. По словам лысых, на горах обитают, хотя я этому не верю, козлоногие люди, а за этими горами – другие люди, которые спят шесть месяцев в году. Этому‑то я уж вовсе не верю. Области к востоку от лысых достоверно известны: там живут исседоны. Но о землях к северу от исседонов и лысых мы ничего не знаем, кроме того, что они сами рассказывают. Об обычаях исседонов рассказывают следующее. Когда умирает чей‑нибудь отец, все родственники пригоняют скот, закалывают его и мясо разрубают на куски. Затем разрезают на части также и тело покойного отца того, к кому они пришли. Потом все мясо смешивают и устраивают пиршество. С черепа покойника снимают кожу, вычищают его изнутри, затем покрывают позолотой и хранят как священный кумир. Этому кумиру ежегодно приносят обильные жертвы. Жертвоприношения совершает сын в честь отца, подобно тому, как это происходит на поминальном празднике у эллинов. Этих людей также считают праведными, а женщины у них совершенно равноправны с мужчинами". Впрочем, думаю, что на этом описании обычаев далёкого сибирского народа исседонов есть смысл закончить наше совместное с галикарнасцем путешествие по Скифии и вернуться к вопросам, решение которых мы ранее откладывали. Пришла пора поговорить о том, кто же такие геродотовы "оборотни", "людоеды" и "фтирофаги", как они оказались в здешних краях, и какие народы ведут от них свою родословную.