Если вам, как и мне, такое предположение кажется бредовым, спросим себя: кто мог собрать так далеко на Северо-востоке континента "букет народов" совершенно аналогичный донскому невольничьему центру? А чтобы вы не долго сомневались, скажу, что у именьковцев, точно также, как и в верховьях Дона, наряду с основными могильниками – трупосожжениями почти без инвентаря – встречаются иные захоронения. Ингумации, то есть грунтовые могилы.  Они явно богаче. На Средней Волге это, в первую очередь, узкие ямы с подбоями, где покойники, зачастую обладатели деформированных черепов, лежат головами на Север. Узнали характерный почерк? Догадаться, конечно, несложно. Тем более, что на именьковском поселении у села Татарское Сунгелово обнаружен котёл "гуннского" типа, редкая находка для столь северных мест. "Судя по женскому костюму именьковско-турбаслинского населения, – замечает археолог Евгений Казаков – который застёгивается с помощью двух плечевых фибул его, скорее всего, следует связать с поздними сарматами". Итак, всё те же "поздние сарматы", они же гунны, они же уродливые кентавры.

Что же у нас, таким образом, получается? На Дону, в районе Чертовицкое-Замятино ведущие отечественные археологи признают наличие "одного из восточных центров гуннской державы", а чуть далее, в Среднем Поволжье, где среди собранного из разных мест земледельческого населения покоятся всадники с деформированными черепами, пользующиеся гуннскими котлами, живут, по их мнению, свободные анты, которые сразу после разгрома готской державы добровольно отправились за многие тысячи километров в неведомые им края? А знаете, в чём причина такой разницы в оценках учёных мужей? Банальная политика. На родство с именьковцами активно претендуют некоторые из современных народов Поволжья, а значит, признание очевидного факта гуннской неволи древних земледельцев здешних мест может задеть чьи-либо национальные чувства. Впрочем, мы с вами уже договорились не обращать на это никакого внимания. В конце концов, нас ведут за собой Шерлок Холмс и доктор Уотсон, они вообще чистокровные англичане, им плевать на уязвлённую национальную гордость кого бы то ни было.  Истина им дороже чьих-то комплексов неполноценности. А теперь взглянем на карту Восточной Европы эпохи Великого переселения народов.

Пробежимся взглядом по широкой лесостепной полосе Скифии с Востока на Запад. У нас имеется гуннский невольничий центр номер "раз" – именьковская культура в Среднем Поволжье. Невольничий центр номер "два" – Чертовицкое-Замятино на Верхнем Дону. Вся их разница заключается лишь в пропорциях состава племён, ставших каторжниками, да, возможно, в чуть разных этнических элементах, из которых рекрутировались "надсмотрщики". Но хозяева те же, смысл существования один и тот же, порядки, наверняка, схожие.

Бросим взор западнее. А тут у нас начинается самое важное – две близкородственные культуры: Колочин и Пеньково, обе с претензиями на родство со славянами. И если первая хотя бы северной своей частью попадает в зону днепровских лесов, то вторая – как блюдечко с голубой каёмочкой – лежит на самой кромке причерноморских степей, открытая со всех сторон. Не спрятаться – не скрыться. Заходи, кто хочет, бери, чего душа пожелает. И есть ли хоть малейшее вероятие того, что могущественные гунны, не поленившиеся создать аграрно-ремесленные районы так далеко на Востоке, оставили без своего внимания благодатную страну Готию, брошенную своими гордыми обитателями, что они не позаботились пригнать сюда, к себе поближе, на расстояние буквально вытянутой руки, сотни тысяч рабов, чтобы те лили им железо, ковали крепкие мечи и доспехи, пахали плодородную землю и ухаживали за взрощенными германцами садами?

Но имеются ли у нас доказательства того, что среди земледельцев-антов могли находится те, кого мы условно называем "надсмотрщиками"? В империи гуннов, как мы понимаем, эту роль могли исполнять либо сами кочевники, либо их ближайшие "сподвижники". Оказывается подобных материалов – пруд пруди. Их так много, что историкам пришлось придумать специальный термин – "культура раннесредневековых ингумаций", чтобы хоть как-то обозначить те артефакты, что явно выбивались из общего славянского моря. Очевидно, что среди антов жили люди, предпочитавшие во всём придерживаться других традиций, включая погребальные. "Инородцы" обитали бок о бок с антами с первых же дней их прихода на новые территории. Они строили себе жильё, непохожее на славянские полуземлянки, иначе одевались, имели оружие, пользовались более престижными вещами и богатыми украшениями, а также предпочитали, чтобы после смерти их тела помещали в обычные могилы или даже в подкопы в древние скифские курганы, но не сжигали на кострах, как это делала основная масса славян, включая антов.

Впрочем, при детальном рассмотрении легко обнаружить, что это не какой-нибудь один народ, а буквально "окрошка" самых разных элементов. Среди "инородцев" вполне ощутимо влияние традиций степного круга и восточных германцев, но и те и другие как будто явились из самых разных мест: с Волги, с Дона, с предгорий Северного Кавказа, с черноморского побережья, из Крыма, из района нынешнего Туапсе, с Дуная, с Волыни, с Вислы. Словом, форменное месиво народов и культур. Как пишет Игорь Гавритухин: "Сами эти памятники пестры и гетерогенны (то есть, разнородны), а оставившие их группы людей были включены в сложную систему культурных взаимосвязей. Все это нельзя игнорировать при интерпретации занимающего нас феномена, а обобщенные характеристики типа  «славяне»/«германцы»/«кочевники» явно для этого слишком грубы".

И всё же учёные признают, что значительная часть "инородцев" пришла с территории Степи, а не является потомками прежнего черняховского населения. "То что на территорию лесостепи периодически проникали группы кочевников с Юга, совершенно очевидно. Несомненно также, что они были носителями разных культур и отличались друг от друга по происхождению" – сообщает нам Андрей Обломский. Его коллега Игорь Гавритухин назвал данный феномен "инфильтрацией кочевников". По-русски, кто не знает, этот термин означает "просачивание". Вероятно, по представлениям археолога, в монолитную славянскую среду время от времени проникали некие сбившиеся с основной дороги степные всадники, которых гостеприимные анты с удовольствием селили у себя. Но еще больше в этот период по бескрайним пеньковским владениям бродит отставших от своих родственников германских воинов, с мешками драгоценностей наперевес. Ибо в округе попадается немало богатых черняховских могил, археологи традиционно именуются такие захоронения "княжескими". Встречается здесь и множество ценных кладов, тоже, судя по всему, оставленных далеко не славянами. При этом, как признают историки Илья Ахмедов и Мишель Казанский: "Все находки, как гуннского времени, так и постгуннские, принадлежат высшему слою варварской аристократии".

Казалось бы, что странного в появлении здесь, по словам Обломского и Гавритухина, "каких-то, очевидно, немногочисленных, но довольно активных, потомков черняховцев, сохранявших восточногерманские традиции и связи"? Это ведь бывшая Готия. Разве не могли некие группки прежнего населения задержаться в своей собственной стране? Но удивительное дело, отчего же тогда не найдено здесь ни одного целиком сохранившегося с той поры готского посёлка? Где, в таком случае, кладбища рядовых готов? И почему в данном регионе присутствуют исключительно германские вожди, представители пресловутого "высшего слоя"? Куда подевались черняховские общинники? И как эти германские аристократы уживались с проникающими сюда же, в страну антов, кочевниками? Оказывается, вполне мирно. По крайней мере, на этом настаивает археолог Игорь Гавритухин: "Более логично одну часть ингумаций связывать с зонами, где сохранилось (не обязательно в форме непосредственной поселенческой преемственности) черняховское население, другую – с зонами влияния степных культур". Только вдумайтесь в сказанное! Анты у нас, по мнению историков, свободное и независимое племя. Но вот  земли их отчего-то делят меж собой на "зоны влияния" германские князья и гуннские всадники, которые пришли из самых разных мест и порой напоминают настоящий этнический "винегрет". При этом пришельцы между собой ничуть не конфликтуют.

Ладно, давайте спишем все эти нелепости на период хаоса, который мог царить на землях Готии, после того, как днепровскую лесостепь покинули её бывшие хозяева, ушедшие за Радагайсом в Италию. Анты только начали выползать из лесных чащоб Поднепровья и Подесенья, занимая брошенные угодья, где порой встречались отбившиеся от кочевого войска степные всадники, заблудившиеся по дороге к Дунаю, а также состоятельные готские князья, пожелавшие непременно остаться и умереть на Родине, вдали от соотечественников. Но к середине V века весь этот сумбур должен ведь был закончиться? Сменилось почти два поколения, венеды стали ощущать себя полноправными владельцами обретённой страны, гунны перенесли свою ставку в Паннонию, Аттила расправился с Бледой и сосредоточил всю власть в своих руках, отныне в его войске царит жестокая дисциплина. Никаких отбившихся всадников и ностальгирующих князей к этой эпохе уже быть не может, не так ли? Чем же нас порадуют археологи? Оказывается, инородных погребений к этому времени становится не меньше, а, напротив, больше. Как замечает Облонский на пару с Гавритухиным: "Формирование второго, довольно представительного горизонта "княжеских" комплексов Днепровского Левобережья, судя по составу, приходится на эпоху Аттилы, хотя попадание в землю кладов и совершение захоронений могло произойти и чуть позже. По всей видимости, остатки подданных гуннской державы, которые в междоусобице, начавшейся после смерти Аттилы, поддержали его наследников, после разгрома на Недао вернулись в Восточную Европу. Они принесли с собой не только волну смут, но и ряд культурных элементов дунайского круга. Детали этих процессов пока не ясны, хотя в последнее время о подобных явлениях довольно много пишут".

Итак, вместо того, чтобы убраться восвояси, эти непостижимые "блуждающие" всадники появляются в ещё большем количестве. И теперь их уже нельзя списать на "местные" готские группировки, поскольку пришельцы демонстрируют явный дунайский импульс. И приезжают они сюда, по мысли современных историков, исключительно для того, чтобы закопать в этой, чужой для себя, антской земле богатые клады, а затем тут же умереть и быть похороненными здесь же. "Детали этих процессов пока не ясны" отечественным специалистам, но в целом картину они видят именно подобным образом. Между прочим, зарубежные археологи называют такие находки горизонтом Унтерзибенбрунн, по имени одного местечка в Австрии. Как пишет Мишель Казанский, ссылаясь на мнение профессора Тейрала, "речь идёт о небольших группах смешанного, германского и негерманского (гуннского, аланского) происхождения, которые возникли в смутную эпоху Великого переселения народов". Проще говоря, это типичная варварская знать при дворе Аттилы. К этому периоду у элиты гуннского царства, независимо от её происхождения, возникает свой специфический стиль одежды, украшений, престижных предметов, а порой и похоронного обряда, именно он зовётся археологами Унтерзибен-и-как-там-далее.

И где же встречаются вещи со столь трудно произносимым названием? По свидетельству Мишеля Казанского: "Сгустки находок отмечены в Молдавии, на Боспоре Киммерийском, на Днепровском Левобережье, в районе Ольвии, в Восточной Пруссии, в районе Танаиса, в Пятигорье, и в Кабардино-Балкарии. Отдельные могилы и клады – на Орловщине, на Киевщине, в Юго-Западном Крыму, на Черноморском побережье Северного Кавказа, в Южном Дагестане".

Тем не менее, люди, принёсшие на земли антов находки типа Унтерзибенбрунн, будем звать их просто – всадники Аттилы – надолго в славянских пределах не задерживаются. Если в других краях, куда они заявились после битвы при Недао, уже вскоре под их влиянием оказалась сначала местная элита, принявшаяся им подражать, а затем и прочий народец, то по днепровской лесостепи эта волна прокатилась, что называется, земли не замочив, травы не распрямив. Причина чему, как полагают Обломский и Гавритухин, заключена в том, что из иных земель в армию гуннских вождей призывали большие отряды, и теперь, после смерти Аттилы, они возвращались к себе на родину, а к славянам почему-то прискакали лишь высокопоставленные вожди-командиры, одни, без армий, и, в добавок, не пользующиеся популярностью у аборигенов: "Отметим, что если дунайский импульс середины – третьей четверти V века в Причерноморье или в Прибалтике был ощутим в культуре довольно широких слоев населения, то совершенно иная картина наблюдается в интересующем нас регионе: следов дунайского влияния на "рядовых" памятниках здесь почти нет. Объяснить этот факт можно, если представить, что активное участие в деятельности под руководством Аттилы принимали не крупные воинские контингенты, набранные на Левобережье (речь идёт о группировках, которые вернулись на родину после походов), а сравнительно небольшие отряды. Судя по числу и богатству комплексов, немногочисленность этих людей сочеталась с довольно высоким статусом их предводителей. Судя по всему, связь профессионально-элитных воинских отрядов с местным населением не была значительной, поэтому существенного влияния на этнокультурные процессы в регионе они не оказали".

Ой, кажется, наши многоуважаемые историки-профессионалы навертели вокруг ранних антов таких тугих узлов, что без вмешательства опытных сыщиков нам в этом вопросе никак не  разобраться! Пора звать на помощь Холмса и Уотсона.