Клуб исторических детективов Игоря коломийцева
МЕНЮ

На сайте создан новый раздел "Статьи" с материалами автора.
Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Игорь Коломийцев. Славяне: выход из тени
Игорь Коломийцев. Народ-невидимка. Обновленная версия
Игорь Коломийцев. Народ-невидимка

Игорь Коломийцев.   Народ-невидимка. Обновленная версия

Глава двадцать седьмая. Исход изгоев (продолжение)

Зарубинская культура располагалась именно в той зоне, откуда чуть позже появятся  древнейшие славяне. Более того, из её разбитых вдрызг осколков последние, собственно, самым непостижимым образом и будут склеены. Именно поэтому учёным мужам всегда хотелось узнать, что за беда такая приключилась с днепровским сообществом? Какие недруги или стихийные бедствия обрекли его на гибель и раскололи на много частей, разлетевшихся по всей Скифии? Поначалу историки "грешили" на готское нашествие. Однако, после уточнения датировок выяснилось, что эти грозные германцы появились на Днепре не раньше последней четверти II века, в то время как запустение основного числа зарубинских посёлков приходится на середину предыдущего столетия. То есть между бегством во все стороны венетов и появлением готов существовал временной разрыв более ста лет. Марк Щукин первым обратил внимание на тот факт, что крах Днепровской Венетии совпал с периодом возвышения некой сарматской державы в междуречье Днепра и Днестра. Известно, что в середине I века количество степных курганов здесь резко возрастает, а содержимое могильников становится не в пример предыдущей эпохе богатым, встречаются массивные украшения из драгоценных металлов и знаки царской власти.

Сарматская диадема из кургана под Новочеркасском, 1 век нашей эры
Сарматская диадема из кургана под Новочеркасском, 1 век нашей эры
 
Именно в это время вождь кочевников Фарзой начал печатать в Ольвии свои золотые монеты, одну из сторон которых украшала его личная тамга – родовой знак. Это было неслыханной дерзостью и в определённом смысле даже вызовом Римской империи. Тем более, что такой символический шаг сопровождался иными недружескими акциями. Фарзой установил свой протекторат над Ольвией и обидел множество римских союзников. Привело это к тому, что Тиберию Элиану, наместнику провинции Мезия, пришлось срочно переселять на южную сторону Дуная более 100 тысяч варваров "с жёнами и  детьми и с их предводителями или царями". Пожалуй, это можно считать первым массовым перемещением варваров на земли Империи, прологом будущего Великого переселения народов. Кроме того, среди заслуг данного аристократа в его эпитафии указано, что "царям бастарнов и роксоланов сыновей, царю даков – брата, пленных или вырванных у врагов он возвратил". Вероятно, и даки, и бастарны, и роксаланы ходили тогда в союзниках империи, раз её полководцу пришлось собственноручно выручать ближайших родственников варварских предводителей.
 
Движение племён в середине I века нашей эры по М. Щукину
Движение племён в середине I века нашей эры по М. Щукину

Историки спорят о том, что за народ устроил нешуточный переполох в Скифии, в результате которого сто тысяч человек бежало за Дунай, а в плен угодили толпы сарматов и германцев. Несомненно, мы имеем дело с новой кочевой волной, зародившейся где-то на Востоке, возможно даже, у границ Китая. По крайней мере, в одном из сарматских могильников во Фракии рядом с облачением всадника-катафрактария обнаружено золотое украшение с драконами в стиле империи Хань. Некоторые вещи из этого захоронения помечены личной тамгой царя Фарзоя: два полуовала, соединённые перемычкой. Восточные кочевники принесли с собой обычай хоронить своих покойников в курганах с катакомбами, а также многочисленные вещи, выполненные в особом, "бирюзово-золотом", варианте Звериного стиля. Среди украшений встречаются изображения монголоидов, в могильниках попадаются вещи из Средней и Центральной Азии, а также лепёшки чёрного смолистого вещества –  опия-сырца. Возможно, мы имеем дело с переселением аланских племён, которые, по данным античных авторов, разорив земли Южного Прикаспия (Гиркании), а затем Армении и Грузии, явились из азиатских глубин на просторы Северного Причерноморья. Под их натиском сарматы предыдущей волны – языги и роксаланы – бегут на Запад, в Подунавье и венгерские степи, а бастарнский союз племён гибнет, остатки этого народа тогда же в спешке и панике переселяют на территорию римской империи. Под удар этих могущественных кочевников второй сарматской волны, судя по всему, попали и наши венеды.

Гривна из кургана Хохлач в бирюзово-золотом стиле
Гривна из кургана Хохлач в бирюзово-золотом стиле

Марк Щукин первым обратил внимание на следы пожаров на зарубинецких городищах в районе Канева и наличие характерных трёхпёрых наконечников стрел в их слоях середины I века. Он посчитал, что именно после массированного удара со стороны державы Фарзоя Днепровская Венетия прекратила своё существование, а её обитатели разбежались в разные стороны. Впрочем, с ним спорят Андрей Обломский и Ростислав Терпиловский, утверждая, что "концепция сарматского нашествия не объясняет всех явлений, которые сопутствовали распаду зарубинецкой общности. Вряд ли оно могло привести к оттоку населения из лесной зоны: достаточно замкнутые полесская и верхнеднепровская группы могли бы существовать и дольше, после опустошения Среднего Поднепровья. Концепция Щукина находится также в противоречии с особенностями картографии позднезарубинецких памятников. Некоторые из них (селища Поречья, бассейна Трубежа, окрестностей Полтавы и Харькова, бассейна Хопра) находятся на южной границе Лесостепи, практически в Степи, где угроза со стороны кочевников должна быть максимальной. Перемещение зарубинецкого населения, бежавшего от сарматов, ближе к Степи, "под сарматские стрелы" выглядит нелогичным". Действительно, если беда пришла с Юга, отчего значительная часть венетов затем в ту же сторону и подалась? Вроде бы, обычно так не бывает. Взамен эти историки предложили свою теорию – экологическую. Они обратили внимание на то, что на рубеже эр наблюдается наименьший на всё тысячелетие уровень влажности и значительное повышение температуры. На Восток Европы пришли Жара и Великая Сушь. Степная полоса Скифии практически опустела. Кочевники перебираются в лесостепь. Причём могильники сарматов тремя языками потянулись на Север – на Волынь и к верховьям Днестра; в Среднее Поднепровье, в страну скиров, где курганы новой волны появляются на широте Киева; и в Верхнее Подонье. Так далеко к границе северных лесов степняки давно уже не забирались.  

Если б, конечно, днепровские венеды были обычными земледельцами, то перемены климата их непременно порадовали бы. Как никак они занимали Полесье – страну болот, где влаги скорее в избытке, чем в недостатке. Стало теплее и суше? Значит, самое время пахать здесь и сеять. Но если мы правильно оценили их образ жизни и перед нами разбойники и речные пираты, то засуха, как подарок природы, а с ней и приближение к их рубежам державы сарматов, сыграли с днепровскими обитателями злую шутку. С одной стороны, царь Фарзой взял под свою опеку как Ольвию, так и нижнеднепровских скифов-пахарей. А ведь венеты именно им досаждали в наибольшей степени. С другой, кочевникам нужны были рабы, причём во множестве. Они помещали пленников в посёлки и превращали их в подневольных ремесленников. Некогда точно так же царские скифы поступили с земледельцами чернолесской культуры. Ныне, возвысившись, по их стопам пошли аланы царя Фарзоя. Участь Днепровской Венетии была предрешена. Засуха открыла дорогу степнякам на Север, в ранее недоступные им болотистые и лесные края. Одним ударом кочевники убивали сразу двух зайцев – избавляли своих подданных от надоедливых речных пиратов, уничтожив их гнездовья, и получали приток свежей рабочей силы.

Первым на то, что поздние зарубинцы, жившие в южной зоне, оказались невольниками сармат обратил внимание Марк Щукин. Его ученики и последователи придумали специальный термин – "лютежское пленение", по имени одного из новых ремесленных центров на Среднем Днепре, для того, чтобы объяснить положение, в котором оказались потомки зарубинцев на Юге. Действительно, кочевники не могли обходиться без металлургов, кузнецов, плотников, кожевенных дел мастеров и представителей множества иных профессий. Кто-то должен был для них плавить железо, ковать мечи и доспехи, тачать сёдла и сбруи, обеспечивать их всем необходимым. Со времён скифов степнякам пришла в голову простая, но гениальная идея – угонять в полон оседлое население, отбирать среди них мастеров, сажать в специализированные посёлки, надзирать за ними, получая, таким образом, почти бесплатно всё, нужное для беспечного обитания. Если у свободных венетов в каждом селении был свой горн для получения железа, то в новую эпоху сарматского пленения только в одном Лютеже работало более пятнадцати горнов одновременно, железо при этом добывалось более высокого качества. В его обработке использовались самые современные технические приёмы. Венедские разбойники, таким образом, в одночасье превратились в рабов-мастеров. Надо сказать, что труд таких людей в древности был неимоверно тяжким. Тацит, описывая сходную участь одного из подневольных племён, замечает: "Часть податей на них, как на иноплеменников, налагают сарматы, часть квады, а котины, что ещё унизительней, добывают к тому же железо".

Основная территория зарубинецкой культуры и памятники постзарубинецкого периода по Г. Белецкой
Основная территория зарубинецкой культуры и памятники постзарубинецкого периода по Г. Белецкой
 
Кочевники принудительно расселили потомков венедских разбойников по всей лесостепной полосе Скифского квадрата. Самой западной оказалась группа поселений в верховьях Припяти и Западного Буга, где бывшие венеты жили совместно с вандалами. Она названа археологами памятниками типа Гриневичи-Вельки. В верховьях Днестра бывшие обитатели Полесья оказались тоже перемешаны, но на этот раз не только с выходцами из пшеворского ареала, но ещё и с фракийцами, возможно, даже и с бастарнами. Древности, оставленные невольниками, согнанными с самых разных мест, археологи именуют Зубрицкими. На Южном Буге обитала схожая группа людей, но преимущественно, доставленная из страны скиров. Наиболее известны здесь поселения Марьяновка и могильник Рахны. В самих скирских пределах, на Киевщине, ремесленный центр был ещё основательней, это "пятно" получило уже знакомое нам название Лютеж. На Левом берегу Днепра, в верховьях Сейма, Псла, Ворсклы и на реке Орели находился ещё один ремесленный центр – Картамышево-2. Кроме пшеворских элементов здесь обнаружено присутствие юхновцев – геродотовых "черноодежников". Рядом, в верховьях Северского Донца и на Осколе находилась схожая группа памятников – Терновка-2. И далее всех к востоку, на реке Хопёр был ещё один центр – Шапкино. В основном там оказались выходцы из двух предыдущих районов, впрочем, и тут компанию пленным разбойникам составляли потомки восточных германцев. Главными поставщиками работников для сарматских господ стали, таким образом, полесские венеты и среднеднепровские скиры. Почти всё население этих двух пятен оказалось в "лютежском пленении".
 
Карта позднезарубинецких анклавов по А. Обломскому и Р. Терпиловскому
Карта позднезарубинецких анклавов по А. Обломскому и Р. Терпиловскому: 1 - памятники типа Гриневичи-Велки, 2 - зубрицкая культура, 3 - памятники типа Марьяновки, 4 - памятники типа Лютежа, 5 - памятника типа Почеп, 6 - памятники типа среднего слоя Тушемли, 7 - памятники типа Картамышево-2, 8 - памятники типа Терновки, 9 - хопёрская группа памятников (типа Шапкино), 10 - памятники типа Грини

Этой участи, вероятно, избежала лишь та часть скиров, что смогла улизнуть от захватчиков, скрывшись от них в верховьях Десны. Здесь археологи обнаружили скопление поселений, получившее название Почеп. Но бежавшие сюда среднеднепровские венеды попали в страну юхновцев-"черноодежников" и основательно с ними породнились. Получилась культура равноблизкая и к зарубинецкой и к юхновской. Образно говоря, "скиры в чёрных плащах". Сообществу гирров на Верхнем Днепре повезло гораздо больше. Конечно, они тоже пострадали в результате сарматского натиска – им пришлось оставить все свои поселения и бросить родовые кладбища. Но, самое главное – свободу – они всё же сохранили. И хотя им довелось оказаться в глухих северных лесах рядом со штриховиками-невидимками или днепро-двинцами с их сомнительной славой каннибалов, вольные потомки оборотней и дунайских дезертиров сберегли прежние традиции венетов. Поэтому их культуру некоторые археологи отделяют от постзарубинского горизонта на Юге и считают продолжением классических зарубинецких древностей.

Невольники "лютежского пленения", живя рядом с иноплеменниками – товарищами по несчастью, и невдалеке от своих кочевых господ, постепенно впитывали многие черты восточных германцев и сарматов, их памятники уже почти не отличить от других провинциально-римских сообществ того времени. То есть, по терминологии историков, южные зарубинцы оказались в значительной степени "романизированы". Северные выходцы из днепровского братства, напротив, сталкиваясь с народами более дикими, чаще выступали скорее учителями и наставниками аборигенов, поэтому жизнь на их поселениях была куда ближе к днепровской вольнице Золотого века. Те из гирров, кто бежал на Северо-запад,  вверх по течению Березины, встретился здесь и на реке Сож с племенами штриховой керамики. Совместно они основали ряд таких поселений как Кистени-Чичерск. Позже отсюда выйдет знаменитая группа Грини, сыгравшая важнейшую роль в сложении феномена славянства. В верховьях Днепра и Западной Двины возникли целые городища типа среднего слоя Тушемли. В них гирры обитали совместно с геродотовыми андрофагами – днепро-двинцами. Строительство городских стен доказывает, что эти люди были вполне свободны. В лесостепной полосе узникам "лютежского пленения" возводить укрепления вокруг своих посёлков не дозволялось. Где-то в северных лесах скрывались и гирры "в чистом виде". Их жилища пока археологами не обнаружены, но позже они будут участвовать в рождении первых славян, поэтому эту ещё не найденную культуру исследователи тем не менее уже назвали – Чаплин, по имени крупнейшего зарубинского могильника Верхнего Днепра.

Северные разбойники старались держаться подальше от южной неволи. Как замечает Владимир Ерёменко: "Создаётся впечатление, что "классические" зарубинцы избегали общения со своими "романизированными" родственниками. Таким образом, начиная с I века нашей эры происходит наслоение зарубинецких традиций на местные культуры балтского и финно-угорского круга. Постзарубинецкое население приняло участие в этом процессе значительно позднее и в других условиях". С этим не поспоришь – свободные потомки венедских разбойников предпочитали жизнь среди жалких "феннов" каторге у сарматов рядом со своими бывшими собратьями. По крайней мере, археологи никак не могут обнаружить ни одного поселения в зоне между южными и северными наследниками зарубинского сообщества. От обширного бассейна Припяти до течения Сейма и далее к истокам Оки протянулось, с их точки зрения огромное "белое пятно" археологической невидимости. Возможно, что здесь лежала так называемая "полоса страха" или, как это порой именовали античные писатели "зона взаимной боязни", разделившая сарматское царство с его невольниками и шайки свободных венедов, по словам Тацита, "рыщущие ради грабежа по лесам и горам". Но быть может, дело ещё и в неуловимости последних. Ведь, как убеждают нас учёные, они раздробились на совсем крошечные коллективы, поселения стали совсем малы – "усадьбы одной-двух семей". Ценных вещей у лесных беглецов почти не было, место жительства они меняли довольно часто, а, значить, обнаружить подобные памятники оказалось не так-то легко. Поэтому пресловутое "белое пятно" расползлось не только в "зоне страха", если такая и была, но и на значительных пространствах лесной части Белоруссии и Западной России. Потомки днепровских разбойников с точки зрения науки снова стали преимущественно невидимками.

<<Назад   Вперёд>>