ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава десятая
Рассвет следующего дня. (16 апреля 450 года).
Члены армянской делегации встречали его в бассейне мобедан мобеда. Как только первые лучи солнца блеснули за горизонтом, хирбады раздали им полотенца, белые шапочки и седре (широкие белые рубахи без воротников).
Один за другим подходили гости: шаханшах с супругой, Михр-Нарсе с сыновьями, Париса Базренджи, дастуры (высокопоставленные мобеды) и вельможи самых высоких рангов. Их угощали сладостями и рассаживали за длинный широкий стол, накрытый белоснежной скатертью.
Йездигерд, как и было ему положено, сел с супругой отдельно от всех остальных гостей.
Всё вокруг было белым и благоухающим чистотой: белый мраморный пол, белые колонны, белые наряды мобедов, неофитов и гостей. Наконец, белая скатерть на столе и большие белые шторы по углам большой террасы, обращённой на восток.
Только вода в хрустальных вазах для омовения рук имела розовый цвет.
Ослепительно белое с мягким добавлением розового на фоне восходящего солнца…
Вазген смотрел на всё происходящее, словно зачарованный, не веря своим глазам. На него производила впечатление ни роскошь одного из главных святилищ Ирана, ни состав гостей, а сама атмосфера.
«Этого не может быть. Это или сон, или сказка. Я здесь и сейчас вижу это. Вижу первый раз в жизни, но мне почему-то кажется, что уже видел что-то подобное, но крепко-крепко забыл или не надеялся увидеть вновь. Да нет же, всё это реально. Это здесь и сейчас, и в то же время мне кажется, что я попал в далёкое прошлое, которое вот-вот уйдёт от меня», - от нахлынувших впечатлений рассуждал Вазген.
Зурвандад первым подозвал его к праздничному столу, и он сел по другую сторону от гостей.
Мобедан мобед пропел над ним Ормазд-яшт (один из гимнов Авесты) и, встав позади посвящаемого, повязал ему пояс кушти.
После этого Вазген приложил руку к сердцу и произнёс торжественную клятву:
- Я, Вазген Загезури избираю и принимаю истинную веру, принесённую пророком Заратуштрой, и утверждаюсь в ней. Я восхваляю благие мысли, благие слова и благие дела. Восхваляю благую маздаянистскую веру, проклинающую войны, убийства и кровопролитие, приносящую на Землю мир и справедливость. Отныне и до конца своего земного пути я пять раз в день обязуюсь сверять свои мысли слова и дела с теми принципами веры, которые дарованы всем праведным людям Земли нашим великим Господом Ахурамаздой устами его пророка Заратуштры. Я признаю Господа Ахурамазду творцом всего благого и праведного и клянусь до заката моих дней идти по тому пути, который он предначертал тем, кто отрекается от всех дел Ахримана. И сколь бы долгим и трудным ни был этот путь, я должен буду преодолеть его так, чтобы сумел потом пройти по золотому мосту к трону Ахурамазды, и он увидел мою душу такой же чистой и безгрешной, какой даровал её мне и просветлённой, какой предначертал. – А далее, хоть это и не было предусмотрено древней традицией, Вазген зачитал короткое стихотворение:
Кто светел помыслом, тому несладко жить.
Желаньем добрым можно сто врагов нажить.
Ведь Благородство раздражает зло,
Хотя бы тем, что выше зла Оно.
После этого Зурвандад прочитал над ним молитву о здравии, посыпал его голову и плечи смесью из риса, ячменя и тимьяна, поздравил его с принятием истинной веры, пожелал счастья и долголетия.
Собравшиеся поприветствовали своего нового единоверца, а шаханшах попросил Вазгена подойти к его столу.
- Так ты, оказывается, выходец из рода Зангезури? – обратился к Вазгену Йездигерд. - Это старинный парфянский род. Хоть он и не входил в число семи великих домов Парфии, но прославился своими ратными подвигами.
- Теперь это армянский род, – уточнил Вазген.
- Скажи, твоего отца звали Никандр? – спросил шаханшах.
- Да, - подтвердил Вазген. – Он погиб на войне с Византией.
- Я помню его. Славный был воин, - сказал Йездигерд и в знак почтения его памяти встал из-за стола. А вслед за шаханшахом встали все гости.
Наступила минута тишины. После этого снова все сели, а Йездигерд продолжил.
- Он был армянином, но носил греческое имя. Почему?
- Мой отец был четвёртым ребёнком в семье. До него все дети умирали в младенческом возрасте, - начал свой рассказ Вазген. – Когда родился мой отец, из соседнего села пришла колдунья и сказала, что ни один ребёнок из нашей семьи не выживет из-за сильного заклятья злой ведьмы, но она знает способ обойти это заклятье. Колдунья купила моего отца за серебряную драхму, объявила своим сыном и всем сказала, что он вообще не армянин, а грек. Конечно, все знали, чьим сыном на самом деле являлся мой отец, и знали, что греческим именем его нарекли для того, чтобы обмануть злых духов. И их действительно удалось обмануть. Он выжил. Единственный из всех детей. С тех пор у него были как бы две матери – колдунья и настоящая мать. Но «мамой» он должен был называть только колдунью. Родную мать он обязан был звать только по имени, чтобы духи не раскрыли обмана.
- Интересная история, - покачал головой Йездигерд. – Он всё-таки выжил, родил сына, но ушёл из жизни молодым.
- Колдунья предупреждала его, чтобы он всегда сторонился большой воды, - пояснил Вазген.
Шаханшах ненадолго погрузился в раздумья и задал новый вопрос:
- Твоя мать получала от меня пенсию и привилегии?
- Нет, - покачал головой Вазген.
- Как нет? – удивился и одновременно возмутился Йездигерд.
- Говорю как есть, - развёл руками Вазген. – Разве я могу Вам солгать?
Шаханшах грозно посмотрел в сторону казначея и главного придворного писца.
- Как такое могло случиться? – едва сдерживая гнев, спросил Йездигерд, обращаясь к ним обоим одновременно.
Оба вельможи переглянулись, и казначей начал неловко оправдываться.
- Пенсии и привилегии полагались убитым и тяжело раненым, а Никандр Зангезури погиб во время войны, но не в бою. Он утонул.
- Он утонул, спасая персов. – напомнил Йездигерд. – Вытащил из воды восьмерых, но себя спасти не смог. Как вы могли отказать вдове героя?
- Мы сегодня же исправим эту ошибку, - заискивающе заверил казначей.
- Вы её уже не исправите, - вздохнул Вазген, - Моя мама скончалась три года назад.
Йездигерд обнял Вазгена и сказал:
- Какой славный парень! Сын героя. Как шаханшах Эрана и Анэрана я объявляю о своём покровительство над ним.
Все присутствовавшие начали одобрительно кивать головами и выражать те же чувства, что и правитель.
Казначей и главный придворный писец ощутили крайнюю неловкость своего положения, но в то же время поняли, что им очень повезло, поскольку торжественная церемония – не самое подходящее время для выяснения отношений. В другой обстановке шаханшах устроил бы им жуткий разнос. Он с особым трепетом относился к своим воинам и подобный случай не оставил бы без последствий.
В своё время, в зурванитской школе преподаватель истории спросил юного Йездигерда: «Как ты думаешь, почему Александр Македонский наголову разгромил Иран»?
«Он был злым неправедным человеком и не уважал нашу культуру» - не по существу ответил тогда наследник престола.
«Но всё же почему он выиграл?» - настаивал учитель.
«Ему покровительствовали дэвы» - попытался выкрутиться Йездигерд.
«Нет, - вздохнул историк, - не поэтому, а потому, что он каждого своего солдата знал в лицо и по имени, и относился к боевым товарищам как к своим друзьям, сыновьям и братьям. А царь Дарий был убит отнюдь не Александром. Его убили недовольные им вельможи. Они относились к нему так же, как и он к ним. Так что запомни это! Такой урок забывать нельзя. Там, где полководец и солдат живут одной жизнью, дышат одним воздухом, едят одну кашу и пьют одну воду, где боль одного – это боль всех, и каждый убитый – это потеря, там будет победа. А там, где царь мнит себя выше Неба, а на подданных смотрит, как на земную пыль, там всякий мнящий о себе превращается в пыль вместе с войском».
Йездигенд это запомнил крепко. Завоеваний эпических масштабов у него не было, зато достижения иного рода были налицо. Великий Рим умирал, а Иран, наоборот, укреплялся. Западный мир до основания сотрясли гунны. До конца не было ясно: устоит этот самый западный мир или нет. Иран же не просто отбивался от воинственных кочевников, но и сам переходил в наступление. На востоке были остановлены эфталиты и завоёваны кушаны, в Дарбанде был заложен город (Дербент) и начато строительство большой оборонительной стены от берега Каспийского моря до подножий Кавказского хребта. Трудолюбие персов помноженное на старания великого вазурга Михра-Нарсе и стратегический талант Йездигерда за 10 лет дали свой результат: Персия расцвела, «как бутон молодой розы». Дороги были приведены в идеальное состояние. Ремонтировались и возводились мосты. Развивалась торговля и ремёсла.
- Ты поведал о том, что какая-то могущественная ведьма наложила на ваш род страшное заклятье. За что же она вас так возненавидела? – продолжил Йездигерд.
- Со старшей сестрой моей бабушки по отцовской линии приключилась такая история. Она влюбилась в одного парня, но, увы, её любовь оказалась безответной. Поняв, что у неё нет шансов покорить его красотой и обаянием, она решила обратиться к ведьме, чтобы та его приворожила к ней. Ведьма согласилась, но поставила условие: Сатеник (так звали девушку) должна была стать её ученицей и перенять ведьмовской дар. Но Сатеник отказалась, несмотря на все посулы, уговоры и угрозы. Она сказала, что лучше всю жизнь будет страдать от неразделённых чувств, чем начнёт творить зло. Тогда ведьма прокляла её и сказала: «Будь по-твоему: он станет твоим. Но будет и по-моему: ты будешь страдать не всю жизнь, а всю смерть
Вскоре Сатеник пропала. Её искали по всем сёлам, по всем дорогам, лесам, горам и долинам. Но никто её не видел. А Анушаван (парень, который так и не влюбился в Сатеник) стал жаловаться, что куда бы он не пошёл, его повсюду преследует большая чёрная змея. Дело дошло до того, что змея стала заползать к нему прямо в постель.
Потом настала осень. Змея, как и положено змеям, залегла в спячку. Когда же наступила весна, то змея снова стала приползать к дому Анушавана, но вскоре обнаружила, что его там нет. Зимой он провалился под лёд, сильно простудился и умер.
Через некоторое время люди стали обнаруживать эту змею возле могилы Анушавана и начали шептаться между собой по этому поводу. В конце концов, в один из жарких летних дней селяне обнаружили змею мёртвой. Она лежала прямо на надгробном камне Анушавана.
Вопреки всем обычаям змею похоронили рядом с тем местом, где её нашли. После этого жители села вооружились вилами, кольями, топорами, ножами и кто чем мог, и пошли убивать ведьму. Но они опоздали. Ведьма была мертва. Остатки её плоти обгладывали крысы.
Дом ведьмы сожгли, то место объявили проклятым. А осенью неизвестно кто на могиле Анушавана высек изображение змеи. Никто не признался в том, что это сделал именно он. А получилось красиво.
Эта могила стоит до сих пор. Я был на ней почти перед самым выездом сюда.
- Какая красивая и какая трагическая история, - после долгой паузы заметил Йездигерд. – Мне сказали, что ты сочиняешь стихи на персидском, и у тебя неплохо получается.
- Сочиняю, - подтвердил Вазген.
- Эту историю надо будет переложить на поэтический лад, - посоветовал Йездигерд.
- Я непременно это сделаю, - заверил Вазген, - просто я ещё молод и не дозрел. Мастерства не хватает. Влюблялся, но большой любви пока ещё не познал.
- Ничего, всё у тебя впереди, - похлопал Вазгена по плечу Йездигерд. – А пока прочитай нам что-нибудь из того, на что ты написал.
Вазген немного помолчал, собрался мыслями и…
ВСЕМИРНЫЙ ХАОС ИЗ АРМЕНИИ
Горное армянское село
Однажды пастух шёл отару пасти,
Решил по дороге на рынок зайти.
С собою горшочек для мёда он нёс,
А рядом бежал его преданный пёс.
Торговец:
«Давай-ка, пастух, тебе мёда налью».
Пастух:
«Давай, эту сладость я очень люблю».
Торговец:
«Мой мёд, как янтарь, как весною роса».
Но вот подлетела на запах оса.
А тут и котёнок решил поиграть:
Осу попытаться когтями поймать.
И вдруг на котёнка ощерился пёс,
Чуть было прилавок на месте не снёс.
Погнался, догнал, укусил и загрыз.
Торговец:
«О, котик! Кто будет ловить в доме крыс?»
Немедля, торговец топорик схватил,
И следом несчастного пса зарубил.
Пастух:
«Ах, так! Ты же лучшего друга убил!»
Пастух вынул нож и в торговца вонзил.
И вот на базаре случился гуй-гай:
«Убийца! Убийца! Вяжи и хватай!»
В селе, будто вихрь, разносится слух:
«С соседней деревни явился пастух,
На рынке ножом человека убил,
Невинную душу при всех загубил».
Бежит на базар возмущённый народ,
Кто кузницу бросил, а кто огород:
«Разбойник! Мерзавец! Убийца и вор!
Повесить на площади – вот приговор!»
И в ярости лютой за двадцать минут
Толпа совершила над ним самосуд.
Сельская толпа:
«Вот так, поделом окаянный подлец!»
Староста села:
«А что будем делать с отарой овец?
Тут стадо большое, кто будет стеречь?»
Сельская толпа:
«К чему нам соседских баранов беречь?
Поделим, порежем, зажарим, съедим,
А шкуры персидским купцам продадим».
С утра по деревне проносится слух:
Расхищено стадо, повешен пастух.
Народ из деревни:
«Соседи свершили ужасное зло,
Пойдёмте и к чёрту сожжём их село».
Кто с вилами вышел, а кто с топором,
Кто сел на коня, кто чуть сзади пешком.
Решительным шагом идут на погром,
Как чёрная туча, вот-вот грянет гром.
И в гневе, забыв, что на свете есть Бог,
Соседи в селе совершили поджог.
Угнали весь скот, запалили амбар,
Одни пепелища оставил пожар.
И к князю тогда погорельцы бегут,
От горя не просто рыдают, ревут:
Погорельцы:
«О, светлый наш князь, помоги, защити.
Куда-нибудь на зиму нас приюти.
Сожгли и разграбили наши дома».
Князь:
«Всем этим разбойникам суд и тюрьма!
Я лично грабителей буду судить,
А главного на кол велю посадить».
Погорельцы:
«Деревней той правит другой нахарар,
Оттуда по нам нанесён был удар».
Князь:
«Выходит, что нам объявили войну?
Ну что ж, предложу искупить им вину:
Пусть всё восстановят и скот отдадут,
А сверх того тысячу драхм принесут.
И церковь построят за собственный счёт,
Тогда будем квиты, и полный расчёт».
Погорельцы:
«А если они ничего не вернут?»
Князь:
«Кто пряник не ценит, оценит мой кнут».
И князь нахарару решил написать,
Чтоб тысячу драхм поспешил он отдать.
И церковь построил, и скот возвратил,
И всем погорельцам ущерб возместил,
А чтобы и впредь не случился скандал,
Деревню с полями ему передал.
А тот нахарар до момента сего
Ни слухом, ни духом не знал ничего.
Он в крепости пир закатил для друзей,
Таких же, как он родовитых князей.
Но вот к нахарару гонец прискакал
И свиток от князя ему передал.
Нахарар, прочитав письмо:
«Какие запросы у князя! Вай-вай!
И драхмы, и земли ему подавай»
И тут же ответ при друзьях написал:
«Ты старый козёл и вонючий шакал.
С тобою ещё враждовал мой отец.
Он правду сказал, что ты вор и подлец!»
Когда то послание князь прочитал,
Затопал ногами и как закричал:
Князь, прочитав письмо:
«Теперь только кровью он смоет вину.
Седлайте коней! Объявляем войну!
Сначала пожёг и пограбил село,
Теперь же и вовсе его понесло:
Козлом и шакалом меня обозвал,
Коль был бы он здесь, на куски б разорвал».
И зло, как валун покатилось с горы,
Сметая кошары, дома и дворы.
Где тает любовь – появляется ад,
Где камень упал, там пойдёт камнепад.
И вот нахарар уж в осаде сидит,
Другой нахарар ему в помощь спешит.
А к князю в подмогу идёт спарапет,
Вот-вот они вместе накликают бед.
Спарапет нахарару:
«Ты армии нашей противишься зря.
Ворота открой по приказу царя».
Нахарар спарапету:
«Я в крепость свою не пущу никого.
Мне царь – не указ! Я начхал на него».
Та крепость осады держала не раз,
И вёл из неё под землёй тайный лаз.
Гонца нахарар к шаханшаху послал,
Чтоб он к нему в ноги с мольбою упал.
И падает ниц нахарарский гонец:
Гонец, обращаясь к шаханшаху:
«Спаси нас, владыка, не то нам конец.
Налоги мы будем исправно платить,
Но надо бы нас от врага защитить.
Без всякой причины напал спарапет
И требует денег, а их у нас нет.
Деревню и земли он хочет забрать,
А нас на судилище князю отдать».
Задумался тут шаханшах: «Вот так-так,
В Армении снова творится бардак.
Опять меж собою погрызлись князья,
Повсюду разбои, поджоги, резня».
Шаханшах:
«Кто просит защиты – тот подданный мой».
Гонец:
«Мы все за тебя, коль за нас ты горой.
Твоё покровительство – наш сладкий сон».
Шаханшах:
«Считайте, что явью для вас станет он».
Персидское войско отправилось в путь,
Числом нагоняя и трепет, и жуть.
Идут вереницы слонов, колесниц,
Не счесть катафрактов, пехоты, возниц.
Лазутчик стремглав к спарапету бежит.
Лазутчик:
«На юге земля уж от персов дрожит.
Сто тысяч ведёт за собой шаханшах,
Их топот, как звон колокольный в ушах».
И вот спарапет шлёт посланье царю:
«Пришли мне подмогу, не то погорю.
Идут катафракты, пехота, слоны,
Уже авангарды с заставы видны».
Армянский царь, прочитав послание:
«Да где ж мне подмогу такую собрать?
Коль двинулась к нам вся иранская рать.
Не выстоять нам против персов одним.
А ну-ка, возьму и пожалуюсь в Рим».
Письмо римскому императору:
«Без всякой причины напал шаханшах,
Посеял он панику, хаос и страх.
Уже разорил и пожёг полстраны,
Молю: защити от него Сатаны».
Римский император, прочитав письмо и выслушав посла:
«Мы долго вели за Армению спор,
Но был с шаханшахом у нас уговор:
Чтоб выгодно было и персам, и нам,
Все подати честно делить пополам.
А он непонятно зачем туда влез».
Армянский посол:
«Наверное, от скуки вошёл в него бес».
Римский император:
«Тогда того беса нам нужно изгнать,
Сейчас же с Ираном идём воевать».
И армии в битве жестокой сошлись,
Как тигры и львы меж собою дрались.
Как будто слоны потоптали страну,
Пытаясь друг в друге изгнать Сатану.
Пока в той войне был неясен исход,
Спасители съели зерно и весь скот,
Вконец разорили поля и сады,
Порушили храмы, дома и мосты.
Вонзались мечи, словно тысячи жал,
Народ куда мог, обезумев, бежал:
К иберам, к албанам, в пещеры и в лес,
Но не было ясно: а изгнан ли бес?
Скорей Ахриман в той войне побеждал,
Он долго удобного случая ждал.
Ведь каждый считал, что не в нём сидит бес,
А явно в другого нечистый залез.
Затратное дело – большая война.
У персов и римлян пустеет казна,
А надо бы как-то её пополнять.
Но как? Знамо дело – налоги поднять.
А с ними и пошлины резко взвинтить,
И бремя на всех кого можно взвалить,
Везде хорошо по амбарам пройти,
И всё по сусекам в казну соскрести.
Но вот уж пять раз по амбарам прошли,
Сусеки до крыс и мышей отскребли.
И хоть уже не было средств воевать,
Никто никому не хотел уступать.
Торговля зачахла, кончалась еда,
С востока к иранцам примчалась беда:
Как будто в июле на голову снег
Кочевники вдруг совершили набег.
Предводитель кочевников:
«Чем грабить какой-то худой караван,
Давайте пойдём и разграбим Иран.
Момент подходящий их земли занять,
Пора воевать: всех убить, всё отнять».
И начало горе входить в каждый дом,
Повсюду враги учиняли погром.
И грабили всё, что увидеть могли,
А женщин в гаремы к себе повели.
Навстречу орде поспешил шаханшах,
Теперь уж своё удержать бы в руках.
И в битве кочевников он победил,
Вождя их мечом пополам разрубил.
Остатки орды далеко отогнал,
Но всё же народ тяжело пострадал:
Ломать ведь – не строить, топтать – не растить,
Пустыня не может благое родить.
А в Риме похуже случилась беда:
Разграбили варвары все города.
Картины и статуи: всё унесли,
Поля и луга сорняком поросли.
Дома погорели, погиб урожай,
И ад наступил там, где раньше был рай.
Как будто конец белу свету пришёл:
Весь мир друг на друга войною пошёл.
И жар тех побоищ тогда лишь остыл,
Когда воевать больше не было сил,
Когда не осталось уже никого,
Кто б помнил истоки раздора того.
Шаханшах и все присутствовавшие укатились от хохота. Вазген попал в точку, в самое «яблочко».
- Это и в самом деле ты сочинил? – спросил Йездигерд, вытирая слёзы от смеха.
- Да, я, - улыбаясь, заверил Вазген.
- Молодец! – похвалил Йездигерд. – Сколько тебе лет?
- Восемнадцать.
- Если ты в восемнадцать лет так можешь, тебя ждёт большое будущее.
Вслед за этим Зурвандад продолжил церемонию.
После Вазгена веру Заратуштры принял Вардан Мамиконян. Затем Васак Сюни. Потом по очереди все остальные.
Йездигерд каждого обнял и поздравил лично, с кубком вина вышел на середину террасы и, обратившись ко всем собравшимся, сказал:
- Сегодня замечательный день. Это один из самых счастливых дней в моей жизни, потому что наши младшие братья армяне волей Великого Господа Миров Ахурамазды вернулись к вере своих предков. Как много праведных дел мы сможем сделать вместе. Перед нашими народами откроются такие перспективы, которые сейчас даже сложно представить. Как учил пророк Заратуштра, «мы должны жить, верить и не смущаться тем, что результаты нашей работы увидим не мы, а только будущие поколения. Но какое это счастье жить и знать, что наши дети и внуки будут счастливо и богато жить в мире и согласии».
После этого шаханшах осушил кубок и поставил печать на своём указе.
- Отныне церковь в Армении упраздняется, – начал оглашать свой указ Йездигерд. – Все храмы передаются под святилища огня. Всем священникам запрещается надевать церковные одеяния и совершать любые дэвослужения. Вся церковная казна поступает в ведение азарапета для последующего справедливого перераспределения. Церковь лишается всего имущества и всех земельных угодий. Она объявляется вне закона.
Указ шаханшаха был встречен бурными приветствиями.
А после этого начался пир, проходивший вполне по-светски. Сменяя друг друга, выступали музыканты, акробаты, танцовщицы и жонглёры.
Парисе Базренджи показалось, что спарапет Вардан Мамиконян выглядел не столько весёлым, сколько задумчивым и озабоченным. Она пригласила его на прогулку, и они пошли по берегу озера.
- У меня складывается впечатление какой-то нереальности происходящего, – поделился своими ощущениями Вардан. – Даже не знаю, как это объяснить.
- Вкус и роскошь Персии на всех производят сильное впечатление, - вняла словам Вардана Париса.
- Дело даже не в этом, а в чём-то другом, но в чём именно – не знаю, - откровенно, но неконкретно изложил свои чувства Вардан.
- В жизни происходят события, которые всё резко меняют, и подчас эти изменения столь велики, что человек не успевает привыкнуть. Мы все за вас очень рады, и рады не только за вас, но и за всех наших братьев армян. Бог, прибитый гвоздями к кресту – это не бог, а дэв смерти. Не надо поклоняться дэвам. Они враги истины, они враги света, враги всего благого и праведного. В евангелии от Матфея есть фраза: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей шкуре, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Матфей, 7, 15-16) Давай именно так, по-христиански, и рассудим о церковных делах. Что принесло с собой это учение? А принесло оно с собой бред каких-то ненавистников жизни, беспросветную скуку, агрессивное неуважение ко всем, кто не согласен с учением той или иной секты или просто не состоит в какой-то церковной общине. В Армении разрушены многие древние капища, повалены вишапы. И так происходит везде, где ступают ноги нелюдей, несущих кресты. Именем своего бога они оправдывают любые преступления. Всё, что людям дорого и составляет счастье их жизни, они объявляют смертными грехами, грозят проклятьями и посмертными муками. Давно пора от всего этого избавиться, потому что дэв смерти очень прожорлив. Одних только жизней ему мало. Еврейскому дэву Яхве нравится запах палёного мяса. А его сыну Иисусу очень нравятся людские страдания. Пострадаешь, помучаешься – очень ему угодишь. Когда тебе плохо – ему хорошо. И чем тебе хуже, тем ему лучше. Вот так!
Я знаю, изгнать из души дэвов – дело нелёгкое. Иногда дэвы просто теряют силу над человеком, но продолжают сидеть и таиться. А вдруг для них снова настанет время, когда они смогут его покорить. А вдруг!!! И чтобы этого «вдруг» не случилось, человек пять раз в день должен выходить на разговор с Господом и при этом знать, что он ему не раб, а сын. Каждому должно быть дано право выбирать кем быть: рабом дэва или сыном Бога. Рабом Бога быть нельзя. Он не рабовладелец.
Так что не сомневайся: вы, армяне, приняли правильное решение. Мы вам поможем всем, чем нужно. Один из наших трактатов сохранил замечательные строки, посвящённые войне с дэвами:
«Боги» издревле много с людьми враждовали,
Заливали водой и огнём выжигали,
И, казалось, всесильными были те боги,
Только смертные этих «богов» побеждали.
Только смертные этих «богов» победили,
Их величье и славу в позор обратили.
Почему же те «боги» войну проиграли?
Силу духа у смертных они не сломили.
- Хорошие стихи, - после некоторого раздумья похвалил Вардан.
- Правильные, - кивнула головой Париса и после некоторой паузы продолжила. – Знаю, тебя одолевают сомнения. Нелегко расставаться с заблуждениями и дэваясной, если они глубоко запали в душу. Нелегко, но необходимо. Большая часть жизни уходит на исследование дорог, ведущих в никуда, но с таких дорог надо уходить, а не бросаться в пропасть лишь потому, что не хочется идти назад или искать новый путь. Осилит дорогу идущий и найдёт ищущий. А суть христианства в стихах такова:
Обман – бальзам на душу для невежды,
Ведь ложь не гасит пламени надежды.
И пусть хоть в ад идут колонной в ногу,
Большой тупик походит на дорогу.
Безумцы Землю повергают в дрожь:
Тем крепче вера, чем наглее ложь.
Слепцы, как стадо лезут напролом,
Не видя света, но беря числом.
************
Вечер следующего дня. Йездигерд пригласил Парису Базренджи.
- Мобеды сделали мне замечание, - пожаловался шаханшах. – Они сказали, что мой разговор с Вазгеном затянулся, и я как бы рассёк церемонию на две части. По их словам, это нехорошо.
- Ничего не могу сказать, - развела руками Париса. – Когда всё идёт слишком гладко и хорошо, то непременно выскочит дэв. Шероховатости – это хорошие приметы, а не плохие. Подлинное всегда имеет маленькие изъяны как доказательство своей подлинности.
- Я бы хотел, чтобы Вазген Зангезури был принят в зурванитскую школу, - перешёл к делу Йездигерд. – Очень хороший парень: умный, со светлой душой.
- Полностью согласна с Вашей оценкой, - поддержала Париса. – Сделаю, как скажете, но армянин в зурванитской школе…
- Вас это смущает? – поинтересовался шаханшах.
- Михр-Нарсе говорит, что если армянину позволить прикоснуться к казне, то она «чудесным образом» немедленно испарится, а там, где армянин сунул нос в документы, там надо немедленно посылать три бригады ревизоров, потому что первые две бригады он подкупит. А ещё про армян есть такие стихи:
Да, армянин в коммерции мастак,
Его талант достоин восхищенья:
Он даже грех свой искупляет так,
Чтоб с прибылью вернулось искупленье.
Армяне знают много языков:
Латынь, персидский, греческий, албанский,
Но хоть сейчас, хоть через сто веков
В их головах всё будет по-армянски.
- Михр-Нарсе, безусловно, прав, - слегка посмеялся Йездигерд, - и вы тоже правы. Но нам в Армении однозначно потребуются умные и порядочные люди, связанные с нами всем своим существом. Завоевать страну можно за один поход, а вот удержать её подчас не удаётся и за столетие. В Армении должна править армянская элита, но воспитанная в Персии и желающая видеть свою страну такой же, как Персия. Иран плюс Армения! Кто сможет сокрушить нас, если мы будем не просто одной страной, а станем единым целым?
- Ваши слова утончённо мудры, но никогда нельзя забывать, что богом армян является дэв. Может статься и так, что для Вазгена зов дэва окажется сильнее, чем зов Бога, - предостерегла Париса.
- Да, может быть и так так, - согласился Йездигерд, - но если всего бояться, то этого дэва мы никогда не изгоним. А ему надо ломать хребет. Быстро и решительно. Парень заслужил высокой чести.
- Ваше поручение непременно будет исполнено, – заверила Париса. – Есть всего лишь один уточняющий вопрос: он из какого сословия?
- Он из обедневшего азатского рода, но его отец погиб как герой. Так что его следует признать воином. Я поручу изготовить соответствующий указ, - ответил Йездигерд.
************
Ктесифон. Неделю спустя.
Марзпан, спарапет и нахарары отправлялись в обратный путь. Вместе с ними в Армению было решено направить большую делегацию мобедов в сопровождении двухсот солдат.
В знак высокой признательности шаханшах одарил новообращённых щедрыми подарками, выделил деньги на проведение массовых церемоний по переходу армян из христианства в зороастризм и лично провожал их.
- Теперь вы, армяне, - мои лучшие друзья, - заверил он их на прощание. – Надеюсь, что огонь истинной веры будет зажжён по всей Армении, и мы с вами станем творцами самой замечательной истории на свете.
Он снова обнял каждого из них и вместе со свитой смотрел им вслед до тех пор, пока они не скрылись за горизонтом.