ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава девятнадцатая
Достигнув монастыря Цицернаванк, персидская армия остановилась. По дороге она наполовину «растаяла». Для обеспечения тылов в каждом более или менее крупном селе приходилось оставлять отряды солдат.
Повсюду были разосланы предложения спасшимся с поля боя воинам Вардана Мамиконяна сдаться под личную гарантию Мушкана Нисалавурта. Всякому добровольно сдавшемуся была обещана жизнь, сохранение титула, неприкосновенность имущества и защита прав семьи. А все ослушавшиеся по истечении месячного срока объявлялись вне закона. Это означало, что любой человек, убивший сбежавшего бунтаря, мог присвоить его имущество. За любую помощь спасшимся сторонникам спарапета была предусмотрена смертная казнь, лишение всего скота и сожжение дома.
Пока не началась «охота за головами», те, кому удалось спастись из-под Аварайра, начали сдаваться. В горах осталась лишь относительно небольшая группа непримиримых бунтовщиков. Выловить их было сложно, поэтому их заочно лишили всего, чем они владели.
А те воины, которые приходили складывать оружие, были удивлены тем, что их даже не заключали под стражу. Оружие и доспехи у них, конечно же, забирали, но никаким наказаниям их не подвергали.
Мушкан Нисалавурт являлся хорошим организатором. Он быстро входил в хорошие отношения с местным населением, умело подкупал старост и всех авторитетных людей, много чего обещал и мало чего требовал взамен.
Новость о разгроме Вардана Мамиконяна была встречена армянами по-разному: кто-то сожалел, кто-то радовался, кто-то отмалчивался, кто-то был озабочен тем, что станет дальше.
Персы никого не грабили, не бесчинствовали и довольно быстро вступили в торговые отношения с местным населением. Люди просто истосковались по нормальной торговле, поскольку за последние несколько лет дело дошло чуть ли не до полной церковной монополии на всякую куплю-продажу. Армия принесла с собой деньги. Много денег. А Захария привёз с собой много разных товаров, сильно востребованных населением. Почти каждая деревня на пути персидского войска превращалась в большой базар. Желающих воевать не находилось.
************
- Что это за толпа рядом с монастырём? – поинтересовался у Вазгена Мушкан Нисалавурт.
- Здешний настоятель отец Геворк слывёт хорошим целителем и избавителем от разных напастей, - пояснил Вазген. – Его молитвы доходят до Господа, поэтому к нему идут отовсюду: и армяне, и грузины, и албаны, и греки, и персы.
- Даже персы? – удивился Мушкан Нисалавурт.
- Когда сильно припечёт, обращаются ко всем, кто может помочь. Отец Геворк делит всех людей не по происхождению и вероисповеданию, а по душевным свойствам: хороших людей принимает и помогает им, а плохих гонит взашей.
- И как? Помогают его молитвы? – усмехнулся персидский полководец.
- Сам я к нему не обращался, однако от многих людей слышал, что он настоящий чудотворец.
- А в каких отношениях он был с Овсепом?
- Трудно сказать, - пожал плечами Вазген. – Насколько мне известно, для отца Геворка существует только один авторитет – Бог. Все остальные для него – просто люди со своими страстями, желаниями и грехами.
Тем временем настоятель монастыря беседовал с пожилой женщиной, которая, отстояв большую очередь, попала к нему только на четвёртый день. Прямо во время разговора вбежал молодой послушник и, запыхавшись, доложил:
- Там персидская армия. Командующий просил немедленно доложить о его прибытии.
Отец Геворк отвлёкся от разговора с посетительницей и спокойно ответил:
- Я никого не принимаю немедленно. Здесь живая очередь. Люди ждут по несколько дней. А ему, видите ли, хочется, чтобы о его прибытии доложили немедленно. Перед Господом все равны. Пусть записывается в очередь.
Послушник оторопел. Он понимал, чем может грозить такой ответ, и попытался робко возразить:
- Но… Как же… Это персы, у них оружие…
- В очередь! – сказал, как отрезал иерей Геворк.
Вернувшись к Мушкану Нисалавурту, послушник упал ему в ноги и сообщил об ответе настоятеля монастыря.
- Что-о-о-о???!!! – возмутился главнокомандующий. – Меня в очередь? Да я тут камня на камне не оставлю.
- Можно, конечно, и так, - вмешалась в разговор подъехавшая на лошади Париса Базренджи, - но тогда удачи не будет.
- Это у него не будет удачи, - ответил Мушкан Нисалавурт.
- И у нас тоже, - добавила Париса. – Геворк угоден высшим силам, и они не позволят вредить ему.
- Весьма странно от вас такое слышать, – изумлённо констатировал персидский полководец.
- Согласна: слышать странно. Однако надо воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким он кажется или хочет казаться. Нам этот монастырь нужен, как телеге пятое колесо. Нет никакого смысла входить в конфликт.
- Вы предлагаете занять очередь вслед за всей этой чернью?
- Этим мы их уважим, а себя не унизим. Здесь так принято. К тому же спешить нам некуда.
- Вы же сами неоднократно утверждали, что никакого Иисуса никогда не существовало, и всё христианское учение – нелепая выдумка.
- Я от своих слов не отрекаюсь, - улыбнулась Париса. – Однако пинать сапогом совершенные души – пагубная затея. Отец Геворк – святой человек. А если входишь в святое место – оставь оружие и признай главенство высших сил.
- Да каких ещё высших сил? – недоумевал Мушкан Нисалавурт.
- Иисус - выдумка, а вот армянский дэв есть, и он здесь, в монастыре Цицернаванк. Геворк – его светлый слуга. Если дурно с ним поступишь, то будешь иметь дело с тёмными слугами армянского дэва. Я бы не советовала с ними связываться. Плохо будет не только вам, но и всем нам. В конце концов, этот Геворк не сыплет оскорблениями и не посылает проклятий.
Немного поразмыслив, Мушкан Нисалавурт отдал приказ ставить лагерь на некотором отдалении от монастыря и не трогать ни монахов, ни прихожан.
Дальнейшее продвижение армии не имело никакого стратегического смысла. Войско выполнило почти все поставленные перед ним задачи. Осталось только дождаться епископа Маназкерта Мелите Агбианосяна. Он не был уполномочен собором подписывать какие-либо документы с персами, но поскольку собор как таковой прекратил своё существование, а католикоса Овсепа в кандалах отправили на суд в Нишапур, церковную власть Мушкан Нисалавурт и Париса Базренджи признали за Мелите.
************
Вазген получил от Йездигерда задание доставить во дворец ещё одну сильную армянскую ведьму. Колдовство было распространено в Армении повсеместно. В каждом селе жила хотя бы одна гадалка или ворожея. Но необходимо было привезти самую могущественную и прославленную.
- Старая Лусинэ ещё жива, - спросил Вазген, заходя в дом на окраине села Амазас.
- Жива, - подтвердил хозяин дома. – Даже недавно приходила. С посохом, с мешком за плечами. Скрюченная, сгорбленная, высохшая. В чём только душа держится? И, представляешь, ходила, высматривала молодых парней.
- В её-то годы! – посмеялся Вазген.
- Ей достаточно пальцем кого-нибудь поманить, и за ней любой пойдёт, как телёнок на верёвочке. Да, кстати, не тебя ли она искала?
- С чего ты взял? – удивился Вазген.
- Она спрашивала, приходил ли молодой, вельможный, в шёлковых одеждах, не из местных. А ты как раз молодой, вельможный, в шелках.
- Это не я ей нужен, а она мне нужна.
- Как знать? – пожал плечами хозяин. – Может, вы оба друг другу нужны.
- Я не собираюсь становиться её любовником, - посмеялся Вазген.
- Так она тебя соберёт, - возразил хозяин. – Ей только стоит чего-нибудь попросить у своих духов, и они ей всё делают.
- Проводи меня к ней, - попросил Вазген.
- Э-э-э, нет, - отрицательно покачал головой местный житель. – Могу подробно объяснить, но сам не пойду.
- Тогда посоветуй другого проводника, - попросил Вазген.
- Другие тоже не пойдут. Её все боятся.
- А чего её бояться? Она ведь старуха.
- Сам пойди и узнаешь, - посоветовал хозяин дома.
- И пойду, - решительно заявил Вазген. – Знать бы только куда.
- Вот и иди, только сам.
Никакие уговоры не действовали. Крестьянин наотрез отказывался идти к ведьме даже за весьма щедрое вознаграждение. Но голодная безденежная жена страшнее любой лесной колдуньи.
Выходя из дома, Вазген сообщил супруге хозяина, что её муж отказался от десяти серебряных драхм за сопровождение к старой Лусинэ. Для пущей убедительности Вазген приоткрыл кожаный мешочек и сказал, что за такие деньги пойдёт искать в деревне другого проводника.
Недолго думая, супруга хозяина, взяв с летней печи большую сковородку, решительно направилась разбираться с мужем. Сцена была короткой, но бурной и непереводимой с армянского языка на другие.
Грозный вид жены со сковородкой подействовал лучше всех уговоров и увещеваний. Страхи перед Лусинэ у хозяина как-то быстро рассеялись, и он попросил всего несколько минут на сборы.
- Всё, давай деньги, - обратившись к Вазгену, потребовала хозяйка.
- Но я их должен отдать ему, - возразил Вазген.
- Его деньги – это мои деньги, - выпрямив указательный палец, помахала им женщина со сковородкой и дала понять, кто в её доме главный.
************
Путь к ведьме занял почти полдня. Местами тропинку можно было определить лишь по примятым кустам и слегка протоптанной траве.
«Да, я бы сам точно не нашёл, - подумал Вазген. – Это ж надо забраться в такую глушь!»
Достигнув маленькой опушки, проводник сказал:
- Как хочешь, но я дальше не пойду. Отсюда уже не заблудишься. Дом Лусинэ стоит сразу за ручьём. Через него переброшен небольшой каменный мостик. Перейдёшь через него, и ты у неё в гостях.
На мосту Вазгена встретила молодая женщина, и, поприветствовав его, сказала:
- Лусинэ ждёт тебя.
- Как она может меня ждать, когда мы с ней не знакомы, и я сам к ней пришёл?
- Она не была бы колдуньей, если бы не знала, кто к ней должен прийти.
Войдя в глхатун и посмотрев на Лусинэ, Вазген сразу же понял, что до Нишапура он её не довезёт. На нарах, заваленных подушками и одеялами, лежала немощная старуха, похожая на скелет, обтянутый жёлтой истрескавшейся кожей. Несмотря на ясный тёплый день, колдунья лежала, закутавшись во всё, что можно.
- Старые кости уже не греют, - пожаловалась она, едва увидев вошедшего к ней гостя.
Вазген даже не знал, что ответить. Он просто поздоровался и присел на краю нар.
- Раз ты пришёл, значит, сегодня ночью я умру, - прослезилась и в то же время вздохнула с некоторым облегчением Лусинэ.
- Но я никак не могу быть повинен в твоей смерти… - растерянно и с недоумением произнёс Вазген.
- Я ни в чём тебя не виню, - успокоила его ведунья. – Время моей жизни истекло. Просто я не могу покинуть этот мир до встречи с тобой.
- Со мной? – ещё больше удивился Вазген.
- Да, с тобой, - подтвердила Лусинэ.
- Ты хочешь передать мне свой дар?
- Нет, - слегка покачала головой колдунья. – Дар передаётся только по женской линии. Мужчинам он не полагается. После меня колдуньей станет та женщина, которая встретила тебя на мосту. Её зовут Агуник.
- Тогда зачем же я тебе понадобился? – поинтересовался Вазген.
- Знаю, - вздохнула Лусинэ, - ты пришёл, чтобы предложить мне поехать вместе с тобой к царю Язкерту (Так армяне произносили имя «Йездигерд»).
- Верно, - подтвердил Вазген и про себя отметил, что ведьма заведомо не могла знать о данном ему тайном поручении шаханшаха.
- Большинство людей – это просто люди. Они живут и думают как все, не выбирая собственного пути. Их судьбы похожи одна на другую, как две капли воды. Но есть люди, которые хоть и похожи на остальных, но имеют в жизни своё предназначение, особый путь. Они рождаются, живут и умирают ради какой-то миссии, цели или ради одного-единственного поступка. Ты – именно такой человек. Избранный!
- Избранный кем? – решил уточнить Вазген.
- Гайком, - ответила Лусинэ.
Гайк – распространённое среди армян мужской имя, но Лусинэ назвала его в ином качестве, придала ему другой смысл. Однажды во сне Вазген слышал это имя, но оно принадлежало не человеку.
У Вазгена пробежал холодок по спине.
- Какой Гайк? - спросил Вазген.
- Стыдно не знать. Это Бог армян. Сейчас все молятся Христу, но армянские души принадлежат не ему, а Гайку.
- Я знаю, что Гайк – прародитель всего армянского народа, что он был великаном, пришёл в наши края из Месопотамии и обозначил границы нашей страны. А ещё мне доводилось слышать от зурванитов, что есть некий армянский дэв – очень могущественный и таинственный. Они никогда не называли его имени, но, возможно, имели ввиду именно его.
- Я не знаю, кто такие зурваниты, - призналась Лусинэ, - только Гайк – не дэв, а Бог.
- Но для чего Гайку избирать именно меня? – пожал плечами Вазген. – Я принял персидскую веру, поступил на службу к шаханшаху, обучаюсь в зурванитской школе и даже пришёл в Армению вместе с иранской армией.
- Это ты у меня спрашиваешь? – тихо посмеялась старая колдунья. – Разве я могу за него ответить?
- Но я не из рода Гайка.
(Примечание. Не все армянские роды восходят к Гайку. Его прямыми потомками считались роды: Бзнуни, Мандакуни, Хорхоруни, Манавазяны, Апахуни, Варажнуни, Ангехеа и некоторые другие. Род Зангезури считался парфянским, а Мамиконянам для обоснования претензий на высокое положение пришлось и вовсе изобретать своё происхождение то от китайцев, то от индусов).
- Родство правильнее считать не по отцу, а по матери. Мужчины лишь предполагают, что дети от него, а женщины знают наверняка и могут очень бережно хранить тайны, - подметила колдунья.
Глядя на Лусинэ, Вазген понимал, что жить ей оставалось совсем немного. В то же время она демонстрировала ясный ум и без всякого труда определила цель его визита к ней. То, что он слышал, плохо и неохотно укладывалось в его сознании. Ему даже стало казаться, что сама реальность вокруг него стала какой-то иной, не такой, как за пределами этого места.
- Но почему армяне почти ничего не знают о своём боге? – продолжил расспрашивать колдунью Вазген.
- Что открывается одним, то закрывается от других. Одним даётся, другим не даётся. Бывает, придёт ко мне человек, а я вижу, что смерть следует за ним по пятам. Он её не чувствует, а она его уже за руку хватает. Или случается, что девушка выходит замуж, свадьба на носу, а я вижу, что не судьба ей с этим женихом. Вот не судьба и всё! А Гайку не нужно, чтобы армяне ему поклонялись. Ему нужно, чтобы армяне всегда и везде оставались армянами, помнили о своём происхождении и не растворялись в других народах. Армяне – в первую очередь армяне и только потом христиане или ещё кто-нибудь.
- Я тоже армянин и от своего происхождения не отказываюсь, - ответил Вазген. – Однако мой отец носил греческое имя, а я всю свою дальнейшую жизнь связываю не с Арменией, а с Персией. От своих соплеменников я видел мало хорошего: меня не любили, лупили по всякому поводу и без повода. Со мной никто не дружил, а девушки шарахались так, словно я прокажённый. В Армении я был изгоем и до сих пор не могу понять причин столь дурного отношения ко мне. Ведь я не делал ничего плохого. Ко всем относился с уважением. Видел, что у греков, римлян и персов есть книги, а у армян нет, и подумал: а почему бы мне не написать какие-нибудь поэмы или исторические сочинения? Но всё это воспринималось исключительно враждебно. Армяне – умный народ. Почему же мы не создаём то, что создают другие народы, которые ничем не лучше нас? Почему об армянах я узнаю из персидских и греческих рукописей, а не из армянских книг? Да, я понимаю, что письмо у нас появилось относительно недавно. Но почему оно предназначено только для перевода церковных книг? Почему на армянском языке нельзя писать стихи или сказки? ПОЧЕМУ??? Всё светлое и доброе отвергается с порога. Нужна ли мне такая родина? Есть ли у меня повод её любить?
- Не говори так, - перебила Вазгена Лусинэ.
- Нет, скажу, - возразил Вазген. – Моя родина – Персия, а я – перс армянского происхождения. В Ктесифоне, в Нишапуре и в Истахре меня приняли с распростёртыми объятиями. Так что не того человека избрал твой Гайк. Пусть поищет себе иного избранника.
- Ты ещё слишком молод, - выслушав гневную речь Вазгена, взяла слово Лусинэ. – Изгнав тебя из Армении, Гайк сделал так, чтобы тебе стало лучше. Там, в Персии, ты сделаешь для армян больше, чем здесь.
- Я вообще ничего не хочу для них делать. И они тоже не хотят, чтобы я что-нибудь делал для них. Персам я нужен, армянам – нет. Кстати, в Персии по моим стихам сделали постановку в театре. И это признание. Это знак уважения. А здесь написанные мною стихи при всех порвали и бросили мне в лицо. В Персии я пишу протоколы важных заседаний, а в церковной школе меня посылали только навоз убирать и свиней чистить. Так к кому я буду лучше относиться: к персам или к армянам? Где моя родина: в Персии или в Армении?
- Молодость прощает такие речи, - спокойно отреагировала Лусинэ. – Гайк – Бог. Он видит дальше нас и больше любого из нас. Просто ты пока не почувствовал его силу. Ты видишь меня первый и последний раз. Завтра меня в этом мире уже не будет. И я тебя вижу впервые. Но я знаю о тебе больше, чем ты знаешь о себе. Вот несколько моментов из твоего детства. Напряги память и ты вспомнишь. Однажды в лесу ты увидел большую птицу дивной красоты. Она была столь яркой, что её перья переливались, словно солнечные лучи. Ты застыл, как вкопанный. Подробно рассмотреть ты её не смог, потому что глядел на неё лишь пару мгновений, а затем, когда пришёл домой и всем рассказал об увиденном, тебе никто не поверил.
- Было такое, - уверенно подтвердил Вазген. – Птицу я действительно видел, и мне не могло просто показаться. А не поверили мне потому, что никто в наших лесах таких птиц не видел.
- А другой раз за тобой погнался бык и чуть не забодал. Ты в последний момент увернулся от него, прыгнув в канаву.
- И такое было. А откуда тебе это известно?
- Дар позволяет мне это видеть. Ты этим удивлён, а для меня это нечто обыденное. Вижу и всё. А Гайк видит ещё дальше и ещё намного больше. Ты нужен ему. А вот зачем – не знаю. Вернее, догадываюсь, но едва ли могу передать это словами.
Вазгена удивляло не только то, что ведьма знала такие эпизоды из его детства, о которых никто не помнил, и которых он сам почти забыл, но и то, что она по стилю изложения мыслей совсем не походила на дикую старуху из глухого леса. «В такие годы и на смертном одре столь потрясающая ясность ума» - про себя отметил он. А колдунья прочитала его мысли и посмеялась.
- Ты думаешь, я всегда здесь жила и ворожила? Не-е-е-е-ет! В молодости я была красавицей. Все парни на меня заглядывались. Как видели, так сразу останавливались и провожали взглядом. И замуж я вышла за нахарара из рода Хорхоруни. А вот детей родить не могла. Чего только не делала – не получалось. И когда я уже потеряла всякую надежду, взяла и забеременела. Родила сына, но он сильно болел. Задыхался. Греческий врач сказал, что он бессилен мне помочь. И тогда я пришла сюда, к колдунье Манушак. А она сказала: «Примешь дар – твой сын будет жить, а если нет – то уходи». И я приняла. Поэтому мне известно, что такое поэмы и театр, где находится Персия и что шаханшах Язкерт – сын Бахрама Гура.
Вазген хотел, но не решался задать Лусинэ вопрос о судьбе её сына, но она вновь прочла то, что крутилось у него в голове.
- Мой сын жив, хотя я очень-очень давно его не видела. Он стал монахом и стыдится меня. Он – считает себя божьим человеком, а я – ведьма.
- Несправедливо, - заметил Вазген.
- Чудо имеет цену, - ответила Лусинэ. – Хочешь изменить ход вещей – пожертвуй собой.
- Я ещё совсем недавно был готов пожертвовать ради Армении, ради своего народа отдать всего себя без остатка. А теперь самому смешно от таких мыслей.
- Посмеяться над собой полезно, однако всякое слово и всякая мысль, даже если они брошены случайно или в шутку, могут дать плоды. А любой плод должен созреть. На это уходит время. Иногда много времени. Нужно просто научиться ждать. Твои мысли услышаны, твои старания не пропадут даром. Всё будет так, как ты хочешь, но не всё придёт сразу. Кстати, если ты хорошо подумаешь, то придёшь к выводу, что часть твоих желаний уже исполнилась.
- Какие, например?
- Ты хотел писать стихи, и ты их пишешь. Ты хотел признания и уважения, и это тоже появилось в твоей жизни. Судьба дала тебе хорошего пинка под зад сказала: «Езжай в Персию, и там возьми всё, что хочешь». Наши мысли часто воплощаются не так, как мы предполагаем. И на будущее дам тебе совет – совет самой могущественной армянской колдуньи: ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ТВОЁ ЖЕЛАНИЕ СБЫЛОСЬ, ЗАГАДАЙ ЕГО ПРО СЕБЯ, НИКОМУ НЕ ГОВОРИ, ВЛОЖИ В МЫСЛЬ О СВОЁМ ЖЕЛАНИИ ВСЕ СИЛЫ ДУШИ, КОТОРЫЕ ТОЛЬКО МОЖЕШЬ СОБРАТЬ, И НЕ ДУМАЙ О ТОМ, КАКИМ ИМЕННО СПОСОБОМ ОНО ДОЛЖНО ИСПОЛНИТЬСЯ. А ещё поднимись на вершину высокой-высокой горы, устань так, чтобы подкашивались ноги, и громко крикни: «Я хочу, потому что я сын Гайка».
- Так просто? – с иронией спросил Вазген.
- Просто, - смеясь, подтвердила колдунья. – Настолько просто, что никто не может этого сделать.
- Не могут подняться на гору?
- Могут, но поднимаются без веры и без осознания того, что они сыновья и дочери Гайка. И какой от такого подъёма толк? Пустая трата времени и сил. Не веришь – значит, не сильно хочешь. Вера не допускает сомнений. Не получилось один раз – повтори попытку. Не получилось второй раз – смени метод. Не получилось третий раз – не теряй присутствия духа, но подумай: не зря ли судьба закрывает тебе этот путь? Каждый должен идти своей дорогой.
- А ты пошла своей дорогой или чужой? – задал каверзный вопрос Вазген.
- Я дала дорогу своему сыну, потому что у него не было никакой дороги. Я – исключение, потому что я была избранной. А избранным путь даёт Гайк.
- И какой же путь он начертал мне? – поинтересовался Вазген.
- Он даст тебе ещё 33 года земной жизни. 33 и ни годом больше. Не очень много и не очень мало. Никакая сила не сможет погубить тебя, никакие тучи не поразят тебя молнией. Гайк исполнит 3 твоих самых заветных желания, а потом ты исполнишь Его желание.
- Какое?
- Не знаю, - глубоко вздохнув, ответила Лусинэ.
- Если от меня потребуется совершить какой-нибудь гнусный поступок, то я его совершать не буду, - решительно заявил Вазген.
- У Гайка только одна цель: армяне всегда и везде должны оставаться сами собой. Для этой цели он тебя и избрал.
- Это самый неудачный выбор, который он только мог совершить, - от души посмеялся Вазген.
- Гайк не ошибается, - не согласилась с Вазгеном Лусинэ.
- Все ошибаются, - бросил Вазген.
- Все люди ошибаются, - уточнила Лусинэ.
- Ты же сама сказала, что если человек не верит, то у него ничего не получится.
- А тебе не нужно верить в него, потому что он верит в тебя. И ещё дельный совет тебе на будущее: пусть твой ум не сопротивляется, когда душа что-то отвергает или, наоборот, принимает.
Вазген больше не стал спорить. Поскольку идти назад было уже поздно, ведьмина ученица-преемница проводила гостя в отдельный домик и после ужина, глядя ему в глаза, тихо сказала:
- Быстро не засыпай и не уходи рано утром. Помоги, а то я одна вряд ли справлюсь.
- Что помочь? – спросил Вазген, но не услышал ответа.
************
Гостевой домик был маленьким, но уютным и хорошо обставленным: почти новые диваны, дорогие персидские сундуки, резные двери, даже колодец на кухне.
«Понятное дело, что всё это дары колдунье, - рассуждал Вазген, - но как всё это сюда довезли и донесли? И почему ведьма для гостей построила дом, а сама живёт в убогом глхатуне?». На эти вопросы ответов не было. На то оно и колдовство: обычная логика ему не писана.
Ночной лес был полон таинственных звуков: ухали совы, квакали лягушки, подвывали шакалы, звенел ручей. Воздух был чист и свеж, наполнен влагой и едва уловимым ароматом опавшей прошлогодней листвы.
Вазген не спал. Ему казалось, будто этой ночью что-то должно случиться. Прошло немного времени, и он услышал, как отворилась входная дверь, и на пороге показался маленький огонёк.
- Кто там? – взволнованно спросил Вазген.
- Это я, Агуник. Возьми меня, - сказала она и, сбросив с себя платье, предстала перед ним нагая.
Вазген не знал, что ответить. В Персии он успел пройтись по борделям, и познал толк в женских ласках, но чтоб женщина сама себя предлагала…
- Ты бы оделась, - смущенно произнёс он.
- Неужели ты мне откажешь? – спросила Агуник. – Разве я дурна собой?
- Нет, ты красивая, но так не принято…
- На нас, колдуний, это не распространяется. И кто кроме нас двоих будет знать об этой ночи?
- Но ты потеряешь девственность.
- Я уже давно её потеряла, потому что была замужем и осталась вдовой после того как мой муж по нелепой случайности упал с коня и свернул себе шею.
- Соболезную, но я не собираюсь на тебе жениться и вообще даже не думал о свадьбе.
- Разве я прошу взять меня замуж? Ты здесь жить не станешь, а меня с собой к Язкерту не заберёшь, даже если захочешь. Я останусь здесь.
- А если у нас ребёнок родится? – робко заметил Вазген.
- Родится. Девочка. Станет ведьмой после меня. Я для этого к тебе и пришла.
- Значит, я буду жить в Персии, при должности и в достатке, а моя дочь всю жизнь проведёт в лесной глуши?
- В глуши, но не в бедности, - улыбнулась Агуник и, беря инициативу в свои руки, легла под одеяло к Вазгену.
Страсть длилась недолго.
Немного отдышавшись, Вазген поцеловал Агуник и, прижав её к своей груди, молвил:
- Даже не ожидал, что всё бывает так просто. Если бы мне утром кто-нибудь рассказал, как я проведу день и ночь, я бы не поверил.
- А в жизни всегда так бывает: идёт себе человек своей дорогой, и вдруг крутой поворот… За день, за час, за минуту, за мгновение.
- И как я теперь с тобой расстанусь?
- А ты ни о чём не думай. Спи, - прошептала Агуник.
- Останься со мной до утра.
- Останусь. Лусинэ сказала, чтобы я ночевала здесь.
- Так это она тебя ко мне направила?
- В дом – да, а в постель – нет.
В предрассветный час послышался грохот, будто свалилось старое дерево.
- Что-то большое упало где-то рядом, - проснулся Вазген.
- Лусинэ ушла, - вздохнула Агуник.
- Куда ушла? – удивился Вазген, не поняв суть слов Агуник.
- К Гайку.
Едва солнце бросило на землю свои первые лучи, Вазген и Агуник, выйдя из дома, обнаружили, что глхатун, в котором ночевала Лусинэ, обвалился. На его месте были одни руины.
- Надо её вытащить! - побежал разгребать завал Вазген.
- Не надо, - остановила его Агуник. – Она мертва, а глхатун – её могила. Она знала, что уйдёт этой ночью, и она ушла. Так что лучше помоги засыпать это место камнями. (Примечание. Среди армян бытовало поверье, что если могилу не завалить большим камнем или не засыпать грудой мелких камней, то дух покойного выйдет наружу и будет наводить ужас на живых. Поэтому с древних времён армяне склонны ставить усопшим памятники огромных размеров. Чем больше, тем надёжнее).
Полдня Вазген и Агуник таскали камни с ручья, но конца-края работе не было видно.
- Да тут дня три всё это заваливать, - вытирая пот со лба, заметил Вазген.
- Тебе пора возвращаться назад, - посмотрела ему в глаза Агуник.
- Надо завершить дело.
- Я сама управлюсь. Это моя работа, мой долг.
- И мой тоже, - не согласился Вазген.
- Дар унаследовала я, а не ты.
- Но помочь-то я тебе могу.
- Можешь, но не помогай.
- Почему? – спросил Вазген.
- Ещё совсем немного, и ты привяжешься ко мне так, что уже не сможешь отсюда уйти.
- А я и в самом деле не хочу уходить, - согласился Вазген. – Да и почему бы мне не остаться?
- Потому что тебя будут искать, и если ты не вернёшься, то тебя объявят дезертиром.
- Тогда я вернусь и испрошу разрешения остаться. Я женюсь на тебе.
Но Агуник улыбнулась и отрицательно покачала головой.
- Я ведьма, и сама буду решать за кого выйти, если, конечно, захочу. И муж должен будет во всём меня слушаться. Я буду его госпожой, а он – моим слугой. Таков ли твой путь?
- Но ведь наши дороги пересеклись.