ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава тридцать третья
Нишапур. Дворец шаханшаха.
Ормизд собрал у себя дастуров и представителей высшей знати.
- На днях в Заренге произошёл вопиющий случай, доселе невиданный: по приказу шаха кушан Пероза была остановлена делегация мобедов, шедших из Индии с огнём, взятым от погребального костра. Огонь был изъят и залит водой. Марзпан Сакастана решил таким способом сделать всё возможное, чтобы не загорелся мой царский огонь.
По рядам пошёл ропот и возгласы возмущения.
- Полагаю, будет лучше, если вы сами всё услышите от очевидцев этих событий, - продолжил Ормизд.
Внизу, у ступеней трона встал пожилой мобед и начал рассказывать:
- Когда мы показали людям Пероза охранные грамоты его величества шаханшаха Эрана и Анэрана Ормизда и объяснили, что везём из Индии огонь для нашего правителя, они посмели нас задержать, а огонь арестовать. После этого на место прибыл сам марзпан Сакастана, взял большой кувшин воды и, несмотря на все наши увещевания, залил огонь водой, после чего растоптал угли от него.
Зал ахнул. По персидским меркам Пероз совершил преступление, караемое смертной казнью.
- Это неискупимый грех, - выкрикнул с места один из дастуров. Однако другой дастур с ним не вполне согласился.
- Да, Пероз поступил отвратительно, однако огонь от погребального костра сам по себе не является священным. Шах кушан совершил преступление, но этот грех искупить можно.
- Как вы можете оправдывать святотатца? – в гневе начал стучать тростью по полу третий дастур.
- Я его не оправдываю. Пероз - преступник, однако он не совершал акта святотатства. Кто из вас может доказать, что огонь от погребального костра является священным? С каких таких пор ему стали приписывать святость? А раз Пероз не уничтожил ничего священного, то он не святотатец. Его грех состоит в том, что он пытается воспрепятствовать зажжению царского огня. Это государственное преступление, но не святотатство.
- А разве сама попытка воспрепятствования зажжению царского огня не является святотатством? - вмешался в дискуссию ещё один мобед. – Грешник – всякий, кто гасит священный огонь и всякий, кто не желает, чтобы он воссиял.
Через некоторое время шаханшах решил прекратить дискуссию дастуров о степени вины Пероза и обратился к присутствовавшим:
- Мой младший брат, теперь уже бывший брат, должен быть доставлен сюда на суд, и пусть он получит то наказание, которое заслужил. Но поскольку он добровольно не сдастся, его следует принудить силой. Мой великий отец завоёвывал эти земли не для того, чтобы там сидел человек, не желающий подчиняться законной власти. Я объявляю Пероза низложенным, лишаю его всех титулов и полномочий. Кроме того, я вынужден объявить в розыск мобедан мобеда Зурвандада. Его уже несколько дней никто не видел, и даже его хирбады не знают, где он.
Сразу же после этого Ормизд объявил военный сбор и разослал гонцов с поручениями к военачальникам немедленно явиться в Нишапур.
************
Бамиан. Покои Парисы.
Бахадур и Вазген прибыли почти одновременно, и царица эфталитов объявила через своего секретаря, что примет их одновременно.
Те, кто был хотя бы относительно близок к Парисе, знали её правила: она никогда никого не принимала быстро, но если звала, то являться следовало немедленно. Для неё каждый приём и выход в свет являлся сакральным действием: никто и никогда не должен был видеть её уставшей, больной, сонной или выглядящей, по её мнению, недостаточно хорошо. Служанки приводили в порядок каждый её ноготок и волосок, купали её и умащивали благовониями. А одна женщина из её свиты владела искусством гладить платья плоскими камнями, и делала это таким образом, что одежда затем несколько часов издавала тончайший, едва уловимый аромат, который невозможно было забыть или перепутать.
Париса попросила главного мужа предоставить ей возможность принять важных посланцев одной.
«У тебя есть от меня какие-нибудь секреты?» - спросил Кушнаваз.
«У меня их нет и быть не может, но у моих гостей из Персии могут быть секреты от тебя. Мне они расскажут всё, а при тебе ограничатся только приветственными церемониями и ничего не значащими фразами».
Тепло встретив Бахадура и Вазгена, Париса усадила их на диван, угостила фруктами и, сев напротив, стала внимательно слушать. Рядом с Парисой встали двое воинов из охраны Кушнаваза.
- Можете не смущаться, - успокоила она своих гостей. – Эти люди не говорят и не понимают по-персидски. Просто мои мужья против того, чтобы я одна встречалась с мужчинами.
После того как Парисе почти слово в слово было передано всё, что о ней говорил Ормизд, и Бахадур, и Вазген ожидали, что она разразится праведным гневом, но она всего лишь пожала плечами, слегка улыбнулась и вздохнула.
- Люди со временем редко меняются в лучшую сторону, а такие, как Ормизд, не меняются никогда. Мир не только таков, каков он есть, но и таков, каким каждый человек делает его вокруг себя. Если человек может облагораживать пространство, в нём есть искра божья, а если не может, то в нём её нет.
Насколько я знаю, у Ормизда в гареме 30 наложниц, постоянно готовых исполнять все его прихоти, но ни одна из них не испытывает к нему хоть сколько-нибудь глубоких чувств. Он, конечно же, этого не признаёт, но чувствует. Других людей можно обмануть словами, а себя не обманешь, потому что сам с собой человек разговаривает языком чувств. И его если чувства не соглашаются со словами, то сколько себя не убеждай – не убедишь.
Две трети наложниц Ормизда – смазливые дурочки. Они никого не могут любить, потому что у них нет должного духовного совершенства. Для них понятие любви ограничивается только ложем. А остальные 10 наложниц – не глупы, поэтому ощущают внутреннюю суть Ормизда и отдают своему господину только тело.
Если мужчина не ощущает женской любви, то для него это катастрофа. Любовь женщины защищает мужчину от многих напастей. Лучше иметь одну простую девушку, которая будет любить искренне, чем содержать сто красивейших наложниц, готовых отдаваться только за деньги. Отсутствие любви – это угроза для мужчины, и не только потому что без любви никакое счастье невозможно, но и потому что любовь – это как бы доспехи судьбы. Любовь, конечно, не всегда спасает, но существенно увеличивает шансы.
Не найдя любви в своём гареме, Ормизд начал приглашать самых дорогих блудниц, одаривал их всем, чем только мог, но так и не получил то, что искал. С одной стороны, не там искал, а, с другой стороны, настоящую любовь не купишь ни золотом, ни титулом. Но так уж устроены некоторые люди: если не получается взять качеством, пытаются взять количеством, и если у них не получается что-либо или кого-либо купить, то ищут дополнительные суммы, чтобы заплатить дороже. А если у них не хватает полномочий, то стремятся к неограниченной власти. Но на самом деле всё проще: работай над собой, совершенствуй душу, и тогда откроется путь к ранее недоступным вершинам.
Без любви всей вселенной покажется мало, а с любовью и в бедной избе хорошо. Вокруг Ормизда невообразимая роскошь: золото, рубины, сапфиры, жемчуга, шелка, парча, женщины со всех концов света, а в душе лютый холод, и ничто от него не спасает.
Если мужчина влюбляется в недостойную женщину – он герой. Возможно, он сам этого не осознаёт, но он герой, потому что видит в пропадающей душе божественный огонь, и пытается спасти его. Но если женщина влюбляется в недостойного мужчину – она не героиня. Она просто допускает ошибку, часто проистекающую из-за невозможности подарить свою душу тому, кто был бы её достоин. А беда Ормизда в том, что его нельзя полюбить даже по ошибке. Он лишь в редкие минуты бывает сам собой. Всё остальное время его душу занимает придворная суета и пустота.
У него в жизни всё за деньги: женщины – за деньги, друзья – за деньги, придворные – за деньги. Вот он всех и мерит деньгами: эта стоит столько, а этот стоит столько. И, конечно же, все женщины для него – проститутки. Он же их покупает. А вот меня не купил, и не потому что не хотел, и не потому что денег не хватило, а потому что чувствовал и понимал, что торгов не будет. Вот он и решил записать меня в категорию гулящих женщин, чтобы на душе спокойнее было. Принцип простой – не можешь добиться – унизь. Но те, кто придерживается такого принципа – не мужчины. А как женщина может полюбить того, кто не мужчина? Разве такое возможно?
Есть такие стихи:
Для чего языком ты за веру радеешь,
Славословием уши пытаясь ласкать?
Если Господа в сердце своём не имеешь,
То и в храме его бесполезно искать.
Вот и Ормизд: пытается найти любовь то в борделе, то в сундуке с золотом. Но её там нет и быть не может. Если бы он хотя бы чаще мог оставаться наедине с самим собой, то нашлась бы женщина, готовая исцелить его душу. Но он и этого не может. Бывает, на несколько минут погрузится в откровения и грусть, а потом из него словно вышибают душу, и он меняется до неузнаваемости.
Пероз – другой. Он работал над собой. В детстве Пероз боялся выходить на поединки с деревянным оружием. Отец стыдил его, ругал при всех, не стесняясь в выражениях, и Пероз постепенно стал преодолевать в себе трусость. Начал выходить на поединки против соперников, которые были сильнее и старше него, хорошенько от них получал, но на следующий день выходил снова. И опять получал. И опять выходил. И он стал до отчаяния смелым. За это я его уважаю. Он не родился смельчаком, он им стал. Он стал мужчиной. Он стал воином. Стал, а не купил, поэтому женщины его любят и будут любить по-настоящему. И он их будет любить, а не покупать.
Что же касается меня, то я авантюристка, но не проститутка. Да и зачем мне торговать своим телом, если я богата?
В Константинополе я не блудила, а покупала самые сокровенные секреты ромеев. Эти секреты не продавались за деньги. Их можно было получить, только обаяв и очаровав тех, кто ими владел. А владели ими немногие. Очень и очень немногие. Единицы. С ними я действительно проводила ночи до утра, но ни с одним так и не разделила ложе. Более того, ко мне никто даже не пытался приставать. При общении со мной у ромеев просыпалась память о знаменитых гетерах прошлого, и они наслаждались не моим телом, а моим умом и манерами. Ни один посетитель не посмел даже намекнуть мне о постели. Каждый получил больше, чем предполагал, а Иран получил мир на своих западных границах и возможность решать вопросы на востоке. Но Ормизд всё это свёл к банальной проституции. Какой же он после этого шаханшах? Я не признаю такого шаханшаха.
- Орден также склоняется к тому, что Персии нужен другой правитель, - согласился с Парисой Бахадур.
- И чья кандидатура представляется более приемлемой? – спросила Париса.
- Это Пероз, - однозначно высказался Бахадур.
- А сам Пероз этого хочет? – обратившись к Вазгену, поинтересовалась Париса.
- Он ни на минуту не сомневался, что трон по праву принадлежит ему, - ответил Вазген. – Проблема в том, что у него нет ни армии, ни достаточного количества денег.
- Если проблема лишь в этом, то будет и то, и другое, - заверила Париса. – Правда, придется пойти на некоторые уступки, причём, не мне.
- Каковы будут ваши условия? – спросил Вазген.
- Ещё раз говорю: не мои условия, а те, без которых невозможно будет привести его к власти.
- Но какие?
- Армию Перозу даст Кушнаваз. Я с ним об этом говорила. Он согласен. Кроме того, Пероза должны будут поддержать армяне, находящиеся сейчас в плену. Им деваться некуда. Для них поддержка Пероза – это путь домой с почестями и жалованьем. Кроме того, необходимо от моего имени провести переговоры с католикосом Мовсесом.
- Я бы не сказал, что Мовсес популярен среди армян, - выразил сомнение Вазген. – Он – не авторитет ни среди нахараров, ни в церкви. Его считают просто персидским чиновником, назначенным волей Йездигерда.
- Если у армян вдруг появится популярный католикос, то он станет новым Овсепом, и при нём появится новый Вардан Мамиконян. Такие католикосы нам не нужны. А Мовсесу возвращение нахараров, сосланных после Аварайра, будет на руку. Поэтому я могу пообещать ему, что Пероз их вернёт, если армяне хотя бы просто останутся в стороне и не поддержат Ормизда.
- Мне известно, что Мовсес уже обращался к Ормизду с просьбой о возвращении нахараров, но шаханшах отказал, - сообщил Бахадур.
- И я об этом знаю, - покачала головой Париса. – Только ума нет ни у одного, ни у другого. Как только Мовсес стал католикосом, он обратился с такой просьбой к Йездигерду. Но Йездигерд жёстко отказал, потому что мог отказать. А Ормизд не понимает, что в его положении необходимо идти на уступки и искать сильных союзников. (Примечание. Йездигерд II удовлетворил просьбу католикоса Мовсеса Агбианосяна только в части, касающейся возврата нахараров, воевавших за Византию, а в части прощения участников Аварайрского сражения отказал, поскольку счёл, что они ещё не отбыли должного наказания).
- Он их ищет, – сообщил Бахадур. – На днях отправил свою приемную дочь Балендохт к царю Иберии Вахтангу, дабы завязать с ним близкие отношения.
- Вахтанг – мальчишка, а не сильный союзник. Делать на него ставку бессмысленно, во всяком случае, сейчас. Пока он вырастет, пока оценит… Не он заправляет делами, да и какую помощь может оказать Ормизду маленькая и слабая Иберия? Дружить надо с тем, кто способен выручить в трудную минуту, а не с тем, кто беден и слаб. Но Ормизд в своё время предпочитал не столько самостоятельно мыслить, сколько тупо выполнять указания отца. Именно тупо, а не осмысленно. Если Йездигерд говорил ему, что надо делать так-то и так-то, Ормизд так и делал, не задавая лишних вопросов. А теперь, когда настала пора самому принимать решения, со всей очевидностью выясняется, что он не может выстраивать стратегии. Судя по тому, что он делает, можно заключить, что он сначала попадает под чьё-то влияние, а потом пытается избавиться от этого влияния. Вот и вся политика. Но это путь в никуда.
Ормизд мог бы заключить сильный союз с армянами. Но он рассуждает так: раз отец в категоричной форме отказал Мовсесу, значит, он поступил правильно и по-другому поступать нельзя. А раз нельзя – тема закрыта раз и навсегда.
- Если вернуть нахараров из ссылки, они в скором времени устроят в Армении очередной бунт, - выразил свои опасения Бахадур. – Йездигерд мудро заметил, что армяне – это такой народ, который склонен бунтовать без причины.
- Вас ещё многому учить надо, - посмеялась Париса. – Главное – это дать надежду тому, кто исстрадался вконец. Подвесить её, как морковку перед ишаком, и понемногу приближать.
- И всё-таки как поступить со ссыльными нахарарами? – попросил у Парисы конкретного ответа Бахадур.
- Пусть возвращаются. Проблемы надо решать последовательно: сначала одну, затем другую, после – третью. Марзпан Армении Артрормизд – наш человек. Все его интересы завязаны на орден. А Мовсес – наша дополнительная гарантия. Ормизд потребовал от Армении выплатить долги за последние семь лет. Текущие налоги армяне платят, но больше с них взять нечего. Они и без ссыльных нахараров на грани бунта. Чашу весов на свою сторону необходимо склонять вовремя. Задача номер один – прийти к власти. Задача номер два – удержаться. Это зачастую бывает сделать сложнее, чем прийти. Приход к власти – акт единовременный, а удержание власти – каждодневная работа. Ормизд пришёл к власти, но пока ещё не устоялся как шаханшах. А Пероз пока ещё и к власти не пришёл. Армянский бунт для него сейчас совершенно неактуален.
- Я не вполне вас понял, - пожал плечами Бахадур. – Вы предлагаете в отношениях с армянами пойти на обман?
- Зачем же? Мы вернём их из ссылки, и пусть они живут там, где хотят, но только не в Армении. Переговоры мы проведём не путём встреч, а путём переписки. Пообещаем вернуть ссыльных нахараров, вернув им все титулы, а про запрет селиться в Армении не намекнём ни словом, ни полусловом. Так что никто никого не обманет, тем более что нахарарам, освобождённым из плена, мы разрешим жить в Армении.
- Прекрасный план! – от души оценил Бахадур. – Но мне известно, что армяне не любят Пероза и вряд ли станут ему доверить.
- Можно подумать, они обожают Ормизда, - усмехнулась Париса. - Да они пойдут за кем угодно, лишь бы вернуться из ссылки. А как только Кушнаваз отпустит пленных, Перозу поверят и примкнут к нему. Появится хороший шанс наладить отношения, во всяком случае, на ближайшую перспективу.
- Но есть ещё одна проблема, - продолжил Бахадур. – Ормизд в любой момент может двинуть армию против Пероза. Он всё понимает, и ему нужен всего лишь повод для похода на Заренг.
- В любой момент двинуть армию против Пероза… - повторила слова Бахадура Париса. – Сколько можно вас учить правильно подбирать слова? Чтобы двинуть армию в любой момент, нужно иметь эту самую армию под рукой, должным образом подготовиться к походу и быть уверенным в том, что воины тебя не предадут. У Ирана есть армия, а у Ормизда её нет.
- Но у него есть казна, - возразил Бахадур.
- Тогда пусть попробует воевать казной. Посмотрим, сколько он навоюет ей без армян и зурванитов против Пероза и Кушнаваза. Поверьте опытной авантюристке: Ормизду проще с этой самой казной сбежать в Византию, нежели пытаться воевать деньгами на восточном направлении.
- Тогда позвольте ещё один вопрос, - попросил Бахадур.
- Пожалуйста, - разрешила Париса.
- Что в обмен за свои услуги потребует от Персии Кушнаваз.
- Задай этот вопрос самому Кушнавазу, - уклончиво ответила Париса.
- Вам неизвестны его условия?
- Пока что речь идёт о том, что он готов помочь Перозу, а вот на каких условиях… Сами пусть договариваются. Это уже чисто мужской разговор. Я в их дела вмешиваться не буду.
Выслушав около дюжины новостей, и дав Бахадуру несколько указаний, Париса попросила его передать от неё несколько писем особо доверенным людям, а Вазгену предложила встретиться на следующий день для разговора один на один.
************
Бамиан. Утро следующего дня.
Вазген и Париса выехали на конную прогулку по окрестностям. Сзади, примерно в сотне шагов за ними следовала охрана Кушнаваза.
Остановившись у огромной, высеченной в скале статуи Будды, они слезли с лошадей и направились к ногам каменного гиганта. Поднявшись немного вверх, Париса зашла в нишу и улыбнулась:
- Я как раз достаю этому истукану до щиколотки.
- Это же сколько нужно было труда и умения, чтобы сделать такое?! – с восторгом отметил Вазген.
- И какая же сила вдохновляла мастеров на этот шедевр?! – поддержала Вазгена Париса. – Это сколь великое, столь и бесполезное творение. Великое в своей бесполезности и бесполезное в своём величии. Всё это делалось лишь для того, чтобы оно просто здесь было. А чуть дальше есть похожая статуя, только лежащая. Будду часто изображают в праздных позах. Один греческий купец, побывав здесь, так и выразился: «Будда – это местный бог лени».
- Вы любите сюда приезжать? – поинтересовался Вазген.
- Люблю, но делаю это нечасто. С великим нельзя жить рядом, потому что великое видится только на расстоянии. Паломники приходят сюда за сотни и за тысячи вёрст, чтобы всего лишь раз в жизни посмотреть на это. Смотрят, и на следующий день отправляются в обратный путь. Великое притягивает. А живущие здесь поблизости монахи смотрят на всё это как на обыденность. Привыкли. И перестали замечать величие. Хочешь прикоснуться к великому – прикоснись, хочешь не замечать великого – живи с ним рядом.
- И каково же имя мастера, который изваял такого гиганта? – решил выяснить Вазген.
- Не знаю. Монахи рассказывали, что здешние статуи – плод труда многих мастеров, и все они пожелали остаться неизвестными. Идея была для них дороже славы. Видимо, именно потому они и смогли сделать это. Откажись от себя ради великой цели – и тогда получишь шанс стать богом.
- Мы здесь сейчас вдвоём с вами. Здесь и сейчас! Непередаваемое словами ощущение: здесь и сейчас! Больше я тут никогда не побываю. А сегодня как будто что-то сошло свыше. Такой день: единственный и неповторимый!
- Это и есть очарование момента: здесь и сейчас. А свыше сходит простая истина: посмотри и восхитись. Ощути дыхание жизни, дыхание бога.
- Хочется сесть и часами молча смотреть на всё вокруг, - вдохнув аромат весенних трав, почти шёпотом произнёс Вазген.
- Тогда давай сядем и посидим, - согласилась Париса.
Они сели вдвоём у ног статуи и, не произнося ни слова, долго смотрели на горы и небо.
- Знаете, мне иногда кажется, что всё происходящее вокруг – это не сегодняшний день, а прошлое, - негромким голосом прервал тишину Вазген. – Вроде бы и нет ощущения того, что я это видел, но такое чувство, будто это какое-то путешествие во времени.
- У меня тоже такое бывает, - призналась Париса. – Иногда представляется, что я видела то, чего на самом деле не видела, а порой кажется, что мне кто-то свыше показывает то, о чём я крепко забыла. И нас с тобой связывает нечто гораздо большее, чем просто суетные дела.
- При нашей первой встрече вы задали мне странный вопрос: помню ли я вас? Но я до сих пор не могу на него ответить. Умом понимал, что видел вас впервые, а душой чувствовал нечто иное. И тут вы задали мне вопрос, который подтвердил мои чувства. Да, я видел вас. Не знаю где и когда, но видел и был знаком.
- В тебе борются две стихии: ты хочешь знать ответ на этот вопрос и в то же время боишься узнать правду. Поверь, у меня такие же переживания. И хотела бы узнать, и боюсь. Я, как и ты, ответа на этот вопрос не знаю. Ясно только то, что ты появился в моей жизни неслучайно. Только тебя увидела, и меня словно молния пронзила. Но ещё более странно было видеть тебя в нашем стане при походе на Армению.
- Что уж тут странного? - пожал плечами Вазген. – Мой отец погиб за Персию, а Йездигерд изначально благоволил мне в знак уважения к его заслугам.
- Но меня не покидает чувство, что ты должен был воевать против нас.
- За Овсепа что ли? – усмехнулся Вазген. – Нет уж, спасибо.
- Нет, не за него. Тебя послал Гайк, а не Овсеп. А вот зачем он тебя послал? Большая часть людей – случайные субъекты. У них всё, как у всех. А есть люди совсем неслучайные. Ты – один из таких.
- И вы совсем неслучайная - сделал ответный комплимент Парисе Вазген.
- В этот и моё счастье, и моя беда, - разоткровенничалась Париса. – Я могу многое, но я всего лишь рабыня эгрегора. Он много мне даёт и ещё больше требует. Это не объяснишь и не докажешь. Это можно только почувствовать. И самые подлинные чувства – это те, которые исключительно тонки и едва уловимы. Душа может ощущать всё, но разум не всегда её поддерживает.
- Разум – слуга души.
- Это такой слуга, который всегда пытается стать господином, - вздохнула Париса. – Разум для души – это примерно такая же охрана, которая за нами сейчас наблюдает. Чувствовать мы можем что угодно, а делать только то, что разрешено.
- Мы и время. Мы во времени, - продолжил философскую тему Вазген. – Даже представить не мог, что буду здесь сидеть рядом с вами и говорить о душе.
- Мы и время… - повторила Париса. – Увы, мы с тобой стали свидетелями ухода великой эпохи. Ушел Михр-Нарсе, покинул наш мир Йездигерд, и на смену великим свершениям приходит суета. Эпоха мелких сущностей.
- Как это? – попросил пояснить Вазген.
- Не будет ничего великого: ни блестящих походов, ни величия страны. Ничего! Будет бесконечная борьба с мелочами. Представь себе храброго сильного воина, который смог бы сразиться с любым врагом, но его одолели крысы. Ему придётся с ними бороться: бить, травить, отлавливать. Он их победит, но кто оценит такой подвиг? Когда наступает эпоха мелких сущностей, всех заедает рутина. И порой она заедает до смерти.
- А может всё обойдётся? – выразил надежду Вазген.
- Нет. Великое после великого не случается. Это закон жизни.
- Но ведь и эпоха мелких сущностей когда-то заканчивается.
- Да, заканчивается. Катастрофой.
Слова Парисы прозвучали. Как гром среди ясного неба. Они были сказаны удивительно просто и в то же время настолько убедительно, будто Париса зачитала приговор Небес.
- Нет, не может такого быть. Не хочу в это верить, - отрицательно покачал головой Вазген.
- «Не хочу» к вере не относится, - спокойно ответила Париса.
- Но вера на то и вера, чтобы верить, - возразил Вазген.
- Да, - согласилась Париса, - но если ты не поверишь, что огонь тебя обожжёт, от этого ничего не изменится. Он тебя обожжёт независимо от веры или неверия. Есть законы жизни. Их нужно изучать, их нужно понимать, их нужно чувствовать и приспосабливаться к ним. Вера как раз и начинается с постижения этих законов. Именно с них, а не с уверенности в том, что силой фанатизма можно пробить стену.
- Фанатикам удаётся пробивать стены головой, - заметил Вазген, немного отходя от темы.
- Удаётся, - подтвердила Париса, - только ничего хорошего из этого не выходит. И речь идёт не о фанатиках. После ухода Йездигерда я помолилась за то, чтобы не дожить до катастрофы, потому что я этого не заслужила.
- Странная молитва, - удивился Вазген. – Я бы помолился за то, чтобы Иран миновала дурная участь.
- Прости за грубое выражение, но иногда великие народы следует окунать мордой в говно. Это обидно и жутко неприятно, зато действенно. Мордой в говно – это очистительная процедура, более действенная, чем все ритуалы вместе взятые. Наших мобедов давно пора туда ткнуть. И их непременно туда ткнут. Я не зря привела тебя сюда. Здесь и без монахов ощущаешь величие замысла. И ещё как ощущаешь. Сразу тянет на философское и сокровенное. Вместе с воздухом вдыхаешь чистоту помыслов и стремлений. А мобеды учение великого Заратуштры превратили в коммерцию. Они не несут веру, они торгуют ей. Беда Персии в том, что у нас очень мало живой духовной энергии. Последние годы Иран держался исключительно на полководческом гении Йездигерда и финансовом гении Михра-Нарсе. Но их с нами больше нет.
- Новые эпохи рождают новые имена, - выразил надежду Вазген.
- Я всей душой за Пероза, - поведала о свих политических симпатиях Париса. - Йездигерд склонялся к тому, чтобы передать власть именно ему, а не Ормизду. Но одно дело склоняться, а другое – передать. Тянул с выбором до последнего, и не успел.
- А если бы успел и объявил своим приемником Пероза? Ормизд бы с этим смирился?
- Может быть, в душе бы и не смирился, но явно ничего не смог бы предпринять. Пероз тоже сам по себе ничего сделать не сможет. Сейчас все будут держать нос по ветру: кто начнёт побеждать, к тому все и примкнут. Пока у Ормизда преимущество. Но это пока. Если чаша весов заколеблется, преданность будет выражаться тому, кого сочтут сильнее. А о себе скажу только то, что своего выбора я не поменяю ни при каком раскладе. С одной стороны, у меня есть такая привилегия, потому что я не в Иране, а, с другой стороны, я уже вложила в это достаточно много сил и денег.
- Мне кажется, расчёт оправдается, - поделился своими чувствами Вазген.
- Кто знает? В мире вероятностей всякое возможно. Люди – это почти всесильные боги прошлого, ни на что негодные пророки будущего и просто люди в настоящем. Мы можем сколько угодно переписывать историю, мало что ведаем о будущем и склонны ко всяким слабостям в настоящем. Бывает так, что один человек ради чего-то ничтожного творит нечто потрясающее. Другой пытается достичь великого низостью и злодеяниями. Но в основной массе люди просто стремятся к чему-то суетному и сиюминутному. И вот это суетно-сиюминутное часто определяет исход дела. А ещё люди склонны ошибаться, прислушиваться к неуместным советам или поступать, как стадо баранов. При разработке любого плана всё это сложно учитывать.
Монахи из здешних монастырей утверждают, что их бог Будда, достигнув просветления, умер после поедания несвежего мяса. «Пламя мудрости было задуто ветром непостоянства». А хороший план может рухнуть, потому что какое-нибудь ничтожество наступит сапогом на росток гениальности.
Что поделаешь? Его величество Хаос - царь случайностей и властелин мира. Мы молимся богу, а Хаос делает то, что пожелает. Ему молиться бесполезно.
Ещё немного проскакав по окрестностям, Париса поинтересовалась, как поживает Нунэ.
- Никак, - пожал плечами Вазген. – Вроде бы и жаловаться ей не на что, деньги получает просто так, но с мужьями она развелась, живёт одна в тоске и печали.
- Но Йездигерд ведь пожаловал ей земли в Армении.
- Она предлагала мне туда поехать, но у меня такого желания нет.
- Скажи, Вазген, Нунэ нравится тебе как женщина?
- Она милая, добрая, горячая, искромётная, с характером, с убеждениями. Но о близости с ней я как-то и не думал.
- А вот она тебя любит. Если бы ты только знал, сколько она меня о тебе расспрашивала.
- Я чувствую, что она меня любит, но как я могу ответить ей взаимностью?
- И что тебе мешает? – неожиданно спросила Париса.
- Но я женат.
- Да, я прочитала письмо Пероза, в котором он написал, что прекрасная танцовщица голой упала к твоим ногам. Твоя гадалка оказалась права. У неё великий дар. Если ты когда-нибудь ещё увидишь эту гадалку, передай ей моё восхищение.
- Как легко мужчине запутаться в женщинах. С той гадалкой я провёл ночь. Не исключаю, что она от меня родила. Во всяком случае, она этого хотела. Самому интересно её навестить. Может, я уже давно отец. А ещё она мне сказала, что в моей жизни будет не одна женщина, а две или три. Про вторую она сказала, что та беременная скатится на меня с горы.
Париса рассмеялась.
- Ты мне 8 лет назад рассказывал про ночь с этой гадалкой. Забыла, как её зовут.
- Агуник.
- Да-да, Агуник, - вспомнила Париса. – Говорил про голую красавицу у твоих ног, а про беременную с горы ничего не сообщал.
- Вы с Мушканом Нисалавуртом тогда так смеялись, что я смутился и не стал рассказывать о её гадании дальше.
- Но она же сказала, что у тебя будет две или три женщины.
- Про третью она ничего не сказала. Возможно, это сама Агуник.
- Нет, это не Агуник. Это Нунэ, - заключила Париса.
- Зачем мне гарем? – задал риторический вопрос Вазген.
- А что тебе мешает? Ты богат, у Нунэ хорошее приданое.
- Это приданого она сама не видела. Может, там сплошные болота или пропасти. Да и какое мне дело до её приданого? Женщина может мне понравиться только сама по себе.
- Возьми её в жёны, - попросила Париса. – Она пойдёт за тебя и второй, и третьей, и десятой женой. Любовь женщины защищает мужчину. Любовь Нунэ искренняя и сильная. Две женщины защитят тебя сильнее, чем одна. Возведение Пероза на трон – большой риск. Что-то может пойти не так. Всего не предусмотришь. Ты – секретарь Пероза и его лучший друг. Твой риск не немного меньше, чем у него, а премиальные значительно скромнее. Любовь ещё одной жены пойдёт тебе только на пользу.
- Я бесконечно вас уважаю и преклоняюсь перед вашим совершенством, но я никогда не думал о том, что меня кто-нибудь попросит о чём-нибудь подобном.
- Если ты считаешь меня совершенной, то и мои слова восприми как совершенный совет. Уверяю тебя: не пожалеешь.
- Даже не знаю, что ответить, - развёл руками Вазген.
- Подумай. А ещё лучше послушай своё сердце, - посоветовала Париса.
- Я сейчас вспомнил день, когда мы познакомились. Я пришёл забирать её из тюрьмы по приказу Йездигерда. Её привели грязную, растрёпанную, в старом подранном платье, а она смотрит на меня ясными горящими глазами, и у меня мурашки по коже бегут. А уж как на неё посмотрел Йездигерд! Сразу стало понятно, что она ему тоже понравилась.
- Вот видишь, не красавица, а всем нравиться, потому что живая и настоящая, а не манерная мраморная кукла с ледяным взором и не жаркая шлюха, желающая, словно паучиха, выпить из мужчины все соки. Нунэ даст тебе свою женскую силу. Ормизд за любовь готов выложить любые деньги, но покупает лишь фальшивки, а к тебе в руки идёт настоящая женщина, и ты её отвергаешь. Не нарушай законы мира. Прими её любовь как дар.
- Париса, я почему-то думал, что вы её не любите.
- Просто я не хочу, чтобы она была там, где ей не нужно быть. Дворец – это место, которое её погубит. А поместье в Армении – именно то, что ей нужно. Йездигерд сделал ей правильный подарок.
- А можно я сделаю вам одно сокровенное признание? – спросил Вазген.
- Ты хочешь меня крепко-крепко обнять, страстно поцеловать и признаться в любви, - предположила Париса.
- Да! - ответил Вазген.
- Обнимешь, поцелуешь и прочтёшь поэму. Только не здесь и не сейчас. С нас не сводит глаз охрана моего старшего мужа.
- Какое же счастье быть с вами рядом!
- Но я ведь могу и погубить, - улыбнулась Париса.
- И даже счастье быть погубленным вами.
- Я знаю, - тихо и загадочно прошептала Париса, - но тебя губить не стану.