Клуб исторических детективов Игоря коломийцева
МЕНЮ

На сайте создан новый раздел "Статьи" с материалами автора.
Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Игорь Коломийцев. Славяне: выход из тени
Игорь Коломийцев. Народ-невидимка. Обновленная версия
Игорь Коломийцев. Народ-невидимка

Игорь Коломийцев.   Тайны Великой Скифии

Странные «белые гунны»

Об эфталитах сейчас знают только специалисты по средневековой истории Евразии да еще небольшое число энтузиастов, увлеченных изучением прошлого древних этносов. А между тем некогда это был народ, создавший огромное государство в самом центре Азии. Его правителям принадлежали все земли от сибирской реки Иртыш до восточных рубежей Ирана и от оазисов речных долин Сырдарьи и Амударьи до провинций Северной Индии. И все же большая часть этой страны лежала в области Афганского нагорья, Памира и Тянь-Шаня, посему в историю азиатского континента эфталиты вошли, как загадочные белые горцы.

Действительно, внешний вид выделял их среди всех народов Востока. По описанию соседей они отличались светлыми, часто рыжими волосами, глазами небесно-голубого цвета и настолько бледной кожей, что от южного солнца она казалась красноватой. За свою блондинистость они и получили прозвище «белые гунны». Хотя сейчас это имя никому ничего не говорит, некогда почти вся Азия содрогалась при его упоминании. Как писал один персидский историк того времени: «Даже в мирное время никто не мог мужественно и без страха смотреть на эфталита или даже слышать о нем, не то что идти на него войной открыто» [66].

Царь эфталитов Лахан на монете. Голова подвергалась деформации
Царь эфталитов Лахан на монете. Голова подвергалась деформации

О происхождении эфталитов ученые спорят до сих пор. Большинство полагает их потомками сарматских племен Средней Азии, ссылаясь при этом на то обстоятельство, что их язык, насколько он науке известен, возможно, родственен древнеперсидскому. Гумилев, напротив, считает этих горцев выходцами из Тибета. Между тем хотя сарматские племена азиатских степей и некоторые обитатели Тибетского высокогорья и были рыжеволосыми, надо признать, что вряд ли они подходят на роль прародителей «белых гуннов». И те и другие давно перемешались с более темнокожим и кареглазым монголоидным населением Азии и их облик не вызывал удивления у соседей, как это постоянно происходило в отношении эфталитов.

Столь ярко выраженный североевропейский тип внешности не так часто встречается даже на территории Старого Света, не то, что так далеко в горах Востока. Кем же были эти блондины на самом деле, и каким ветром занесло их в самое сердце азиатского материка? Думаю, что без собственного расследования нам здесь никак не обойтись.

Известный византийский историк Прокопий Кессарийский, подчеркнувший, что эфталиты — народ «уннского племени», сообщал о них: «Из всех уннов они одни белы телом и не безобразны лицом» и еще, что «они не кочевники, подобно другим уннским племенам, но издревле занимают плодоносную страну» [165].

Хотя термин «гунны» никогда не использовался античными писателями столь же широко, как «скифы», тем не менее, иногда его употребляли в расширенном толковании, в значении «кочевники» вообще. (Подобно тому, как китайцы именовали «ху» любого жителя северной степи.) Но, как видим, в данном конкретном случае это отнюдь не объясняет того, почему их причисляли к «уннам». Ибо тот же Прокопий специально подчеркивает их оседлый образ жизни, да и расовый тип эфталитов, очевидно, ничего общего с монголоидностью гуннов не имеет.

Более того, страна обитания эфталитов находилась за тысячи километров от Северного Причерноморья, где древние авторы локализуют степную державу царя Аттилы. Данное обстоятельство византийский историк также не преминул подчеркнуть: «Хотя эфталиты народ Уннского племени, но они не смешаны и не сносятся с известными нам Уннами, ибо ни смежной области у них нет, ни вблизи от них те не живут». Более того, обычаи эфталитов также не имели ничего общего с привычной дикостью «сотрясателей Вселенной». По замечанию Прокопия: «Образом жизни они не похожи на других уннов и не живут как те по-скотски, но состоят под управлением одного царя, составляют благоустроенное гражданство, наблюдая между собою и с соседями справедливость не хуже римлян или кого другого» [165]. Для сравнения приведу слова Аммиана Марцеллина о характере и привычках настоящих, то есть этнических гуннов: «...в перемириях они не верны и непостоянны, быстро увлекаются всяким дуновением новой надежды и во всем полагаются на свою необузданную храбрость. Подобно неразумным животным, они не имеют никакого понятия о чести и бесчестии... и до такой степени непостоянны и вспыльчивы, что в один и тот же день, безо всякого подстрекательства изменяют своим союзникам и снова примиряются с ними без всякого посредничества» [7]. Кажется, трудно представить себе народ с нравом, более контрастным гуннским традициям, чем описанные Прокопием «справедливые» по отношению к соседям и «благоустроенные» эфталиты.

Но почему же тогда этих оседлых блондинов, «белых телом и не безобразных лицом», обитающих издавна «в плодоносной стране», живущих «не по-скотски» и соблюдающих «справедливость», древние историки, тем не менее, упорно называют «уннами», то есть именем ярко выраженных монголоидов, диких кочевников, населявших противоположный угол евразийского континента?

Очевидно, разгадка данного феномена должна корениться в обшей судьбе двух этих внешне непохожих этносов. Современникам, видимо, было известно об эфталитах нечто такое, что делало их стопроцентными «уннами», хотя и «белыми». Поскольку антропологический тип, язык и повадки горцев явно отличаются от наблюдаемого у степных кочевников, остается, с моей точки зрения, единственно возможная версия — единство исторического прошлого. Проще говоря, византийские историки, вероятно, прекрасно были осведомлены о том, что эфталиты некогда входили в состав государства Аттилы, то есть вместе с этническими гуннами составляли костяк его державы. Это и делало их «уннами». Действительно, многие германские и сарматские племена Северного Причерноморья добровольно присоединились к могущественной орде кочевников и сохраняли верность потомкам Аттилы вплоть до полного развала этой степной империи. Значит, называя их «белыми гуннами», византийский историк и его коллеги, наверняка, тем самым подчеркивали именно факт истории этого этноса, его тесную связь в прошлом с бывшей державой грозного кочевого царя.

Только этим можно объяснить попадание эфталитов в число «уннских» племен. Надо заметить, что от других народов они, кроме того, отличались уникальными брачными обычаями, поскольку практиковали не многоженство, как иные восточные племена, а многомужество и, по свидетельству древних историков, «братья имели одну жену» [66]. Поэтому эфталитки, по сообщениям китайских летописцев, носили меховые шапки с торчащими из них рогами, причем, сколько имелось у женщины мужей, столько и роговых отростков было на головном уборе. Не отсюда ли, кстати, пришло общеевропейское выражение «рогатый муж»?

Немаловажно и то, что воевали «белые гунны», в основном, в пешем строю, вооруженные боевыми секирами и кинжалами.

Кем же в принципе могли быть эти странные горцы? Давайте, подытожим собранные сведения. Итак, выходцы из державы Аттилы, но не этнические гунны. Их женщины занимают привилегированное положение в обществе. Подобное нам встречалось у сарматов, роль слабого пола у которых порой вполне отвечала древней легенде о воинственных амазонках. Да и язык эфталитов, возможно, был иранского круга. С другой стороны, они оседлы, предпочитают воевать в пешем строю. Их любимое оружие характерно более для германцев. И главное, внешний облик тоже, скорее, соответствует нашим представлениям об антропологии древних германских племен, чем давних обитателей Азии сарматов.

Попробуем зайти с другой стороны — проверим имена эфталитов, известные науке из летописных хроник по драматическим событиям VI века. В принципе, историки не очень охотно принимают во внимание фактор родства имен собственных, поскольку полагается, что они зачастую заимствуются у соседей, особенно членами правящих династий. Однако быть может и на этом пути нам встретится нечто интересное.

Высокопоставленный эфталитский вельможа, лидер проперсидской группировки, звался несколько неожиданно для Востока — Катульф [165]. Между тем корень «ульф» по-восточногермански означает «волк». И употреблялось это прозвище в именах древних германцев чрезвычайно часто. Например, одним из первых готских епископов был знаменитый Ульфила — Волчонок. Он перевел Библию на язык этого народа. В именах современных западных германцев до сих пор слышатся грозные отзвуки звериной темы — Вольф, Рудольф, Адольф — в переводе: «волк», «рыжий волк», «благородный волк». Впрочем, и корень «кат», вполне возможно, родом из древнегерманского прошлого. По крайней мере, один из германских вождей времен войны с маркоманами носил прозвище Катуальда. Уальд — означает «дикий». Значит, «кат» тоже несло некую смысловую нагрузку. Между тем, что если мы правильно определили корни слова «Катульф», то специфическое произношение выдает его восточногерманское происхождение. Но может быть, родство эфталитов с готами нам просто померещилось?

Ищем далее. Царь эфталитов, напавший на Индию, носил имя Тораман. Как известно, «Тор» — это бог-громовержец у скандинавов и восточных германцев, «ман» — просто человек; сравните «аллеманы», «маркоманы» — названия германских племен. Возможно, данное прозвище переводится как «человек, посвященный богу грозы».

И, наконец, последний правитель государства «белых гуннов» именовался Готфар. Живший от него за многие тысячи километров, фактически на противоположной окраине континента — в нынешней Испании, царь восточногерманского племени вандалов, предшественник хромого Гизериха, звался почти так же — Готфарий. Иначе говоря, все три известных науке эфталитских имени оказались не только, что само по себе почти невероятно, германскими, но именно восточногерманскими. Заимствовать их у соседей эфталиты никак не могли, ближайшие носители данной речи в это время жили на территории Крымского и Апеннинского полуостровов — то есть за многие тысячи километров от эфталитских пределов.

Таким образом, единственным вариантом, объясняющим попадание восточногерманских имен собственных в горы Афганистана и Памира, представляется безусловное признание эфталитов выходцами с территории Готского царства, захваченного в середине IV столетия грозными гуннами. После распада державы Аттилы и сокрушительных поражений кочевников в Европе, некие германские воинские контингента, отступая вместе с гуннами на Восток, могли оказаться в Средней Азии. Испытывая недостаток в женщинах (на последнее обстоятельство явно намекает обычай многомужества), они должны были породниться с местными сарматскими племенами (амазонками Средневековья). Возможно, именно так возникло племя эфталитов. По крайней мере, только эта версия снимает все противоречия и объясняет все загадки «белых гуннов». Но не поторопились ли мы со своими выводами, есть ли у науки хоть какие-то сведения о восточных германцах в глубинах Азии, не считая, конечно, нашего вольного перевода эфталитских имен и смелых предположений по поводу их антропологии? Оказывается, есть. Археологи обнаружили кое-какие следы черняховской культуры, той самой, что осталась от блистательного Готского царства времен Гермонариха, не только на Западе, где пребывание восточных германцев фиксируется многочисленными средневековыми хрониками, но и в прямо противоположном направлении. Исследователи Щукин и Шаров пишут по этому поводу: «Заметим также попутно, что некоторые вещи горизонта Виллафонтана, в частности двухпластинчатые фибулы оказываются не только в Италии, но и далеко на Востоке. Целая серия таких фибул и часто сочетающихся с ними на Западе пряжек, обнаружена в погребениях так называемой Джетыасарской культуры в Восточном Приаралье и низовьях Сырдарьи вплоть до Байконура в Казахстане» [225]. Разъясню, что горизонтом Виллафонтана ученые называют Черняховские памятники позднего периода, датируемые примерно рубежом IV—V столетий. То есть временем, когда оставшиеся в Восточной Европе готы и прочие германские племена уже попали в зависимость от свирепых кочевников. Что касается фибул, то это застежки для одежды, широко распространенные в мире германцев. Проще говоря, в лице Джетыасарской археологической культуры исследователи обнаружили пребывание восточногерманских племен на территории современных Узбекистана и Казахстана, очень удивились этому обстоятельству и теперь не ведают, с каким народом связать эти памятники. Между тем от низовьев Сырдарьи и Восточного Приаралья уже рукой подать до тех мест, где письменные источники следующего века фиксируют пребывание эфталитов. Похоже, мы дали правильный ответ на вопрос, кто такие «белые гунны».

Но вернемся к прерванному повествованию. В любом случае беглецам-телесцам от встречи с эфталитами не поздоровилось. В 495 году «белые гунны» громят южную часть молодого государства Гаогюй и убивают наследного государя, а через год уничтожают и северную часть государства кочевников-неудачников. Часть телесцев после восьми лет независимости возвращается назад, под защиту привычных хозяев — жужаней. Оставшимся эфталиты назначают вождя Мивоту из числа плененных князей и определяют размер ежегодной дани [56].

По-видимому, эфталитское иго было не столь тяжким, как жужаньское, ибо вскоре телесцы смелеют, и при поддержке регулярных китайских войск их новый вождь Мивоту наносит поражение жуань-жуаньскому кагану Футу (в монгольской транскрипции — Богду). Скальп Футу победитель Мивоту отправляет в Китай и в награду получает ценные дары: набор китайских музыкальных инструментов, 80 музыкантов и 70 кусков шелковых тканей.

Но уже через восемь лет новый каган Чеуну (Чуну у монголов) отомстил за смерть отца. Он наголову разбивает телесцев, захватывает в плен Мивоту, которого казнят, привязав его за ноги к животу лошади и пустив ее вскачь. Из черепа Мивоту, по обычаю жужаней, сделали чашу для застолий, покрыв ее лаком.

Каган Чеуну заключил союз с эфталитами, скрепленный родственным браком. Жужане, как и эфталиты, были, видимо, европеоидами, окруженными со всех сторон чуждыми им в расовом отношении племенами, и поэтому охотно пошли на сближение друг с другом.

Примерно в это же время в эту орду из Западного Китая начинает проникать буддизм. Но у жуань-жуаней он сталкивается с сильным сопротивлением традиционной религии. Жрецы здесь пользуются таким авторитетом, что один из них — некто Хунсюан — даже возглавил посольство в Китай. Пожалуй, это первый подобный случай в истории кочевых государств, когда духовное лицо исполняет посольские функции. В подарок императору жрец привез «идола, жемчугом обложенного», что свидетельствует как о развитии ювелирного искусства у жужаней, так и о сложности их религиозной системы [56].

Но еще большее влияние у кагана Чеуну приобрела жрица по имени Деухунь. Прозвище ее было Дивань, и это одно из немногих слов на жужаньском языке, которое нам достоверно известно. Имена, как и титулы царей, народы иногда заимствуют у соседей, а вот прозвища всегда звучат на родном языке. Что интересно, данное жужаньское слово оказалось иранским. «Дивань» по-персидски означает «одержимая духами». Дивы были богами у древних иранцев до тех пор, пока пророк Заратуштра не ввел поклонение одному лишь Ахуромазде. После этого их перевели в разряд демонических персонажей. Люди всегда неблагодарны по отношению к старым, забытым богам и поселяют их в Преисподнюю.

Жрица Деухунь, по свидетельству современников, умела волховать и лечить от разных болезней, к тому же обладала неограниченным влиянием на кагана Чеуну. Как передал китайский летописец: «Чеуну очень уважал и любил ее, и, поступая по ее советам, привел государственное управление в запутанность» [56]. Это вызвало раскол в орде, и когда Чеуну находился в очередном набеге на соседей, по приказу его матери «одержимую» задушили. Вернувшийся из похода каган был убит заговорщиками, а престол занял младший брат Чеуну Анагуй (Амгай в монгольской транскрипции).

Против нового кагана выступил Тефа (Шифу) — видимо, некий родственник убитого Чеуну. Анагуй бежал в Китай, заговорщица-мать и другие ее сыновья были убиты. Но к этому времени жужаньский каганат уже был разделен на две части: Запад и Восток. Западный правитель, вождь младшей орды Поломэнь — дядя Анагуя, собрав армию, разбил мятежника Тефу, бежавшего к соседям.

По свидетельству китайских летописцев, жуань-жуаньское государство после этого «пришло в большое волнение, каждый род отдельно живет, и попеременно грабят друг друга» [56]. В это время вновь восстали телесцы. Воспользовавшись беспорядками в каганате, брат замученного вождя Мивоту — некто Ифу — восстановил независимость государства Гаогюй. Армия «Высокой телеги» напала на армию Поломэна и разбила ее.

Но уже в 523 году сбежавший из Китая в Степь Анагуй снова возродил каганат. В следующем году по просьбе китайского императора он подавил народное восстание на северной границе империи. И снова разбил несчастных телесцев, которые, несмотря на свою многочисленность, так и не научились побеждать опытных в военном деле жуань-жуаней. Позже телесцы еще несколько раз поднимали бунты, но каждый раз их подавляли в крови.

Весной 550 года Великая степь снова пришла в движение. Неукротимые неудачники телесцы предприняли очередную попытку освободиться от своих угнетателей. От верховьев Иртыша на своих высоких кибитках эти племена двинулись к сердцу жужаньской державы — Хангайским горам в Монголии, где в это время располагались центральные становища жуань-жуаней. Восстание вспыхнуло, видимо, стихийно, ибо никакого серьезного плана действия у бунтарей не было, да и имена организаторов мятежа до нас не дошли. Не были скоординированы действия телесцев и с потенциальными союзниками — китайской державой Тоба-Вэй. Короче, не было ничего, кроме страстного желания отомстить обидчикам и стремления свергнуть ненавистное иго. Без сомнения, многочисленных, но плохо вооруженных повстанцев ждала участь их предшественников.

Но когда обреченные на заклание добрались почти до середины пути, навстречу им из урочищ и ущелий южного гобийского Алтая вдруг выехали стройными рядами закованные с ног до головы в железо всадники с длинными копьями в руках на высоких и красивых жужаньских конях. Их шлемы и пластинчатые панцири переливались на южном солнце, острия копий сулили смерть, а над всем диковинным войском развевалось невиданное знамя — черное с золотой волчьей головой посередине. Это были тюрки.

<<Назад   Вперёд>>