Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава сорок седьмая. Пёстрые осколки Каганата
Любой даже самый интересный детективный роман с лихо закрученным сюжетом рано или поздно следует завершать. Уловив этот момент, автор, дабы напоследок ещё раз побаловать своих терпеливых читателей, готовит финальную сцену. Обычно главный герой – ведущий дознание сыщик – под разными предлогами собирает в одной комнате всех участников развернувшейся драмы с тем, чтобы поведать им, наконец, что же в действительности произошло. Именно тогда многочисленные важные фрагменты и даже маленькие, поначалу кажущиеся незначительными, детали, щедро разбросанные по всему ходу повествования, находят своё надлежащее место. Становится ясно, зачем в кабинете убитого находилась трость с набалдашником из слоновой кости, кто оставил в пепельнице недокуренную сигару вест-индийского табака и какую сцену в действительности видел престарелый дворецкий за миг до фатального падения с парадной лестницы. Срывается пелена неведения. Виновные оказываются изобличены, подозреваемые – оправданы. В деле ставится большая и жирная точка.
Увы, та эффектная концовка, что так полюбилась поклонникам Конан Дойля или Агаты Кристи, вряд ли применима в нашем конкретном случае. Мы же с вами дерзнули написать не обычный детектив, а исторический труд с претензией на научность. Меж тем, в настоящей науке, как известно, нет и не может быть единомыслия. Здесь всегда царит борьба идей и столкновение самых различных точек зрения. Собственно, эта разноголосица мнений и движет вперёд человечество на путях познания. Было бы верхом наивности претендовать на то, что наше следствие разрешит большинство споров вокруг вечной загадки происхождения славян и окончательно расставит все точки над i в данном вопросе. Разумеется, всегда найдутся те, кто не согласится со сделанными выводами, и будет готов отстаивать иные концепции сложения предков. Бога ради! Историческая наука от этого только выиграет. Лишь в жарких дискуссиях и на грудах сломанных копий рождается Истина. Тем не менее, по всем законам детективного жанра впереди нас ждёт пресловутая финальная сцена. Не станем отходить от литературных традиций. Да и как не уважить наших провожатых – Холмса и Уотсона – немало потрудившихся, чтобы нам с вами стало чуть более понятно, кто же такие славяне. Дадим слово почтенным джентльменам. Пусть они сполна насладятся своим долгожданным триумфом.
– Мне кажется, Холмс, что вы целиком и полностью разделили позицию тех учёных мужей, их, кажется, называют конструктивистами, которые полагают, что этносы далеко не вечны. Они как звезды – загораются и гаснут. Новые народы складываются в определённых исторических ситуациях, зачастую из предшествующего им на данной территории населения. Причём своё название – этноним – такие объединения могут получить совершенно неожиданным и подчас даже случайным путём.
– Вы правы, доктор. Факты – упрямая вещь. Они учат нас тому, чтобы мы не доверяли тождеству этнонимов, но каждый раз пытались понять, что за люди скрываются за скользкими масками, легко переходящими от одного этноса к другому. Разве мы не убедились с вами, Уотсон, что под привычным прозвищем "булгары" в разные эпохи и в различных регионах понималось население, почти не имевшее между собой ничего общего, кроме имени? Те кочевники, что в V веке беспокоили византийцев на Балканах были, вероятнее всего, остатком гуннских племён, задержавшимся в Северном Причерноморье после ухода основного ядра на Восток. Булгары из трудов Симокатты оказались сборной степной солянкой, которую победоносные авары увлекли за собой на Запад. Только небольшая их часть имела своими предками кутригуров и утигуров, то есть булгар предыдущей эпохи. Подданные кагана Куврата, бежавшие за Днепр, хоть и носили всё тот же ярлык, но включали в свои ряды уже не только кочевников, но и ремесленников с земледельцами, ушедших вместе со своими повелителями из Карпатской котловины. Что касается булгар Аспаруха, объявившихся на Нижнем Дунае, то они, по всей видимости, являлись потомками оседлого населения, сохранившего верность аварам в период Великой смуты 30-х годов VII столетия. Эти люди откололись от Каганата позже, примерно в тоже самое время, когда ещё одни раскольники – сирмисиане – во главе с Кувером и Мавром пришли на македонскую землю. Поскольку среди последних было немало православных христиан, византийцы придумали для них специальный этноним, к булгарскому племени отнесли лишь предводителей данных людей. У пришедших на Нижний Дунай состав был не менее сложным, но большинство тут составляли язычники. По этой причине они все вместе и стали "булгарами" в глазах ромеев. На самом же деле новые выходцы из империи Баяна мало чем отличались как друг от друга, так и от летописных "сыновей гуннов", упомянутых в "Хронике" Фредегара. И эти первые бунтари, и "сирмисиане", и дунайские "булгары" были смешением прежних обитателей Восточной Европы, случившимся в рамках Аварского каганата.
– Отчего же в таком случае подданные правителя Само в летописях всё же названы не булгарами, а "склавами", "винидами" или даже незаконнорожденными потомками аваров?
– Не забывайте, доктор, о последовательности событий. По сведениям монаха Фредегара, восстание аварских бастардов на северо-западной окраине степной Империи вспыхнуло в 623 году. Распря за трон кагана, когда бывшие сателлиты выступили против царственных кочевников, случилась восьмью годами позже – в 631-м. В тот момент времени под "булгарами" летописцы, вероятно, подразумевали обитателей восточной половины державы Баяна, где во множестве жили правнуки гуннов. Лишь после поражения мятежников и их последующего бегства в Баварию и за Днепр, хорошо знакомый нам этноним закрепился за любыми раскольниками, выходящими из недр Аварского каганата. Вот почему подданные франкского купца Само, эти первые бунтари, никак не могли стать "булгарами". Хроникёры вынуждены были подыскивать для них иные имена.
– Воля ваша, Холмс, хотя признаться, мне сложно поверить в то, что этническая идентичность оказывается столь пластичной. Дети людей, считавших себя ромеями, вдруг превращаются в склавинов, бывшие авары оборачиваются булгарами. Это как-то не укладывается у меня в голове.
– Тем не менее, дорогой мой Уотсон, у нас есть прямые указания летописей, что именно так всё и происходило. Внимательно вчитайтесь в слова византийской хроники, повествующей о появлении сирмисиан в Македонии: "И также (рассказали) о том, что почти весь Иллирик, то есть его провинции, а именно две Паннонии, как и две Дакии, все области Дардании, Мисии, Превалии, Родопы, еще и Фракию, и (область) до Длинной стены Византия, и остальные города и поселения они (авары) опустошили. Весь народ оттуда (доставили) в Паннонию, в область у реки Дунай; митрополией (то есть столицей) этой провинции был когда-то так называемый Сирмий. Туда, как сказано, упомянутый хаган доставил всех пленников, как уже ему подчиненных. Поэтому смешались они с булгарами, аварами и другими язычниками, родились у них дети, и стал народ бесчисленным и огромным. Каждый же сын унаследовал от отца обычаи и стремление рода к земле ромеев. И подобно тому как при фараоне в Египте увеличивался род евреев, так и у них таким же образом через православную веру и святое животворящее крещение росло племя христиан. И рассказывая друг другу о родине отцов, они, как огонь, возжигали в сердцах друг друга (стремление к) бегству. Когда же прошло шестьдесят лет и более с тех пор, как родители их были захвачены варварами, образовался там уже другой, новый народ, и большинство из них со временем стало свободными. И хаган аваров, причисляя их уже к собственному народу, по существовавшему обычаю рода поставил над ними архонта по имени Кувер (Κουβερ)". Итак, доктор, о чём же рассказывает нам византийская хроника? О массовых угонах кочевниками за Дунай греческого населения и смешении его там "с булгарами, аварами и другими язычниками". Проходит шесть десятков лет и, по словам летописца, "образовался там уже другой, новый народ", который аварский каган имел все основания считать "своим". Хорошо, в данном случае большинство из этих людей осталось православными. По этой причине византийцы придумывают единоверцам особое имя – "сирмисиане" – и только предводителей их полагают "булгарами". Надо полагать, что потомки греков в данной конкретной области, откуда вышли раскольники, оказались в большинстве. Но ведь так было далеко не по всей территории Каганата. Хотя процесс смешения шёл в Карпатской котловине повсеместно и повсюду там образовывался "новый народ", вполне "свой" для аварских владык. Я вам больше того скажу, доктор: как византийцы могли стать склавинами или булгарами, так и эти варвары тоже имели реальный шанс превратиться назад в ромеев.
– Не может быть! Каким же это волшебным образом?
– Элементарным. Я бы сказал: самым что ни на есть банальным. Ведь не всегда северяне вели наступления на Балканы, случалось и Восточно-римской империи отыгрывать утраченные ранее позиции. Вот что пишет василевс Лев VI Мудрый (881-911) о деятельности своего предшественника Василия I (867-886): "Блаженной памяти отец наш Василий, император ромеев, сумел убедить их (склавинов) отринуть свои древние обычаи, и сделал их греками, и подчинил их правителям по ромейскому образцу, и удостоил крещения, и освободил из-под власти их вождей, и научил воевать с враждебными ромеям народами". Как видите, Уотсон, никакой пропасти между "склавинами" и "ромеями" в ту эпоху не существовало. Одни вполне могли стать другими. Дети и внуки угнанного в плен грека делались варварами и язычниками. В глазах бывших соотечественников они заслуживали оскорбительное прозвище, произведённое от корня "склав" – "раб". Напротив, вчерашний варвар, подпав под власть василевса и приняв православие, оборачивался полноценным византийцем. Современные антропологи, к примеру, не обнаруживают существенной разницы между нынешними обитателями Македонии и жителями Северной Греции, хотя первые говорят по-славянски, а вторые – по-эллински. В реальности и те и другие – потомки аборигенов Балканского полуострова. Просто одни остались в зоне влияния высокой греко-римской цивилизации, другие втянулись в варварскую вольницу. Ещё проще было аварскому всаднику превратиться в булгарского. Сбрил косы в знак разрыва с обычаями Каганата и вот ты уже "держишь княжение по обеим сторонам Дуная остриженными главами", по образному выражению "Именника булгарских ханов".
– Если принять постулат, что этническая идентичность в раннем Средневековье легко менялась населением в зависимости от обстоятельств, совсем иное звучание приобретают важные исторические факты. Помните, Холмс, мы с вами удивлялись, что на развалинах Каганата победители-франки обнаружили лишь три этноса: аваров, булгар и склавинов. Куда мол исчезли бывшие гепиды, лангобарды, герулы, свевы, ромеи и прочие тамошние народы. Теперь понятно, что они разложились по трём новым полочкам.
– Что ж, Уотсон, у нас есть возможность проверить вашу идею, как следует покопавшись в осколках степной Империи. Когда под ударами наступающей франкской конницы окончательно рухнула держава Баяна, значительная часть ее бывших владений – Норик, Карантания и почти вся Паннония – отошла непосредственно к королевству Карла Великого. Земли к Востоку от Тисы стали добычей союзных франкам дунайских булгар. Самым же крупным обломком погибшего царства историки считают Великую Моравию, ядро которой находилось в Моравской и Нитранской областях. Временами данное государство контролировало паннонские земли и междуречье Дуная и Тисы, а в период наибольшего расширения, по всей видимости, включало в себя Богемию, Тюрингию и, возможно, Силезию.
Великая Моравия (границы весьма условны) на карте Европы 9 века
– Знатный кусок Аварского каганата.
– Вот именно, доктор. Тем более, что, по мнению ряда исследователей, правители данного объединения подмяли под себя ещё и почти всю территорию бывшего царства Само. В любом случае, это была мощная структура и, вне всякого сомнения, её создало население, говорящее по-славянски. Поскольку именно здесь проповедовали знаменитые Кирилл и Мефодий, тут была изобретена первая славянская письменность. Археологи отмечают воинственность местных обитателей – они находят в этих краях множество могил с оружием, включая бесчисленные захоронения конных воинов. Последние выглядели точь-в-точь как поздние "царские всадники", что позволило археологу из Словакии Злате Чилинске заметить: "падение политической власти аваров не означало конца элитных военных отрядов. Могильники на территории севернее Дуная подтверждают их наличие также после 800 года". Что там говорить, грозная слава великоморавского князя Святополка I долетела аж до Константинополя! По крайней мере, византийский василевс Константин Багрянородный (913-959) писал в своём наставлении сыну: "Да будет ведомо, что архонт Моравии Сфендоплок (Святополк I) был мужественен страшен соседним с ним народам". Лидеры этой державы, кстати, ныне считаются основателями чешской и словацкой государственности, за что в данных странах им поставили памятники. Саму Великую Моравию ученые мужи признают первым из суверенных славянских царств, если не считать, конечно, державу Само. Но последняя, как известно, слегка обманула надежды искателей предков – тамошний вождь по своему происхождению оказался франкским купцом. Зато теперь мы сталкиваемся с государственным объединением, во главе которого находились князья исключительно со славянскими именами – Моймир, Ростислав, Святополк, Славомир, Преслав.
– Полагаю, что замученные постоянными неудачами историки, ищущие корни славян, получили, наконец, законный повод для радости.
Памятник Святополку I, князю Великой Моравии (871-894) в Братиславе
– Вот именно. Однако, послушайте, Уотсон, что сообщает чешский профессор Йиржи Махачек (Jiri Machacek) из университета города Брно, опираясь на археологические изыскания в районе одной из предполагаемых столиц Великой Моравии: "Мы можем быть уверены, что именно в 800-х годах поселение в Pohansko (местечко Поганско в Южной Моравии, недалеко от Бржецлава, на границе Чехии, Австрии и Словакии) испытало демографический взрыв, что находится в резком контрасте с его ранним развитием. Внезапно местное население увеличилось в десять раз, и продолжало расти. Агломерация в Pohansko, кажется, достигает своего пика в 880-х годах, когда она охватывает более шестидесяти гектаров, вмещая сотни или, возможно, тысячи людей. Это внезапное увеличение численности населения едва ли объясняется чем то иным, кроме прибытия иммигрантов из соседнего региона. Это, похоже, поддерживается судебно-антропологическими исследованиями останков из захоронений Великой Моравии, которые показывают различия между пришельцами и местными крестьянами. Точное происхождение потока миграции остается неизвестным, но, пожалуй, можно предположить, что его исток располагался где-то в долине реки Дунай. Дезинтеграция в Карпатском бассейне, вызванная франкскими вторжениями и последующим распадом Аварского каганата должна была сопровождаться резким сокращением населения. Высказываются предположения, что побежденные "аварские" воины нашли новые возможности для карьерного роста в Моравии. К этому времени, однако, многие из них, как полагают, были "славянизированы" в результате аккультурации, действовавшей на северных и северо-западных окраинах каганата с конца седьмого или начала восьмого века и далее. Если мы следуем Эггерсовской (Martin Eggers) линии рассуждений, мы можем увидеть здесь "остаточных аваров", выдавленных из долины Нижней Тисы в северный регион Карпатского бассейна".
– Если я правильно понял мысль этого ученого, он утверждает, что вчерашние авары, сбежав под давлением франков из центральной части Карпатской котловины на Северо-запад, быстро "славянизировались" и стали элитой государства, вошедшего в анналы мировой истории под именем "Великая Моравия". Не так ли?
– Речь надо вести не только об аварских всадниках, но о широком притоке дунайских мигрантов: ремесленников, торговцев и земледельцев, ведь сказано о бурном приросте здешнего населения, его не объяснить бегством одной лишь элиты. В целом, бесспорно, ваши рассуждения вполне верны, коллега. Расцвет государства на берегах реки Моравы был обеспечен мощной миграционной волной с Юга. "Остаточные авары", по образному выражению историка Мартина Эггерса, превратились в знатных воинов славянского царства. И это обстоятельство с лихвой объясняет изобилие всадников в здешних некрополях. Взглянем теперь, как обстоят дела с другими объединениями ранних славян, в частности, с Хорватией.
– Только не говорите, Холмс, что её тоже создали авары!?
– В любом случае, без последних не обошлось. Давайте откроем трактат Константина Багрянородного и послушаем, что пишет он о появлении народа хорваты на берегах Адриатики: "Итак, увидев, что земля эта прекрасна (Далмация), авары поселились на ней. Хорваты же жили в то время за Багиварией, где с недавнего времени находятся белохорваты. Один из родов, отделясь от них, а именно – пять братьев: Клука, Ловел, Косендцис, Мухло и Хорват и две сестры: Туга и Вуга, – вместе с их народом пришли в Далмацию и обнаружили, что авары завладели этой землей. Поэтому несколько лет они воевали друг с другом – и одолели хорваты; одних аваров они убили, прочих принудили подчиниться. С тех пор эта страна находится под властью хорватов. В Хорватии и по сей день имеются остатки аваров, которых и считают аварами".
– Если я правильно понял византийского императора, он утверждает, что Далмация сначала была занята аварами, затем откуда-то с Севера сюда пришли хорваты, причём имена их предводителей звучат отчего-то абсолютно не по-славянски. Пришельцы победили и подчинили себе царственных всадников. Ещё во времена Константина часть покорённого населения носила имя "авары". Поскольку в дальнейшем данный этноним выходит из употребления, мы можем сказать, что бывшие авары в изучаемом регионе вскоре превратились в хорватов. Опять этот бесконечный карнавал масок!
– Тем не менее, василевс настаивает на своей версии, в другом отрывке из его сочинения находим: "(Знай), что хорваты, ныне живущие в краях Далмации, происходят от некрещеных хорватов, называвшихся "белыми", которые обитают по ту сторону Туркии (здесь Венгрии), близ Франгии (Франкского царства), и граничат со склавинами – некрещеными сербами. Эти хорваты оказались перебежчиками к василевсу ромеев Ираклию ранее, чем к этому василевсу Ираклию перешли сербы, в то время, когда авары, пойдя войною, прогнали оттуда римлян, выведенных из Рима и поселенных там василевсом Диоклетианом. Поэтому-то они и прозывались римлянами, что были переселенцами из Рима в этих краях, а именно – в ныне именуемой Хорватии и Сербии. Когда упомянутые римляне были прогнаны аварами, в дни того же василевса ромеев Ираклия, их земли остались пустыми. Поэтому, по повелению василевса Ираклия, эти хорваты, пойдя войною против аваров и прогнав их оттуда, по воле василевса Ираклия и поселились в сей стране аваров, в какой живут ныне". Согласно воззрениям византийского императора, правившего в X веке, хорваты и их соседи сербы являются недавними переселенцами в эти края с Севера Европы. Прародину мигрантов – Белую Сербию и Белую Хорватию – венценосный автор помещает куда-то в район нынешней Чехии и Восточной Германии. Далмация поначалу принадлежала аварам, но пришельцы тех потеснили и стали хозяевами двух балканских стран.
– Признаюсь, Холмс, меня терзают определённые сомнения по поводу данной версии происхождения хорватов и сербов. Константин полагает, что эти народы действовали "по воле василевса Ираклия", но мы то с вами знаем, что сей император балканскими делами почти не интересовался, сосредоточив свои усилия на войне с персами. На полуострове в его правление греки контролировали лишь округу городов Константинополь и Фессалоники, да и та подчас разорялась аваро-склавинскими отрядами. Ну может ещё кое-какие приморские крепости Далмации оставались в руках бывших римлян. Не очень верится в то, что одряхлевшая Империя, наперекор могущественным аварским каганам, могла спровоцировать приход в Иллирию неких северных варваров.
– Не вы один, Уотсон, спотыкаетесь на этом месте константинова сочинения. Понятно, что для жившего в середине X столетия василевса его предшественник, правивший тремя веками ранее, представлялся неким древним героем, которому со временем стали приписывать множество подвигов, в том числе и не имеющих отношения к суровым историческим реалиям. Но дело не столько в самой личности Ираклия и его увлечённости восточными проблемами в ущерб балканской политике. Период царствования данного императора (610-641) менее всего подходит для отъёма Далмации у аваров. Судите сами, Уотсон. До 626 года Каганат ещё находился в зените славы. Это эпоха захвата и освоения балканских земель и дерзкого штурма Константинополя. Тем не менее, обитатели северо-западной окраины степной Империи уже начали бунтовать против своих владык. По сведениям Фредегара брожение в тех местах шло с 623 года. Причем Белая Хорватия и Белая Сербия, как они привиделись Константину Багрянородному, лежат как раз в той стороне, где действуют мятежники. Каким образом некие выходцы оттуда, враждебно настроенные к аварам, могли беспрепятственно пройти в Далмацию через ядерные территории Каганата, контролируемые наследниками Баяна? Кроме всего прочего, период Смуты, как мы знаем, закончился тем, что царственные всадники широко расселились по всей Карпатской котловине. Судя по поздним аварским могильникам, степняки крепко держали в своих руках все плодородные земли в долинах рек Савы и Дравы вплоть до начала IX века. Пространства для обитания мятежных племён – сербов, хорватов, либо кого-то ещё – тут попросту не оставалось.
Распространённость аварских вещей и могильников (зеленая линия – ареал в 6 веке, черная – в 9 веке)
– Как же историки вышли из непростого положения, куда завели их писания византийского императора, идущие в разрез с археологическими находками?
– Они попробовали перенести приход сюда северян совсем в иную эпоху. Академик Валентин Седов, с трудами которого мы хорошо знакомы, пишет: "Противоречия этих легенд обусловлены, по-видимому, тем, что в основу труда Константина Багрянородного легли сведения, полученные от разных информаторов, а некоторые могли быть дополнены в соответствии с политической традицией Византии. Думается, что не стоит видеть в этих преданиях деталей исторической реальности, хотя они и стали основой многих гипотетических построений. Более конкретны археологические материалы, которые позволяют утверждать, что хорваты появились в Далмации в составе крупной переселенческой волны вместе с аварами и, может быть, ведомые конными отрядами аваров. На первых порах авары, вероятно, считали хорватов своими подданными и властвовали над ними".
– Предположение, что здешние обитатели находились в зависимости от авар, представляется вполне разумным. Проблема в том, что они мало походят на переселенцев, но, скорее, напоминают аборигенов здешних мест. Насколько мне известно, те редкие находки лепных горшков, что встретились археологам в Далмации, и которые они долгое время пытались выдать за пражскую керамику, при ближайшем рассмотрении оказались посудой населения Аварского каганата.
– Всё верно, доктор. Никаких следов масштабных переселений в данный регион в эту эпоху учёные, как не бились, обнаружить не сумели. Не только с мест предполагаемой прародины хорватов где-то в районе нынешней Чехии, но даже в целом с просторов Восточной или Центральной Европы. Послушайте, что пишет об этом исследователь Дэниел Дзино (Danijel Dzino), этнический хорват, работающий в университете австралийского города Аделаида: "С другой стороны очевидно сохранение позднеантичного общества и населения на этой территории. Наблюдается высокий уровень урбанистического континуитета в Далмации; данные антропологии и генетики указывают на то, что радикальной смены населения в этот период не произошло, культурный габитус показывает признаки континуитета культурного габитуса дославянского населения, и в этом контексте ещё более значимым становится отсутствие археологических доказательств массовой миграции к Югу от Паннонской низменности".
– Если я правильно уловил смысл замысловатых выражений австралийского специалиста, он настаивает на том, что хорваты сложились на основе аборигенов Далмации предыдущей эпохи, а не пришли откуда-то издалека.
– С Дзино солидарны и другие ученые. К примеру, молодой российский исследователь Денис Алимов утверждает следующее: "Так, несмотря на все приложенные историками старания, до сих пор не может найти удовлетворительного объяснения отсутствие каких-либо намеков на переселение хорватов в Далмацию в письменных источниках VII–IX веков. Другим труднообъяснимым моментом, как уже множество раз отмечалось в историографии, является то обстоятельство, что, если верить трактату императора Константина, антиаварски настроенным хорватам каким-то образом удалось пройти в Далмацию из расположенной к северу от нее Белой Хорватии, несмотря на то что эти земли отделялись от Далмации центральными областями Аварского каганата, в которых аварская власть осталась непоколебимой вплоть до конца VIII века".
– Но если миграции не было, откуда же взялись хорваты?
– Алимов предлагает следующее решение проблемы: "Какова же альтернатива доминировавшему в историографии подходу к проблеме формирования этнической общности далматинских хорватов? В самых общих чертах мы можем представить себе хорватский "этногенез" как постепенное превращение относительно небольшой воинской группы в этнополитическую общность. Если вынести за скобки все те элементы хорватского этногенетического предания, которые, как можно убедиться, находят многочисленные аналогии в других памятниках жанра "origo gentis" (истории происхождения рода), в нашем распоряжении для обнаружения реалий, в которых формировалась gens Chroatorum, останутся только имена легендарных хорватских вождей и стойкая оппозиция "хорваты – авары". Все высказанные в историографии суждения относительно того, кого или что могли символизировать собой семь легендарных вождей, хотя подчас и базировались на серьезном изучении этимологии имен, по понятным причинам остаются сугубо гипотетическими. Определенно можно говорить лишь о том, что имена хорватских вождей, что бы они в действительности не означали, не являются славянскими. Оппозиция же "хорваты – авары" опять-таки дает нам необходимую информацию для того, чтобы попытаться вписать интересующий нас "этногенез" в более или менее знакомый исторический контекст. Стоит отметить, что сама по себе ситуация конфликта вполне могла являться фактором, способствовавшим конституированию нового этнополитического организма. Так, от аваров отделилась и сформировавшаяся на периферии каганата, в районе Сирмия, гетерогенная общность, возглавленная болгарским вождем Кувером, как о том подробно рассказывает вторая книга "Чудес святого Димитрия Солунского". О похожем пути формирования новой этнополитической общности – gens Winidorum – рассказывает и так называемая "Хроника Фредегара" в своем известном пассаже о "сыновьях гуннов", возглавивших восстание против аварских властей (на сходство обстоятельств возникновения раннего хорватского политического образования и "державы" Само указал Ян Штайнхюбель (словацкий историк), справедливо заметив, что обе политии (государства) были образованы группами, интегрированными в аварский социум). Если же верить известиям патриарха Никифора, Великая Болгария Кубрата также была консолидирована как сила, противопоставившая себя аварам. Вместе с тем у нас нет веских оснований считать, что война "хорватов" с аварами, действительно, имела место. Речь могла идти и о постепенном ослаблении аварской власти, создавшем условия для кристаллизации новой политии (государства) на периферии каганата. Однако то обстоятельство, что хорватское этногенетическое предание ставит в начало хорватской истории именно конфликт с аварами, важно само по себе. Оно свидетельствует о том, что, во-первых, далматинские хорваты в середине Х века именно к этому периоду относили начало своего исторического бытия и, во-вторых, что для носителей хорватской этнической идентичности противопоставление себя аварам было особенно значимо. В данном контексте хорватская идентичность может быть понята как идентичность врагов авар".
– Иначе говоря, ранних хорватов этот исследователь считает ещё одной частью аварского сообщества, отколовшейся от Каганата, наподобие "булгар" Куврата и Аспаруха, "сирмисиан" Кувера или "сыновей гуннов" Само.
– Интересно, что в археологическом плане далматинская элита VIII-IX веков представляла собой всадников, которых хоронили вместе с аварскими поясами и франкским оружием. Что, впрочем, легко объяснимо – ведь эти люди проживали в пограничной зоне двух великих царств, одно из которых рушилось, а другое – набирало силу. Сама собой напрашивается идея, что те элитные воины, которые по воле аварских каганов правили Далмацией, в некий момент времени поспешили оставить своих прежних господ и перейти на сторону победителей. Именно тогда им потребовалось новое имя, чтобы отделить себя от прежних владык Карпатской котловины. Полагаю, в той обстановке они скорее предпочли б называть себя даже "склавами", хотя и понимали нелестный подтекст данного прозвища, лишь бы не зваться "аварами". По крайней мере, так думает Денис Алимов, который пишет: "Обилие упоминаний о славянах (в реальности – о склавинах) на пост-аварском пространстве на фоне отсутствия здесь иных "племенных" идентичностей, заставляет, как нам представляется, думать о том, что славянская (склавинская) воинская элита, спаянная единым социальным опытом пребывания под властью аваров и последующих войн с ними, и, как следствие, разделившая общую антиаварскую идеологию, называя себя славянами (склавинами), должна была вкладывать в это понятие не только (а возможно, и не столько) культурный, сколько политический смысл".
– Проще говоря, историк полагает, что склавины – это не этническая категория, а политическая. Так стали называть себя противники аваров, те вновь образующиеся сообщества, которые вступали в конфронтацию с остатками Каганата, а по мере заката некогда победоносной аварской звезды подобных "бунтарей" в дунайском регионе становилось всё больше и больше.
– Как бы то не было, Алимов настаивает на своей идее: "О том, что оппозиция "хорваты-авары" была актуальна для Далмации и спустя более чем сотню лет после окончательного падения Каганата свидетельствует известие тридцатой главы (сочинения Константина Багрянородного) о проживании в Хорватии "остатков аваров". Сохранение аварской идентичности среди тех, кто относил себя к gens Chroatorum, по понятным причинам, представляется невозможным. Скорее всего, данное сообщение отражает приписывание аварской идентичности какой-то политически организованной группе, прежде лояльной властям каганата, но оказавшейся под властью хорватов. Подобное прочтение хорватского origo gentis (истории происхождения рода) вкупе с трудно разрешимыми противоречиями, порождаемыми версией о переселении хорватов из земель, расположенных к северу от Аварского каганата, на земли, лежащие к югу от его ядра, склоняет к тому, чтобы считать первоначальную хорватскую (или лишь впоследствии осмысленную в качестве таковой) группу интегральным элементом аварской социально-политической структуры".
– Холмс, мне теперь более-менее ясно, отчего бывшие подданные Каганата подчас соглашались считать себя "склавинами". Но почему те из них, кто проживал в Далмации, прозвищем своего конкретного племени сделали этноним "хорваты"? Ведь, если не ошибаюсь, первоначально так звали себя обитатели верховьев Днестра, часть из которых чуть позже была перемещена аварами на Запад, в район Богемии и Силезии. Археологи уверяют нас, что следов масштабной миграции в нынешнюю Хорватию ни с Восточных Карпат, ни с берегов Эльбы не просматривается. Каким же образом тогда здесь всплыло это странное слово, которым, видимо, в предыдущий период именовались карпатские горцы?
– Освободившиеся далматинцы как-то должны были обозначить своё новое государственное образование, чтобы отличить его от соседей, не правда ли? Имя "хорваты" в этом плане ничуть не хуже других ярлыков, возникших в ту эпоху на Востоке Европы. Кстати, здесь ему пришлось выдержать жесткую конкуренцию ещё с целым рядом этикеток. "Римлянами" или "романцами", не путать с "ромеями", называли себя жители тех городов на побережье Адриатики, где сохранилось античное население. Некие группы внутри страны именовались "далматы". Всплывал тут термин "диоклетианы" – в честь римского императора, якобы, переселившего обитателей Вечного города в иллирийские земли. В конце концов победил вполне привычный нам этноним. Не исключено, что произошло это по чистой случайности. Повернись события иначе, возьми верх иная группа воинов, и жители нынешней Хорватии носили бы другое прозвище. Для нашего расследование намного важнее, что речь идёт о принципиально новом образовании. А не о переселении сюда в готовом виде сложившегося где-то в отдалении племени, как полагали многие исследователи ранее. По крайней мере, историк Дэниел Дзино полагает именно так: "Хорватскую идентичность надо, следовательно, рассматривать сквозь призму новых элит в VIII веке. Новая элита, "хорваты", формировалась после падения Аварского каганата и экспансии Франкского королевства из местных элит, которые самоопределялись между романцами, ромеями, франками и аварами, и которые были принуждены построить в этих обстоятельствах более сложные политические образования".