Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава вторая. Народы и этикетки
К тому же "славяне" – это отнюдь не название одного небольшого племени. Нет, это общее наименование целого семейства родственных по языку и культуре народов. Отечественный востоковед и философ Лев Гумилёв величал подобные сообщества "суперэтносами". Воспользуемся и мы его термином. Замечу, что в истории Европы таких этнических семейств было не так уж много. Кроме фракийцев, с которыми мы уже познакомились, сюда можно отнести разве что кельтов, иллирийцев, германцев, скифов, сарматов, балтов, финнов, угров и, разумеется, славян. Причём зачастую названия этих сообществ – "суперэтнонимы" – вообще не существовали в древности, но родились в головах учёных мужей уже в наше время. Например, мы говорим "балты", чтобы хоть как-то обозначить группу племён, проживавших на южных берегах Янтарного моря и в лесном Поднепровье. Однако, "балты" – чисто кабинетный термин, произведённый от названия Балтики. Никакие древние племена себя так не именовали. Схожая картина с "финнами" и "уграми". Германское прозвище одного племени, жившего в Скандинавии, учёные распространили на целое семейство народов, говорящих на родственных языках. Между тем, эстонцы, мордва и карелы узнали о том, что они "финны" и родственники друг другу только из уст современных учёных. Венгры лишь в наши дни с удивлением обнаружили, что их угорские собратья в лице хантов и манси проживают в далёкой Сибири. Сами бы по себе эти обитающие в различных регионах и говорящие на очень разных языках люди об этой исторической связи вряд ли б догадались. Вы, наверное, будете удивлены, но в подавляющем большинстве "суперэтнонимы" – это довольно условные названия, да к тому же, как правило, даваемые со стороны.
Подобное положение дел отнюдь не случайно. Мы смотрим на карту мира с высоты сегодняшних достижений человечества. И понимаем, что на территории нашего континента в древности должны были существовать некие широкие надэтнические объединения, включавшие в свой состав десятки родственных по языку и происхождению племён. Естественно, у нас возникает потребность их как-то обозвать. Поэтому мы говорим: "скифы", "сарматы", "фракийцы", "кельты", "германцы" или "славяне". Именно так раскладывается по полочкам с ярлыками варварское население Европы в наших головах. Но поставьте себя на место такого "германца" или "кельта", и вы тут же поймёте, что эти люди мыслили совсем иными категориями. Большинство варваров ощущали свою принадлежность лишь к конкретному небольшому племени. Их мир сводился к десятку-другому посёлков, в которых жили сородичи. Эти бедолаги не путешествовали на самолётах, не смотрели телевизор, не зависали в социальных сетях. Подавляющее число варваров даже не представляло, что где-то обитают народы, говорящие на других языках, одевающиеся в иные одежды, ведущие отличный от них образ жизни. Поэтому у них просто не было необходимости придумывать имена для суперэтносов. Думаю, они даже не догадывались, что таковые существуют в природе. Их мир делился на "своих" и "чужаков". При этом, кстати, общность языка, а равно исторического происхождения, вовсе не гарантировала попадания в разряд "своих". Для лангобарда в VI веке нашей эры не было злее недругов, чем живущие рядом гепиды. Мы же называем и тех, и других "германцами", относя их к якобы существовавшему суперэтносу. Полагаю, эти люди обиделись бы, если б узнали, что мы ставим их на одну доску с кровными врагами.
Поэтому появление на страницах древних исторических сочинений тех или иных надэтнических образований, прозванных нами суперэтносами, отражает, как правило, не сложение реальных политических объединений варварских народов, а попытку цивилизованных греков и римлян хоть как-то упорядочить мир вокруг себя. Античные мыслители понимали, что варвары различаются меж собой и нравами, и языками, и образом жизни, поэтому пытались по мере своих сил налепить на них удобные для всеобщего понимания этикетки. Возьмите, к примеру, этноним "скифы". Скифией ("Σχυθία") эллины назвали страну, расположенную к Северу от Чёрного моря. Хотя сами кочевники, там обитавшие, именовали себя, по сведениям Геродота, "сколотами" ("Σκόλοτοι"), составляя единство четырёх царственных племён: "паралатов", "авхатов", "катиаров" и "траспиев". Но уже вскоре "скифами" греки стали звать не только господствующих в здешних местах степняков, но и покорённое теми земледельческое население. В дальнейшем же любые народы, появившиеся на данной территории, автоматически записывались в скифские. Российский историк Вениамин Лавров в книге "Готские войны" замечает, что в IV веке нашей эры "в письменных источниках под общим названием "скифы" упоминаются тринадцать восточногерманских этнонимов: готы, бораны (или борады), гревтунги, остроготы, тервинги, визи (вези), гепиды, герулы, вандалы, тайфалы, астринги, бастарны, певкины". Автор "Повести временных лет" легендарный монах Нестор, перечислив современных ему обитателей Руси, добавляет "си вси звахуться от грекъ Великая Скуфь". Проще говоря, "скифами" в тот момент прозывали уже любых восточноевропейцев.
Схожие приключения ждали и другой известный суперэтноним – сарматы. Савроматами ("Σαυρομάται") поначалу греки звали восточных соседей скифов, обитавших между Доном и Волгой. Потом античные писатели стали применять сокращённый вариант данного термина – "сарматы" ("Σαρμάται"), распространив его уже на новую волну кочевого населения, зародившуюся на Южном Урале. При этом новоявленные сарматы не были близкой роднёй прежним савроматам, хотя и получили своё прозвище, как производное от их имени. В дальнейшем же сарматами называли всех пришлых кочевников, обитавших в пространстве от Дуная до Волги. Это прозвище использовалось также широко, как прежде употреблялось имя "скифы". Надо ли говорить о том, что сами степняки при этом ни теми, ни другими никогда себя не считали?
Иллирами греки окрестили обитателей северо-запада Балканского полуострова. В представлении эллинов все они произошли от мифического персонажа Иллирия ("Ἰλλυριοί"), сына легендарного царя Кадма, который под старость лет вместе с женой превратился в драконов. Сам праотец семейства народов, будучи обвитым змеей, также приобрёл сказочную силу. Дети славного Иллирия породили бесчисленные племена, жившие к Северу от Эпира и Македонии. По крайней мере, так полагали древние греки. В дальнейшем, несмотря на довольно частую смену населения в здешних местах, эллины и римляне любых уроженцев земель между Дунаем и Адриатикой упорно именовали иллирийцами.
Иллирийские племена (отмечены зелёным цветом) в представлении эллинов
Посмотрим теперь, как обстоят дела с кельтским суперэтносом. Геродот под "keltoi" понимал народ, обретавшийся у истоков Дуная, то есть, на территории нынешней Южной Германии. Его предшественник Гекатей Милетский, живописуя греческую колонию Массалию (ныне Марсель), заметил, что кельты соседят с живущими там лигурами. Поскольку земли народа лигуров протянулись по берегам Средиземного моря от французского побережья до италийского, непонятно даже, где помещалось изначально кельтское племя – с внешней стороны Альп, или с внутренней. Позже эллины предпочитали говорить не столько о кельтах, как таковых, сколько о галатах, а римляне – о галлах. По одной версии, новое прозвище произошло от греческого слова "молоко" (намёк на белизну кожи северян), по другой от германского термина "чужестранец", по третьей – от римской клички "петухи", данной ввиду того, что италийские кельты отличались вздорными нравами, драчливостью и пристрастием к неумеренному ношению золотых побрякушек. При этом в начальный период античные авторы всё же разделяли кельтов и галлов. К примеру, римский историк Дион Кассий поселяет кельтов на правом берегу Рейна, а галатов – на левом. Но поскольку как тех, так и других древние писатели постоянно путали меж собой, то вскоре утвердилось мнение, что это один и тот же народ, для которого "галлы" – прозвище, а "кельты", якобы, их древнее самоназвание. Подобное мнение высказывали Диодор Сицилийский, Юлий Цезарь и Павсаний.
Кельтская экспансия глазами современных учёных
Пикантный нюанс, однако, заключался в том, что подавляющее большинство племён, таким образом прозванных греками и римлянами, ни теми, ни другими никогда себя не считали. Если в древности и проживало где-то в Южной Германии либо в Северной Италии небольшое племя, именовавшее себя кельтами, то его имя без спросу распространили на огромное множество народов, об этой чести даже не подозревающих. Любопытно, что современное использование значение этнонима "кельты" решительно не совпадает с тем смыслом, что в него вкладывали в античности. Ныне к кельтским народам учёные причисляют ирландцев, шотландцев, валлийцев и бретонцев – недавних переселенцев на континент с Британских островов. Ни один из этих этносов в древности к галлам или кельтам ровно никакого отношения не имел. Предков этих людей тогда звали "бриттами" и их всегда отличали от континентальных обитателей.
Обратимся теперь к другому известному суперэтносу – германцам. Впервые это племя упоминает Посидоний из Массалии, автор начала I века до нашей эры, но его описание не блещет глубиной сведений, он отмечает лишь странные пищевые пристрастия варваров: "Германцы употребляют в пищу жареное ломтями мясо и при этом пьют молоко и неразбавленное вино". Судя по трудам другого видного античного историка Диодора Сицилийского, речь вообще шла об одном из кельтских племён. Таким образом, вначале германцами звались некоторых из кельтов. Великий географ Страбон, живший на рубеже эр, уже отделяет одних от других, правда, делает это весьма оригинальным образом: "Области за Реном (Рейном), обращённые на восток и лежащие за территорией кельтов, населяют германцы. Последние мало отличаются от кельтского племени: большей дикостью, рослостью и более светлыми волосами; во всём остальном они схожи: по телосложению, нравам и образу жизни они таковы, как я описал кельтов. По этому, мне кажется, и римляне называли их "германцами", как бы желая указать, что это "истинные" галаты. Ведь слово germani на языке римлян означает "подлинные". Таким образом, по версии Страбона, германцев прозвали так римляне, полагая их ядром галльских племён, настоящими, ни с кем не смешанными "галатами".
С этим мнением спорит римский историк Тацит, создавший на исходе I века нашей эры специальный труд, посвящённый данному народу. И вот, что он там пишет: "Слово Германия – новое и недавно вошедшее в обиход, ибо те, кто первыми переправились через Рейн и прогнали галлов, ныне известные под именем тунгров, тогда прозвались германцами. Таким образом, наименование племени постепенно возобладало и распространилось на весь народ; вначале все из страха обозначили его по имени победителей, а затем, после того, как это название укоренилось, он и сам стал называть себя германцами". Тунгры – это небольшое племя, поселившееся на территории нынешней Бельгии, вероятно, предки современных бельгийцев. По словам Тацита, именно этих людей изначально прозвали "германцами". Причём сделали это побеждённые ими кельты. Уже затем тунгры смирились с новым прозвищем и приняли его на себя. Позже так стали именоваться и иные народы региона. В кельтских языках действительно есть корень "ger", он означает нечто близкое по расстоянию. Видимо, это было название для соседей-чужаков, живших рядом.
Впрочем, каково бы не было происхождение суперэтнонима "германцы" – от латинского "подлинные" или от галльского "близкие" – важно, что распространили его на все зарейнские племена именно граждане Римской империи. После того, как Цезарь присоединил к ней Галлию, её обывателям срочно потребовался некий термин, чтобы обозначить им всех ещё не покорённых варваров Центральной Европы. Эту задачу и выполнил новый суперэтноним. Отныне Германией стали называть огромное пространство от Рейна до Вислы и от Скандинавии до Дуная. Любые народы, оказавшиеся внутри данной зоны, автоматически попадали в разряд германцев. Но были ли они меж собой родственны?
Вот, что думает по этому поводу историк Средневековья Арон Гуревич: "Археология заставила по-новому подойти и к проблеме этногенеза германцев. "Germani" – не самоназвание, ибо разные племена именовали себя по-разному. Античные авторы применяли термин "германцы" для обозначения группы народов, живших севернее Альп и восточнее Рейна. С точки зрения греческих и римских писателей, это племена, которые расположены между кельтами на западе и сарматами на востоке. Слабое знание их быта и культуры, почти полное незнакомство с их языком и обычаями делали невозможным для соседей германцев дать им этническую характеристику, которая обладала бы какими-либо позитивными отличительными признаками. Мало того, ряд племен, которых древние относили к германцам, по-видимому, таковыми или вовсе не являлись, или же представляли собой смешанное кельто-германское население. Резюмируя связанные с проблемой германского этногенеза трудности, видный западногерманский археолог вопрошает: "Существовали ли вообще германцы?" (Hachmann, 1971; Cравни: Döbler, 1975)".
Самое смешное, что племя тунгров, то самое, что по Тациту дало имя всем этносам данного языкового семейства, в период расцвета Империи оказалось за пределами Germania Magna – Великой Германии. А значит, в глазах поздних римлян эти люди были уже не германцами, а их соотечественниками. Такие вот фортеля выкидывают порой этнические ярлыки!
Экспансия германских племён и Германия Магна. Пунктиром обозначена граница Римской империи
Кстати, возвышение на Востоке Европы готских племён, называемых также "готонами" или "гутонами", случившееся как раз накануне гуннского нашествия, основательно сломало прежние представления о германском единстве. В поздней Римской империи и в Византийской державе возникают уже новые подходы к обитателям континентального Севера. Под германцам тогда стали понимать только жителей Западной Европы: франков, саксов, алеманнов, баваров и тюрингов. Всех же выходцев с территории бывшего царства Германариха прозвали готами. Причём в последнюю категорию угодили как восточные германцы в нашем понимании: вандалы, остготы, визиготы, гепиды, руги, герулы и бургунды, так и некоторые из степных кочевников, например, аланы. Российский историк Вера Буданова, изучив практически всё, что было написано древними по поводу возвысившегося племени, остаётся в глубоком недоумении: "Во-первых, является ли термин "готы" названием только этническим, или он используется также в качестве собирательного для всех германских племён? Во-вторых, можно ли рассматривать данный термин и как обобщающий в широком смысле, то есть равнозначный понятию "варвары" вообще". В конце концов исследовательница приходит к выводу, что речь идёт о том самом явлении, что мы с вами окрестили "суперэтносом": "Как название "скифы" для греческих авторов начиная с IV века до нашей эры, или "сарматы" для римских авторов со II века нашей эры, так и название "готы" уже в IV веке нашей эры часто теряет конкретный этнический смысл, становится собирательным и обозначает разные племена. Соответственно и территория к северу от Дуная авторами IV-V веков называется то Scyfhia, то Sarmathia, то Gothia".
Давайте подводить некоторые итоги нашего небольшого расследования. Несложно подметить ряд общих правил. Мы убедились, что создателями привычных нам суперэтнонимов практически всегда выступали римляне и греки. По сути своей для цивилизованных южан это был способ каким-то образом упорядочить собственную картину мира, сгруппировать окружающие их варварские племена, создать из хаоса Ойкумены некую приемлемую классификацию. При этом даже не так уж важно, откуда бралось имя нового суперэтноса – является ли оно самоназванием маленького племени; прозвищем, данным со стороны; указанием на легендарного прародителя или чем-либо иным – гораздо существенен тот факт, что его распространяют на огромное множество народов, большинство из которых даже не догадываются о том, какой ярлык им повесили соседи. В значительной степени эти названия служили лишь указателями на ту часть Света, откуда явилось то или иное племя, либо конкретный варвар. Кельты (галлы) в этом плане считались обитателями Западной Европы, бритты – одноимённых им островов, германцы – уроженцами центральной зоны континента, сарматы – кочевниками с Востока, скифы – аборигенами Северного Причерноморья, фракийцы – жителями восточной половины Балканского полуострова, иллирийцы – западной. Сегодня историки пытаются использовать эти античные этикетки для чего-то большего, они пробуют с их помощью установить происхождение того или иного этноса. И удивляются подчас, когда обнаруживают, что одно и тоже племя, например, бастарны, в какую-то эпоху причислено было к галатам, а в следующий период – к германцам. Изумляться же, как мне кажется, надо детской наивности современных исследователей, пробующих реальную этническую историю Европы свести к десятку мало о чём говорящих терминов, возникших ещё на заре становления науки о народах.
Идентификация европейских народов глазами греков и римлян
Кстати, учёным не мешало бы также иметь ввиду, что те племенные ярлыки, в погоне за которыми специалисты подчас пускаются во все тяжкие, легко и просто переходят с народа на народ. Известный российский этнограф Григорий Стратанович назвал данное явление "скольжением этнонимов". К примеру, Птолемей писал о финнах к Востоку от Вислы и к Югу от Балтики. В этой же зоне Тацит наблюдал "феннов". Означает ли это, что предки нынешних суоми некогда жили на территории Литвы или Белоруссии? Ничего подобного. Под "финнами" или "феннами" древние германцы разумели любые бродячие племена. Собственно, на их языке это слово и означало "кочевники" или "бродяги". Поначалу германские соседи именовали таким образом лесных балтов Верхнего Поднепровья. Подробней об этих людях вы можете прочитать в книге "Народ-невидимка". Уже затем данное название перенесли на схожие по образу жизни племена северной части Скандинавского полуострова. Вы будете удивлены, но это тоже не были финские народы в нашем понимании, ибо поначалу так именовали оленеводов-саамов. И только впоследствии это же прозвище перешло на суоми. Как видим, племенные этикетки научились самостоятельно "путешествовать" на значительные расстояния, переходя при этом с этноса на этнос.
Вот, что пишет об этом феномене российский филолог Руфь Агеева: "Общеизвестны "странствия" таких этнонимов, как венеды (иллирийский или кельтский этноним, перенесённый германцами на славян, возможно и на часть прибалтийских финнов), влахи или волохи (кельтский, затем романский этноним), финны – первоначально – древнее название саамов, болгары (от волжских булгар этноним перешёл к славянам северо-восточной части Балканского полуострова; булгары оставили свой след и в северо-кавказском этнониме балкар)". Специалисты, таким образом, считают подобное поведение племенных ярлыков скорее правилом, чем из него исключением. Поэтому, если бы историкам даже удалось разыскать следы неких "словен" или "славан" в сочинениях античных авторов, то само по себе, учитывая склонность этих терминов к путешествиям, это ещё ничего бы не значило. Кроме того обстоятельства, что такой этноним использовался в самой глубокой древности. Надлежало бы при этом доказать реальную связь этих древних словен (славан) с их средневековыми тёзками. А её могло и вовсе не оказаться.
Подобный казус, к примеру, поджидал историков с венедами. Писатель VI века нашей эры Иордан утверждал, что склавины и анты происходят от венедских племён. Но последних на древней карте Европы оказалось великое множество. Они проживали повсюду: от атлантического побережья Франции до низовьев Дуная. Похоже, в их лице мы имеем дело ещё с одним европейским суперэтносом, только очень древним. Его расцвет пришёлся на Бронзовый век, а к началу нашей эры от некогда мощного объединения остались лишь жалкие осколки. И какой из этих фрагментов мог породить наших предков, особенно учитывая возможное "скольжение" этнонима, установить не удаётся. В любом случае, современный учёный должен сознавать, что сами по себе племенные ярлыки – крайне ненадёжная опора для поиска наших предков. Они рождаются буквально из ничего, легко переходят с одного этноса на другой, и серьёзным доказательством родства народов их мог считать разве что Михайло Ломоносов в ту эпоху, когда отечественная историческая наука делала свои первые шаги. В наше время об этом смешно даже заикаться.
Обратимся теперь к названию "славяне". Что нам твёрдо известно об этом имени? Из надёжных фактов в нашем распоряжении лишь следующее: к середине VI века византийцы стали называть племена, обитающие на северных берегах Дуная склавинами ("Σκλάβήνοι"- "склавиной"). Авторы, пишущие на латинском языке употребляли схожий термин "Sclaueni". Однако, почти сразу ряд греческих историков в описаниях этих людей применил сокращённый вариант данного этнонима – "склавы" ("склавой"). Последнее по-среднегречески означало просто "рабы". Самая правдоподобная версия происхождения этого византийского слова выводит его из греческого корня "skyleuo", что значило "снимать доспех (с павшего)", "добывать военные трофеи". Связь невольников с захваченными в плен во время боевых действий для древних людей всегда была очевидной. Смысловая цепочка: "варвар" – "пленный" – "невольник" тоже вполне прозрачна. При этом термин "склавой" с двояким значением "северный варвар" и "раб" из речи византийцев попадает в латынь, а через неё практически во все западноевропейские языки. Он также проникает на арабский и хазарский Восток, где в форме "сакалиба" имеет всё тот же двойной смысл. Характерно, что поначалу греки называли "склавинами" или "склавами" только одно из задунайских племён, отличая его от соседей-антов, булгарских кочевников или потомков германских народов. Однако, вероятно, по причине предельной простоты и понятности для всех обитателей Восточно-римской империи данная конструкция уже вскоре стала использоваться для обозначения любого северного варвара и приобрела характер "суперэтнонима". В глазах византийцев VII-VIII столетий все восточные европейцы стали "склавами".
Ещё один непреложный факт, имеющийся в нашем распоряжении, связан с эпохой появления первых самостоятельных летописей у славянских народов. К XII веку, вряд ли ранее, относится древнейшая русская хроника "Повесть временных лет", легендарный автор которой монах Нестор так описал события после крушения Вавилонской башни: "Спустя много времени сели словени по Дунаю, где есть ныне Угорская земля и Болгарская. И от тех словен разошлись по земле и прозвались именами своими, от мест на которых сели. Так одни, пришедши сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие нареклись чехами. А вот те же словене: хорваты белые и сербы и хорутане. Когда же волохи напали на словен дунайских, и сели среди них и насилие творили им, словене эти пришли, сев на Висле, и прозвались ляхи, а от тех ляхов прозвались поляне, другие ляхи – лютичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.
Так же и те словене, что пришли и сели по Днепру и нареклись поляне, а другие – древляне, потому что сели в лесах; а другие сели между Припятью и Двиною и нареклись дреговичи; иные сели на Двине и нареклись полочане по имени речки, что впадает в Двину, именем Полота, от нее прозвались полочане. Словене же сели около озера Ильменя и прозвались своим именем и сделали град и нарекли его Новгород. А другие сели по Десне, и по Семи, по Суле, и нареклись север. И так разошелся словенск язык".
Как видим, ни "славян", ни "славан", ни "славен" древнейшая летопись не знает, но повествует о "словенах" и языке, который "словенск". Учитывая то, что два современных славянских народа именуют себя "словенцами" и "словаками", явно акцентируя корень "слово", приходится признать, что в раннем Средневековье народы, ныне отнесённые к славянам, понимали своё сообщество, как некое родство людей, говорящих на схожих наречиях – "словников" или "словесников". Обратите внимание, данное самоназвание страшно далеко от формы "склавиной", употребляемой византийцами. Нет ровно никаких доказательств, что эти термины вообще как-то связаны между собой. Во-первых, их разделяют пять с лишним столетий. Во-вторых, один вариант фигурировал в византийской летописной традиции, другой – в ранней славянской. В-третьих, как ни крути, этноним "словене" просто не похож на "склавиной", между этими терминами – языковая пропасть.
Знали ли первые русские летописцы, о том, как их предков называли в греческих хрониках? Очень может быть, что "да". В "Повести временных лет" исследователи обнаруживают фрагменты, почти целиком списанные из византийских хроник. Возможно даже, что первыми летописцами земли русской, хоть это и не признаётся официальной наукой, были греческие монахи и священники, сеятели православия на варварской ниве. В таком случае, им прекрасно было известно имя "склавинов" и "склавов". Но они ни могли не сознавать оскорбительный подтекст этих прозвищ. Поэтому монахи ничем не дают понять, что слышали об этой не слишком почтенной кличке и предпочитают пользоваться нейтральным этнонимом "словене". Судя по тому, что точно таким же образом называют себя в этот временной отрезок отдельные племена, типа ильменских словен, вероятнее всего, что данное имя – творчество самих аборигенов Восточной Европы. Оно однозначно происходит от корня "слово". И объединяет людей, говоривших на понятных туземцам наречиях. Никакой "славой" тут и близко не пахнет.
Возникает вопрос: каким же образом возникло ныне весьма популярное название "славяне". О, это весьма любопытно! Во-первых, сей термин чрезвычайно позднего происхождения, никаких следов его употребления ранее рубежа XV-XVI веков обнаружить не удаётся. Во-вторых, он, видимо, возник в среде католических учёных, тесно связанных с тогдашним научным миром Западной Европы, и в первую очередь, с мыслителями северо-италийских государств, близкими к папскому престолу. Эпоха Возрождения, главными движущими силами которой выступали северные итальянцы, вернула интерес к летописной традиции римлян и греков. Замечу также, что в тот период знаменитая Венецианская республика включала в себя в качестве одной из провинций Склавонию (нынешняя хорватская Далмация), занятую преимущественно славяноязычным населением. Было бы странным, если б историки того периода не сопоставили "склавинов" и "склавов" древних летописей с названием жителей данной местности. Разумеется, упомянутый в хрониках народ тут же связали с нашими языковыми родственниками, обитавшими тогда на Балканах и в более северных краях. Так в среде учёных мужей возникло стойкое убеждение в том, что склавины и склавы византийских летописей – суть славяноговорящие народы, прародители нынешних славян.
Итальянцы той поры вообще смотрели на наших предков преимущественно через мутное венецианское окно, поскольку именно в этом городе уроженцам Апеннинского полуострова чаще всего приходилось контактировать с представителями данного этноса, которые попадали туда, в основном, в цепях и колодках. Причём нельзя сказать, что славяне производили на местных жителей благоприятное впечатление. Послушайте, как негодует великий поэт и гуманист Франческо Петрарка, постоянно сталкивающийся на улочках Венеции с невольниками из балканских земель: "Диковинного вида толпа мужчин и женщин наводнила скифскими мордами прекрасный город, подобно тому, как прозрачную реку мутит неистовый поток. И коли не нравилась бы толпа сия покупателям более, чем мне, коли не услаждала их взоры более, чем мои, не наполнял бы мерзкий народ узкие улицы, не поражал бы привыкших к красивым лицам приезжих, а в своей Скифии, вместе с Голодом, тощим и бледным, в покрытом каменьями поле, где помещает его Назон, по сей день рвал бы ногтями и зубами скудные травы".
Тем не менее, не смотря на все предубеждения, именно итальянские гуманисты были первыми, кто пустил наших предков, пусть и под именем "склавы", на скрижали мировой истории. Их роль в Великом переселении народов отметил историк Флавио Биондо. В представлении этого исследователя в определённый период среди варваров появился народ, который все называли "рабами" или "потомками рабов", именно он принёс дикость, хаос и разрушения в ранее цивилизованные края. Данное положение было развито Энеем Сильвио Пикколомини, он же папа Пий II, в его трактате "Европа", во многом благодаря которому наш континент вернул себе это древнее имя. При этом римский первосвященник в другом научном труде "История Богемии" выводил самоназвание славян от понятия "словоохотливые", в целом давая представителям этого народа не слишком лестные характеристики.
Когда придворный астролог и медик польского короля Сигизмунда I, урождённый Матфей Карпиго, нам более известный под прозвищем Матвея Меховского, издал в 1517 году нашумевший в научном мире "Трактат о двух Сарматиях", он уже пользовался термином "славы", где звук "к" попросту выпадал. Впрочем, его "slaves" явно проистекали из греко-римской традиции, поскольку разницы между ними и словом "рабы" для польского автора не существовало. Так он пишет: "Затем пришли готты, называвшиеся также геты. Их пленные у греков звались Гета и Дав или Дак (от Дакии) и употреблялись как рабы (slavi) и слуги (servi)". Тем самым данный писатель прозрачно намекает своим читателям, что имена сербов и в целом славян происходят от не слишком почётных латинских терминов, обозначавших прислугу и невольников. Между прочим, поляков Меховский к "славам" не относил, поскольку в противном случае его покровитель мог этот тезис счесть для себя оскорбительным.
Монах-бенедектианец, хорват по происхождению, Мавро Орбини, несомненно, был знаком с трудами своего польского предшественника. В изданной в 1601 году на итальянском языке книге "Славянское царство", он уже вовсю пользуется новым словечком "slavi", но одновременно всячески пытается облагородить происхождение последнего термина. Вот, что Орбини при этом утверждает: "В прошлом это название, несомненно, часто искажалось и писалось по разному. Греки, не понимая значения слова "славяне" или "славины", превратили его в склавины, итальянцы – в склавы. Эта ошибка вошла скрытым образом в некоторые экземпляры Прокопия Кесарийского, Иордана и Блонда (Биондо). Я полагаю, что её ввели итальянцы, которые, как пишет Мартин Кромер, стремясь сгладить все шероховатости в произношении, часто произносят i вместо l. Из-за почти одинакового произношения слов siauo и sciauo итальянцы, плохо зная славянский язык, при переводе на латынь стали вместо slavo писать sclavo... Я думаю также, что это можно объяснить и неприязнью итальянцев, особенно тех, что живут на Адриатическом побережье, которые в прошлом сильно пострадали от славян и были ими почти полностью истреблены. По мнению Иоанна Дубравия, славяны или словины получили своё имя от "slouo", что у сарматов означало "слово", так как все сарматские народы, рассеянные по земному пространству, говорят на одном языке. Из-за единообразия в произношении их и стали называть словины. Это согласуется с утверждением Мартина Кромера о том, что словины получили своё имя от слова, поскольку отличались правдивостью, были тверды и верны данному ими слову... Однако, оставляя в стороне вышеуказанные толкования имени славян, смею утверждать, что оно произошло не от чего иного, как от славы, поскольку славянин или славон значит не что иное, как "славный". После столь частых триумфов над врагами, чему свидетельством является огромное число завоёванных царств и стран, этот доблестнейший народ присвоил себе само имя славы".
Опус Орбини пользовался бешенной популярностью в славянских странах, по велению Петра Великого его перевели на русский язык. Так слово "славяне" вошло в нашу плоть и кровь. Именно в этот миг возникла стойкая легенда о древности данного "самоназвания" и о его происхождении от корня "слава". Думаю, совсем несложно понять, как на самом деле появился спорный термин. Учёные, искавшие самоназвание древнего сообщества, просто сконструировали совместными усилиями нечто промежуточное между ранее употреблявшимися этнонимами: "словенами" русских летописей, "sclaveni" латинских хроник и "склавинами" и "склавами" византийских авторов. Сложили всё это в кучу, хорошенько перемешали, не слишком разбираясь в том, что за чем идёт по времени, и откуда что берётся, вот у них и вылепилось звучное новшество. Слово "славяне" действительно вышло на загляденье, красивое и сочное, круглое как блин, дабы походить на всех своих предшественников разом. У него есть лишь один недостаток – оно новодел в чистом виде, в древности никто о таком не слышал.