ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава восьмая
Пригласив к себе армян, хорошо говоривших по-персидски, Йездигерд и его приближённые не учли одно важного обстоятельства: члены армянской делегации мало что понимали в вопросах христианского вероучения и о многом узнали из опровержения. Даже сложно было сказать, чему они удивлялись больше: критике евангелий со стороны раввинов или самим христианским текстам.
Выйдя из дворца, некоторые знатные армяне никак не могли понять, для чего их пригласили и зачем им всё это рассказали.
Христианство в Армении приняло настолько причудливую форму, что зурваниты в шутку говорили: «Армяне даже Христа приняли по-армянски». И дело было даже не в том, что в Византии армян считали еретиками, а в том, что в Армении вера во Христа не только вполне уживалась с колдовством, но и стала частью колдовских ритуалов. Ведьмы специально посещали церковь, чтобы там набираться мистической силы.
Армянских женщин считали самыми сильными колдуньями и гадалками. Перечень их услуг включал всё, что только мог захотеть клиент: заговор на удачу, на приход денег, на приворот, на смерть врага, на неуязвимость в бою, на верность жены, на защиту от сглаза и порчи и так далее.
Гадали и ворожили везде: в городах, в сёлах, в горах, в долинах, в лесах и в полях. Ворожили в Армении, в Иране, в Византии и даже в Индии. Порой персы и греки даже угрожали своим недругам тем, что обратятся к какой-нибудь могущественной армянской ведьме, и та по их заказу нашлёт на них жуткое проклятье.
Однако процветание колдовства среди армян в немалой степени было спровоцировано особенностями сасанидского права. Если армянскую ведьму обвиняли в колдовстве и приводили на суд (а колдовство в Иране считалось уголовным преступлением), то её без особых проблем мог оправдать любой адвокат. Для этого армянской ведьме необходимо было поклясться в трёх вещах. Во-первых, она должна была признать сам факт колдовства. По иранским законам всякий, кто солжёт в суде, признавался виновным и подлежал наказанию (при условии, что ложь его будет доказана). Поэтому пойманная за своим занятием колдунья не должна была отпираться. Во-вторых, ведьма должна была поклясться, что при совершении ритуалов она не обращалась за помощью к дэвам, не упоминала имени Ахурамазды, Заратуштры и имён язатов. В-третьих, она должна была заявить, что напускала чары именем Иисуса Христа или христианских святых.
При соблюдении этих трёх условий судьи оправдывали колдуний. Они исходили из того, что Христос – ложный бог и от его имени невозможно кому-либо нанести реальный вред. Во всяком случае, считалось, что на персов такие заклятья не действуют. Ведьм признавали невиновными ввиду «заведомой невозможности нанести вред таким способом».
Персидское государство вело в народе активную пропаганду против христианства, поэтому Иисус Христос представлялся как «король всех колдунов». Некоторые мобеды со ссылками на Талмуд утверждали, что Иисуса казнили именно за колдовство. И поскольку его всё-таки казнили, то чары Иисуса были не столь сильны, как об этом твердят его сторонники.
(Примечание. В Талмуде, в трактате «Санхедрин» действительно есть фраза об Иисусе. Звучит она так: «В канун Песаха повесили Иисуса из Назарета. В продолжении сорока дней глашатай ходил перед Ним, крича: «Он должен быть бит камнями, потому что занимался колдовством, соблазнял Израиль и увлек его на восстание; кто имеет сказать что-либо в Его оправдание, пусть придет и свидетельствует». Но не нашлось никого, чтобы Его оправдать, и Его повесили в канун Песаха”).
Клиентов армянских ведьм судьи не стеснялись называть глупцами. Дескать, зачем обращался?
Попытки обвинить ведьм в мошенничестве также заканчивались ничем. Судьи исходили из того, что колдуньи «добросовестно» ворожили, но у них ничего не получилось из-за ложности их веры. А раз они старались и действительно исполняли колдовские ритуалы, то умысла обмануть клиента они не имели.
Правда, в отличие от мобедов, среди народа вера в могущество армянских ведьм и гадалок была достаточно сильной. Да что там среди народа. Сам Йездигерд к ним обращался и постоянно наводил справки о сильных ведуньях. Многие вельможи знали, что доставить ко двору по-настоящему сильную армянскую ведьму – значит угодить шаханшаху.
Вообще среди персов отношение к колдунам и колдуньям было ханжеским: все осуждали, критиковали, требовали публично наказывать, но в то же время многие обращались. Идея с помощью потусторонних сил воздействовать на реальность оказывалась столь привлекательной, что от неё не в силах были отказаться.
Что же касается армянской церкви, то с ней происходили интересные истории. С одной стороны, Персия относилась к ней отрицательно, а, с другой стороны, создавала все условия для её процветания.
При Врамшапухе претензий к церкви не было. Она находилась в тени армянского царя, потихоньку наращивая свой авторитет и влияние. К тому же армянам гарантировали неприкосновенность их веры. Но со смертью Врамшапуха всё стало меняться в худшую сторону. Никакой другой фигуры, способной заменить его, попросту не было.
Исторический опыт наглядно показывал, что любые системы, замкнутые на одного человека, переживали его ненадолго.
Новые правители Армении не обладали и тысячной долей того авторитета, которым обладал Врамшапух. Отсюда и результат – бардак и полный развал. Политика Персии по отношению Армении также не отличалась логикой и последовательностью.
Бахрам Гур занимался охотой, любовными похождениями и кутежами на пирах, а великий вазург Михр-Нарсе интересовался в основном деньгами. Он умел их считать, умел зарабатывать и полагал, что в конечном итоге всё решает золото.
Большая часть его политики в отношении Армении заключалась в том, чтобы играть на противоречиях между армянскими и еврейскими купцами, а также на противоречиях нахараров между собой. Он даже в шутку говорил: «Как можно легко поссорить армян между собой? Для этого нужно одному армянину дать пять золотых драхм и поручить честно разделить их на шестерых. Пожизненная вражда гарантирована».
Йездигерду тоже было не до армян. На третьем году своего царствования он перенёс столицу из Ктесифона в Нишапур (на востоке страны), и сделал это из одного-единственного политического соображения – любой ценой остановить экспансию эфталитов. Это был вопрос жизни или смерти Ирана. Дворец в Ктесифоне обычно использовался им для приёмов делегаций из Византии, а также как главная резиденция в западных землях.
Борьба с эфталитами и походы против кушан требовали больших казённых расходов. И тут Йездигерд обратил внимание на Армению: область большая, а доходов никаких. Одни проблемы. Да ещё какие!
Многие нахарары и азаты служили наёмниками (в основном в Византии). В своих владениях они почти ничем не занимались, предпочитая просто собирать некоторую дань с крестьян.
Торговцы в немалой своей части превратились в контрабандистов, а главным контрабандистом во всей Армении при католикосе Овсепе стала сама церковь.
Колдовство и гадания превратились в профессиональное занятия многих женщин. Но если в Армении колдовали и гадали, в основном, для себя, то в Иране это делалось почти исключительно для клиентов.
А ещё одним денежным женским занятием стала проституция. В самой Армении обычаи были довольно строгими. Но за её пределами всё обстояло с точностью до наоборот.
Законы в Иране в немалой степени подстраивались под интересы казны, правящих сословий и ордена зурванитов.
Михр-Нарсе был противником колдовства, но соглашался его терпеть как некое необходимое зло. Он рассуждал так: «Если его строго запретить, то оно всё равно будет процветать, только подпольно. Поэтому пусть ведьмы колдуют, лишь бы налоги платили». Колдуньи и гадалки, конечно, не могли официально открыть такие заведения, поэтому налоги они платили с так называемых «прочих доходов». Все чиновники знали, откуда брались эти «прочие доходы», но делали вид, что им это неизвестно.
Иран в определённом смысле пошёл по стопам Рима. Там император Веспасиан (правил с 69 по 79 год), желая поправить финансовые дела, ввёл налог на общественные уборные. Когда же его сын Тит выразил большое неудовольствие по этому поводу, Веспасиан, обнюхав горсть монет, сказал: «Деньги не пахнут».
Великий вазург оценил полёт мысли римского императора и действовал в том же духе. Для него деньги не имели, ни запаха, ни цвета. Укрепление восточных границ государства съедало все ресурсы.
А проституцию Михр-Нарсе упразднил. Юридически.
Все бордели при нём превратились в «конторы по регистрации временных браков». Суть нововведения заключалась в следующем. Тот или иной мужчина, возжелавший воспользоваться услугами девушки лёгкого поведения, отныне обязан был на ней жениться. Брак разрешалось заключать на срок от двух часов. Можно было заключить его на сутки, на неделю или, например, до тех пор, пока тот или иной купец остаётся в городе.
Далее начинался самый настоящий фарс. Писец при борделе, то есть, простите, при «конторе по регистрации временных браков» составлял брачный договор. Он делался за 1-2 минуты. Книгопечатание тогда ещё не было изобретено, однако выход из положения нашёлся. Для нужд таких контор были изготовлены трафареты, через которые наносилась краска на чистые листы, и однотипные договоры пачками отправлялись по месту назначения. Писцу оставалось всего лишь вписать имена, даты, сроки контракта и цену. А далее мобед объявлял клиента и проститутку мужем и женой.
С денег, которые клиент платил своей «временной супруге», никакие налоги формально не взимались. Считалось, что он просто даёт деньги «жене» на проживание, что не противоречило законам. А налог платил писец, который получал комиссионные за составление договора. Также налог платило само заведение, получая назад часть выручки, которая была отдана «жене».
Чиновникам идея очень понравилась. В стране одним махом «исчезла» проституция, а безработным мобедам нашли работу. Клиентам же, напротив, нововведение пришлось не по вкусу. Ввиду того, что к доходам жриц любви прицепились мобеды, писцы и казна, цены на женские ласки подскочили почти в два раза.
В большинстве подобных контор от четверти до половины «временных жён» составляли армянки, для которых такое занятие было единственным спасением от нищеты и произвола. Приезжая в персидские города, многие из них надеялись удачно выйти замуж или найти работу, но вскоре выясняли, что там нет ни мужей, ни работы, кроме как в «конторе по регистрации временных браков».
С одной стороны, слабая и разрозненная Армения, по мнению Михра-Нарсе, была залогом того, что она будет сохранять лояльность и не станет для Ирана ещё одним противником, но, с другой стороны, от такого «управления» не было никакого толка.
Разгромленная, раздробленная и униженная армянская церковь также находилась в состоянии глубочайших внутренних противоречий (особенно в период, начиная от отстранения Саака Партева и до смерти Сурмака).
Казалось, что в Армении не найдётся такой силы, которая заставила бы собрать всех армян в единое целое. Но после прихода к власти Йездигерда всё начало меняться.
Во время краткосрочной войны с Византией (440-441 годы) крупный наёмный отряд армянской конницы сдался персам. После этого многие нахарары и азаты отправились в ссылку на восточные окраины Ирана. Там их вооружили против эфталитов и обязали стеречь границы. Жён и детей видных армянских военачальников Йездигерд взял в заложники.
Светская власть на местах в Армении попросту рухнула. Нет князя – нет порядка. Но свято место пусто не бывает. У церкви при всех её внутренних противоречиях была структура, пронизывающая все армянские земли. И именно церковь мало-помалу начала захватывать власть везде, где она «плохо лежала» и даже там, где она «лежала хорошо».
Сами того не ведая (и совершенно не желая), Йездигерд и Михр-Нарсе создали все условия для захвата реальной власти в Армении церковью.
Посудите сами: персов в армянских землях практически не было; нахарары отчасти оказались сосланными, а оставшиеся враждовали между собой и писали друг на друга бесконечные доносы; персидская администрация отсутствовала как таковая; власть марзпана Васака Сюни распространялась только на Сюник; никаких централизованных структур, кроме церкви в Армении не было.
И церковь всё стала подминать под себя, ведя не только и не столько религиозную деятельность, сколько властно-хозяйственную.
Церковь главенствовала над всеми судами (католикос официально являлся верховным судьёй в Армении), она контролировала все школы, владела большими земельными угодьями (самый крупный землевладелец), надзирала за всеми потоками контрабанды, собирала церковный налог (а зачастую и другие налоги), имела в собственности трактиры, постоялые дворы, склады и почти всё, что могло приносить прибыль. Что же касается степени воздействия на народ, то за годы правления Овсепа армянская церковь так укрепилась, что её слово и её мнение стало значить больше, чем слово и мнение любого из нахараров, включая марзпана.
Разбирая потоки доносов из Армении, Михр-Нарсе совершенно упустил из виду коренное изменение ситуации и резкое повышение роли церкви. Из псевдогосударства Армения усилиями католикоса Овсепа превратилась в теократическую полуколониальную монархию.
Конечно, по степени влияния Овсеп не дотягивал до уровня Врамшапуха, но у созданной им системы было другое важное преимущество: она не была замкнута на самого Овсепа. Он подготовил целую плеяду учеников, которые со временем могли его заменить.
Когда система имеет «плоть», она сильна и могущественна, но когда в ней ещё загорается «дух», то она становится неуничтожимой.
Момент обретения духа армянской церковью персы прозевали, но полагали, что ещё ничего не поздно, и всё, что там произошло в последнее время – обычный бунт из-за нежелания платить налоги и расставаться с деньгами.
**********
Вечером следующего дня Париса Базренджи пригласила Вардана Мамиконяна на уединённую беседу в сад. Было решено пустить в ход все её женские чары, обаяние и ум.
Йездигерд и Михр-Нарсе вознамерились ликвидировать армянскую церковь. Они считали эту задачу вполне разрешимой и весьма полезной. Бесцеремонно вторгаясь в сферу светской власти, церковь, безусловно, наступала на интересы армянской знати. Поэтому шаханшах и великий вазург решили в очередной раз сыграть на внутренних противоречиях нахараров и епископов, повысив ставки в игре.
Видных армян пригласили для того, чтобы они приняли веру Заратуштры и в скором времени обратили в неё всех остальных армян. Если Рим сугубо административным путём ввёл в Армении христианство, то почему бы персам указом из дворца не ввести там зороастризм?
Заодно решалась бы и ещё одна застарелая проблема. Мобедов в Персии развелось столько, что их некуда было девать. Жреческое сословие оказалось не только многочисленным и влиятельным, но и чрезвычайно прожорливым. Мобеды хотели жить не на уровне крестьян и городской бедноты, а на уровне самой высокой аристократии. Работать они не привыкли и считали ниже своего достоинства даже подумать о ремесле или торговле. А тут новая идея: отменить христианство в Армении и сплавить туда всех праздно околачивавшихся мобедов. Пусть создают там анджоманы и, неся слово божье, заодно собирают за это дань.
В отличие от осторожного и рассудительного Михра-Нарсе, Йездигерд любил некоторые военные проблемы решить быстро и решительно. Тот или иной вопрос мог долго зреть, долго тлеть и медленно томиться, но если Йездигерд на что-либо решался, то все должны были нестись галопом.
Членов армянской делегации стали обрабатывать по одному. Васак Сюни был прагматиком, карьеристом и коммерсантом. С ним не должно было возникнуть никаких проблем. Но много проблем возникнуть с Варданом Мамиконяном. Человеком он был влиятельным, и от его слова зависело многое.
- Насколько я понял, Йездигерд пригласил всех нас с тем, чтобы мы сменили веру, - обращаясь к Парисе, начал разговор Вардан.
- Шаханшах придерживается высокого мнения об армянах. В разговорах со мной он неоднократно подчёркивал ум и талант вашего народа. Более того, он склонен считать, что армяне – это те же персы, но только по ошибке принявшие веру Христа, - ответила Париса.
- Но я не склонен считать это ошибкой, - возразил Вардан. – Пусть у вас будет своя вера, а у нас своя.
- Неужели всё то, о чём говорилось вчера, не произвело на тебя никакого впечатления? – удивилась Париса.
- Я не был готов к такой теме и, признаюсь честно, не силён в вопросах вероучения.
- Это плохо, - заметила Париса. – Можно верить в невероятное, и необходимо верить в лучшее. Но как можно верить в непонятное или заведомо ложное? Совершенно очевидно, что Христос – выдуманный персонаж. Верить в никогда не существовавшего бога – это странно и попросту опасно. Выбирая веру, народ выбирает себе судьбу. Иисус призывал каждого нести за собой свой крест. Если армяне действительно хотят его нести, то они его понесут. На место своей казни. Их также осудят: быстро, неправедно и жестоко. Неужели ты желаешь этого себе и своему народу?
- Я человек военный, - вздохнул Вардан. – Мне ближе разговоры об армии, о лошадях, об оружии, о стратегии. А выяснять жил ли на свете Христос – не моего ума дело.
- Представь себе, у меня тоже есть боевой конь, доспехи и оружие, - поведала Париса. – Участвовать в битвах мне не доводилось, но я постоянно принимаю участие в учениях катафрактариев. Это никак не мешает мне вникать в вопросы вероучения. Вы, армяне, привыкли служить в качестве наёмников. Воюете где угодно, с кем угодно, во имя каких угодно идей. Это занятие приносит вам доход, но оно порочно и не сулит никакого духовного прогресса. Воевать необходимо ради идеи, а не ради денег. Извини за сравнение, но мужчине воевать в качестве наёмника - это ещё хуже, чем женщине заниматься проституцией. Проститутка ложится под всякого, кто заплатит её деньги, и этим дискредитирует идею любви. Женщина должна отдаваться мужчине из-за желания быть с ним и рожать от него детей. А мужчина должен воевать за свою страну, за своих детей, за родителей, за братьев и сестёр, за жену, за идею, но никак не за деньги. Наёмник – это тот же наёмный убийца. Грешить только потому, что за это платят – худшая причина из всех греховных причин. Я могу понять бедную девушку, перед которой стоит тяжелый выбор: прозябать в нищете или торговать своим телом. Но я не могу понять мужчин, воюющих без идеи.
- Мне сложно возразить, но причём здесь вера? – спросил Вардан.
- Неправильная вера порождает неправильные идеи. Ты не смотришь на наёмников, как на преступников. Для тебя они воины. А для меня они – уголовники, которым самое место на плахе. И единственное обстоятельство, которое хоть как-то оправдывает армянских наёмников – это отсутствие знаний об истинной вере. Приобщитесь к подлинным сокровищам мысли, и жизнь вашего народа изменится к лучшему.
Иран много раз терпел поражения, сдавал свою столицу, даже на время покорился македонянам. Всякое в нашей истории бывало. Но Иран стоял, стоит и будет стоять, потому что у него есть духовный стержень. И пока он не надломлен, никакой враг не сможет одолеть нас. Посмотри вокруг: сколько было государств, которых уже нет. Был Вавилон, и пал Вавилон. Была Ассирия, наводившая ужас на весь мир. И нет Ассирии. Было Кушанское царство, и его остатки доживают последние годы. Был Рим. Но то, что от него осталось – жалкое зрелище. А Иран стоит. В центре мира, куда чуть ли не каждый норовит сунуться и пограбить. И многие совались, и многие грабили, но их век был недолог.
Рим называли вечным городом. Но лучше не входить в вечность в том состоянии, в котором он сейчас пребывает. По-настоящему вечным является Иран. Ты не сможешь назвать мне более древнее из всех существующих государств, чем Персия. Нет Египта. Нет Карфагена. Нет Пальмиры. Нет Хеттского царства. У евреев только воспоминания об Израиле и Иудее. Иран же всех пережил и всех переживёт, потому что наша вера правильная, и её правильность доказана устойчивостью во времени. Всё созданное людьми, рушится, всё созданное богами, стоит. Проигрывая иногда в суетном, Иран всегда выигрывал в вечном.
Вардана Мамиконяна в Армении считали образованным человеком. И он действительно был таковым, но только по меркам тогдашней Армении. Вардан умел читать и писать, но в повседневной жизни не читал и не писал. На армянском языке можно было прочитать только религиозные трактаты или только те, которые были отобраны церковной цензурой. Иными словами, читать по-армянски было просто нечего. Писать тоже. Всё делопроизводство в Армении велось на персидском языке писцами, откомандированными из Персии.
В немногочисленных школах преподавались преимущественно церковные дисциплины. Например, такого предмета, как математика, не было. Историю изучали только ту, которая «соответствовала армянской христианской доктрине». А этой доктрине соответствовала история, сочинённая самими священниками. Кто такой Тигран Великий выпускники армянских школ понятия не имели. Об этом знаменитом правителе они узнавали в Византии или в Иране. Армянским епископам категорически не нравился царь Тигран, лишь потому, что он был язычником. Сам факт его существования хоть и не отрицался, но и не афишировался.
В Иране знали, что грамотность армянских нахараров и азатов оставляла желать лучшего, но исторический опыт предписывал персам переоценивать противников и наделять их более высокими качествами, нежели теми, которыми они реально обладали. Но это обстоятельство иногда играло злую шутку. Персов, и в особенности зурванитов, пытавшихся задавать высокую планку разговора, попросту не понимали.
Спарапет Вардан Мамиконян ничего не знал ни про Карфаген, ни про Пальмиру, ни про Египет. Краем уха он слышал про Вавилон, но лишь потому, что его за что-то ругали священники. Поэтому, образно выражаясь, стрелы Парисы летели намного дальше цели. На Вардана производили впечатление не столько её слова, сколько она сама.
- Из вчерашнего разговора я понял, что якобы все события, описанные в церковных книгах, являются вымыслом, - после некоторого молчания возобновил разговор Вардан.
- Почему якобы? – слегка удивлённо спросила Париса.
- Разве может вымышленная история найти столько приверженцев?
- О! В истории нелогичного, неразумного и откровенно безумного гораздо больше, чем рационального, - улыбнувшись, воскликнула Париса. – История – это в основном описание глупостей, роковых ошибок, самодурства и невообразимых авантюр с разными последствиями. Неужели ты и в самом деле веришь в то, что царь Трдат превращался в кабана, что Рим находится в горах, а его жители питаются кореньями, которые они выкапывают в лесу? Неужели ты веришь, что в еврейском храме был земляной пол, что там продавали волов, ослов и баранов? Или ты веришь, что можно воскресить смердящего мертвеца?
- Да я вчера первый раз такое услышал. Неужели в евангелиях и в самом деле так написано? – удивлённо развёл руками Вардан.
Вопрос спарапета ошарашил Парису. Ей стало ясно, что Вардан являлся христианином лишь формально. Он попросту почти ничего не знал и даже не интересовался той верой, которую исповедовал.
- У нас есть евангелия как на персидском языке, так и на армянском, - после некоторого замешательства ответила Париса. – Можешь сам прочитать и убедиться. Мы ничего не придумали и ничего не исказили.
- Но с вашей верой я тоже почти не знаком… - немного растерянно продолжил Вардан.
- Я всё подробно расскажу, - заверила Париса.
- Но где гарантия, что кто-нибудь не раскритикует её столь же сильно, как вы подвергли сомнению христианскую веру?
- Мне доводилось встречать многих людей, которые ничего не знали об учении Заратуштры, доводилось видеть тех, кто не верил в него. Но мне ни разу не доводилось слышать критику его учения. Поверь, мне интересно было бы побеседовать с человеком, который аргументировано опроверг бы его учение.
- Позволь мне подумать, - после некоторой паузы произнес Вардан. – Это непростой вопрос. Я пока не готов ответить.
Вардан колебался, хотя внутренне склонялся к такому предложению. Ему самому не нравилось усиление церковников в Армении и в особенности их отношение к армии. Он много раз просил Овсепа дать ему денег на строительство крепостей. Католикос не дал ни разу. А Йездигерд дал, правда, не на внутреннюю крепость, а на пограничную. И жалованье шаханшах платил исправно. Вардан понимал, что мир в Армении – это во многом заслуга Йездигерда. Внутренних противоречий хватало, но извне никто не вторгался.
Придя в свои покои (ему были выделены три комнаты в гостинице при дворце), он лёг на диван и задумался:
«Васак Сюни – марзпан. Церковь стоит ему поперёк горла. В храм он ходит только для вида, и крестится как фарисей. От христианской веры он наверняка откажется. И не просто откажется, но и станет убеждать в этом остальных.
Нершапух Арцруни. Со своим отрядом состоит на службе у Йездигерда. Прямо зависит от шаханшаха. Предан ему. Когда последний раз приезжал в Армению, не счёл нужным зайти ни в один храм. Веру поменяет.
Артак Рштуни. Непредсказуем. Ожидать можно чего угодно. В основном печётся о собственных интересах. Вряд ли откажет шаханшаху, хотя может.
Гадешой Хорхоруни. Состоит в должности малхаза (начальника телохранителей). Человек твёрдый, но сильно зависимый от Йездигерда. Не религиозен. Предложение примет.
Артак Мокац. Говорить может что угодно, а поступит как все.
Манэч Апахуни. Тоже поддастся общему настроению.
Вахан Аматуни. Хазарапет (глава налоговой службы Армении). Прямо заинтересован в низложении церкви.
Гют Вахевуни. Личность почти незнакомая. Много наслышан, но каков он на самом деле – сказать сложно.
Наконец, Шмавон Андзеваци. Осторожный взвешенный. Будет говорить так, что его слова можно будет потом толковать как угодно. Скажет что-то одно, а потом вставит фразу противоположного содержания. Станет клонить в одну сторону, а вывод сделает совершенно иной. И хоть что случится, он всегда потом скажет: «Вот видите, я же говорил, я же вас предупреждал». Хитрец из хитрецов».
Все остальные члены делегации были не в счёт. Они ничего не решали.
Вардан не знал, что ему делать. Вопросы веры его не интересовали. В бога он верил скорее потому, что так было принято, а не потому что это шло у него от души. В то же время он считал вопрос смены веры неприятным и болезненным. От него требовали отречься от того, к чему он привык и принять то, к чему он не был готов. Аргументы переводчицы Оксаны и четырёх раввинов были убедительны. Христианская доктрина рассыпалась в прах. Но в то же время она воспринималась как что-то родное, армянское. А учение Заратуштры было чем-то чужим и далёким.
Так уж устроен человек: если он к чему-то привык, то ему сложно сменить убеждения, даже если он осознал неправильность своих взглядов.
В глубине души Вардан чувствовал, что из всего этого ни при каком раскладе не выйдет ничего хорошего. Как ни крути – всё будет не так.
Если бы речь шла о войне, он бы мог принять ответственное решение. К этому он был готов. Но как поступить в ситуации с верой?
Будучи потомственным спарапетом, Вардан привык к тому, что от него требовали принятия сугубо военных решений. В них он чувствовал себя, как рыба в океане. А теперь судьба загадала ему загадку, которую он разрешить не мог.
Размышления Вардана прервал стук в дверь. На пороге стояла молодая обаятельная девушка в лёгких одеждах и со свитком в руках. Это была Родогуна – дочь Парисы Базренджи. Она извинилась за столь поздний приход и сообщила, что ей поручено передать или самой зачитать вслух евангелие от Матфея, дабы рассеять все сомнения относительно содержания этого трактата.
Глядя на юную красавицу, Вардан сам себя поймал на мысли о том, что его совершенно не заинтересовало евангелие. Его заинтересовала девушка. Она пришла к нему в столь поздний час умащённая благовониями, с красивой причёской и в волнующе лёгком одеянии явно не для того, чтобы что-то передать или зачитать.
Как бы ни был умён и рассудителен мужчина, при виде прекрасной молодой девушки, томно опускающей невинные глаза, но всем своим видом дающей понять, что она согласна и жаждет, весь ум и рассудительность улетучиваются, как запах цветка на ветру.
Когда душа по-настоящему хочет, ей нет никакого дела до того, что ей по этому поводу скажет ум. В конце концов, ум – это слуга души. Что скажет госпожа-душа, то и будет делать ум. А если он не желает исполнять её капризы, она просто укажет ему на дверь. Поэтому в страсти мужчины безумны, даже если эта страсть роковая, и они остатками ума это сознают.
На губах Родогуны играла лёгкая дрожь. Она кокетливо улыбалась и в то же время смущённо опускала ресницы. А когда Вардан нежно прикоснулся к её рукам, по её коже побежали мурашки.
Родогуна глубоко задышала, закрыла глаза и всем телом крепко прижалась к Вардану. Он ничего не мог с собой поделать. Руки сами стали гладить её тонкий гибкий стан, губы потянулись к губам, душа стала сливаться с душой.
«Это всё спектакль» - неубедительно крикнул покидающий Вардана разум, но ему уже не было дела до того, что он говорил.
Воздушные одежды Родогуны упали на пол, и она предстала перед Варданом во всей своей первозданной красоте и со всей той невероятной силой любви, которая даётся женщине от природы.
Какая в женских чарах скрыта власть,
И покоряющая силу слабость,
Плодов запретных дьявольская сласть,
И сквозь порок сияющая святость!
Любовь – вино, манящая напасть,
Через страданья познанная радость,
Испепеляющая сердце страсть,
И ярче звезд сверкающая младость.
Не написать достойного стиха,
Чтоб передать волшебных чар блаженство.
В них совершенство в мантии греха,
И грех, одетый в пурпур совершенства.
Едва ли можно женский мир познать,
Есть во Вселенной тайны без отгадки,
Нельзя секреты женщин разгадать,
Коль для самих себя они загадки.
Вардан поднял Родогуну на руки, плавно опустил на ложе и задул свечу…
************