Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава тридцать седьмая. На обломках ромейского царства
Империи умирают мучительно долго. Как гигантский кит-кашалот, выброшенный волной на сушу, великая держава, будучи обречённой на гибель и распад самим ходом Истории, тем не менее, долго ещё цепляется за жизнь, не желая окончательно уходить в прошлое. Разумеется, данный колосс отнюдь не безобиден. Он может убить любого одним ударом мощного хвоста даже в тот момент, когда мозг его полностью разрушен. Пусть уничтожена правящая династия, опустел трон и чужаки вовсю грабят беззащитную столицу, но ещё процветают отдельные города и провинции, несут службу пограничные гарнизоны, охраняя рубежи того, чего в реальности уже не существует. С падением города Рима, сметённого волной варваров, имперская идея отнюдь не канула в реку Забвения. Она надолго засела в сознании тех, кто называл себя ромеями. Обломки Империи упорно пытались возродить её вновь. Кое у кого это почти получилось.
Восточная часть римской державы благополучно пережила эпоху Великого переселения народов и, поднакопив силы, принялась собирать вокруг Константинополя утраченные земли. Вскоре возникло царство почти не уступающее прежнему ни по количеству владений, ни по числу населения, ни по богатству своих правителей. Со стороны могло показаться, что Рим бессмертен, пусть даже географически он и вынужден был переместиться на Босфор. Но это была лишь агония, последний спазм огромного государственного тела, его судорожные корчи, которые только по недоразумению можно принять за проявление полноценной жизни. Едва собрав под своим началом большинство римских провинций, Византия, как будто надорвавшись при выполнении непосильной задачи, тут же стала распадаться. Кусок за куском её разбирали на части персы, авары, лангобарды, визиготы и арабы. Рушились пограничные крепости, уходили вглубь страны их гарнизоны, сотни тысяч людей угоняли враги на чужбину. Но современникам, вероятно, казалось, что это всего лишь временные неудачи, своего рода испытания на твёрдость духа, посылаемые свыше. Ещё чуть-чуть терпения и всё вернётся на круги своя, прежний порядок будет восстановлен.
Впрочем, мы можем только догадываться, о чём думали, на что надеялись и во что верили люди раннего Средневековья. Иногда это читается между строк древних летописей. Порой об этом рассказывают нам извлечённые из земли находки. О том, что творилось в бывших византийских владениях к Югу от Дуная и Савы после падения династии Маврикия размышляют российские историки Игорь Гавритухин и Андрей Обломский: "Похоже, что ситуация в целом сравнима с той, которая сложилась в Британии после того, как её покинули регулярные римские войска. Всё же очевидно, что после крушения нижнедунайского Лимеса, бегства или увода в плен части людей, наконец – насильственного переселения некоторых общин (известно, что авары это практиковали), оставшиеся жители провинций постарались выработать новые формы самоорганизации, экономики, отношений с пришельцами, отражающие новые реалии".
Европа в 7-8 веках. Славяне представлены как выходцы из припятского региона
Сравнение с Британией после вывода из неё легионов, конечно, яркий образ. Но, к сожалению, точность этой аналогии хромает на все четыре лапы. Брошенная островная провинция ещё долго сохраняла суверенитет, отбиваясь от внешних врагов, при этом она продолжала считать себя частью прежней державы и даже временами выдвигала собственных императоров, претендующих на римский трон. Германские племена англов, саксов и ютов, вопреки тому, что об этом думают, никогда не захватывали Остров целиком. Они прибыли на восточное побережье по приглашению местных властей, для защиты населения от северных кельтов – пиктов и скоттов, и, лишь понемногу расширив свои владения, стали теснить британцев, которые ещё ряд веков успешно сопротивлялись захватчикам. Что касается балканских земель, то с началом Смуты они не получили независимости или периода полусвободного существования. Едва гарнизоны Фоки или Ираклия покидали ту или иную область, как туда немедленно вступали войска аварского кагана. Местные жители были слишком разобщены, чтобы сопротивляться пришельцам, которые давно уже желали прибрать к своим рукам здешние края. Вспомните слова агрессоров в адрес аборигенов, сказанные ещё в бытность василевсом Маврикия: "Выходите, сейте и жните – только половину налога мы будем забирать у вас". Теперь, когда Баян, как правитель централизованного государства, остался на данной территории вне конкуренции, он, наверняка, смотрел на жителей Иллирии и Фракии, как на собственных подданных. Подтверждением тому служит политика переселений. Авары последовательно проводили её внутри Котловины. Тот же подход, по свидетельству Гавритухина и Обломского, кочевники распространили и на балканских обитателей. Стало быть, эти края вошли в состав пресловутого Каганата. Ведь перемещать можно лишь тех, кто находится в твоей полной власти, не так ли?
Впрочем, большинство бывших византийцев, по всей видимости, осталось жить на прежних местах, пусть в повседневном быте этих людей и произошли серьёзные перемены. Вот что пишут об этом вышеупомянутые российские исследователи: "По данным археологии ситуация в северной части Балкан в начале VII столетия выглядела следующим образом. На ряде поселений жизнь прекращается, но на некоторых – после разрушений и пожаров – она возобновляется, правда, не во всей полноте старых форм. Показательны материалы Истрии, Царичин-града, Ятруса. В этих и иных пунктах традиция каменного строительства сохраняется, но в более упрощённой технике. Уменьшается обжитая площадь. Провинциально-византийская керамика сохраняется, но сокращается её ассортимент, меняются некоторые типы, а главное – всё большее распространение получают более грубые горшки, сравнимые с теми, что встречаются в ряде аварских могильников второй и третьей группы. Они же характеризуют так называемую "градищенскую" эпоху материальной культуры славян Севера Карпатской котловины и некоторые другие культурные группы Подунавья. Эти сосуды, начиная с Яна Эйснера, получили наименование "дунайские". Заметные изменения происходят в типах украшения и иных категориях древностей".
Итак, на Балканах после ослабления византийской власти и перехода местности под аварский контроль запущен процесс постепенной варваризации здешнего населения. Отныне тут почти не возводят крепостных стен, исчезают пышные дворцовые здания, уходят в прошлое столь привычные ромеям ипподромы и городские термы, жилые дома становятся проще, хотя по-прежнему сооружают их из кирпича и камня. Появляется некоторое количество посуды, ранее встречавшейся лишь к Северу от Савы и Дуная. Ничего удивительного. Пал неприступный Лимес, отныне он более не разделяет население двух враждебных царств. Посему некоторое перемешивание обитателей, живших до того по разные стороны границы, становится неизбежным. Византийские мастера по своей или чужой воле очутились в ремесленных центрах Паннонии, таких, например, как поселение Кестхей к Северу от Балатона. Некоторые из них могли оказаться и в совсем экзотических местах, допустим, на левом берегу Днепра, среди мартыновских племён. В свою очередь какая-то часть аварских всадников и их подданных должна была переселиться на земли Иллирии и Фракии, чтобы взять под контроль новые владения степной Империи. Всё это ясно просматривается по археологическим данным и вполне укладывается в рамки традиционной политики любого царства по расширению своих пределов.
Но нам с вами этого мало. Ведь наша задача – найти корни славян, не правда ли? Как уверяют нас учёные, здешние места в раннем Средневековье подверглись мощной славянской колонизации. До сего дня тут сохранились живые свидетели тех событий: болгары, хорваты, сербы, боснийцы, черногорцы и македонцы. Вот почему в ходе настоящего расследования мы должны обнаружить следы славянской экспансии на Юг. Важно понять, какими путями наши предки проникли сюда, как выглядели древности данных мигрантов. Помнится, незабвенная Мария Гимбутас уверяла нас, что "ранние славянские поселения на Балканском полуострове и в Центральной Европе опознаются по наличию кремационных могил с горшками или урнами, деревнях, расположенных на террасах рек, небольшим полуземлянкам квадратной формы и простейшей керамике, изготовленной без гончарного круга". Вот и попробуем отыскать заветные признаки пришельцев в пространстве к Югу от Дуная и Савы. Ведь это те маркёры, что в совокупности составляют "пражский комплекс", именно они, по мнению славистов, отличают ранних славян от прочих варваров. Очень хочется рассмотреть миграцию выходцев из Скифии на Балканы во всех её подробностях.
Для начала давайте послушаем, что сообщает нам по этому поводу Валентин Седов: "В изучении проблемы расселения славян на Балканском полуострове и разработке деталей этого исторического процесса археологическим материалам пока не принадлежит ведущая роль. Это обусловлено, прежде всего, тем, что славяне, продвигаясь вглубь полуострова и оседая более или менее крупными группами в разных его местностях, активно и довольно охотно воспринимали культурные достижения византийских провинций. Балканский полуостров был мощно затронут еще римской цивилизацией и в ранневизантийский период это была зона относительно высокоразвитой культуры. Славяне, знакомясь с культурой городов Адриатики, с ремеслами и строительным делом Византии, быстро осваивали их и по мере расселения на Балканском полуострове очень скоро стали пользоваться теми же изделиями, в том числе и керамикой, что и прежнее население. Славяне в своей основной массе в землях Византийской империи уже не строили полуземляночные жилища, не изготавливали глиняные сосуды без помощи гончарного круга, не хоронили умерших по обряду кремации. Расселение славянских племен на Балканах, таким образом, вело к частичному или полному стиранию тех этнографических особенностей, на основании которых археологами выделяются славянские древности начала Средневековья".
Вот так сюрприз! Маститый академик фактически расписывается в том, что археология в принципе не в состоянии обнаружить следы массового присутствия к Югу от Дуная тех людей, которых он и его коллеги отрядили в славяне. Взамен он предлагает историкам пользоваться данными летописей: "существенную информацию о расселении раннесредневековых славян на Балканах содержат письменные памятники". Это верно. Но ведь древние хронисты нигде не писали о том, что северные варвары по имени "склавины" пришли непременно с территории Западной Украины. Почему же мы в таком случае должны связывать с пражской культурой тех пришельцев, которые "не строили полуземляночные жилища, не изготавливали глиняные сосуды без помощи гончарного круга, не хоронили умерших по обряду кремации"? По мнению Седова, всему виной "частичное или полное стирание этнографических особенностей" переселенцев при столкновении с материальной культурой аборигенов. Надо полагать, это означает, что бедные выходцы из припятских болот или днестровских верховий лишь только очутившись среди цивилизованных византийцев тут же начисто теряли все свои характерные черты. Их уже нельзя было отличить от греков. Но как же так? Ведь летописи рисуют нам склавинов, как отсталых дикарей, злейших врагов здешнего населения, кровожадных язычников и противников прогресса. Согласно сведениям хроник, эти люди, как чёрт ладана, чурались константинопольских порядков, стремились селиться подальше от больших городов, преимущественно в сельской местности, подчас в горах, всячески избегали общения с ромеями. Российский историк Ирина Денисова, изучив данные письменных источников, приходит к следующему выводу: "Изоляция "византийской Склавинии" от местного греческого населения и сохранение язычества исключали возможности глубокого культурного синтеза между славянами и греками". Отчего же убеждённые отшельники должны мгновенно утратить собственные маркёры? Хорошо. Допустим, дома им отныне строили местные камнетёсы. Горшками их теперь обеспечивали здешние гончары, давно знакомые с быстрым колесом. Но почему пришельцы так резко поменяли похоронные обычаи? Разве их к этому кто-то понуждал?
Тем не менее, Седов настаивает: "Переходя к характеристике археологических материалов, следует сразу подчеркнуть, что на Балканах не следует искать славянскую культуру, полностью идентичную той, которая была свойственна славянскому населению регионов к северу от Дуная. Влияние развитой материальной культуры Византии и местных племен вело, как уже отмечалось, к сглаживанию специфики бытового материала, в особенности это касается орудий труда и керамического материала. Археологические данные, прежде всего, свидетельствуют о том, что основной поток славянских колонистов действительно направлялся на Балканы из Среднедунайского региона. Можно вполне уверенно утверждать, что славяне, селившиеся на просторах Балкан и в Греции, хоронили умерших по обряду трупоположения в грунтовых могильниках".
Погодите, но если "основной поток славянских колонистов", как уверяет нас академик, шёл "из Среднедунайского региона", проще говоря, из Карпатской котловины, то надо ли удивляться отсутствию кремаций на Балканском полуострове? Ведь на ядерной территории Аварского каганата их тоже немного. В Словакии и Моравии, по подсчётам местных археологов, трупосожжения составили около одного процента от всех могил. В Паннонии и Трансильвании такого рода захоронений оказалось ещё меньше. Что касается Потисья, где кочевали этнические авары, то там, как мы с вами уже убедились, выходцы из Скифии были представлены в основном женщинами и девушками, захваченными степняками с собой по дороге из Восточной Европы. Речь идёт о невольницах аварских гаремов. Нет сомнений в том, что они уже вскоре отказались от отеческих обычаев ради традиций своих новых повелителей. Но если в самой Карпатской котловине следов пражан так ничтожно мало, можно ли рассчитывать на то, что они будут обнаружены южнее, на балканской территории?
Тем не менее, Валентин Седов скурпулёзно учитывает каждую подобную отметину: "Раскопками 1959-1960 годов в Олимпии (Пелопоннес) были открыты захоронения по обряду кремации. В четырех глиняных урнах, изготовленных без гончарного круга, находились остатки трупосожжений и немногочисленные вещевые находки (железные нож и кольцо, небольшой стеклянный сосуд и какое-то изделие из голубого стекла), датирующие захоронения VII веком. В 1974 году было открыто еще одно трупосожжение. Глиняные сосуды, как полагают исследователи памятника, принадлежат к пражской керамике в широком понимании этого термина как обозначающего славянскую лепную посуду раннего Средневековья. Славянская принадлежность этих трупосожжений представляется несомненной". А вот ещё: "Захоронения по обряду кремации, относящиеся к столетиям активного продвижения славян на Балканы, известны преимущественно в северных придунайских землях полуострова. При этом в северо-западной части его, южнее Савы, зафиксирован лишь один могильник с трупосожжением в глиняной урне, напоминающей пражско-корчакскую керамику – в Кашиче около Задара". Ну, и, наконец: "В Коринфе в одном из скелетных захоронений, относящихся к концу VI или началу VII века встречается керамика пражского типа".
Оцените пикантность ситуации: самый добросовестный из российских исследователей в наиболее фундаментальном своём труде, равных которому по объёму материала до сих пор не появилось, тщательнейшим образом обследует Балканский полуостров и находит, что, если не учитывать Северную Болгарию, о которой поговорим отдельно, все артефакты, напоминающие о пражанах, тут можно пересчитать буквально по пальцам одной руки. Даже утопленные в грунт дома в этой зоне встречаются редко: "Жилища-полуземлянки, весьма характерные для славян коренных территорий пражско-корчакской и пеньковской культур, выявлены лишь на немногих поселениях северо-восточной части Балканского полуострова. В остальных регионах славянского расселения господствовали наземные жилища срубной конструкции. В Адриатике и западной части Балканского полуострова славяне нередко использовали жилища автохтонного населения". Что касается лепных горшков, то они здесь оказались настолько специфичны, что академик предпочитает осторожно говорить либо о "пражской керамике в широком понимании этого термина", либо о сосудах "напоминающих пражско-корчакскую керамику".
Лепная керамика 7-8 веков с территории Греции, Олимпия (Пелопоннес)
Но даже это подчас не спасает его от конфуза. Послушайте, что пишет об одном из приведённых Седовым примеров американский археолог Флорин Курта: "Не смотря на заявление об обратном, лепной горшок около правой ноги скелета в Коринфе не имеет ничего общего со славянской керамикой так называемого пражского стиля. Вместо этого он является образцом раннего типично аварского горшка с воронковидным горлышком, который имеет отличные аналогии в Венгрии, а также в Сибири и в Средней Азии". Оказывается, у данного ратника, занесённого судьбой в Грецию, имелся также меч с Р-образными скобами для горизонтального подвешивания, традиционное оружие степных всадников. Вот почему Курта полагает о нём следующее: "Странствующий солдат" из погребения в Коринфе, возможно был видным аварским воином, одним из тех, кто перешёл на сторону ромеев в 602 году во время кампании Апсиха против антов". Однако, именно эти останки российские слависты долгое время выдавали за доказательство присутствия пражан на Балканах.
С другой стороны, а что им, бедолагам, было делать? Поставьте себя на место данных учёных. Византийские хроники в подробностях живописуют похождения склавинов на балканских землях. Они упоминают здесь десятки варварских племён: берзитов и смолян, ринхинов и струменцев, драговитов и сагаудатов, ваюнитов и северов, езеритов и милингов. Так называемые "Склавинии" просуществовали в этих краях до X-XI веков. В конце концов, потомки этих людей живут тут до сих пор. Причём присутствие населения, говорившего на славянских языках, обнаруживается даже в тех местах бывших ромейских владений, где ныне обитают иные народы. Вот, что об этом пишет Седов: "Исследователи неоднократно обращали внимание на обилие славянской географической номенклатуры в горных областях юга Балканского полуострова и Греции. Географическое распределение ранних славянских топонимов показывает, что первоначально славянами наиболее плотно была освоена Македония со смежными землями, в том числе с округой Фессалоники. Здесь славянские географические названия обильны и в равнинных, и в гористых местностях. Довольно густо славянские поселения располагались и в Греции".
Ранние славянские племена Балканского полуострова по данным летописей
Таким образом, почти всё сошлось. Современные славяне имеются. Летописи видят на Балканах их предков – "склавинов". Топонимика упорно свидетельствует, что славяноговорящие народы некогда расселились вплоть до Пелопоннеса. Для полного счастья славистам не хватает самой малости – археологических материалов, свидетельствующих о пришествии сюда тех племён, которых они заранее назначили славянскими пращурами. Но как раз таких древностей тут днём с огнём найти не могут. Ни в Греции, ни в Албании, ни в Македонии, ни на землях бывшей Югославии южнее Савы нет ни одного поселения, которое с чистой совестью можно было бы объявить праго-корчакским. Обнаруживают только отдельные кремационные могильники, чрезвычайно редкие, а встречающиеся в них лепные сосуды лишь очень отдалённо напоминают пражские или пеньковские. Как-то неудобно при таких раскладах серьёзному учёному говорить о массовой миграции. Даже главный апологет пражской культуры Игорь Гавритухин не решается утверждать, что обитатели Западной Украины хлынули полноводной рекой на Балканский полуостров. Вместо этого он выражается весьма туманно: "Особенности памятников Подунавья, связанных с пражской культурой, и, в ряде случаев, очевидная быстрая утрата славянами многих элементов традиционной культуры в какой-то мере объясняют "археологическую неуловимость" славян на большей части Балкан". В переводе с научного на простой русский язык это означает: мы вам не можем показать следы переселения пражан с Востока Европы на балканские земли, но вы нам должны поверить на слово, что оно имело место. Имейте ввиду: как только наши герои попадали в окружение византийцев, тут же становились похожи на последних. И ничем их от аборигенов уже не отличить. Такая вот "археологическая неуловимость" или, если хотите, "стирание этнографических особенностей".
Задумаемся, о чём вообще нам толкуют историки? Под защитой Лимеса на Балканском полуострове к середине VI века проживало более трёх миллионов ромеев. Нас уверяют в том, что большинство из них было истреблено, вытеснено, а затем и поглощено небольшим и отсталым племенем, обретавшимся на краю Ойкумены, за многие сотни километров к Северо-востоку от Нижнего Дуная. К тому же эти будущие колонизаторы на тот момент времени сами уже были завоёваны азиатскими всадниками, и значительная их часть отправилась вместе с пришельцами на Запад, в сторону долины Средней Эльбы. В целом идея миграции из слабо заселённой Восточной Европы на плотно освоенные людьми ещё в глубокой древности балканские земли, в результате которой происходит кардинальная смена здешнего населения, выглядит как довольно нелепая шутка, вроде анекдота про Финляндию, которая захватила Китай. Но вся прелесть ситуации заключается ещё и в том, что те, кто настаивает на подобной несуразице, отказываются предъявить хоть какие-то приемлемые доказательства реальности подобных перемен. Вместо фактов нас кормят баснями про "археологическую неуловимость" выходцев из Скифии. Что и говорить, блестящая отговорка на все случаи жизни! Эдак можно без труда доказать любой бред, допустим, что Рим основали пеньковцы-анты. Где тому материальные подтверждения? Как, разве вы не знаете, что наши герои "археологически неуловимы"? Они там были, просто ничем не отметились.
Замечу, что такая удивительная замаскированность славян под аборигенов проявляется почему-то далеко не на всех балканских территориях. На полуострове имеется область, где горшечные племена вполне себе видимы. Там они смогли сохранить большинство своих характерных признаков. Речь идёт о византийской провинции Мезия, нынешних североболгарских землях. Давайте послушаем, что расскажет о ситуации в здешних краях Валентин Седов: "Более многочисленны могильники с захоронениями по обряду кремации на территории Болгарии. Среди них наиболее древними являются некрополи, содержащие исключительно трупосожжения. Находятся они в основном в землях, примыкающих с юга к поречью нижнего Дуная. Это известные могильники Гарван I, Попина II, Бабово и Юпер. Среди погребальных урн из этих кладбищ имеются единичные лепные горшкообразные сосуды, напоминающие пражско-корчакскую или пеньковскую керамику, но основная масса урн – гончарная посуда, нередко украшенная орнаментом в виде волнистых линий, того же облика, что характерна для синхронных древностей дунайско-прутского междуречья. Урны зарывались на глубину 20-80 см от поверхности. Среди кальцинированных костей обнаружены железные ножи, пряжки, остатки бронзовых украшений. Датируются захоронения по обряду трупосожжения от конца VI до VIII века. Раскапывались в этом регионе и синхронные поселения с полуземляночными жилищами с печами-каменками в одном из углов. По всем своим показателям культура населения, оставившего рассмотренные памятники (называемая нередко культурой типа Попина), сопоставима с древностями дунайско-днестровского междуречья VI-VII веков, сформировавшимися, как говорилось выше, в условиях взаимодействия славянского населения пражско-корчакской и пеньковской групп с автохтонными жителями этих земель. Появление поселений и могильников славян на южном берегу Дуная вне всякого сомнения было результатом инфильтрации сравнительно небольших групп населения из северных регионов Нижнего Подунавья".
Попинская керамика 7-8 веков с территории Северной Болгарии
Какая приятная неожиданность! Оказывается в пределах Северной Болгарии обнаруживается всё то, что мы с вами безуспешно разыскивали по всему Балканскому полуострову. К нашему удовольствию тут нашли и лепную керамику, и знаменитые полуземлянки с печурками в углу, и даже кремации в урнах и без них. Вот только оставили эти древности не столько пражане, вклад которых оказался весьма незначителен, сколько племена "дунайско-днестровского междуречья". Проще говоря, ипотештинские разбойники, ранее проживавшие на противоположной стороне великой реки. Небольшими группами они просачивались в византийские владения.
Вот что сообщает о данных переселенцах историк Сергей Алексеев: "Примерно в описываемое время, к концу VI века, на правобережье Нижнего Дуная сложилась новая славянская археологическая культура. Она получила название по селищу Попин в тогдашней Мезии, близ крепости Доростол (Силистрия). Культура представлена поселениями и могильниками. Основным районом ее распространения являлся придунайский север Болгарии (тогда провинция Нижняя Мезия). Здесь находятся древнейшие могильники исключительно с трупосожжениями. Из этих областей словене распространялись в течение еще и следующего столетия на юг, по всей Фракии. Особенности попинской культуры, вероятно, были связаны с особенностями ее формирования в результате военного нашествия. Поэтому неудивительно, что попинские общинные поселки представляли собой с самого начала совокупность отдельных дворов – отграниченных друг от друга жилищно-хозяйственных комплексов. Хозяйственная автономия отдельных семей в общине оценивается как весьма высокая. Жилища попинской культуры – полуземлянки с печами-каменками в углу. Умерших "попинцы" погребали с небогатым инвентарем, по обряду кремации, зарывая урны с прахом на глубину до 80 см в землю. В погребениях и жилищах найдено немалое количество металлических вещей – в том числе отдельные украшения "антских" типов. Лепная керамика восходила к корчакской и пеньковской, но ее немного – основную массу посуды составляла гончарная, иногда с волнистым орнаментом, напоминающая ипотештинскую. Вероятно, изготовителями посуды в основном являлись рабы-пленники и гончары-"волохи", пришедшие со словенами из-за Дуная. Но и сами словене, надо думать, уже начали перенимать на новых землях навыки гончарства, как происходило и в других областях. Возможно, что от местного населения был перенят метод сохранения воды в специальных "цистернах", устроенных в грунте. Такие общинные запасы найдены на ряде селищ. В целом, однако, "попинцы" слабо смешивались с ромеями и фракийцами, сохраняя все основные черты словенской культуры".
Славяне на Балканах в 7 веке по В. Полю (W. Pohl). Ипотештинская и попинская культуры объединены в один анклав
Итак, в северо-восточном углу Балканского полуострова археологи обнаружили то, что давно мечтали увидеть: следы проникновения сюда горшечных племён. По всем приметам эти люди пришли на данные земли как непрошенные гости. Чужаки селились отдельно от местных жителей, жили маленькими изолированными посёлками, где почти всё необходимое производилось внутри такой небольшой общины. Словом, замкнутые дикари-отшельники, враждебно настроенные к жителям округи. Именно такими качествами наделяли "склавинов" византийские летописи. Только вот одна незадача – основная масса попинцев явилась сюда вовсе не с берегов Днепра и Припяти, как ожидалось. Пражских и пеньковских горшков здесь оказалось очень мало. Зато много обнаружено ипотештинской керамики, свидетельствующей, что ранее её носители проживали на противоположной стороне Дуная, в пределах нынешней Валахии. Нет сомнений в том, что перед нами всё те же придунайские разбойники "склавины", описанные Прокопием, Иорданом и Маврикием. Очевидно, что это та часть ипотештинцев, которая переправилась через Истр и сумела закрепиться в византийских пределах. Характерно, что "попинцы" слабо смешивались с ромеями и фракийцами, сохраняя все основные черты" своей прежней материальной культуры.
В таком случае возникает простейший вопрос: почему же эти люди, жившие рядом с многочисленными крепостями дунайского Лимеса, включая такие крупные города, как Томис и Доростол, ничуть не утратили свои этнографические особенности, в то время как их северные пражские собратья, якобы, оккупировавшие почти весь остальной Балканский полуостров, бесследно здесь растворились, подобно куску сахара в стакане чая? Отчего одни горшечные племена заболели "археологической неуловимостью", а другие вполне себе видны? Или, быть может, учёным пора набраться мужества и признать тот очевидный факт, что никакого пражского миграционного потока на Балканы никогда не было, что это целиком плод их богатого воображения?