Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава пятьдесят вторая. Гадание по звону колокольчиков (продолжение)
– Разные. Хотя большинство из них сводится всё к тем же двум вариантам – тюрки или монголы. Впрочем, если судить по весьма немногим хуннским титулам, терминам и собственным именам, что были переданы китайцами, то тут картина несколько иная. Треть из них имеет явные иранские параллели, оставшаяся часть служит предметом спора между последователями тюркской и монгольской версий происхождения хуннского языка.
– Отчего же эти две учёные группировки непременно оказываются в большинстве среди лингвистов, даже при таком неопределённом раскладе, как в случае с хуннской лексикой?
– Похоже, срабатывает научная инерция. В прошлом - позапрошлом веке многие авторитетные учёные высказались в пользу алтайских корней данного языка. В те времена немыслимым казалось любое иное предположение. Современные учёные подчас не решаются спорить с корифеями языкознания. Кроме того, серьёзным подспорьем тюркологам и монголистам стало стихотворение буддистского монаха Фотучэна (Фоту Дэна), гадавшего по звону колокольчиков, развешанных на карнизе пагоды. Летопись "Цзинь шу" сообщает, что в 310 году нашей эры он предсказал варварскому полководцу Ши Лэ успех в его походе против узурпатора императорского престола Лю Яо, расслышав в мелодичном звучании две стихотворные строки, которые и были переданы на языке степняков: "Сючжи тилиган, пугу цзюйтудан". По мнению многих учёных, это служит доказательством того, что хунну были тюрки. В крайнем случае – монголы.
Традиционные колокольчики, подвешиваемые на карнизе буддистской пагоды
– Слышу в ваших словах плохо скрываемый сарказм, Холмс, но не совсем понимаю, чем он вызван. Разумеется, для лингвистов большая удача обнаружить целое стихотворение, сочинённое на неизвестном науке наречии. Не удивительно, что они за него схватились двумя руками.
– Лишь бы от усердия они не вывернули себе конечности. Вдумайтесь в ситуацию, Уотсон. Некий китайский автор в VII веке описывает события, случившееся три столетия назад, в эпоху "Войны восьми князей" (291 - 306 годы), когда его родина была терзаема варварскими ордами, оказавшимися к Югу от Великой стены. Насколько точно он мог передать звучание иноязычных выражений? Где гарантии, что за триста с лишним лет стишок не был искажён? Если его записали иероглифами в начале IV века, то к VII столетию знаки китайского письма могли поменять своё произношение, и уж точно это с ними произошло к началу нашего времени, когда их бросились переводить современные лингвисты. В результате мы получили множество разночтений. Неизвестно даже, что эта фраза точно означает по-китайски. Французский синолог начала позапрошлого века Жан-Пьер Абель-Ремюз услышал её так: "Sieoutchi tilikang pou – kou Khiu–tho–tang". Японец Куракити Сиратори в 1900 году трактовал её уже по-другому: "Siuk’l ti–li–kang puh–koh kut–tu–tang" и переводил следующим образом: "Если пойти войной, то можно захватить в плен Лю Яо". Известный финский лингвист Густав Рамстедт (Ramstedt) в 1922 году полагал, что звучала она иначе: "Suka tal'igan – bugug tutan!" и означала: "Иди войной (и) плени бюгю (титул Лю Яо у степняков)". Французский тюрколог Луи Базен (Bazin) в 1948 году делал ставку на "Sug tagti idqan – boqu(?)i(?) tutqan!" со значением "Пошлите армию в атаку (и) плените полководца!". Немецкий лингвист Аннемари фон Габен (von Gabain) отстаивал версию "Sarig tilitgan bu?i? kotuzkan" – "Ты выведешь войско, ты уведешь оленя". Грузинский исследователь Иван Шервашидзе в 1986 году озвучивал текст как "Suka tol'iqtin – buqu? qodigo(d)tin", а переводил стих: "К войску ты вышел – Букуга низложил". И, наконец, в наши дни российский тюрколог Анна Дыбо предлагает такую реконструкцию текста и его значение: "Süge taλɨ-t-kan – bökö-g göt-ök-ta-ŋ" – "Войско заставив выйти наружу, бёке (титул) захватите, пожалуй". Есть ещё почти десяток иных транскрипций и переводов этого маленького стишка, не совпадающих меж собой и с уже нам известными вариантами. Я их не привожу исключительно из экономии времени.
– Боже мой, эти лингвисты решительно сведут меня с ума! Как они в принципе могут искать какие-то параллели для хуннского языка, если не сумели сговориться ни в том, как звучало двустишье, ни в том, что оно дословно значило!
– Поверьте, Уотсон, это ещё не самое смешное обстоятельство во всей этой истории. Дело в том, что к наречию народа хунну пророчество монаха Фотучена, вероятно, вообще никакого отношения не имело.
– Почему?
– По той простой причине, что гадал почтеннейший прорицатель для полководца Ши Лэ, предводителя народа цзе, одного из пяти варварских племён, попавших на территорию Поднебесной накануне известной нам эпохи Шестнадцати царств. Знаменитый стишок, таким образом, был составлен на цзеском языке. Правда, некоторые историки пытаются доказать родство цзе и хунну. Ссылаются они при этом чаще всего на то обстоятельство, что и тех и других в китайских хрониках считали "хусцами". Но последний термин означал всего-навсего чужаков. В Поднебесной так звали любых варваров. Иногда в летописях цзесцев даже причисляют к одной из ветвей хунну. Впрочем, мы с вами уже не раз убеждались, что китайские аборигены почти всех выходцев из северных степей относили к своим давним недругам. Имя "хунну" они при этом использовали также широко, как европейцы этнонимы "скифы" или "гунны". В любом случае, речь идёт о вполне самостоятельном народе, обитавшем в начале IV века на территории Срединного государства, и создавшем там царство Поздняя Чжао. В то время как под истинными хунну историки подразумевают кочевое объединение племён, существовавшее со II века до Рождества Христова по II век нашей эры в степях к Северу от Великой стены. Разница вполне очевидна. Поэтому попытки понять, на каком языке говорили грозные повелители северокитайских степей, используя для этого стишок, составленный на языке народа цзе спустя век после гибели хуннской империи, и записанный китайскими иероглифами по прошествии ещё триста с лишним лет, для меня не более, чем гадание по звону колокольчиков. Забавное времяпрепровождение, к науке не имеющее ровно никакого отношения.
– Не так уж безобидны эти чудачества лингвистов, как они вам представляются, Шерлок! Большинство историков мало что смыслят в языкознании, поэтому вынуждены принимать на веру выводы своих "смежников". В результате мы имеем массу научных трудов, где аваров и хунну уверенно подают тюрками, а жужаней и табгачей – монголами. Кто бы знал, что в основании таких далёко идущих домыслов лежит то, что вы метко окрестили "гаданием по звону колокольчиков"!
– Безвредными потуги языковедов кажутся тем, кто не привык всё принимать на веру. Уже история с многочисленными переводами аварской надписи на чаше Надь-Сент-Миклошского клада убедила меня, что методы лингвистов, мягко говоря, далеки от совершенства. Знаете, отчего большинство учёных отстаивало идею тюркоязычности пришельцев? Вовсе не от того, что подобный вывод следовал из объективного и непредвзятого анализа аварской лексики. Нет. Просто подавляющее число исследователей, изучавших пресловутую надпись, являлись тюркологами. Многие из них только тюркские языки и знали в совершенстве. Кроме того, заранее было известно, что ранняя история аваров тесно связана с тюрками. Вот все и копали в данном направлении. Уверяю вас, Уотсон, если бы точно такие же усилия к расшифровке аварского текста приложили, к примеру, специалисты по эскимосскому языку, в научном мире беглецов давно бы уже признали выходцами из Арктики.
– По-моему, вы всё же слегка утрируете, Холмс.
– Ничуть. Смотрите, какая в реальности смешная ситуация сложилась у лингвистов с аварами. Нам с вами точно известно, что они никто иные, как беглые жужани. Данное мнение, кстати, разделяет подавляющее число историков. Но у языковедов картина следующая: одни специалисты изучали аварский язык и большинство из них пришло к выводу, что он тюркский; другие исследователи ломали головы над жужанским наречием и определили его в монгольские. Как будто за те несколько лет, что беглецы путешествовали из Азии в Европу, они могли кардинально поменять своё средство общения.
– Однако, я слышал, что тюркские и монгольские языки считаются родственными. Быть может, они настолько близки меж собой, что их немудрено перепутать?
--Лингвисты объединяют оба наречия в рамках алтайской языковой семьи, включая туда же и тунгусо-маньчжурские языки. Несколько сложнее обстоит дело с корейским и японским. Одни специалисты готовы их причислить к данному семейству, другие утверждают, что они стоят несколько особняком. Впрочем, споры о том, какова природа сходства "алтайских" языков, продолжаются среди учёных до сего дня. Некоторые лингвисты полагают, что у них не было общего предка. Дескать, носители этих наречий долгое время жили по соседству и от этого стали похожи друг на друга. Большинство исследователей, впрочем, придерживается мнения о едином корне всех "алтайцев". Но при этом соглашается с тем, что ветви данного семейства разделились очень давно -- за тысячи лет до нашей эры. Потому монгольские языки не слишком близки тюркским. Перепутать их специалисты не могут. Абсурдна сама мысль, что жужани могли говорить в Азии по-монгольски, но за те несколько лет, что они двигались в Европу, сменили свой язык на тюркский. Народы, конечно, подчас переходят на использование иного наречия. Но случается это при особых обстоятельствах и отнюдь не мгновенно.
Языки алтайской семьи на карте Евразии по Merrit Ruhlen
– Получается, что большинство лингвистов всё равно ошибается. Либо, когда признаёт жужаней монголами, либо, когда склоняется к тому, чтобы признать аваров тюрками.
– Но скорее всего, в обоих случаях одновременно. Полагаю, что ни жужанский, ни аварский языки в алтайскую семью не входили.
– Холмс, вам не кажется, что это слишком смелый вывод? Согласен, что все потуги языковедов выглядят пока не слишком убедительно, и явно противоречат друг другу. Но разве это повод отвергать целиком языковое семейство, чьи представители расселились по всей Евразии от Арктики и Японских островов до берегов Эгейского и Чёрного морей?
– Вы правы, Уотсон, в том, что касается современного положения дел. Но было ли так всегда? Нет, поскольку мы точно знаем, что две ветви этого семейства широко распространились в Средневековье: тюрки в VI веке, монголы – в XII столетии. Следовательно, в древности народы данной семьи занимали на карте гораздо более скромное место. Для нашего расследования, кстати, нет разницы – имелся ли у них общий предок, или они приобрели сходные черты за счёт длительного проживания рядом друг с другом. Главное, что мы можем обнаружить область первоначального расселения всех "алтайцев". Где жили прародители тюрков, нам уже известно. Сыновья волчицы обитали в небольшой долине, спрятанной в восточных отрогах Тянь-Шаня, к Северу от оазиса Хами. Они являлись маленьким и зависимым от жужаней племенем, стало быть, не могли серьёзно влиять на речь своих соседей. Монголы тоже не сразу овладели одноимённой им страной. Как показывают изыскания лингвистов, практически вся лексика, связанная с особенностями степной жизни, пришла к ним из тюркских языков, зато термины, связанные с земледелием у них вполне оригинальны. Советский языковед Валентин Рассадин приходит к выводу, что "монгольские племена жили компактно, где-то по соседству и в тесном контакте с тунгусо-маньчжурскими племенами". Археологи полагают, что прародина монголов находилась в сравнительно небольшой области верховьев Амура. Я позволил себе дополнить карту современного расселения народов тунгусо-маньчжурской группы двумя ареалами. Желтым цветом обозначена страна первоначального расселения предков монголов, сиреневым прародина древних тюрков. Приблизительно так выглядело положение народов алтайской языковой семьи до тюркско-монгольских завоеваний.
– Холмс, вам опять удалось открыть мне глаза! Теперь я понимаю, что данное семейство лишь по недоразумению названо "алтайским". На самом деле, его надлежит именовать "забайкальским", "амурским" или даже "дальневосточным". Особенно, если вспомнить, что корейский и японский языки тоже к нему близки. Конечно же, перед нами речь аборигенов Дальнего Востока, монголоидных племён таёжной зоны в пространстве от Тихого океана до верховьев Амура и Лены.
– Действительно, если забыть на мгновенье о том малом пятнышке, что связано с предками тюрков, и не принимать во внимание самые северные эвенкские (тунгусские) племена правобережья Енисея, которые могли продвинуться в арктическую тундру намного позже рассматриваемых событий, то получится, что ареал "алтайских" наречий в глубокой древности укладывался в гигантский треугольник озеро-Байкал – Корейский полуостров – российское Приморье. Вне всякого сомнения – перед нами языки охотников и рыболовов таёжных пространств Маньчжурии и Амурского края, принадлежащих байкальскому варианту монголоидной расы с её ярко выраженными признаками в виде плоского лица, слабо выступающего носа, почти полного отсутствия усов и бороды на лице у мужчин, притом очень светлой кожей, почти такой же, как у европеоидов. Подобным обликом отличалось население культуры плиточных могил. Можно предположить, что эти племена по языку тоже изначально принадлежали к данной семье.
– Конечно, предки тюрков, скрывавшиеся на Тянь-Шане, могли быть выходцами из "плиточной" зоны. Да и возглавленные ими тележники, судя по летописям, являлись недавними переселенцами из района обитания "плиточников". Тут всё вроде сходится. Однако, Холмс, не смущает ли вас тот факт, что эти таёжные монголоиды, вне всяких сомнений, являлись частью народа хунну. А значит, забайкальские наречия, по недоразумению именуемые лингвистами "алтайскими", могли доминировать в этом степном союзе племён.
– Давайте рассуждать здраво, Уотсон. Что мы знаем о хунну? Это сложное объединение кочевых народов, сложившееся в северокитайских степях за счёт импульсов с самых разных сторон. "Плиточники" явились из зоны таёжных лесов Забайкалья. Из Алтайского региона на Юг поближе к Поднебесной продвинулись строители херексуров – потомки афанасьевского населения. Сюда же проникли знаменитые скифы. Судя по тому, что о них знают антропологи, предки этих людей в Каменном веке проживали на Востоке Германии. В эпоху Бронзы они оказались в степях Северного Причерноморья и уже затем мигрировали на Алтай. Когда известные Геродоту скифские племена пожаловали на Ближний Восток, а оттуда в днепровские степи, это был лишь исход части древнего народа в места, где некогда кочевали их пращуры. В любом случае скифы стали одним из основных элементов хуннского союза. Другой важной составной частью данного сообщества выступили сарматские племена Средней Азии, дальние родственники иранцев и индийских ариев. Сарматское просачивание в регион хорошо прослеживается археологами. Не обошёлся хуннский этногенез и без выходцев с территории Поднебесной. Загадочные карасукцы, вероятно, именуемые в китайских летописях "жунами", принесли в степь высокие технологии бронзового литья. Объясните мне, доктор, отчего мы должны считать, что такой сложный народ как хунну в языковом плане отражал один-единственный импульс, тот, что шёл из таёжного Забайкалья? Разве не логичней будет предположить, что лесные аборигены, попав в незнакомые им ранее степные края, напротив, лихорадочно заимствовали лексику тех плёмен, что давно приспособились к кочевому быту и подчас превосходили их в развитии? Скорее следует ожидать влияние цивилизованных карасукцев, скифов, ариев и афанасьевцев на плиточные племена, чем обратное воздействие. Хотя, конечно, оно тоже имело место.
– Вот видите, Холмс! Даже если мы предположим, что хунну, а затем и жужани, изъяснялись на неизвестном науке индоевропейском языке, лишь отдалённо родственном индоиранским наречиям, в нём всё равно должен чувствоваться "алтайский" колорит, некие особенности, присущие речи дальневосточных аборигенов. Ведь эти люди тысячи лет прожили рядом с прочими хуннскими кланами, составляя часть одного сообщества. Значит, у аваров отдельные черты языков алтайской семьи, несомненно, имелись. В таком случае, позвольте спросить – где они у славян? Если праславянская речь сформировалась внутри Аварского каганата, в чём вы меня почти убедили, лингвисты должны были ощутить в ней хотя бы лёгкий дальневосточный "акцент". Разве не так? Его полное отсутствие начисто разрушает все ваши построения, Шерлок!
– Разумеется, вы правы, Уотсон. На каком бы языке не разговаривали авары, некий оттенок "алтайскости" должен наличествовать в их речи. Но кто вам сказал, что специалисты его не обнаружили в праславянском наречии?
– Вы шутите, Холмс?
– Я серьёзен как никогда, друг мой. Позвольте вам представить последнюю прижизненную работу всемирно известного языковеда-слависта Хенрика Бирнбаума, которая называется весьма характерно – "Славянский, тохарский, алтайский: генетическая связь и ареально-типологическое влияние".
– Позвольте, Шерлок, но термин "генетическая связь" предполагает происхождение от одного предка. Славянские и тохарские языки принадлежат к индоевропейскому семейству. Следовательно, их общие корни сомнений не вызывают. Но при чём здесь "алтайские" языки, под которыми, как мы уже выяснили, понимаются наречия дальневосточных аборигенов. Они каким образом попали в данный список?
– Послушайте, как на этот вопрос отвечает сам Бирнбаум: "Объединение трех языковых групп – славянской, тохарской и алтайской – на первый взгляд может показаться загадочным. Две из них, славянская и тохарская, принадлежат к одной и той же языковой семье – индоевропейской (ИЕ) – и, тем самым, генетически связаны, в то время как славянская и алтайская группы не родственны, так что любые совпадения или сходства между ними могут объясняться исключительно ареально-типологическими причинами, если только они вообще не являются случайными. Славянский и тохарский, хотя и относятся к одной языковой семье, конечно, не обнаруживают такой близости друг к другу, как славянский и балтийский или, если угодно, славянский и германский или даже славянский и индо-иранский или, во всяком случае, славянский и иранская ветвь арийского". Казалось бы, всё изложено чинно-благородно, в русле хорошо знакомых всем концепций. Но далее у американского лингвиста следует весьма революционное заявление: "Однако мнение, согласно которому появление славянского как отдельной ветви ИЕ языков обусловлено исключительно, или хотя бы в первую очередь, иранским господством над той частью балто-славянского этнолингвистического комплекса, которая мигрировала к югу (в то время как будущие балты, очевидно, первоначально оставались на своей исходной территории – приблизительно соответствующей нынешней Белоруссии), по-видимому, не может быть принято. Скорее, эта часть была приведена в движение алтайскими племенами – гуннами, аварами и, возможно, булгарами (протоболгарами), – с которыми славяне в процессе своего этногенеза вступали в интенсивные контакты".
– Насколько я понял, профессор Бирнбаум отстаивает гипотезу, что славяне – это та часть балтских племён, которая попала под влияние "алтайцев" – то ли гуннов, то ли аваров, то ли булгар, все они, по его мнению, принадлежат к данному языковому семейству. Но откуда такая уверенность, если монгольских и тюркских слов в праславянской лексике буквально кот наплакал?
– Американский лингвист признаёт, что сам долго не верил в подобную концепцию: "О возможных славяно-алтайских контактах и возможном существенном влиянии алтайского – или отдельных алтайских языков – на формирование общеславянского языка я в 1975-1979 годы писал так: "Если какие бы то ни было... контакты между одним из алтайских народов (предположительно гуннами, протобулгарами или аварами) и протославянским языковым сообществом в целом и могли иметь место, их лингвистическое значение, по крайней мере для славян, было, как кажется, нулевым (или почти нулевым, если учитывать несколько изолированных лексических единиц, требующих более подробного изучения)". Действительно, число более или менее надежных примеров слов, проникших в восточнославянский (древнерусский) язык до монголо-татарского нашествия (около 1240 года) из языка волжских булгар или алтайских (тюркоязычных) кочевых племен южнорусской степи (гуннов, аваров, позднее, вероятно, еще и той части булгар, которые двинулись в направлении Балкан, иначе говоря, протоболгар или будущих дунайских булгар, а также, возможно, хазар), не особенно велико. В. Кипарский (Kiparsky, 1975) насчитал их всего 23. Как правило, те из домонгольских заимствований, которые засвидетельствованы также в старославянском, происходят из языка волжских (или дунайских) булгар, а те, что представлены также в западнославянских языках, – из тюркского языка южнорусских степей". Иначе говоря, словарный запас праславянского Левиафана существенного дальневосточного присутствия не обнаруживает. Впрочем, это не значит, что воздействие "забайкальцев" не ощутимо в иных аспектах: "Однако даже несмотря на то, что влияние алтайского на славянскую лексику кажется совершенно незначительным, сегодня я думаю иначе, чем два с лишним десятилетия назад. Дело в том, что влияние алтайского, по-видимому, отразилось на системе звуков и, в меньшей степени, также морфологических особенностях общеславянского языка в период его формирования. Поэтому теперь я полагаю также, что алтайский, вполне вероятно, играл весьма значительную роль в ту эпоху, когда этническая группа будущих славян мигрировала к югу от тех областей в верховьях Днепра и вокруг, где она обитала ранее – тех областей, где вместе или по соседству с ними жили будущие балты".
– Если я правильно понял мысль известного лингвиста, он полагает, что некие "алтайцы" (гунны, авары или булгары) оказали влияние на часть балтских племён, под воздействием которого те стали славянами. Влияние, однако, довольно странное. Тюрко-монголо-тунгусские термины в лексиконе славян практически не обнаружены, зато некоторые особенности произношения звуков и составления слов, принятые у дальневосточных народов, напротив, проявляются довольно ярко.
– Итак, чтобы сделать из части балтов племена, говорящие по-славянски, требуется поистине удивительный народ. Он должен охотно делиться с аборигенами теми фонетическими законами, что присущи речи народов Дальнего Востока, но при этом пожалеть для них даже малую толику тамошней лексики. Понимаете, Уотсон, о чём идёт речь?
– Простите, Шерлок, пока не могу сообразить.
– Что же, тогда продолжу цитировать Бирнбаума. Он пишет: "Нам известно не менее трех тюркских народов, в эпоху раннего Средневековья контактировавших с формирующимся славянским этносом: гунны, булгары и авары. Более ранние по времени огромные государства гуннов (в IV-V веках) и аваров (с середины VI по конец VIII и – остаточно – еще и в начале IX века) определенно были многонациональными, и нам очень мало известно о языках, на которых изначально говорили гунны и авары. По поводу наших нынешних представлений о языке аваров – важнейшем, в силу тесных и многосторонних связей аваров со славянами, возможном источнике, оказавшем влияние на возникновение общеславянского языка, – смотри (Pohl 1988). При этом, однако, необходимо отметить, что те из алтайских народов, которые могли повлиять на формирование фонологической (и, в некоторой степени, морфологической) структуры общеславянского языка, – это в первую очередь именно гунны и авары, которые были "творцами" возникающих или недавно возникших славян, что, возможно, оказалось решающим фактором. По крайней мере, вполне допустимо – и, конечно, заслуживает дальнейшего обсуждения, – что в I тысячелетии нашей эры славяне в определенный период действительно испытали влияние алтайцев-кочевников, обитателей степи и прилегающей с севера лесостепной зоны, – гуннов, возможно, в меньшей степени булгар и особенно аваров ( сравни недавнее детальное исследование, включающее несколько новых гипотез, – Galton, 1997). И хотя нет никаких сомнений насчет длительного симбиоза славян и аваров – правда, точный характер связей между ними в определенные моменты времени и в некоторых случаях остается неясным, но на протяжении большей части известного нам периода их существования авары явно были доминирующей стороной (ср. Pohl, 1988), – понятно, что, в частности, наличие какой бы то ни было причинно-следственной связи между алтайской гармонией гласных, по природе своей морфонологической характеристикой, затрагивающей слово в целом, и (поздне)праславянским слоговым сингармонизмом, фонологическим явлением, по определению функционирующим только в границах отдельного слога, не может быть легко доказано".
– Бога ради, извините меня, Холмс, но для меня термины, которыми подчас жонглируют лингвисты, малопонятны. Не могли бы вы объяснить мне ситуацию в более доступных моему уму выражениях?
– Попробую, друг мой. Итак, славянские языки походят на балтские. Значительный пласт общей лексики, множество схожих языковых законов. Вместе с тем, в славянской речи имеются такие слова, которые хотя и выглядят индоевропейскими, но не встречаются у прочих европейских народов. Ещё более важно, что в некий момент времени в праславянской речи возникли изменения, которых не было не только у балтов, но и в целом у обитателей нашего континента. Яркий пример – тенденции к возрастающей звучности и закон внутрислогового сингармонизма. Эти особенности проявляются у славян в самый ранний период – приблизительно до IX века нашей эры. А затем исчезают.
– Такое впечатление, что эти законы действовали только внутри Аварского каганата и с его падением куда-то теряются.
– Вот учёные и предположили, что это результат влияния на славян неких алтайских племён. Подозревают, в первую очередь, гуннов и, особенно, аваров. Впрочем, Бирнбаум выражается осторожно, он пишет, что эту версию будет нелегко доказать. Тем не менее, с его слов: "В крайнем случае некоторые характерные для алтайского звуковые последовательности, наблюдаемые в современном произношении на субфонемном уровне (или на уровне произносительных привычек), могли послужить спусковым механизмом для некоторых общеславянских звуковых сдвигов на фонемном уровне. Это допустимо, например, по отношению к одной из палатализации велярных, а именно, к так называемой прогрессивной (или бодуэновской) палатализации, действовавшей слева направо (то есть так, как мы пишем или печатаем) и пересекавшей границу слога, но едва ли по отношению к другим палатализациям велярных – во внутрислоговой позиции перед (первичными или вторичными) передними гласными". Проще говоря, предки славян слышали алтайскую речь и подсознательно ей подражали. Влияние ощущается и в словообразовании: "В морфологии двухвариантное склонение, противопоставляющее основы твердого и мягкого типов, также может быть – как полагал уже Н.С. Трубецкой – построено по алтайской модели". В дальнейшем Бирнбаум ссылается на труды своего коллеги Герберта Галтона.
– Не слышал о таком исследователе.
– Это американский славист польского происхождения, родившийся в Вене. Долгие годы он трудился в Университете штата Канзас. Как раз он изучал возможное "алтайское" воздействие на праславянский язык. Вот что сообщает об этом Бирнбаум: "Оставляя в стороне предполагаемый широкий историко-культурный фон, Галтон сосредоточивается на фонологическом аспекте проблемы (и предполагаемой на его основе исходной собственно-исторической реальности). По его утверждению, эта реальность состоит в гуннском, а позднее – аварском господстве над славянами, приблизительно совпадающем с тем периодом – около 400-800 годов нашей эры, – когда важнейшие языковые инновации выделили праславянекий (раннеобщеславянский) из "балтийского протосостояния". Хотя языки гуннов и аваров известны лишь весьма отрывочно, мы можем утверждать, что по своему фонологическому облику они были похожи на язык древнетюркских надписей VII—VIII века (надписей долины Орхона). Действительно, в этом языке имелось два знака для каждого согласного – один при переднерядном, другой при заднерядном окружении. Это деление касалось и глайда у (передаваемого в тюркском как у). Основываясь на этом замечательном факте, а также на сложных для интерпретации принципах обозначения гласных (в орхонских надписях), Галтон соглашается с алтаистом К.Г. Менгесом, предположившим, что разные знаки для согласных могли начиная с VII—VIII веков играть роль matres lectionis, или ключей, и были созданы для того, чтобы помогать читающему правильно интерпретировать текст. Однако именно гласные передавали основную оппозицию "передний" vs. "задний", определяющую важнейший структурный принцип алтайских языков – гармонию гласных, принцип, позволяющий прочно спаять основу и (как правило) многочисленные суффиксы – ведь алтайские языки агглютинативны – в единое слово. Тем не менее славяне так и не переняли этот принцип: в том, что касается структуры их языка, они остались верны своим ИЕ корням. Но они могли вполне отчетливо слышать лабиовеляризованное vs. палатализованное – на аллофоническом (субфонемном) уровне – произношение согласных в дославянской речи своих (гуннских или аварских) хозяев, в сильной степени детерминированное влиянием задних vs. передних гласных. В настоящее время можно считать хорошо исторически установленным, что гунны и авары, в отличие от германских и иранских народов, имели обыкновение посылать своих покоренных "союзников" вперед на поле боя, предварительно обеспечив их надлежащей военной выучкой и снаряжением (а также, как сообщает франкская "Фредегарова хроника", дурно обращаться с их женщинами). По этой и другим причинам они должны были уметь объясняться на языке своих рабов. Дальнейшие доводы Галтона сводятся к предположению, что алтайские повелители перенесли свои произносительные привычки на нарождающийся балто-славянский (точнее, на его южную, славянскую ветвь), который они выучивали, а следовательно, и говорили на нем; это относится в том числе к палатализации, которая осознавалась на аллофоническом уровне в отношении велярных с их легко модифицируемой артикуляцией (местом образования) и вариативностью акустических формант. Это произношение слышали славяне, у которых оно постепенно вошло в моду, что неудивительно, если учесть высокий социальный статус их господ. В то же время славяне, будучи по происхождению индоевропейцами, были неспособны перенять дополнительные движения языка, позволяющие произносить палатализованно любые согласные… Только велярные они смогли сдвинуть в палатальную и палато-альвеолярную область полости рта: прогрессивная (бодуэновская) палатализация даже происходила в собственно-алтайском направлении – слева направо (в смысле графического представления структуры слога). Как было указано выше, на мой взгляд, не обязательно (хотя в принципе возможно) объяснять другие, регрессивные палатализации велярных перед передними гласными алтайским влиянием, поскольку подобные явления хорошо засвидетельствованы также во множестве других языков, которые – за исключением тохарского (в конечном счете поглощенного соседними тюркскими народами) и самого славянского – не имели никаких контактов с алтайским. Аналогичные соображения применимы и к устранению всех до единой консонантных групп с конечным у, и к монофтонгизации дифтонгов – оба эти звуковых изменения известны и в других языках, – даже несмотря на то, что алтайский действительно не допускает подобных звукосочетаний. В конечном итоге гласные в праславянском должны были перегруппироваться в два противопоставленных друг другу ряда – задних и передних: совершенно не индоевропейский принцип, в то время как для алтайских языков противопоставление передних и задних гласных, охватывающее всю вокалическую систему, типично. Кроме того, Галтон правильно подчеркивает, что слоговой сингармонизм в его якобсоновском понимании в любом случае имел очень ограниченную сферу действия, поскольку он не распространялся на всю группу согласных, начинавшую слог (этих согласных в общеславянском могло быть от одного до четырех – явное отличие от алтайского, где в начально-слоговой позиции допускается только один согласный), тогда как конец слога имел тенденцию к открытости, а также к свободной реализации унаследованных от ИЕ тональных различий (интонаций), совершенно неизвестных алтайскому ("евразийскому") с его монотонией… Такова, собственно говоря, суть рассуждений Галтона, в целом тщательно аргументированных".
– Холмс, вам в очередной раз удалось взорвать мой мозг изнутри! Вы опять перевернули вверх ногами все мои былые представления!
– Итак, Уотсон, вы хотели услышать "алтайский акцент" у славян, и я вам его показал. Более того, в отличие от американских лингвистов, мы с вами твёрдо знаем, кто именно придал славянскому Левиафану уникальные дальневосточные черты. Гунны этого сделать не могли. Поскольку данный народ, несмотря на сходство в имени, никакого отношения к аборигенам северокитайских степей не имел, он сформировался на Южном Урале и в Поволжье, страшно далеко от первичного ареала алтайских наречий. Булгары, как выяснилось, являются преимущественно потомками поздних гуннов. Стало быть, они тоже вне подозрений. Остаются одни авары. Этот народ сложился на монгольских равнинах. Он включал в себя остатки хуннских племён. По нашим догадкам, эти люди, скорее всего, говорили на неизвестном индоевропейском языке, который, тем не менее, должен был испытать серьёзное влияние алтайских наречий. Идеальный кандидат для того, чтобы сделать из балтов славян. Это бинго, друг мой! Стопроцентное попадание в "яблочко"!