Игорь Коломийцев.   Народ-невидимка

Глава двадцать седьмая. По следам безбородых

Отто Мэнчен-Хелфен справедливо указывает, что лингвистических данных для отождествления хунну и гуннов нет, так как язык тех и других нам неизвестен. Этнографические возражения Мэнчен- Хелфена сводятся к следующему: гунны были безбороды, так как выщипывали себе бороды, а хунны бородаты и носаты. Далее, Мэнчен-Хелфен указывает, что европейские вещи, приписанные гуннам, отличны от азиатских вещей, связанных с хуннами... Хунну и гунны были действительно не похожи друг на друга, и задача историка – объяснить истоки этого несходства...   Лев Гумилёв, российский историк, востоковед,   "Некоторые вопросы истории гуннов", 1960 год.

– Не пора ли вам, Шерлок, вмешаться? Кажется, без вашего участия учёные опять наломают дров.

- Ну, положим, не "вашего", а нашего, но в остальном, дорогой Уотсон, вы, безусловно, правы. Похоже, научное сообщество оказалось патологически не способно ответить на три, с моей точки зрения, довольно простые вопроса. Во-первых: кто такие гунны? Во-вторых, где они обитали до того, как обрушились на европейцев? И, в третьих, почему они так легко сокрушили сильнейшие державы нашего континента? А ведь сведений наших свидетелей – древних авторов вполне достаточно, чтобы правильно ответить на каждый из них.

– Вы шутите, Холмс? Мне кажется труднее задачи у нас по ходу расследования ещё не возникало. А те, кого вы назвали свидетелями, рассказывают всяческие нелепости и небылицы. Их послушать, гунны оказываются посланниками Ада и у них за малым не растут рога. И на такие показания вы собираетесь опираться?

– Во-первых, других у нас просто нет. А во-вторых, я склонен верить большинству из того, что написано о свирепых кочевниках их современниками. Люди IV века, хотя христианский мистицизм уже успел пустить корни в их сознании, ещё отличались серьёзной толикой скепсиса и здоровой порцией здравого смысла. Многие из них получили прекрасное образование в лучших античных традициях. Это вам не малограмотные средневековые монахи, которым повсюду мерещились дьявольские козни. Аммиан Марцеллин вообще был язычником и ярким представителем уходящей эллинской аристократии. Труды Гомера и Геродота, как и сочинения великих греческих философов, он впитал с молоком матери. И, заметьте, его оценки гуннов не слишком разнятся со словами христианских епископов, ожидавших прихода Антихриста. Я не думаю, что греческие, римские и даже варварские писатели, сговорившись, решили оклеветать несчастных агрессоров в глазах потомков. Поэтому склонен верить свидетельским показаниям, делая, разумеется, поправку на уровень информированности каждого из них, их компетентность в обсуждаемых темах и эмоциональные перехлёсты, там где они имеются. А в общем у нас прекрасные информаторы, и я поражаюсь тем историкам, которые не сумели их понять.

– Вот как?! Скажите тогда мне, Холмс, ради Бога, кто же такие эти самые гунны и откуда явились к нам?

– Вы, как всегда, торопитесь, друг мой! Из трёх вопросов, которые мною озвучены, ключевым мне представляется последний – почему эти странные кочевники так легко одолели могущественных готов, а затем и римлян? За счёт чего они поставили Европу на колени? Именно ответ на него позволит нам распутать весь клубок гуннской проблемы. Итак, Уотсон, скажите, будьте добры, поделитесь своими соображениями – в чём причина воинских успехов этого племени?

– Исходя из исторических параллелей, полагаю возвышение этих кочевников ничуть не отличалось от подъёма, к примеру, татаро-монголов при Чингисхане. Появился сильный и деятельный вождь, который сумел сплотить вокруг себя ранее разрозненное племя, установил жёсткую дисциплину в своей армии и начал подминать соседние народы. Кажется, его звали Баламбер? Так и возникла империя, во главе которой через время встал несравненный Аттила.

– Почему же мы, в таком случае, почти ничего не знаем о подвигах этого прославленного вождя-объединителя? Которого, кстати, многие историки считают просто выдумкой. Вот, что по этому поводу пишет Эдвард Томпсон: "Можно с уверенностью сказать, что Баламбер никогда не существовал; готы его придумали, чтобы объяснить, кто их покорил. Однако в то время гунны добились огромной победы: они покорили, как мы знаем, большую часть остготов". В самом деле, припомните, Уотсон: Витимир, наследник Германариха, в самый напряжённый момент противостояния с агрессорами, по свидетельству Марцеллина, преспокойно перетянул часть гуннов на свою сторону при помощи денег. Разве это возможно при централизованной власти, о которой вы говорили, и жесточайшей армейской дисциплине? Итак, никакого великого вождя не было, а победы уже пришли. Впрочем, даже после них, гунны долгое время продолжали выглядеть рыхлым конгломератом, сборищем мало считающихся друг с другом орд. Единовременно их было не меньше четырёх или пяти. Причём одна могла воевать вместе с римлянами в Северной Африке, другая оборонять Рим от германцев, третья вторгнуться на Балканы, четвёртая, кочуя в Молдавии, слать послов в Константинополь с требованиями дани, а пятая, преодолев Кавказские горы, сражаться с персами. Томпсон пишет: "Нет никаких оснований считать, что после завоевания готов гунны продолжали сохранять политический союз. Разные племена, похоже, вернулись к привычному для них состоянию независимости, и каждое племя командовало своей частью готов и аланов. В конце IV и начале V века каждое племя самостоятельно совершало набеги без какого-либо центрального руководства. Нет оснований считать, к примеру, что в 395 году набег через Дунай был рассчитан таким образом, чтобы совпасть с наступлением в том же году на Кавказ. Две не связанные между собой группы гуннов просто воспользовались моментом одновременного отсутствия римских армий. Такие независимые племена время от времени объединялись в союз, вроде тех, о которых мы уже говорили: под руководством Ульдина, Доната, Харатона, Васиха и Курсиха. Но у нас нет никаких доказательств того, что существовал единственный, постоянно крепнущий союз во главе с Ульдином, Донатом и другими последовавшими за ними военачальниками. С другой стороны, есть информация, согласно которой некоторые готы иногда оказывались в ситуации, когда могли действовать независимо от гуннов. Примерно в 418 году гот Торисмуд одержал победу над гепидами, и в наших источниках нет даже намека на то, что он действовал по приказу гуннов. Вряд ли такое могло произойти при централизованном управлении империей".

– Боже мой, но ведь это же Хаос, состояние, когда все воюют против всех! – Именно в него мир и стал погружаться после разгрома гуннами державы Германариха в 375 году. Величайший английский историк XVIII века Эдвард Гиббон справедливо заметит по данному поводу: "Западный мир страдал под гнётом готов и вандалов, бежавших перед гуннами, но подвиги самих гуннов не соответствовали их могуществу и блеску первых успехов. Их победоносные орды рассеялись от Волги до Дуная; их силы истощались от вражды между самостоятельными вождями, их мужество тратилось на незначительные хищнические набеги, и они нередко унижали своё национальное достоинство, становясь под знамёна своих побеждённых врагов из жадности к добычи".


Но главной бедой оставалось полное отсутствие централизованного руководства этими разношёрстными толпами. Аммиан был полностью прав, когда утверждал: "Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что ни попадется на пути". Под старейшинами надо понимать, разумеется, представителей знати. В начале V века одним из самых деятельных гуннских вождей был Ульдин, его орда орудовала на Дунае. Но стоило ему в 408 году потерпеть поражение от византийцев, и он, как вождь, исчезает со страниц хроник. "Случайное предводительство", никакой твёрдой власти! Некто Октар в 20-х годах V столетия во главе одной из гуннский орд воюет на Рейне с бургундами, и умирает от обжорства, что, разумеется, превосходным образом характеризует данную персону. После этого власть прибирает к рукам его брат Руа, и это, похоже, первый случай в гуннской истории, когда она наследуется. Впрочем, орд ещё множество и они по прежнему независимы друг от друга. О Руа известно лишь то, что он при помощи шантажа пытается выбить из Византии дань. В ходе длительных переговоров он скончался, возможно, не без помощи кого-то из своих соотечественников. К власти приходят одновременно два его племянника – Аттила и Бледа. При этом каждый из них руководит своей частью гуннов, а также подвластных им германцев и аланов. Иордан сообщает, что гунны в это время делятся на две ветви: альциагиры и савиры. Одни кочуют на Западе, другие – на Востоке. Меж тем на календаре – 434 год. Прошло почти шестьдесят лет с момента внезапного возвышения этого племени. Сменилось уже два поколения. Только в 444 году, убив родного брата, Аттила сосредотачивает всю полноту власти в своих руках и превращается, по словам Иордана, в "повелителя всех гуннов и правителя – единственного в мире – племён чуть ли не всей Скифии, достойного удивления по баснословной славе своей среди всех варваров". Но даже при этом, самом прославленном правителе, власть гуннов над всеми степными племенами не была абсолютной. Историк Приск Панийский рассказывает о влиятельном кочевом народе акатиров (акациров), который проводил самостоятельную политику в отношении Византии, чем вынудил Аттилу идти на него войной, дабы посадить на акатирский трон своего сына. Кроме того, будем помнить, что под властью единого вождя империя кочевников находилась всего миг по историческим меркам – не более девяти лет. Затем Аттила умирает, начинается борьба за его наследство, гунны в ней терпят поражение и постепенно сходят со страниц летописей. Вопрос остаётся прежним: как этот народ, при таком очевидном разброде и внутренних шатаниях смог сокрушить своих могучих соперников?

– Холмс, вы поставили меня в тупик. Мне всегда казалось, что если одно племя легко побеждает другие, то случается это либо по случаю организованности завоевателей, либо ввиду их превосходства в оружии. Но то, что писали современники о военном деле свирепых кочевников, отнюдь не впечатляет. Доспехов у них нет никаких, только звериные шкуры. Стрелы, как у самых отсталых охотничьих племён – с костяными, а не железными наконечниками. У них, правда есть мечи, но они уже давно были в ходу у всех степняков Восточной Европы. Те же сарматы, по сведениям античных писателей сражались двуручными мечами ещё с начала нашей эры. Может быть, некоторой неожиданностью для соседей стало применение арканов? Или костяные наконечники оказались эффективней железных? Право, теряюсь в догадках...

– Похоже, я вынужден буду ещё раз разочаровать вас, Уотсон. Ни арканы, ни костяные наконечники стрел не являются оригинальными новшествами, принесёнными в степи свирепыми гуннами. Послушайте, как описывает греческий историк II века Павсаний современных ему задунайских кочевников: Савроматы сами не добывают себе железа и они его к себе не ввозят; в этом отношении они из всех варваров этой страны наименее общительны. Ввиду недостатка железа вот что они изобрели: у них на копьях острия - костяные вместо железных, луки и стрелы - из кости, наконечники на стрелах также костяные; накинув петли (арканы) на тех врагов, с которыми они встречаются, они, повернув лошадей, тащат схваченных арканами. А панцири они приготовляют следующим образом. Собрав их копыта, они их очищают и, разрезав на части, делают из них пластинки, похожие на чешую драконов. Если кто никогда не видел дракона, то, конечно, видел зеленую шишку сосны; и он не ошибся бы, сравнив это произведение из копыт с видимыми нами чешуйками на плоде сосны. Пробуравив их и связав жилами лошадей или быков, они пользуются этими панцирями, ничуть не менее красивыми, чем эллинские, и ничуть не менее прочными: они хорошо выдерживают удары мечами и копьями в рукопашном бою". Правда, у гуннов, судя по описаниям, даже таких импровизированных "кожано-роговых" доспехов не было. Только одежды из льна или шкур и меховые шапки вместо шлемов: Тело они прикрывают льняной одеждой или же сшитой из шкурок лесных мышей. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги - козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг..."

– Тогда я решительно не понимаю, за счёт чего это отсталое во всех отношениях, чрезвычайно дикое племя покорило сначала своих соседей, а затем разгромило готов и чуть не уничтожило Рим и Константинополь. Неужели прав был Иордан и все вокруг просто испугались того, как они выглядят? Как там у готского историка излагается: "Они побеждали не столько войной, сколько внушая величайший ужас своим страшным видом".

– Подобная забавная версия могла прийти в голову разве что христианского епископа, каковым, видимо, Иордан и являлся. В любом случае такое мог вообразить себе только человек, страшно далёкий от полей сражений. В бою, мой дорогой Уотсон, нет времени разглядывать лица врагов. К тому же, с противником эти кочевники не слишком то и сближались. Послушайте, что пишет о них римский офицер Аммиан Марцеллин, участник многих военных кампаний: "Легкие и подвижные, они вдруг нарочно рассеиваются и, не выстраивая боевой линии, нападают то там, то здесь, производя страшные убийства. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не случается видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами". Итак, с его точки зрения, гунны получаются "отменные воители" вследствие того, что "издали ведут бой", то есть близко никого к себе не подпускают. А сами при этом ухитряются наносить врагам немалый ущерб. Хотя на первом этапе своей истории кочевники настолько боялись ближнего боя, что не решались даже разграбить вражеский лагерь, то есть спешиться с коней, чтобы собрать трофеи. Тем не менее, именно дистанционная война, обеспечившая им неуязвимость, и стала главной причиной всех гуннских побед, а вовсе не страшные лица, напугать которыми можно разве что младенцев. Таким образом, как это не парадоксально звучит, но гунны оказались победителями многих народов именно благодаря своей отсталости и дикости.


– Но как такое вообще возможно, Холмс?

– Видите ли, Уотсон, история иногда любит пошутить. Она последних делает первыми, а первых – последними. Гунны, несомненно, были в числе самых отсталых кочевников своего времени. Явные аутсайдеры. Послушайте, к примеру, что сообщает Аммиан Марцеллин о предшественниках свирепых кочевников на территории Степи: сарматах и аланах: "У этих племен больше сноровки для разбоя, чем для открытой войны; они  вооружены длинными пиками, носят панцири из нарезанных и выглаженных кусочков рога, нашитых наподобие перьев на льняные одеяния... Почти все аланы высоки ростом и красивы, с умеренно белокурыми волосами; они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень подвижны вследствие легкости вооружения и во всем похожи на гуннов, только с более мягким и более культурным образом жизни". Итак, мы видим всадников, вооружённых копьями, то есть оружием ближнего боя, и в доспехах, пусть зачастую и не из железа. А где-то на окраине этого мира обитает племя настолько дикое, что доспехов у них нет, да и оружием им служат, преимущественно, луки.


И, вдруг, эти племена оказываются в состоянии одолеть более развитых своих соседей. И что же даёт им такую возможность? Два изобретения, возникших на востоке Евразии, в стране кочевников хунну. Это длинный сложносоставной лук и новое седло с деревянными вставками. Лук хунну был похож на скифский, по сути, являлся его логическим продолжением. Только теперь роговые накладки появились не только посредине, где соединялись два деревянных полукружья, но и на концах, где крепилась тетива. Такая конструкция позволяла посылать стрелы ещё дальше и наделяла их высокой пробивной способностью. Одновременно возникают и новые стрелы, более длинные, с "бронебойными" наконечниками длинной 5-8 сантиметров, они пробивали кожано-роговой доспех, пронзали насквозь щиты и даже металлические кольчуги. Вот как описывает это страшное оружие, позже заимствованное у гуннов византийцами, историк Прокопий: "Поскольку их луки чрезвычайно крепкие и туго натянутые, и к тому же сами стрелки - люди более сильные, их стрелы значительно чаще приносят вред тем, в кого они попадают, так как никакие доспехи не могут выдержать силы и стремительности их удара". И появились эти новшества, без сомнения, на востоке Великой степи, у границ с Китаем. Послушайте, что об этом пишет археолог Александр Симоненко: "Совершенно неизвестные у сарматов такие наконечники стрел характерны для хунно-гуннского оружия. Они появляются в памятниках Монголии (Ноин-Ула) и Забайкалья (Ильмовая Падь) в конце II - I веков до нашей эры... Ярусные (бронебойные) наконечники не встречаются ни у одного народа того времени, кроме хунну".


– Я всё понял, Холмс! Гунны – это беглецы из страны хунну. Они принесли сюда, в Восточную Европу новое оружие и новые сёдла, а потому получили преимущество в войнах с соседями. А их дикость – следствие тяжёлого положения изгнанников на чужбине.

– Хм. Боюсь, вы не оригинальны, Уотсон. Примерно так рассуждает и выдающийся российский историк Лев Гумилёв, оправдывая очевидную несхожесть западных и восточных кочевников. Только вот незадача: ярусные наконечники стрел вместе с луками хуннского типа появляются в Северном Причерноморье не в гуннское время, а гораздо раньше, в середине I века нашей эры. И находят их в могилах кочевников, которых мы с вами посчитали спалами. То есть тех самых, что любили вещи в бирюзово-золотом стиле, пользовались тамгами, и чей вождь Фарзой создал в Скифии своё могучее царство. Если уж говорить о схожести с северокитайскими хунну, то именно эти кочевники выглядят, как их родные братья. Кстати, цитата из Александра Симоненко о новых видах оружия относится к вещам из знаменитого могильника спалов в Порогах. Именно там археологам встретился меч с ножнами в китайских традициях, костянные накладки на лук, схожие с хуннскими, и бронебойные наконечники стрел, ранее в здешних краях неизвестные. Замечу, что многие сюжеты украшений в бирюзово-золотом стиле перекликаются с хуннскими, а изображения драконов, как и зеркала, специалисты прямо называют "ханьскими" – в духе китайской династии Хань. Александр Симоненко полагает, что носители этих ценностей появились с Востока Великой степи: "Будучи вещью, которая вряд ли могла путешествовать через множество рук, они однозначно говорят о прямом переселении их владельцев из Центральной Азии".

– Что-то я совсем запутался. Вы полагаете, Холмс, что потомками хуннов были именно спалы. Те самые грозные сарматские племена, что уничтожили гнездовье днепровских разбойников и угнали множество его обитателей в ремесленное рабство?


<<Назад   Вперёд>>