Флорин Курта пишет о двух типах этнической идентичности, которые складывались по разные стороны нейтральной полосы между Дунаем и Тисой.

– Получается, что все народы этого региона попадали под влияние либо гепидов, либо лангобардов?

– Совершенно верно, Уотсон. Причём, если жители Лангобардии тяготели более к Северо-западу нашего континента: они поддерживали тесные связи со скандинавскими странами, с обитателями Эльбы и с Франкским королевством, то контакты гепидов были направлены несколько в другую сторону, на Северо-восток: теснейшим образом эти люди общались с населением Крымской Готии, Мазурской части Прибалтики и острова Готланд у берегов Швеции. Различия двух сообществ особенно ярко проявлялись в особенностях традиционного женского костюма и украшений. Например, женская половина Лангобардии помимо двух застёжек на плечах, носила ещё и украшенные янтарём или стеклянными бусами кожаные пояса, на свисающих ремешках которых вешались дополнительно одна или две фибулы. У гепидок же очень популярны были серебряные украшения, особенно пряжки в виде головы орла.

– Вы хотите сказать, что обитатели германской части Подунавья одевались ярко и броско, пользовались множеством ценных вещей, поэтому их чрезвычайно легко отличить от ранних славян? И искать следы наших героев здесь не приходится?

– Даже российские историки, с их стремлением расселить предков на нашем континенте как можно шире, как правило, не решаются "претендовать" на эти земли. Вот что пишет по этому поводу, к примеру, Пётр Шувалов: "Наличие до 568 года многочисленного германского населения в Среднем Подунавье, обладавшего большим опытом военных действий, большими материальными возможностями, более высоким уровнем социополитической организации, должно было сдерживать политическую активность славян, занимавших земли севернее. Здесь играли роль и конкретные военные успехи, и авторитет былой славы германских народов и королей (гепиды – победители гуннов, Теодорих Великий – основатель королевства в Италии). Эта сдерживавшаяся потенциальная активность находила некоторое выражение в переходе отдельных групп славян на службу к соседним германцам. И только в Нижнем Подунавье имелось то единственное "окно в Европу", через которое тогда еще лишь отдельные группы славян проникали в страны Средиземноморья, нанимаясь служить в имперских войсках или разоряя зимними походами балканские провинции империи".

– Итак, картина получается следующая. Практически через всю Восточную Европу протянулся Карпатский горный массив, можно сказать, что фактически он начинается ещё на территории Чехии в районе Судеты, а заканчивается сближаясь с низовьями Дуная. К юго-западу от этой естественной преграды в древности проживали германцы. Стало быть, наши поиски следует перенести на Север и Восток от Карпатской стены.

– Вы правы, Уотсон. И главная сложность – установить, как далеко на Запад продвинулись вдоль этих горных массивов наши герои в интересующий нас период. Дошли ли они в середине VI века до берегов Эльбы или Одера, либо пребывали лишь у истоков Вислы.

– По крайнем мере, хотя бы в последнем нам сомневаться не приходится. Ведь в трудах Иордана прямо сказано: "Начиная от места рождения реки Вистулы на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венедов. Хотя их названия теперь меняются соответственно различным родам и областям, всё же преимущественно они называются склавенами и антами". Этот же автор уточняет для нас владения какого из двух родственных племён лежат вплоть до истоков данной реки: "Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра (Днестра) и на север – до Висклы". Так что хотя бы один твёрдый ориентир у нас уже имеется.

– Вопрос только в том, где именно находилось "место рождения реки Вистулы"?

– Как?! Что за вопрос? Не сомневаюсь, что истоки этой реки в VI веке находились там же, где и сейчас – на северных склонах Западных Карпат, в районе границы Чехии и Словакии. Какие могут быть в том сомнения? Уж не хотите ли вы сказать, Шерлок, что река за эти годы могла кардинально изменить своё русло?

– Со временем меняются не столько течения рек, сколько наши о них представления. Обратите внимание вот на что, Уотсон: у римского географа Помпония Мелы, творившего в середине I века нашей эры, и у его младшего современника Клавдия Птолемея Вистула выступает в очень важном качестве – служит границей двух больших миров: Германии и Сарматии. И берёт она своё начало в "Сарматских горах". А в последних очень затруднительно видеть северо-западные склоны Карпат, иначе у нас автоматически из состава Германии выпадут южнопольские земли, где всегда обитали восточногерманские племена лугиев и вандалов, и куда никогда не добирались лихие сарматские наездники. Иордан при написании своего сочинения, разумеется, руководствовался римскими представлениями о географии здешних мест. Об их нюансах рассказывает польский историк Войцех Новаковский: "Картографический подход также привёл к некоторым упрощениям: две большие части Европы – Великую Германию и Европейскую Сарматию – должна была делить Висла, которая текла с юга на север. Можно предположить, что именно по этой причине русло реки было немного выпрямлено и удлинено – за верховья Вислы, по всей видимости, была принята река Сан". Проще говоря, Уотсон, у великой реки всегда было два истока: западный, который считается таковым и поныне, и восточный – река Сан, правый приток Вислы, берущий начало на северо-восточном склоне Карпатских гор, в районе, где теперь сходятся границы Польши, Украины и Словакии. По всей вероятности, в римской традиции именно эта точка на карте полагалась "местом рождения реки Вистулы".

– Восхищён вашим стремлением к точности даже в столь мелких деталях, Холмс. Данная черта вашего фирменного стиля всегда мне импонировала. Но я не очень понимаю, какое значение для поисков страны расселения ранних славян имеет тот факт, что Иордан полагал истоком данной реки восточные, а не западные отроги Северных Карпат. Разве современные учёные не имеют в своём распоряжении массы археологических данных, чтобы абсолютно достоверно установить границы обитания и антов, и склавинов? Стоило ли нам тратить столько времени и усилий ради подробного разбора географических представлений готского писателя из раннего Средневековья? И что это нам даёт в конце концов?

– Не торопитесь с выводами, Уотсон! Разве вы не знаете, что маленькая деталь часто позволяет раскрыть большое преступление. Хотя в нашем случае лучше говорить о грандиозной ошибке. Видите ли, коллега, всё дело в том, что археологические следы славян очень невыразительны. Конечно, специалисты легко отличат пеньковский горшок от пражского, не говоря уж о разнице с иной керамикой, но учёные зачастую не в состоянии надёжно датировать находки. Горшки пятого века, шестого, а подчас и седьмого столетия не слишком различаются. Тем более чаще в руки археологам попадают лишь их отдельные фрагменты. А ценных вещей, в частности фибул и монет, по которым можно определить соответствующий период, в могильниках и на поселениях данных народов практически не встречается. Поэтому, когда именно предки славян пришли в те или иные края, учёным установить чрезвычайно сложно. Посмотрите, как например, мучается с датировками славянских древностей российский историк Пётр Шувалов, автор вполне добротного исследования "Славяне и Германцы в Среднем Подунавье в 488-568 годах". Вот что он пишет: "Археологические памятники германских народов, представленные в основном так называемыми рядовыми погребениями (Reihengrӓber), благодаря относительному богатству погребального инвентаря допускают достаточно точную датировку, а их картографирование не вызывает особых трудностей. Сложнее обстоит дело с хронологией археологических культур, охватывающих избранный нами регион с севера и востока: от германских культур их отличает немногочисленность погребений и скудность находок. Поэтому для памятников типа Пеньковка и Ипотешть - Кындешть - Чурел мы обозначили лишь условный ареал их распространения в V - VI вв. Из памятников же типа Прага - Корчак нами были нанесены на карту те, которые содержат комплексы с ранними вариантами керамики, по классификации Русановой (тип I, варианты 2 - 4, 2-5, а для западных районов также и 2 - 3). Годловский считает, что по мере распространения славян на территории Средней Европы исчезают находки золотых монет. Поэтому на карте (пунктирная линия) показана восточная граница распространения находок солидов 491 - 565 годов".

Вот та самая карта, о которой говорит в своей статье Шувалов. Кружочками или овалами здесь обозначены памятники германцев: лангобардов, гепидов, свевов, скиров и так далее. Треугольниками помечены те, что имеют отношения к достоверно славянским культурам: а - пражской; б - пеньковской; в - ипотештинскому сообществу. Скажите, Уотсон, что вам сразу бросается в глаза?

– Несомненна гигантская разница между областями обитания германцев и славян. Первые по обилию памятников похожи на пчелиные соты или, если желаете, на гроздья винограда, так плотно здесь прилегают друг к другу поселения. Пространство есть лишь между отдельными "гроздьями". Вероятно, это те самые "зоны страха", разделявшие различные племена. Удивительно, как многочисленны германские древности не только в Среднем Подунавье, но и северо-западнее, на территории Чехии, например, или в долине Эльбы, где судя по карте, жили варны, тюринги, англы, а выше них – ещё и северные швабы. На этом фоне долины Одера и Вислы кажутся почти пустыней. Поселения славян здесь редки и разбросаны на огромной территории, как будто нерадивый пахарь просыпал горсть зерна на свежевспаханное поле и семена от ветра разлетелись в разные стороны. Сгущение происходит лишь на Востоке, в долинах Днепра, Южного Буга, Днестра или на Нижнем Дунае.

– Браво, Уотсон, вы очень точно оценили демографическую ситуацию в Восточной Европе. Только добавлю несколько деталей. На Юго-востоке, где вы обнаружили сгустки славянских поселений, в действительности плотность была ещё выше, почти такая же, как у германцев. Ведь автор карты Пётр Шувалов специально объясняет, что в тех местах он отметил далеко не все селища, скорее просто обозначил основные районы обитания ипотештинцев и пеньковцев. Его ведь интересовала не эта зона, а пражане, и, в первую очередь, западные области их расселения. И здесь он, напротив, постарался выделить каждый имеющийся посёлок. Меж тем, в реальности в середине VI века большинства из обозначенных в долинах Вислы и Одера памятников просто не существовало. Может быть, тут не было ещё ни одного славянского селения.

– С чего вы это взяли, Холмс?

– Мы знаем, что Иордан видел пределом распространения склавинов "место рождения реки Вистулы", которое, как мы установили, отождествлялось, скорее всего, с истоками её притока Сан на территории нынешней Галиции (Западная Украина). А теперь вспомните, коллега, что нам рассказывал Прокопий об уходе герулов на остров Фуле? Цитирую: "Предводительствуемые многими вождями царской крови, они прежде всего прошли подряд через все склавинские племена, а затем, пройдя через огромную пустынную область, достигли страны так называемых варнов". Позволю вам напомнить карту, составленную Михаилом Парчевским с добавлениями Романа Терпиловского.

Надо заметить, что эти исследователи довольно вдумчиво подошли к изображению границ территории, занятой ранними славянами в середине VI века. По крайней мере, не стали скоропалительно включать туда долину Одера, да и на Висле предкам отвели лишь верховья, оставив вопрос относительно более северных районов приоткрытым. Однако, в свете того, что мы узнали о географических взглядах римлян, область склавинов ещё более сужается, а "огромная пустынная область", замеченная Прокопием, напротив, должна быть расширена. И туда практически полностью попадают бассейны Одера и Вислы. А теперь посмотрите, Уотсон, как точно соответствует эта пустота зоне, которую обрисовала нам линия Казимежа Годловского на карте Петра Шувалова. Напомню, речь идёт о восточной границе распространения византийских золотых солидов эпохи Юстиниана.

– Но ведь сам польский археолог, а вслед за ним и российский историк считают, что в этой зоне не было только германского населения, а скромные и неприметные славяне, напротив, вполне могли обитать в здешних местах.

– Не вижу в этом заключении никакой логики, Уотсон. Мы с вами изучили целый ряд довольно успешных, в смысле грабежа, склавинских походов на территорию Византии. Если славяне в середине VI века уже проживали на Висле и Одере, то почему сюда не попало даже малых крох из той добычи, что досталась им в 549 и 550-551 годах? Неужели они все деньги отдали гепидам за право перебраться на другую сторону Дуная? А набеги, получается, проводили исключительно ради собственного удовольствия, а вовсе не для обогащения? Значит, у соседних варнов и северных швабов, о походах которых на Балканы летописцам ничего не известно, солиды, тем не менее, водились, а те, кто героически сражался под Адрианополем и Топером, выходит, возвращались домой с пустыми руками? Или славяне у нас странные, или историки, другого не дано. И вообще элементарное знание самой человеческой природы убедительно указывает на то, что никаких славян на Висле и Одере в это время ещё не было.

– Что вы имеете в виду, Холмс?

– Это же элементарно, Уотсон. Добровольно, без угроз и принуждения, люди переселяются только в страны с тёплым климатом и благодатными землями. Грубо говоря, они, как птицы зимой, всегда тянутся к Югу. А долины Одера и Вислы лежат от мест первоначального обитания склавинов и антов строго на северо-восток. К чему им двигаться в более суровые края? Земель вокруг с избытком. Присмотритесь, к примеру, к карте Шувалова. Большое белое пятно окружает истоки Днестра и Сана. Там нет ни одного поселения. А ведь это Галиция – область, вполне удобная для жизни, освоенная в своё время ещё готами. Получается, славяне здесь оседать не желают, но, по мнению современных историков, минуя этот регион, прямиком направляются в огромнейшую пустыню, которую представляла тогда территория современной Польши, и расселяются там, как отшельники, за сотни и тысячи километров друг от друга. Видимо, чтобы случись что – никто не смог придти на помощь. Ещё удивительней смотрится попытка Шувалова "удревнить" пребывание предков в Среднем Подунавье. С его точки зрения выходит, что пращуры оставляли свои края, и совершенно добровольно перемещались за несколько тысяч километров на Запад только ради того, чтобы затем рассеяться, перемешавшись с самыми разными народами: с лангобардами в нынешней Австрии, с герулами в Южной Словакии, со скирами или свевами в Северной Венгрии, с германцами Северной Чехии и даже основав отдельное поселение в альпийских предгорьях по соседству с баварами. Нет их только у гепидов: на берегах Тисы и в Трансильвании, хотя эти места расположены много ближе к землям склавинов и антов. А знаете, Уотсон, почему в представлении некоторых российских учёных славяне так упорно "игнорируют" соседнее Королевство гепидов, предпочитая ему дальнюю Лангобардию?

– Просто теряюсь в догадках!

– Опять всё элементарно, друг мой! На самом деле эти люди появились в Среднем Подунавье уже после 568 года, когда сами лангобарды, а вместе и ними и многие другие германцы, покинули эти края и переселились в Италию. Гепиды же никуда не делись, остались жить в своей стране. Вот почему проникновение славян в здешние места шло, в основном, минуя Гепидию, но прямиком в опустевшую Лангобардию. Только происходило это переселение не ранее того, как хозяева этой страны подались на Апеннины. Косвенно Шувалов признаёт тот факт, что пращуры, в основном, прибывали уже в опустевшие области, покинутые прежним населением: "При картографировании славянских и германских памятников конца V - VI веков хорошо видно, что славянские памятники располагаются на территориях, ранее не занятых германцами, что опровергает ещё встречающееся мнение о присутствии в это время значительных масс славян в Паннонии и более южных землях". Проще говоря, славяне селились не рядом с германцами, а приходили уже после германцев и строили свои жилища отнюдь не там, где ранее располагались их деревни. Однако, исследователь упорно держится за буквально единичные случаи, когда пришельцы ещё заставали здесь некую часть аборигенов. На этом основании он стремится датировать весь здешний массив славянских древностей временем до исчезновения лангобардов: "Но можно заметить несколько отклонений от этой общей тенденции: несколько сосудов пражского типа обнаружено в лангобардских могильниках Линц, Лангенлебарн, Сентендрэ; на территории занятой эльбогерманцами имеются либо одновременные соседним германским славянские селища с незначительным германским влиянием (Дессау-Мозигкау, жилища 10(?),20,36,38,41; Беховице, жилище 55), либо поселения с параллельным существованием германских и славянских жилищ (Бжезно, жилища 5,6,8). Ранние славянские комплексы на этих трёх поселениях датируют первой половиной-серединой VI века, то есть до ухода лангобардов в Италию".

– Вот видите, Холмс, а вы говорили, что славянских поселений в это время не было даже на Висле и Одере. Между тем, Пётр Шувалов аж на Эльбе их обнаружил, а ещё в Лангобардии до периода её запустения.

– А вас не смущает, Уотсон, парадоксальность представленной ситуации? Вот смотрите: древние летописцы обнаруживают на северо-востоке Европы "огромную пустынную область". Мы установили, что она охватывала практически всю территорию нынешней Польши. Меж тем, славяне вместо того, чтобы потихоньку осваивать её со своей стороны, то есть двигаться по долинам Вислы и Одера с Востока на Запад, неожиданно переправляются небольшими группками через всю эту неохватную пустошь, вполне, кстати, пригодную для проживания, и поселяются прежде всего на другом краю этого обширного неосвоенного пространства, а именно у германцев на Эльбе и у лангобардов на Дунае. А ведь и там, и там пришельцы должны были ощущать себя стеснённо, пребывая явно на вторых ролях. Ведь не думаете же вы, доктор, что в могущественном Лангобардском королевстве люди, принёсшие туда пару-тройку пражских горшков, могли доминировать над прославленными в битвах германцами? Да и на Эльбе германских поселений этого времени пруд пруди, а славянские элементы обнаружены лишь в трёх местах, в общей сложности лишь в восьми жилищах, девятое под большим вопросом. Причём в большинстве случаев речь идёт о "славянских селищах с незначительным германским влиянием". Обратите внимание, Уотсон – незначительным! То есть пришли люди, поселились среди более развитых германских племён, в их родной стране, однако, почти ничего не заимствуют у местных обитателей, но в чистоте сохраняют прежний, весьма примитивный образ жизни.

– А вы как можете объяснить этот парадокс, Холмс?

– Банальные ошибки в датировке. Далеко не все германцы, находившиеся под влиянием лангобардов, покинули Средний Дунай в 568 году. Вполне возможно, что часть старых германских могильников продолжала существовать и позже этого времени. Появляются здесь славяне. Поселяются рядом. Несколько брачных союзов с соседями и вот вам классический пражский горшок на, якобы, типично "лангобардском" кладбище. Что касается берегов Эльбы, то разве не очевидно, что когда наши герои сюда пришли, местного населения здесь было очень мало? Отсюда и "незначительное германское влияние". Послушайте, Уотсон, что о том же самом поселении на Эльбе, где Пётр Шувалов обнаружил самых ранних славян, пишет другой российский исследователь – академик Валентин Седов: "Наиболее обстоятельно исследованным является селище Дессау-Мозигкау, устроенное на небольшом всхолмлении при реке Мульда. Раскопками открыто 44 полуземляночных жилища с печами-каменками в углах, относящихся к четырем строительным периодам. Это типичные славянские дома пражско-корчакской культуры. Только одна постройка заметно выделялась среди них. Она имела удлиненные очертания и шесть столбов вдоль стен. Исследователь памятника Крюгер сопоставил ее с домами, весьма характерными для германского мира. Очевидно, что славяне, продвигаясь на север вдоль Эльбы и по ее притокам, кое-где встретились с германским населением, сохранившимся небольшими островками с эпохи переселения народов. Основываясь на находке в жилище 10 тюрингской миски, Крюгер датировал поселение временем начиная с конца VI века. Радиокарбонная дата шестого жилища – 590 ± 80 лет. Большинство же вещевых находок на поселении относятся к VII и началу VIII века".

– Как же так, Холмс? Если есть точные даты, установленные современными способами, как можно говорить о том, что славяне пришли в эти края столетием или полувеком ранее?

– Не удивляйтесь, Уотсон. Эта такая любимая игра историков-славистов. Они повсюду, всеми возможными способами пытаются "удревнить" пребывание предков на той или иной территории. В ход идут любые методы. Посмотрите, к примеру, как это делает польский исследователь Войцех Новаковский. Вот что он пишет: "Описывая Европу того времени Иордан упомянул несомненно славянское племя склавинов, населяющее земли, достигающие на Западе верховьев Вислы. Это находит полное подтверждение в распространении самых ранних археологических находок пражской культуры в Малопольше. Значит, только этим временем (то есть серединой VI столетия) можно датировать начало появления славян в бассейне Вислы, а позже и Одера и далее на запад до самой Эльбы, куда в свете новейших исследований прежде всего дендрохронологии, они дошли в начале 7 или даже в 8 веке". Обратите внимание, коллега – этот учёный прекрасно знает, что истоками Вистулы римляне считали место, где рождается её приток Сан. Понимаете, о чём идёт речь, Уотсон? У польского историка на руках только одна твёрдо установленная дата, полученная благодаря спилам деревьев. Она гласит, что на берегах Эльбы славяне появились не ранее VII столетия, а, быть может, и того позже. Но такое позднее появление пращуров в Центральной Европе выглядит в глазах самого польского исследователя вопиюще неприлично. Поэтому он начисто "забывает" о путанице с истоками Вислы, и уже без всяких сомнений и угрызений совести датирует славянские древности на Юге Польши ссылкой на слова Иордана. Готский летописец наблюдал склавинов в пространстве от Дуная до "места рождения Вистулы". До истоков, грубо говоря. Посему получается, что для Иордана распространение склавинов заканчивалось уже на Западе Украины, в районе нынешней Львовской области. Меж тем, Войцех Новаковский, опираясь на это же самое свидетельство, требует признать наличие славян в середине VI столетия "в бассейне Вислы", по крайней мере, в Малопольше. Ну, а далее, по мысли этого историка, они должны были плавно перетечь на Одер, чтобы к началу следующего столетия достичь берегов Эльбы.

– Что же у нас, таким образом, получается?

– А выходит то, Уотсон, что у нас для данного периода нет никаких свидетельств, письменных или археологических, распространения славян по просторам Европы далее Западной Украины. Если использовать римскую терминологию, наши герои живут в это время ещё в Сарматии, и не проникли на земли Великой Германии. Уже знакомый нам американский археолог Флорин Курта, сравнивая редкие ценные вещи, найденные в славянских памятниках с аналогами из германских могильников, приходит к следующему, малоутешительному для славистов, выводу: "Керамика типа Праги появляется в Чехии, в Моравии, в Словакии и в Малопольше лишь в конце VI столетия и исчезает в конце VII века". Короче говоря: славяне в Центральной Европе появились намного позже, чем об этом принято думать.

<<Назад   Вперёд>>