– Давайте подводить промежуточные итоги нашего расследования, Уотсон, тем более, что любезная мисс Хадсон уже принесла нам свой восхитительный кофе – первый из собеседников принялся неспешно разливать по чашкам ароматный напиток. – Итак, что же мы имеем? У нас есть распространившаяся по всей Центральной Европе археологическая культура полей погребальных урн. Историки гадают, какой народ оставил эти древности, но подозревают в нём "сообщность родственных племен". Это раз. Кофе сегодня просто божественный, вы не находите? С другой стороны, на этой же территории многочисленные названия рек и ручьёв убеждают нас, что здесь некогда проживали люди, говорившие на неизвестном науке наречии. Причём, общие корни свидетельствуют о едином языке населения таких удалённых друг от друга мест, как голландское побережье Северного моря и Адриатика, Иллирия и Аквитания, польское взморье и Каталония. И, наконец, третье: греческие и римские писатели обнаруживают в разных краях всё той же среднеевропейской области народы "венетов", удивляются их изобилию и широте распространения. Полагаю, мы можем свести воедино данные археологии, лингвистики и античной литературы и сделать вполне напрашивающийся вывод – венеды входили в состав общности полей погребений, возможно даже это было общее имя всех Лебединых племён.

– Что ж, нечто подобное учёные давно подозревали. Причём отталкивались они при этом только от факта распространённости топонимов на "венд".

 – Несомненно, Уотсон! Однако, мы смогли их привязать не к некому туманному "древнеевропейскому населению", а к вполне конкретному археологическому сообществу. Причём такому, которое поразило учёных своими достижениями. Как пишет о нём чешский археолог второй половины XX века Ян Филипп "численность населения кое-где превышала численность населения в настоящее время". И это сказано о Центральной Европе за тысячу с лишним лет до рождения Христа! Вообще, по мере того, как археологи раскапывали одну за другой эти родственные культуры пред ними предстал удивительный мир могущественных северных воинов, вооружённых длинными мечами, чьи головы защищали прочные бронзовые шлемы, ноги –  поножи, а тела –  крепкие панцири. До того считалось, что столь сложный комплекс вооружений в Бронзовом веке существовал только у цивилизованных народов Средиземноморья. Ошеломлённые учёные заговорили об экспансии лужичан и народов погребальных урн в целом. Именно их стали считать ответственными за Катастрофу Бронзового века.

– Боюсь показаться невеждой, Холмс, но я к стыду своему ничего не слышал об этом. О каком собственно катаклизме идёт речь?

– Видите ли, Уотсон, многие люди полагают историю плавным поступательным движением от дикости к современной цивилизации. В целом это, конечно, так. Но иногда в этом непрерывном карабканье человечества к Свету и Прогрессу случаются досадные сбои. Римская империя с её законами, литературой и искусством считается, например, гораздо более развитым обществом, чем пришедшие ей на смену варварские племена, пасшие коз и овец среди руин античных городов. Нечто подобное, а, возможно, ещё более страшное, случилось в мире на рубеже XIII и XII веков до нашей эры. Американский историк Роберт Дрюс назвал это "Бронзовым коллапсом" или, если хотите, "катастрофой Бронзового века": "Во многих местах древнее и развитое общество закончило существование около 1200 до нашей эры. В Эгейском море "дворцовая цивилизация", как мы называем Микенскую Грецию, исчезла. Хотя некоторые барды-сказители "Тёмных веков" помнили её, она канула в неизвестность, пока археологи не стали производить раскопки. На анатолийском полуострове потери были даже больше. Хеттская империя дала анатолийскому плато уровень стабильности и процветания, которого эта территория не увидит в последующую тысячу лет. В Леванте восстановление произошло гораздо быстрее: некоторые общественные институты Бронзового века уцелели с небольшими изменениями, но везде городская жизнь была резко отброшена назад. В Египте 20-я династия означала конец Нового Царства и почти конец достижений эпохи фараонов. Везде в восточном Средиземноморье 12-й век до нашей эры привёл за собой "тёмное время", из которого Греция и Анатолия не вышли в течении 400 лет. В целом, конец Бронзового века стал одной и глубочайших катастроф древней истории, большим бедствием чем падение Римской Империи".

Действительно, творилось нечто ужасное. Девять десятых греческих городов были разрушены. Царственные Микены пали. Величественная Троя, простоявшая тысячи лет – сожжена и превратилась в маленький посёлок. Жители Крита, построившие великолепный Кносский дворец, с его бесчисленными залами, лестницами, бассейнами, красочными фресками, оставили свои цветущие долины и прибрежные территории с удобными гаванями и бежали высоко в горы, превратившись в пастухов и охотников. Заброшена торговля, забыта письменность, утрачены ремесленные навыки. Во многих местах движение к цивилизации пришлось начинать заново, практически с нулевой отметки.

– Но какое отношение к данным бедствиям имеют обитатели центральной Европы – венеды? Не хотите ли вы сказать, что это они стали виновниками всех этих ужасов?

– Видите ли, Уотсон, в истории очень часто проявляют себя хорошо нам знакомые со школьной скамьи законы физики. Например, закон сохранения вещества и энергии. А он гласит: если где-то что-то убыло, то в другом месте непременно добавилось. Упадок цивилизаций Восточного Средиземноморья совпал по времени с невиданным подъёмом до того очень скромных народов Средней Европы, в первую очередь, всё тех же Лебединых племён, переживавших в это время свой расцвет. Историки заподозрили, что между деградацией одних и возвышением других имеется некая связь. Учёные мужи, кстати, выдвигали самые разные версии причин катастрофы бронзового века. Одна из них, климатическая, строится на том, что к 13 веку до нашей эры на Ближний Восток пришла многолетняя засуха, а в Европе, напротив, стало теплее и более влажно. Другие исследователи "грешат" на череду землетрясений. Третьи справедливо указывают на то, что хроники того времени полны сведений о нашествиях иноплеменников, в том числе загадочных "народов моря". И в этом разрезе археологов чрезвычайно взволновали длинные мечи культур погребальных урн. Именно они им показались главным символом Бронзового апокалипсиса.

– И что же такого примечательного привиделось учёным в заурядных мечах из бронзы? Мне доводилось их рассматривать в музеях: форма обоюдоострого клинка напоминает вытянутый листок, чуть расширяющийся к острию, рукоять в одной отливке с клинком. Длина редко превышает один метр. Обычное оружие пехотинца.

–  Да, конечно, если смотреть в прошлое с высоты настоящего, любые тамошние достижения и изобретения, даже самые выдающиеся, могут показаться чем-то само собой разумеющимся. Но для современников эти новинки становились судьбоносными, они переворачивали истории народов, возвышали одних и низвергали других. Тот меч, который вы так прекрасно описали, Уотсон, тоже стал одним из поворотных моментов в военном деле древности. Вам может показаться странным, но меч, как колюще-рубящее оружие, не был известен древнейшим цивилизациям Средиземноморья. Там воевали при помощи луков, копий, дротиков, секир и молотов, а также, конечно, боевых колесниц, этих грозных "танков Бронзового века". Вместо мечей элитные воины были вооружены кинжалами, с более коротким лезвием, до 40 сантиметров. Казалось бы, форма клинка у меча и кинжала схожа, но последний сильно уступает первому в бою – им можно разве что добить уже поверженного противника. Отчего же не делать оружие с более длинным лезвием? Оказывается, всё дело в свойстве материалов. Первая бронза была довольно хрупкой, длинный клинок из неё не выдерживал боковых ударов и неизбежно ломался при первой же попытке обрушить его на голову, шлем или щит врага. Где-то к XVI-XV векам до нашей эры оружейники Восточного Средиземноморья научились делать длинные мечи. Впрочем, очень необычных форм. Клинки тонкие, равномерно сужающиеся к острию, они напоминали итальянские рапиры или, если хотите, гигантские шилья. Вооружены ими были исключительно элитные воины, поскольку в бою им был доступен лишь один приём – прямой выпад с целью уколоть противника в незащищённое место – а в пылу сражения сделать это непросто. Гораздо естественней иное движение – рубящее, а оно было недоступно ратникам до тех пор, пока народы Центральной Европы не создали длинный бронзовый меч описанной вами формы.

– И вы полагаете, что это "изобретение" перевернуло судьбы человечества, стало главной причиной Бронзовой катастрофы?

– Во-первых, так считаю не я, а видный американский историк Роберт Дрюс, труды которого мы уже упоминали. Во-вторых, дело не в самой идее, которая, разумеется, витала в воздухе, а в уровне развития металлургии, позволившем её воплотить. Послушайте, что пишет об этом британский исследователь Эдварт Окшотт в книге "Археология оружия": "В начале Бронзового века сплав, из которого отливали это оружие, в среднем включал в себя 9,4 % олова, в то время как в более поздних образцах это количество достигает 10,6%. Этот сплав можно сравнить с материалом из которого в XIX веке делали стволы пушек и крепче которого вряд ли можно что либо найти. Таким образом, мечи конца Бронзового века были не менее крепкими, чем пушки, и вполне годились для рубящего удара". И, наконец, именно такой удар коренным образом изменил стратегию и тактику тогдашнего военного дела.

– Не сочтите меня упрямцем, Холмс, но я всё же не могу взять в толк, как одно лишь появление рубящих мечей могло разрушить столько царств и обречь на бедность и забвение такое количество народов. Как то не верится в это!

– Что ж, хотя, как мне представляется, мы несколько отвлеклись от темы нашего расследования, потратим ещё пару минут на экскурс в прошлое военного искусства. Самые первые армии древности состояли, что вполне очевидно, из пехотинцев. Воинственные наши предки убивали себе подобных при помощи того же, чем охотились или с чем вели хозяйство – луков со стрелами, копий, дротиков, бумерангов, дубинок, ножей, топоров. Чуть позже изобрели щит, деревянный или сделанный из лозы, обтянутой кожей. Но подлинный переворот в военном деле случился уже в эпоху ранней Бронзы, когда степные народы Евразии придумали колесницы. Боевые повозки, запряженные парным количеством лошадей врываясь в ряды врага, сеяли панику и смерть. Возницы и воины, стоявшие на колесницах, поражали испуганного противника стрелами и дротиками, реже, как греки или хетты, длинными копьями. Устоять против этой напасти армия легковооружённых пехотинцев была не в состоянии. В XVII веке кучка степных пастухов из Азии – гиксосов – запросто покорила могущественнейшее Египетское царство. Соотношение сил было невероятным: на одного пришельца приходилось более тысячи египтян. Но гиксосы прикатили на колесницах и пока жители долины Нила не построили похожие боевые повозки и не овладели искусством вести с них бой, они ничего не могли поделать с чужестранцами. С тех самых пор пехота превратилась во второстепенное, вспомогательное войско. Главной же ударной силой любой армии мира стали колесницы и специально обученные воины – колесничие. "Преступление моих солдат и воинов на колесницах, которые бросили меня, столь велики, что этого нельзя выразить словами" – жалуется потомкам со стен луксорского храма египетский фараон Рамсес II. В 1274 году под стенами сирийского города Кадеша доселе непобедимая армия египтян столкнулось с войском хеттов. С обоих сторон в битве участвовали примерно по тысяче колесниц. И это было самое массовое использование данного вида войск за всю человеческую историю. Если верить надписи Рамсеса только его личное мужество позволило остановить бегство его воинов и отбросить врага. Может в этом и есть некоторое преувеличение, но сражение на колеснице действительно была делом элиты – царей и вождей.

 

– Вы хотите сказать, что колесниц и колесничих было мало? Но, если они были столь эффективны, отчего не сделать этот вид оружия массовым?

– Колесница и сама по себе довольно сложное устройство, недешёвое в производстве, но ещё дороже было содержать этот род войск. Чтобы лошадь повиновалась малейшим движениям рук возничего на поле боя, чтобы экипаж мог останавливаться, резко разворачиваться, уменьшать или увеличивать скорость, чтобы кони не боялись врезаться в толпу вражеских воинов, требовались долгие годы упорных тренировок. Бронзовые и деревянные детали повозки: колеса, оси, поворотный механизм часто выходили из стоя и нуждались в постоянном ремонте. Не менее тяжело было обучить возничего, которому приходилось подчас одновременно управлять лошадьми и поражать врагов. Зачастую этому приходилось натаскивать с детства. Такой вид оружия по определению становился достоянием элиты и обходился государству очень дорого. Крупные города могли содержать десяток колесниц, небольшие страны – сотню, могущественные империи – порядка тысячи. При этом остальная часть армии – пехота – была способна разве что добивать смятого противника и мародёрствовать на поле битвы. "Воинов на колесницах было мало, – пишет специалист по древним стратегиям Михаил Горелик – и сражались они в основном с себе подобными колесничными бойцами противника. Такой поединок зачастую решал исход боя, так как оказывал мощное воздействие на рядовых бойцов: те либо безудержно рвались вперёд за своим победоносным вождём, либо, если их предводитель был убит или ранен, обращались в бегство, в лучшем случае пытаясь спасти хотя бы его тело". Такой вид боя коренным образом изменил и структуру общества: все древние царства превратились в социальную пирамиду, на вершине которой, оторванная от низов, восседала кучка полубогов – вождей-колесничих, под ними находилась небольшая группировка воинов-пехотинцев, и, в основании, пребывали миллионы гражданских людей, не знающих что такое оружие. И весь этот колосс держался на тысячелетнем мифе о непобедимости боевых колесниц...

– Которому однажды пришёл конец. Извините, что перебиваю вас, Холмс, но не могу ни поделиться захлестнувшими меня эмоциями. Вот уж никогда бы не подумал, что простой рубящий меч пехотинца появился намного позже, чем такая технически сложная конструкция, как колесница! И что именно этот кусок бронзы смог остановить победный бег боевых повозок по дорогам истории!

– Этот "кусок бронзы", как вы его назвали, на самом деле не так прост, как кажется. Чтобы мечи весело зазвенели на поле боя потребовались всё мастерство древних металлургов. Они отыскали секрет сплава, дающего нужную твёрдость, придумали такое крепление клинка с рукоятью, которое не разлеталось вдребезги даже после самых сильных ударов. Меч должен был быть достаточной длины, чтобы поражать врагов, но и довольно лёгким, чтобы воин мог без усилий вращать его одной рукой. Словом, это был шедевр. В дополнение к нему потребовались надёжные доспехи: прочный шлем, крепкий панцирь, накладки, защищающие ноги, большой и удобный щит.

Так возник новый род войск – тяжелая пехота – и именно он оказался способен противостоять колесницам в кровавых битвах Бронзового века. Отныне воины стали сражаться плотным строем, щит к щиту, бок к боку, они не боялись стрел и дротиков, поскольку были надежно защищены от этих метательных снарядов, а колесницы, врывающиеся в их ряды, застревали в тех, как нож, глубоко вошедший в дерево. Ужас охватил все древние царства Востока перед нашествием бесчисленных орд чужеземцев в доспехах с мечами в руках. "Ни одна страна не устояла перед их десницей, начиная с Хатты. – трепещут египтяне со стен поминального храма Рамзеса III, повествуя о нашествии знаменитых "народов моря" – Каркелиш, Арцава, Аласия уничтожены. Они стали лагерем посреди Амурру, они уничтожили её людей, будто тех и не было. Они двинулись прямо на Египет". 

– Погодите, Холмс, вы всерьёз полагаете, что "народами моря" были племена Центральной Европы: италийцы, кельты, иллиры и лужичане Балтики, все те, кто звался венетами-венедами?

– Конечно, нет. Хотя поначалу некоторые учёные, столкнувшись с феноменом Бронзового коллапса "грешили" на представителей культуры полей погребений. Слишком уж стремительно последняя распространялась в сердце нашего континента. Однако, нынче, когда научные страсти поостыли, более вероятным кажется иной сценарий событий. Заняв при помощи длинных бронзовых мечей наиболее богатые центрально-европейские области Лебединые племена вытеснили оттуда прежних обитателей, которые, в свою очередь, хлынули южнее – на Апеннины и Балканы; согнанные со своих мест тамошние жители обрушились уже на древнейшие цивилизации Восточного Средиземноморья. Таким образом, зародившаяся в глубинах Европы миграционная волна смела многие тысячелетние царства. И всюду она сопровождалась распространением нового вида оружия и связанной с ним более передовой тактики боя. Новый комплекс вооружения был намного дешевле колесниц, и обеспечить им можно было гораздо большее количество людей. Именно поэтому уже вскоре рубящие мечи появились повсюду – от далёкой Скандинавии до солнечного Египта. Египтяне, кстати, оказались одним из немногих народов, кто сумел отразить нашествие чужестранцев. Для этого Рамзес III решился на поистине отчаянный шаг, он пересадил элиту своего войска с колесниц на корабли и напал на пришельцев, не дав им высадится на берег. Посмотрите, как скрупулезно точно на египетских барельефах изображены тонущие ратники в рогатых шлемах с мечами в руках. Если б они сумели построиться в боевой порядок на твёрдой земле, египетскому войску не поздоровилось бы.

– Однако, вернёмся к нашим Лебединым племенам. Вы, Холмс, несколько раз назвали области, ими занятые, "богатыми" и "стратегически важными". И что же такого необыкновенного было в Центральной Европе того времени? Неужели климат там стал лучше средиземноморского?

– Полагаю, дело вовсе не в климате. Всё упирается в природу того материала, о котором мы уже не раз говорили, и от которого тогда зависела жизнь людей почти на сто процентов. Без него не строились дворцы, не рассекали волны корабли, не мчались колесницы, не блестели на солнце доспехи воинов. Я имею ввиду бронзу. Вы, конечно знаете, Уотсон, что это сплав двух металлов – меди и олова, намного превосходящий в твёрдости каждый из исходных элементов. Но ведомо ли вам, друг мой, что залежи этих двух цветных металлов, доступные людям в древности, были редкостью. Медь, не считая Кипра, добывали в Восточных Альпах, в Карпатах, в чешских Рудных горах и на Балканах. Ещё большим дефицитом являлись россыпи олова, которое добывалось вместе с медью в Богемии, немного на севере Пиренейского полуострова и в итальянской провинции Тоскане, но более всего, на Корнуоллском полуострове в Британии, отчего наши острова в эти времена часто именовались Оловянными. Взгляните на карту Европы, Уотсон. Вначале похожие на серебристую рыбью чешую слитки британского олова финикийские купцы возили вдоль всего атлантического побережья континента – через ревущий Бискайский залив, Гибралтар, и далее транзитом по Средиземноморью. Затем наладили маршрут поудобней: по Рейну до истоков, затем на телегах к верховьям Дуная и уже по этой великой реке к Черному морю. Так британское олово быстрее попадало в Трою, в Микенскую Грецию, на Крит, где обитали минойцы, в Египет и к представителям иных высокоразвитых сообществ восточного Средиземноморья. Без олова не было бронзы, без бронзы не было технического прогресса.

 

– То есть вы хотите сказать, Холмс, что поселившиеся в центре Европы племена полей погребения взяли под свой контроль как самые обильные медные рудники континента, так и важнейший Оловянный путь?

– Всё верно, Уотсон. Им досталось немало богатств, включая золотые россыпи в истоках Рейна, но они при этом старались и далее проникнуть в наиболее выгодные районы добычи стратегически важных металлов: на Балканы, в Северную Италию, в зону к югу от Пиренейских гор. Такое впечатление, что наши герои стремились стать монополистами в мировом производстве бронзы. И не это ли стало главной причиной "Тёмных веков" Греции и Анатолии? Возможно, что ранее именно минойцы, троянцы и хетты владели важнейшими рудниками Европы. По крайней мере, первые бронзовые изделия, отливались здесь по средиземноморским образцам и предназначались, в первую очередь, для отправки на Юг. Венетские племена, господствуя в Средней Европе, стали производить оружие и утварь прежде всего для себя, установив на экспорт непомерно высокие цены. Это вполне могло, с моей точки зрения, обрушить экономику стран Восточного Средиземноморья. Там наступил Бронзовый коллапс. Зато культура полей погребений переживала расцвет. Вскоре, однако,  Золотой век Лебединых племён тоже подошёл к концу.

– И что же положило предел могуществу сообщества венедов?

– Одно маленькое новшество, которое, опять таки, ещё раз перевернуло судьбы народов. На смену блестящей бронзе пришло скромное железо. А железные руды встречаются повсеместно, они повсюду лежат буквально под ногами. Первые изделия из этого металла были гораздо мягче бронзовых, но не были хрупкими и не лопались от ударов. Овладевшие новым металлом кельтские племена, ранее хоть и входившие в числе Лебединых племён, но находившиеся на периферии этого сообщества, где-то на равнинах Франции или к Северо-западу от Альпийских гор, в стороне от прежних рудных центров, уже вскоре вытеснили своих "бронзовых собратьев" по всей Центральной Европе. Затем они пройдут почти повсеместно по следам Лебединых народов – на Балканах, по северу Италии, овладеют германскими и чешскими землями, займут Иберийский полуостров. Вооружённые железными мечами новые владыки Европы унизят Рим, заставив его платить тяжкую дань, разорят Грецию, вторгнутся в Малую Азию.

 

Так начнётся грозный Железный век и историк Полибий с удивлением отметит, "что всякое племя галатов (греческое название кельтов) ужасно своим мужеством при первом нападении, пока не понесло еще никаких потерь, ибо мечи их, как сказано было выше, пригодны только для первого удара, а вслед за тем притупляются и наподобие скребницы искривляются вдоль и поперек настолько, что второй удар получается слишком слабый, если только солдат не имеет времени выпрямить меч ногою, упирая его в землю". 

– И как же такое слабое и непрочное оружие смогло сокрушить великолепную бронзу?

– Ответ один – массовость. Если в эпоху колесниц воевали десятки или сотни элитных воинов, в период Бронзового коллапса появились тысячи тяжеловооружённых бойцов, то теперь солдатом становился практически каждый взрослый мужчина племени. Обеспечить его железным оружием просто и недорого. Кельтское нашествие было подобно горной лавине, сметающей всё на своём пути. Уже вскоре кельтские племена повсюду вытеснят остальных поклонников Лебедей и поселяются в их пределах. Из всех  культур полей погребальных урн наступление жестокого Железного века пережили только северо-италийские культуры и лужицкая. Но и последняя утратила свои окраины – земли Чехии и Восточной Германии, а в своём центре, на территории Польши, буквально ощетинилась десятками неприступных замков. Ослаблением балтийских венедов поспешили воспользоваться их северные соседи. К IV веку до нашей эры на месте некогда блестящей лужицкой культуры возникает ряд новых, с ярко выраженным северным колоритом. Это были уже восточные германцы.

– А как же те, кого мы ищем – славяне?

– Вы ещё не догадались, Уотсон, что героев нашего расследования бессмысленно искать среди Лебединого сообщества Центральной Европы? Разве то, что мы с вами узнали, не убедило вас, что венеды и славяне разнятся, как день и ночь. "Гипотеза о славянстве лужицкой культуры неправдоподобна уже потому, что бесспорно славянские археологические находки свидетельствуют об уровне культуры существенно более архаичной, примитивной и бедной" – заметил чешский исследователь Карл Горалек ещё в 1983 году. Но не только в этом дело.

– А в чём же ещё?

– Давайте рассуждать логично, Уотсон. Если славяне – прямые наследники самой блестящей цивилизации Бронзового века, то в центре нашего континента должно быть великое множество топонимов, восходящих к славянским наречиям. Ведь венеты-венеды оставили после себя множество таких названий, не так ли? Ничего подобного мы не наблюдаем. Далее. Единственный из известных в настоящее время науке венетских языков – тот на котором говорили жители долины По – оказался намного ближе к италийским наречиям и ничуть не похож на речь славян. И это ещё не всё. Топонимы с корнями на "венд" обильно разбросаны по всему нашему континенту, но не встречаются в собственно славянских пределах, понятно, исключая те случаи, когда славяне в Средневековье поселились там же, где ранее жили венеды. И, наконец, последнее. Вспомните, Уотсон, как легко вы находили созвучия имени "венеды" во многих европейских языках?

– Да, конечно, подобные слова встречаются и в кельтских и в германских наречиях, и у греков и на латыни.

– А вот славяне оказались едва ли не единственными европейцами, в языке которых нет соответствий. Сочетание звуков "в-н-д(т)" в целом оказалось решительно чуждо самому строю славянской речи. Встречались в науке, правда, попытки привязать венедов к племени вятичей, однако спорность данной гипотезы очевидна. Ещё более сомнительно выглядела попытка академика Бориса Рыбакова произвести самоназвание "славяне" от фразы "слы вене", то есть, "послы венедов". Впрочем, от столь неуклюжего объяснения вскоре вынужден был отречься даже его автор.

– Выходит, пойдя по пути Иордана, мы забрели в тупик. Столько времени растрачено зря!

– Во-первых, отрицательный результат в науке – это тоже результат. Мы просто до конца отработали одну из главных версий. Во-вторых, согласитесь, друг мой, мы узнали немало интересного из прошлого нашего континента.

– Всё это замечательно, но что же нам теперь делать. Мы ведь фактически оказались у разбитого корыта.

– Не стоит предаваться унынию, друг мой! Если мы убедились в том, что шли по ложному следу, вернёмся к началу. Ознакомимся с показаниями иных свидетелей по нашему делу. Может быть они подарят нам нечто интересное?