– Теперь, когда нам известны причины возвышения гуннов с самых низов степного мира, пришло время поговорить о том, кто же они такие. Итак, Уотсон, вот вам задание: отталкиваясь исключительно от показаний наших свидетелей, вы должны воссоздать портрет гунна, каким его увидели европейцы. Поначалу меня интересует только физический облик, характером нашего подозреваемого займёмся позже.

– Что ж, Шерлок, я ждал от вас чего-то подобного, поэтому многократно прокручивал в голове странные рассказы очевидцев. Несомненно то обстоятельство, что практически всем древним авторам, о них писавшим, свирепые кочевники показались людьми с непривычной внешностью. Что бросилось в глаза? Первое, это, конечно, лица. Крупные, большие головы; маленькие, глубоко утопленные глазки; широкие щёки; нос либо почти полностью отсутствует, как в характеристике Сидония, либо курносый, как в описании Аттилы Иорданом; "отвратительный цвет кожи", под чем, вероятно, следует понимать желтизну, а не смуглость, ибо с чернокожими народами римляне знакомы были хорошо, да и переходных вариантов от негроидов к европеоидам в восточных провинциях Римской империи проживало немало. Всё перечисленное указывает, скорее, на монголоидность гуннов. С данной расой европейцам лицом к лицу сталкиваться до тех пор ещё не приходилось. Кроме того, на монголоидное происхождение гуннов намекает слабый рост волос на лицах мужчин. Об этом свидетельствует редкая борода Аттилы. Кроме того, древние авторы утверждают, что ранние гунны выглядели, как скопцы, то есть ходили без бород и усов, но приписывают это обычаю делать надрезы на лицах младенцев. Как врач, я вообще не уверен, что шрамами можно полностью остановить рост бороды и усов, разве что в том случае, если волосяной покров ослаблен уже от природы. Тогда эта экзекуция действительно имеет хоть какой-то смысл.

– А что вы скажите, Уотсон, насчёт строения тел свирепых кочевников?

– О, с моей точки зрения, здесь начинается самое интересное! Лица можно изуродовать, форму головы тоже можно изменить. Тем более, что у Сидония имеется на этот счёт довольно прозрачный намёк. Поэт сообщает о внешности гунна следующее: "Круглой массой возвышается его сдавленная голова". Речь идёт будто бы о её деформации. А в степи подобный обычай, как мы знаем, был широко распространён. Но тела-то добровольно никто коверкать не станет, не так ли? Тем не менее, те показались современникам чрезвычайно нелепыми. Гунны малы ростом, хотя и мускулисты, но главное, на что обратили внимание древние, это непропорциональность фигуры кочевника. Широкие плечи, крепкие шеи, толстые затылки, при этом, видимо, очень слабые, короткие ноги. Переразвитая верхняя часть тела, недоразвитая нижняя. Сидоний, который полагает их среднего роста, говорит, что они кажутся высокими, когда находятся в седле или сидят за столом. Впрочем, сами римляне были невысоки, по мнению учёных средний их рост составлял метр шестьдесят пять сантиметров, поэтому верзилам-готам гунны могли показаться малорослыми, а римлянам – вровень с ними.

– Не забывайте, к тому же, доктор, что Аммиан и Иордан описывали, в основном, ранних гуннов, а Сидоний говорит о своих современниках из V века, когда кочевники, благодаря бракам с женщинами покорённых германцев и аланов, могли слегка "подрасти".

– Спасибо за подсказку, Холмс, но даже у поздних гуннов их предводитель Аттила назван "низкорослым". Поэтому я делаю вывод, что изначально они были значительно ниже прочих жителей нашего континента. А теперь позвольте, Шерлок, зачитать характеристику монголов, данную итальянским монахом Джованни Плано Карпини, он первым из европейцев побывал в царстве Чингиз-хана: "Внешний вид лиц отличается от всех других людей. Именно между глазами и между щеками они шире, чем у других людей, щеки же очень выдаются от скул; нос у них плоский и небольшой; глаза маленькие, и ресницы приподняты до бровей. В поясе они в общем тонки, за исключением некоторых, и притом немногих, росту почти все невысокого. Борода у всех почти вырастает очень маленькая, все же у некоторых на верхней губе и на бороде есть небольшие волоса, которых они отнюдь не стригут. Ноги у них также небольшие". Поэтому, возьму на себя смелость сказать, что гунны, судя по всему, были монголоидами. А значит, как мне представляется, и корни этого народа следует искать где-то там, на Востоке, поближе к Монголии и Китаю.

– А вас не смутило, Уотсон, то обстоятельство, что Марцеллин рассказывает о "волосатых ногах" гуннов, что, как я понимаю, не может быть признаком монголоидности?

– Признаться, меня это обстоятельство слегка насторожило. Но выход вижу в том, чтобы признать гуннов метисами европеоидов южного типа (вроде современных народов Кавказа) с монголоидами. Но при этом отдельные монголоидные черты проявились у них довольно ярко.

– Значит, всё таки метисы с рядом монголоидных признаков? Хорошо! Поговорим теперь о чертах характера кочевников. Они ведь тоже могут указывать на ту часть Света, где родились гунны. Север учит выдержке и настойчивости, Юг горячит кровь, Восток  даёт человеку мудрость и глубину восприятия жизни. Каковы же наши гунны?

– О, в этом плане их скорее следует признать южанами, горячими и импульсивными. По мнению многих современников, эти кочевники ведут себя как не повзрослевшие дети: взбалмошно и непоследовательно. Они мнительны и обидчивы, мгновенно вспыхивают и так же быстро успокаиваются: "изменчивы и скоры на гнев", как пишет о них Аммиан Марцеллин. К некоторому удивлению современников у них обнаружилось почти полное отсутствие моральных принципов. Гунны коварны, не верны своему слову, их клятвы Богам ничего не стоят, они показали себя самыми ненадёжными союзниками, которые были у римлян за всю их многовековую историю. Многократно полководцы Империи пытались использовать гуннские отряды в войнах со своими врагами и раз за разом обжигались на этом – не были людей более непредсказуемых и непоследовательных: "легко поддаются всякому дуновению надежды, во всём полагаются на дикую ярость". В сообществе почти цивилизованных европейцев IV века, среди римлян, византийцев, германцев и алан он смотрятся дикарями, только что спустившимися с гор. И такой характер, в конце концов, погубил народ гуннов. Даже когда, объединившись под властью Аттилы, они оказались мировыми лидерами и перед ними затрепетали обе половины Римской империи: и западная Гесперия, и восточная Византия; они так и не выбрали единую стратегию действий. Мелочно суетились, бросались в бессмысленные походы против подготовленного врага, хотя рядом находились беззащитные противники. Держава Аттила напоминала огромного динозавра: мощное тело, но маленький мозг, размером с грецкий орех. Чудовище могло сокрушить любого из своих великих противников: Персию, Рим или Константинополь, но оно при этом бросалось на всех сразу, и ни с кем не справилось, потому что тут же отвлекалось в иную сторону. Жажда властвовать сразу над всеми привела гуннов к финальной катастрофе. Они стали врагами для всех народов и как только их власть пошатнулась, европейцы сообща уничтожили опасного монстра.     

– Итак, в лице гуннов мы имеем горячих южных парней, явно неискушённых в мировой политике, у которых от власти просто закружилась голова, не правда ли, доктор? Это ещё раз доказывает нам, что они поднялись из самых низов, что не привыкли руководить другими народами. А значит, это было не постепенное возвышение, а внезапный взлёт вчерашних рабов на самую вершину Мира. Им казалось, что управлять многими – легко, оказалось, это не так просто.

– Мне кажется, Холмс, вы слишком высокие требования предъявляете к обычным кочевникам.

– Извините, Уотсон, но кочевники кочевникам рознь. Скифы также внезапно возвысились, но они смогли создать свою империю, просуществовавшую пять веков. Персы на заре своей истории тоже были кочевниками, но их держава стала одним из самых стабильных мировых государств. Парфяне, тюрки, венгры, татаро-монголы – этот список степных народов можно продолжать почти до бесконечности. Всем им удавалось построить более-менее постоянные царства. И только гунны отличились от всех своих собратьев в худшую сторону. С 375 года, когда случай или промысел Богов вознёс их к мировым вершинам, они пробавлялись лишь резнёй и грабежами. Империя их возникла лишь спустя почти шестьдесят лет, в 444 году при Аттиле, и просуществовала ровно десятилетие до 454 года, когда восставшие германцы и аланы разгромили его перессорившихся наследников в битве при Недао. Никому из европейских кочевников не выпадал такой великий шанс, и бездарней его использовать, чем гунны, никто бы не смог. Перед нами выскочки, которые так и не сумели войти в мировую элиту.

– Хорошо бы ещё понять, откуда именно выскочили эти, как вы их назвали, "выскочки"?

– А вы присмотритесь, Уотсон, кому именно подражали гунны. Известно, что бывшие рабы всегда хотят быть похожими на своих господ, бессознательно копируют их образ жизни.

– Если кому и пытались подражать гунны, то, скорее, геродотовым "царским скифам". Византийский политик и дипломат Приск Панийский, побывавший с посольством в ставке Аттилы на Дунае, рассказал прелюбопытную историю о находке скифского меча. Вот, что он пишет: "Хотя Аттила обладал таким характером, что всегда полагался на великие удачи, однако ему придавал ещё больше самоуверенности найденный меч Марса, всегда считавшийся священным у скифских царей". Некий пастух, заметив что его тёлка хромает, прошёл по её следам и обнаружил один их тех кумиров, который некогда властители Причерноморья вонзали в вершины куч хвороста и у чьего подножия приносили жертвы Аресу. С тех пор Аттила, которому принесли меч, возомнил себя наследником древней славы скифов. Его обуяла гордыня. "Обрадованный этим подарком, он по свойственному ему высокомерию решил, что поставлен владыкой всего мира и что через Марсов меч ему вручена власть во всех войнах".

– Замечательная история. А скажите мне, Уотсон, сколько времени прошло с момента как царские скифы покинули эти края и до эпохи Аттилы?

– Шесть веков с лишним.

– Насколько мне известно, гунны читать не умели. Да и трудов Геродота у них не было. Откуда же они могли знать о великой славе причерноморских скифов?

– Полагаю, они слышали древние племенные легенды, передававшиеся из поколения в поколение.

– Несомненно, всё именно так и было, друг мой. Но, согласитесь, если бы предки гуннов пришли с другого конца Великой степи, к примеру из Монголии и Забайкалья, как полагают некоторые исследователи, разве они не принесли бы с собой иные старинные предания? В тех краях с III века до нашей эры возникает Империя хунну. И по размерам, и по количеству подданных она ничуть не уступает Державе скифов в Северном Причерноморье. Отчего же в памяти гуннов запечатлелась слава царских скифов, гораздо более древняя, а не подвиги восточных кочевников, чьё государство просуществовало, как минимум, до I века нашей эры?

– Вы, Холмс, намекаете на то обстоятельство, что предки гуннов должны были входить в орбиту влияния причерноморских скифов?

– Для меня очевидно, что гуннские пращуры находились в числе тех народов, кто ревновал к громкой славе европейских кочевников, описанных Геродотом. А это указывает на то, что прародину гуннов следует искать невдалеке от Северного Причерноморья.

– Но как же тогда быть с явной монголоидностью этих свирепых агрессоров? Разве это не прямое указание на их восточное происхождение? Мне кажется, пришла пора раз и навсегда положить конец этому спору. Надо просто заглянуть в могилы гуннов, изучить их черепа, и всё сразу встанет на свои места. Мы получим ответы на вопросы, кто они и откуда!

– Блестящая мысль, Уотсон! Вот только скажите мне на милость, где именно мы с вами разыщем гуннские погребения?

– Как где?! Там, где они жили.

– Но позвольте, Уотсон! Место обитания этих кочевников до их возвышения мы пока ещё не установили. После разгрома готской державы они на какое-то непродолжительное время поселились в Скифии. Известно, например, что византийское посольство 412 года, возглавляемое Олимпиадором, добиралось в ставку кочевников к их вождю Донату на кораблях по Чёрному морю. Но где именно в это время кочевали гуннские орды: в Молдове, в низовьях Днепра, или даже в Крыму, никому не ведомо. Практически в то же самое время римские и византийские авторы наблюдают отдельные группировки гуннов в самых неожиданных местах: на Рейне, на Дунае, в Прикарпатье, на Балканах, на Кавказе. Где именно мы должны искать гуннов того периода: в Германии, в Румынии, в Венгрии, в Молдове, на Украине или на Северном Кавказе? Заметьте, доктор, повсюду наши агрессоры появляются в сопровождении других племён, в том числе и кочевых, за ними повсеместно следуют тенью покорённые аланы и сарматы. А сами гунны, по сведениям Иордана, ещё и поделились на западную и восточную орду: альциагиров и савиров. В эпоху максимального возвышения, при Аттиле, они, видимо, концентрируются на Дунае. Ставка гуннов переносится в Паннонию, нынешнюю Венгрию, и Трансильванию, она сейчас принадлежит Румынии. Однако, даже в тот момент, как полагают учёные, часть кочевников продолжала кочевать в Северном Причерноморье, другие орды проникли на Балканы. Надо учитывать ещё и то немаловажное обстоятельство, что единая империя этих кочевников в Подунавье просуществовала меньше десяти лет, а значит, археологических следов её здесь будет не так уж и много. После разгрома гунны бежали в Северное Причерноморье и на Кавказ. Здесь осколки гуннских племён проживут почти столетие, но при этом будут основательно перемешаны со своими вчерашними подданными. Скажите, Уотсон, в чьи могилы нам надо заглянуть?

– Я просто в отчаянии, Шерлок! Но должно же быть нечто, какая-то, специфическая черта, что отличала бы гробницы гуннов от могильников прочих кочевников их времени?

– Поначалу за такую особенность приняли деформированные черепа. Их и посчитали гуннскими.

– Правильно! Как же я сам не додумался! Сидоний же предупредил нас о сдавленных головах у этих уродливых кентавров.

– Проблема в том, Уотсон, что обычай искусственно изменять форму своего черепа возник в степи гораздо раньше того, как все узнали гуннов. В среднесарматский период (с I века до нашей эры по I столетие эры нашей) его практикует почти четвёртая часть всех кочевников Восточной Европы. В позднесарматскую эпоху (со II по IV века) до восьмидесяти процентов всех обитателей степных просторов от Дона до Урала и даже далее до Восточного Казахстана живёт с изменённой формой головы. Этот странная привычка становится здесь повальной модой.

– Всё равно, не может быть такого, чтобы с приходом гуннов в традициях кочевников не появилось чего-нибудь нового!

– Хорошо, Уотсон, давайте обстоятельно разберёмся с этим вопросом. Вот что пишут о степных древностях той поры археологи Мишель Казанский и Анна Мастыкова: "В целом материальная культура кочевников гуннского времени на всём протяжении от Дуная до Урала выглядит достаточно гомогенной (то есть, однородной). О неком единстве гуннской степи свидетельствуют и немногочисленные антропологические данные. В частности повсеместно зафиксированы обычай искусственной деформации черепа, а также присутствие индивидуумов с монголоидными чертами".

– Получается, что археологи не могут отличить поздние сарматские погребения от ранних гуннских?

– В самую точку, Уотсон! Они похожи, как две капли воды. Историки как бы негласно договорились, если попадается череп с монголоидными чертами – считать его гуннским, если с европеоидными – сарматским или аланским. Послушайте, что пишет уральский археолог Сергей Боталов, кстати, горячий приверженец родства гуннов с хунну: "Стоит признать, что восточноевропейские памятники II - IV веков действительно отражают собой самый поздний период генезиса сарматской культуры, который протекал в различных районах евразийской степи под мощным воздействием пришлого населения (гунны, готы). При этом деформация исходных культурообразующих черт и сармато-аланской и новых культур столь велика, что на различных этапах и в различных регионах существования они становятся едва уловимыми маркёрами нового формирующегося этнополитического единства. В этой связи для восточноевропейских памятников этого периода равносмысленным является определение "позднесарматские" в смысле "раннегуннские", или "раннегуннские" в значении "позднесарматские". Вы поняли, друг мой, о чём толкуют нам учёные мужи? Они продолжают двумя руками держаться за версию прихода гуннов из степей Северного Китая, но когда их просят показать могилы этих загадочных "пришельцев", они демонстрируют всем погребения поздних сарматов. Никаких других гуннов у них в наличии нет.

– Но так не бывает, Холмс! В степях от Днепра до Волги и далее до Южного Урала и Восточного Казахстана начиная со скифских времён кочевали многочисленные сарматские племена. Они не могли мгновенно, как по мановению волшебной палочки, словно сговорившись, все вместе обернуться гуннами. Так не могло быть! Где-то жило племя, которое сумело возвыситься над другими и распространило на всех своё имя и образ жизни. Вот этих "изначальных гуннов" нам и нужно отыскать!

– Вы, разумеется, правы, Уотсон. Но для начала попробуем выяснить, где складываются основные черты тех, кого учёные, в зависимости от собственных нужд, зовут то поздними сарматами, то ранними гуннами. Мы с вами давайте будем считать их просто сарматами, а гуннами будем именовать только тех свирепых кочевников с монголоидными чертами, что сумели покорить остальных своих соседей, навязав им свой этноним. Договорились? Итак, на сегодняшний день практически все ведущие археологи признают, что позднесарматская культура сформировалась на Южном Урале, при более широком охвате – в регионе от Волги до Казахстана. Это была северная, очень отсталая периферия кочевого мира, расположенная на границе с таёжными владениями монголоидных охотников Западной Сибири. Вот, что пишет об этом сообществе российский этнограф и востоковед Сергей Яценко: "Сегодня очевидны и разительные отличия её от роскошной "среднесарматской" культуры предшественников". Действительно, никакого сравнения со спалами или северокавказскими аланами так называемые поздние сарматы не выдерживают. Они выглядят "более провинциальным сообществом, менее склонным к заимствованиям у развитых соседей, явно имевшим в исходных восточных районах более скудные ресурсы". Сергей Яценко, ссылаясь на работы других археологов, убедительно доказывает, что в материалах этой культуры нет "тех ярких центральноазиатских и китайских элементов, какие были у её предшественников".

– Мне понятно, Холмс, что поздним сарматам было далеко до спалов и аланов, но ведь какие-то особенности, или, как говорят археологи – маркёры – у этой культуры имелись? Может они укажут нам направление поисков?

– Поскольку городов и поселений эти кочевники не оставили, учёные все основные черты  поздней сарматской культуры устанавливают по её могильникам. Во-первых, само погребение происходит в простой узкой прямоугольной яме или в яме с подбоем (специальной нишей). Во-вторых, покойников ориентируют головой на Север. В-третьих, с умершими помещают оружие: знаменитый лук, бронебойные и обычные стрелы, длинные мечи, кинжалы, а также элементы конской узды, очень редко – сёдла. В-четвёртых, там находят украшения в так называемом гуннском полихромном стиле. В-пятых, это уже упомянутые деформированные черепа. Иногда, в могилах находят кости лошади, целиком скелеты или то, что осталось от помещённой конской шкуры: череп животного, остатки конечностей с копытами. Изредка встречаются бронзовые котлы. Вот пожалуй и всё. Если не считать, конечно, признаков монголоидности, о которых мы уже говорили.

– Неужели тут нельзя за что-нибудь зацепиться?

– Давайте посмотрим, коллега. Формы ям. Возникают в предшествующую эпоху на обширной территории от Волги и до Восточного Казахстана, где составляют более семидесяти процентов всех погребений. При этом к Западу от Урала чаще встречаются ямы с подбоями, к Востоку – простые узкие ямы. Аналогично обстоит дело с северной ориентировкой. Начиная со II столетия она появляется по всему сарматскому миру. Даже на территории Венгрии, у языгов и роксалан, отрезанных готами от остального кочевого мира, покойников начинают помещать головой на Север. Тоже самое на Дону, на Волге, на Урале и в казахских степях.

– Об оружии мы уже говорили. Хуннские луки и стрелы находят повсюду. Тут, скорее всего, зацепок не будет.

– Луки и стрелы, действительно, стали универсальным оружием. С клинками картина сложнее. Дело в том, что на Востоке Великой степи, в зоне обитания хунну, в это время уже появляются мечи с узким лезвием. Их производство требовало высокого уровня развития металлургии, поскольку кузнецу приходилось соединять в одной заготовке твёрдое и мягкое железо. Только тогда клинок становился и лёгким и достаточно прочным. Всадник мог наносить им удары одной рукой, что, разумеется, давало конному воину серьёзное преимущество в бою. Но к Западу от Волги такие "продвинутые" мечи практически не встречаются. В этой зоне, как отмечает археолог Сергей Боталов, степным оружейникам оказался "недоступен секрет выплавки и ковки многослойных пакетных сталей". Поэтому, подобно прочим восточноевропейским кочевникам, гунны пользовались морально устаревшими тяжёлыми мечами с широкими лезвиями. Сверх того, агрессоры, вторгшиеся в Европу, применяют даже более массивные клинки, чем их предшественники. Видимо, металл у захватчиков оказался очень низкого качества. Такие очень тяжёлые, длинные и широкие мечи с дисковидными навершиями и брусковидными перекрестьями находят в могилах от Волги до Дуная. Подобным громоздким оружием гунну и утверждали своё господство на континенте.

– Да уж если племя дикое, то отсталость чувствуется во всём! А как обстоят дела с котлами? У кочевников они очень ценились и по ним точно можно определить и уровень развития бронзолитейного дела, и регион, где зарождаются технологии. Помните, Холмс, как нам помогли котлы скифов узнать их алтайскую прародину?

– Увы, Уотсон, и в этом плане гуннам до скифов далеко. И в прямом и в переносном смысле. Все исследователи отмечают посредственное качество гуннских котлов. Вот что пишет по этому поводу американский историк Отто Мэнчен-Хелфен: "Гунны были не так хороши в отливке сравнительно крупных сосудов. Следы соединения спаянных частей редко удалялись, горизонтальные скобы вокруг верхней части корпуса почти никогда не сходились там,  где это следовало бы".

 

Горячий сторонник хунно-гуннского родства археолог Сергей Боталов разочаровано сообщает: "Таким образом, следует констатировать, что в хуннских памятниках, как впрочем, и среди случайных находок Большой Монголии и Северного Китая сегодня мы не можем привести ни одного образца котлов "гуннского облика"... Следовательно, на сегодня, при современной базе вопрос этнокультурной атрибуции котлов "гуннского типа" остается открытым. Более или менее определенно можно сказать, что этот тип котлов вряд ли может быть соотнесен с азиатскими хуннами – из-за явных типологических и хронологических нестыковок. Урало-Сибирский регион вероятнее всего может являться ареалом сложения и последующего распространения на запад двух наиболее распространенных форм бронзовых котлов". Как видим, ярким и прогрессивным востоком Степи здесь даже не пахнет. Банальная Сибирь и провинциальный Урал. 

 

– Холмс, а что такое гуннский полихромный стиль украшений?

– Уотсон, вы читали сказку "Волшебник изумрудного города"? Это примерно тоже, чем занимался Гудвин, "великий и ужасный" – пускал пыль в глаза. Археологи называют данный способ украшения "дешёвой роскошью". "Создаётся впечатление особой пышности и богатства. На самом деле вещи из массивного золота редки и невелики. Обычно это серебряные и бронзовые предметы, обтянутые тонким золотым или даже позолоченным листком. Сравнительно недороги красные и лиловые камни инкрустаций. Листовая обкладка загибалась по краям вокруг основы" – пишет об этом приёме выдающийся российский археолог Анатолий Амброз. Одним словом, обтягивали золотой пластиной или даже фольгой какой-либо предмет: ножны меча, переднюю часть седла и так далее, а сверху закрепляли россыпь цветных "стекляшек", иногда вперемешку с полудрагоценными камушками. Всё это без особой системы и уж, конечно, абсолютно без тонкого художественного вкуса, чем отличались вещи кочевников в предшествующие эпохи.

 

И опять таки. Придумали полихромный стиль вовсе не гунны, а всё те же "провинциальные" сарматы. "Таким образом, – свидетельствует Сергей Боталов – предметы полихромного стиля не являются вещами исключительно "гуннской эпохи" конца IV–VI веков. Они фиксируются в более ранних памятниках II–IV веков. Безусловно, эти ранние образцы менее многочисленны и значительно беднее, чем предметы последующего периода, но они своеобразно маркируют проникновение в казахстанские, волго-уральские степи и далее на запад со II века новой традиции гуннского полихромного стиля (золото, красный камень или стекло, зернь, тиснение, гравировка)".

 

– Но неужели совсем никаких вещей китайского происхождения у гуннов не обнаружено?

– Вы будете смеяться, Уотсон – их было довольно много в предыдущую, "среднесарматскую" эпоху. В I - II веках зеркала из белой бронзы так называемого "ханьского" типа массово встречаются в Средней Азии, на Урале, в Казахстане и даже в Северном Причерноморье, в районе обитания спалов. Там же попались учёным ножны к мечу с нефритовыми вставками, выполненные в китайском стиле, украшения со сценами терзания животных, похожие на хуннские, и многое другое. Но никто из учёных не посмел сказать, к примеру, что спалы – это потомки хунну. Слишком невероятной кажется эта гипотеза. Да и различий хватает. Очевидно, что явившиеся из Средней Азии на Днестр и Днепр кочевники принесли с собой не только хуннские, но и массагетские традиции. С гуннами картина прямо противоположная. Нет ни одного факта, ни одной зацепки. Даже зеркала из белой бронзы практически исчезают. А те, которыми пользуются, становятся массивнее и отлиты из низкокачественного металла. Тем не менее, учёные, презрев очевидное, продолжают толковать о хунно-гуннском родстве. А всё потому, что когда-то на заре эпохи первых исторических открытий несколько авторитетных умов посчитали: раз гунны монголоиды, значит их предки пришли из Монголии. А кто у нас там жил – хунну? Прекрасно, названия ведь почти совпадают! Затем эту голословную версию подхватили такие научные глыбы как академик Михаил Артамонов и популярнейший философ и востоковед Лев Гумилёв. И теперь её на разные голоса повторяют исследователи рангом пониже. И никто не наберётся смелости сказать: "А король-то голый!" Как можно равнять блестящих, передовых во всех отношениях хуннов, создателей Великой евразийской степной империи, и жалких, отсталых дикарей, случайно оказавшихся во главе сарматского потока, разрушившего европейскую цивилизацию?! Впрочем, Уотсон, подобную инерцию научного сознания мы с вами уже не раз наблюдали.

– Но как же нам быть с ярко выраженной монголоидностью гуннов. Она то откуда могла взяться?

– А вот об этом мы с вами поговорим после кофе. Будьте любезны, Уотсон, попросите мисс Хадсон подать нам его в гостиную.