– Но Холмс, если вы намекаете, в первую очередь, на деформацию головы, то насколько мне известно, её практиковали народы Сарматии с незапамятных времён. Псевдо-Гипократ пишет о кочевниках: "Они считают самыми благородными тех, у кого наиболее длинная голова". Этот греческий целитель рассказывает, что кочевники искусственно вытягивали черепа своих детей ещё в самом раннем возрасте. Ему вторит философ-стоик Зенон, сообщающий об обычаях обитателей Северного Кавказа следующее: "Сираки дают царский венец самому рослому или по словам некоторых имеющему самую длинную голову". Тем не менее, этих длинноголовых всадников никто из их современников не считал страшными или уродливыми, как гуннов.

– Видите ли, любезный доктор, вы упомянули тот способ деформации головы, который вытягивает череп в длину. В науке он носит название "кругового" или "кольцевого". Достигается при помощи мягких повязок, которыми тесно бинтуют голову ребёнка. Тогда она начинает расти вверх. При этом лицо практически не страдает. Подобный обряд бытовал в степи ещё при аланах. Последние как бы подчёркивали тем самым свою европеоидность. Длинноголовость, как известно, один из её основных признаков. Совсем другую картину мы имеем в позднесарматское время. Деформация головы, ранее весьма эпизодическая, становится массовой – до 80% всех имеющихся в распоряжении учёных черепов того периода несут следы искусственных изменений. Кроме того, начинают применяться методы куда более изуверские. Вот как описывает Мария Балабанова, к примеру, "лобно-затылочный" вариант этого странного ритуала: "Более жесткая деформация достигалась, видимо, круговой повязкой, закрепляющей маленькие дощечки на лобную и чешую затылочной кости. В результате такого давления черепная коробка слегка укорачивалась и сузилась, компенсируя эти лишения повышением черепного свода и удлинением основания... Лобная кость расширилась (расплющилась) в своей самой узкой части и стала покатой – "убегающий" назад лоб. Очевидно с последними изменениями связаны и лишения в области переносья. Переносье и носовые кости стали шире и ниже. Изменились и параметры лицевого скелета". Проще говоря, лицо становится более плоским и широким, нос приплюснутым и низко посаженным, глазницы разбегались в стороны и располагались выше, чем принято. Происходило некоторое усиление монголоидных признаков, но достигалось оно ценой искажения физиономических черт, проще говоря, за счёт уродования лица. А ведь в это время применялась ещё и "затылочно-теменная" деформация. Дощечки прикладывались таким образом, чтобы череп округлялся, лоб выдвигался вперёд и по бокам, нависая над лицом бесформенной глыбой, глаза утопали в глубокой складке, как на дне колодца. По видимому, именно на этот способ намекал античный географ Страбон, когда писал: "Другие племена, говорят, стараются делать так, чтобы лбы выдвигались вперёд над подбородком". Обладатель эдакой физиономии действительно выглядел настоящим монстром, подлинным пещерным человеком.

– Так вот, оказывается, отчего ужасался римский поэт Сидоний, описывая гуннскую внешность: "Круглой массой возвышается его сдавленная голова. Подо лбом, в двух впадинах, как бы лишённых глаз, виднеются взоры"! Иордану такое лицо казалось "безобразным комком с дырами вместо глаз". А я ломал голову, размышляя над тем, к какому антропологическому типу можно применить подобные характеристики. Меж тем всё оказалось проще некуда. Стало быть, сарматы, к власти у которых пришёл монголоидный род гуннов, просто пытались последним подражать, а сами гунны с помощью деформации головы ещё более подчёркивали свою непохожесть на остальных?

– Совершенно верно, Уотсон! По большому счёту, какая разница – длинная голова у человека или короткая, узкое лицо или широкое. Но в предыдущую аланскую эпоху признаками благородства считались европеоидные параметры черепа, а с возвышением гуннского рода у кочевников, напротив, символом престижа стала их полная противоположность. Но поскольку к недостижимой монголоидности стремились люди с европейским или даже кавказским типом внешности, выходило это всё самым нелепым и безобразным образом. Однако, таковы были требования того жестокого века. Знаете, Уотсон, когда знаменитый арабский географ Абу аль-Масуди в середине X столетия посетил среднеазиатский город Хорезм, он спросил у местных жителей, отчего у них такие странные головы. Ему ответили: "Наши древние делали три вещи, с помощью которых они одолевали жителей иных стран. Одна из них – это то, что они делали набеги на тюрок (древние тюрки отличались ярко выраженной монголоидностью) брали их в плен, поэтому у них сходство с тюрками и их не узнавали. Иногда они попадали к мусульманам, а их обращали в рабство. Тогда они велели женщинам, чтобы они, когда родят, привязывали мешки с песком с обеих сторон к головам детей, чтобы головы уширялись, а после этого их не обращали в рабство". Как видите, Уотсон, форма черепа в древности выступала своеобразным паролем "свой-чужой". И появились народы, готовые подстроиться под других.   

– Как я понимаю, формой черепа всё не ограничилось?

– Подражать – так подражать! Псевдо-гунны, а точнее аланы и сарматы, стремившиеся внешне походить на новых лидеров степи, принялись активно бороться с растительностью на лицах у мужчин методом надрезов кожи младенцев. А поскольку у части из них волосатость от природы была повышенной, на лицо проходилось наносить так много шрамов, что оно полностью обезображивалось. Вдобавок, они, видимо, пытались укротить и свои выступающие носы, которым придавали иные формы при помощи тугих повязок. По крайней мере, именно об этом пишет Сидоний. А теперь представьте, Уотсон, как должен был выглядеть такой "гунн", если изначально он, к примеру, принадлежал к арменоидному антропологическому типу. Это ведь была ходячая карикатура на настоящего монголоида. Жертва средневековой пластической хирургии!

– Теперь я, наконец, понял, отчего эти степные кентавры показались европейцам столь безобразными. Природу обмануть нельзя! Она мстит за насилие над собой самым жестоким образом. Основная масса поздних сарматов, несмотря на все потуги и ухищрения, настоящими монголоидами так и не стала. Зато превратилась в подлинных уродов. И в таком виде хлынула в ошалевшую Европу. Но отчего тогда современникам показались нелепыми фигуры кочевников, если, как выясняется, подавляющая часть их происходила из числа местных племён, давно знакомых обитателям нашего континента?

– А вы послушайте, Уотсон, что пишет антрополог Балабанова о состоянии скелетов у кочевников гуннской эпохи: "На позднесарматских костяках фиксируется в массовом количестве дегенеративно-дистрофические изменения, по которым хорошо регистрируется высокий уровень физической изношенности мужских скелетов... Характерно, что у ранних сарматов нижний пояс поражается с такой же частотой, что и у поздних сарматов, а вот верхний пояс у поздних сарматов в два раза сильнее изношен... Таким образом, наибольшие физические нагрузки у поздних сарматов выпадали на пояс и свободную верхнюю конечность. Ещё один факт специфичен: у поздних сарматов с деформированными головами в одинаковой степени разрабатывались суставы левой и правой руки, а вот у недеформированных сильнее разрабатывалась правая рука".

– Я всё понял. Гуннам, то есть обладателям деформированных черепов, приходилось часто стрелять из тугих луков и махать тяжеленными двуручными мечами, вот почему у них в два раза сильнее изношен верхний пояс скелета, чем у их предшественников или даже современников – сарматов и аланов, которые сражались при помощи пик, а значит развивали только одну руку.

– Начнём с того, Уотсон, что ни одному народу на Свете до того не приходилось так много ездить верхом, как гуннам. Вспомните, что пишут об этом античные авторы, в частности, Сидиний: "Едва ребёнок покидает лоно матери, он уже на спине коня. Можно подумать, что это члены одного тела, ибо всадник как бы прикован к лошади; другие народы ездят на конском хребте, а этот живёт на нём". Вам наверняка, мой милый доктор, доводилось наблюдать, как однообразный физический труд уродует фигуры рабочих у станка, шахтёров в тесных забоях, крестьян у плуга. Но все перечисленные бедолаги проводят в однообразных и утомительных занятиях лишь часть своей жизни. А теперь представьте людей которые с младенчества знают лишь одну позу – быть в седле, которые не ходят пешком, не встают с хребта лошади, не разминают свои затекшие члены. Во что их тела превратятся к 20-30 годам? Бесконечные травмы и переломы вследствие падений, неизбежная дистрофия целого ряда мышц и связок, многочисленные искривления позвоночника – весь этот букет прелестей был гарантированно обеспечен кочевникам, не спускающимся вниз со спин своих верных коней. Однако, невероятная нагрузка на позвоночник ещё и сочеталась у них с переразвитостью плечевого пояса. Тугие длинные луки требовали недюжинной силы и сноровки от конного стрелка. Двуручные мечи гуннов, как мы знаем, ввиду отвратительного качества железа были у них ещё тяжелее, чем у предшественников, а пускать это оружие в ход им приходилось намного чаще. Сарматы, аланы и спалы уповали на свои копья. Наши герои все надежды возлагали на луки и мечи. Отсюда у них мощные и толстые шеи, широкие плечи, переразвитая грудь. Все эти особенности строения кочевников не ускользнули от внимания их современников. Гунны действительно превратили себя в безобразных кентавров, стали обладателями чудовищных, непропорциональных на взгляд остальных европейцев тел. И виною тому вовсе не пресловутая монголоидность, а всего лишь очень специфический образ жизни наших свирепых агрессоров.

– Холмс, вы почти убедили меня в том, что гунны – вовсе не пришельцы издалека, а народ, издавна живший в скифских пределах. Но объясните мне тогда, ради Бога, почему их появление на территории Готской державы оказалось столь внезапным и неожиданным? Почему германцы и римляне восприняли их как практически неизвестное им племя, отчего не сумели заблаговременно подготовиться к обороне?

– А вот об этом, Уотсон, мы с вами поговорим с утра, на свежую голову. Спокойной ночи, коллега!