ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава девятнадцатая (продолжение)
- Тропинки часто пересекаются и даже переплетаются, но каждая ведёт в свою сторону. Не по той пойдёшь и заблудишься. Ты пришёл сюда, потому что должен был прийти. Не важно, по какому поводу. Должен был прийти и пришёл. Лусинэ обязана была сказать тебе то, что сказала, и это было последнее, что она сделала в своей жизни. А я захотела, чтобы ты дал мне своё семя, и ты дал.
- Агуник, мне действительно сложно уйти.
- Знаю, - посмеялась она. – Лусинэ уже была очень стара, когда к ней совсем молодые ребята приползали на коленях и просили её руки. Им ничего в жизни было не нужно, только она. И ко мне будут приходить, и говорить такие же слова, которые сейчас говоришь ты. Поверь: не я твоя судьба. Не я!
- А кто? – поинтересовался Вазген.
- Ты ещё не встретил её.
- Но кто она? Откуда родом?
- Ты слишком многое хочешь знать наперёд. Так нельзя. Жить будет неинтересно.
- Зато сейчас любопытно. Дай хотя бы намёк.
Агуник задумалась, мыслями отправилась куда-то в запредельные дали, и через минуту ответила:
- У тебя будут две или три женщины. Точно сказать не могу. Не ясно. Двух вижу точно, а третья то ли будет твоей, то ли нет.
- Очень конкретный ответ, - с ехидцей подметил Вазген.
- Будущее не всегда предопределено. У него есть варианты. Если ты сам не захочешь женщину, то как я могу сказать, станет она твоей или нет.
- Тогда расскажи про двух, которые будут у меня наверняка - продолжил настаивать Вазген.
- Если скажу, то ты не поверишь, - улыбнулась Агуник.
- А ты всё-таки скажи.
- Первая – девушка божественной красоты. Она обнажённой свалится тебе прямо под ноги.
Вазген рассмеялся:
- Голая красавица упадёт мне под ноги…
- Да, - подтвердила Агуник.
- Так не бывает.
- Правильно, не бывает, - подтвердила Агуник, - но она возьмет и свалится. У тебя вообще всё будет не так, как у всех.
- А вторая красавица откуда свалится? – слегка подкусил своим вопросом Вазген.
- Не сказала бы, что она красавица, но милая. Скатится на тебя с горы.
- Тоже голая?
- Нет, не голая, но беременная.
- Агуник, я тебя серьёзно спросил, а ты наговорила мне то, чего не бывает. То голые красавицы под ноги падают, то беременные с горы скатываются. Так с любимыми женщинами не встречаются и не знакомятся.
- Когда сбудется, вспомни мои слова и посмейся над своим неверием, - ответила Агуник и добавила: - А теперь ступай. Ты должен вернуться.
- Да не нужны мне голые красавицы и беременные женщины, скатывающиеся с горы. Я хочу остаться с тобой.
- Нет, у тебя своя судьба, у меня своя. Гайк всё равно уведёт тебя отсюда. Лучше сделай это сейчас, а не потом.
Вазген на прощанье обнял Агуник и отправился в обратный путь. Ему казалось, что там, в ведьминой глуши он оставил часть самого себя. Ещё никогда дорога не давалась ему так тяжело. Не хотелось идти. Какая-то неведомая сила звала и тащила его назад, но в то же время другая сила вела его вперёд, в персидский лагерь под стенами Цицернаванка.
************
Как и ожидалось, на четвёртый день приехал епископ Маназкерта Мелите Агбианосян.
Поприветствовав друг друга, Мушкан Нисалавурт и епископ Мелите сели в шатре за стол переговоров.
- Всё закончилось именно так, как я и предполагал, - покачал головой Мелите.
- Ещё не закончилось, - уточнил персидский стратег.
- Я глубоко сожалею о том, что Овсеп довёл ситуацию до такого состояния. Вы, персы нам братья, и я очень надеюсь, что мы по-семейному договоримся. Я проехал большое расстояние, но никакого бунта не видел. Виновники либо убиты, либо схвачены.
- Да, это так, - подтвердил Мушкан Нисалавурт, - но в то же время я не вижу раскаяния. Геворк так и вовсе отказывается меня принимать. Если бы не уговоры Парисы, здесь осталось бы одно пепелище.
- Согласно нашей вере, Иисус пострадал, приняв на себя грехи всего человечества. Я не Иисус, но готов раскаяться за всех армян. Не ведали они, что творили. И сейчас ещё не вполне осознали. Мы, армяне, потомки Ноя, чей ковчег причалил к горе Арарат. Но это не повод для гордыни. Каждый христианин обязан знать, что гордыня – грех, и за него будет наказание.
- Приветствую такую философию, - одобрительно кивнул головой Мушкан Нисалавурт. – Мне доводилось говорить с раввинами, и они пояснили, что Иерусалимский Храм был разрушен по воле Господа, потому что евреи осквернили его лицемерными молитвами. И Храм стал противен Господу.
- И то, чем занимался Овсеп, тоже противно Господу, - согласился Мелите. – К сожалению, что-либо объяснить ему было невозможно.
- Увы, не только ему, - развёл руками персидский военачальник. – Иерей Геворк тоже ничего не хочет ни понимать, ни раскаиваться.
- Я поговорю с ним, - заверил Мелите. – Поверьте, он человек хороший и благодарный.
- Но упрямый, как осёл, либо не понимает, что происходит и с кем он имеет дело.
- Может, стоит пригласить его? – спросил Мелите. – Или лучше я сначала с ним поговорю?
- Да, поговорите с ним, но только без меня, - согласился дать епископу время Мушкан Нисалавурт. – Объясните ему, что он не прав. Он и меня поставил в глупое положение, и едва наметившийся мир чуть не сорвал. Если бы войском командовал не я, а Йездигерд, то он разнёс бы тут всю округу, несмотря ни на какие увещевания Парисы.
Поздоровавшись с настоятелем монастыря, Мелите сразу же сделал ему замечание.
- Почему ты не принял Мушкана Нисалавурта?
- Потому что перед Господом все равны. К тому же не с добром они пришли.
- Только своим поступком ты мог посеять ещё большее зло, чем то, которое уже посеяно. Зло надо останавливать, а не выстилать ему ковровую дорожку. Поблагодари Господа, что среди персов нашлась одна мудрая женщина, которая не позволила спалить этот монастырь дотла вместе с тобой и со всеми монахами.
- Всё в руках Господа.
- Геворк, ты уважаемый человек, а ведешь себя, как ребёнок. Да, всё в руках Господа, а свобода воли в твоих руках. Господь наш Иисус Христос мудр и благороден. Неисповедимы пути Его. Нам не дано знать те способы, которыми он добивается поставленных целей, но в каждом из нас есть искра божья, и каждый из нас может видеть его деяния. Так вот, отдав нас, христиан, под власть Персии, Господь поступил так мудро, как не поступил бы ни один из самых достойных мужей Армении. Мы с тобой уже в седых летах, но войны не помним. Иран защищает нас. Церковь расцвела и окрепла при его шаханшахах. Персы для нас – и заступники, и орудие наказания в руках Господа. Кто-то здесь, на земле должен наказывать нас, христиан за нарушение законов Божьих. Иисус изгнал торговцев из Храма, а Овсеп их туда запустил снова. Это ли не нарушение? Церковь – не дом торговли!!! А как мы исполняли заповедь «Кесарю - кесарево, а Богу божье»? Никак. Начали торговать в храмах и перестали платить налоги. И наказание не заставило себя долго ждать. Почему Язкерт решил упразднить церковь в Армении? Кто ему внушил такую мысль? Это сделал наш Господь, потому что такие христиане, как мы, стали ему неугодны. Вот он и задал нам хорошую трёпку.
- Мы с братией молимся искренне, а не лицемерно, - стал оправдываться иерей.
- Бог наказывает весь народ, - пояснил Мелите. – В книге «Бытие» говорится о том, как Господь согласился пожалеть весь город, если в нём найдётся хотя бы один праведник. А сейчас он пощадит Армению, если здесь окажется хотя бы горстка истинных мудрецов. Да, ты с братией возносишь искренние молитвы Ему, но этого мало! К молитве должны прилагаться действия.
- Какие действия?
- Такие, которые приведут к спасению нашей веры. Бывают такие дни, часы, минуты и даже мгновения, которые решают дальнейшую судьбу на 1000 лет. Сегодня, сейчас, именно такой момент. Как ты думаешь, зачем я сюда приехал?
- Наверное, чтобы договориться с персами, - сделал предположение Геворк.
- Правильно, -подтвердил Мелите. – Их интересуют налоги и порядок. Всё остальное их заботит гораздо меньше.
- Но я слышал, что они хотят пятнадцать миллионов драхм.
- Двадцать, - уточнил Мелите.
- И где их взять? – поинтересовался Геворк. – Это же огромная сумма. Я даже представить такую не могу.
- Будет день, и будет пища. Сейчас важно договориться. И всё равно договариваться мы будет на армянских условиях.
- Это как? – удивился Геворк, слегка повеселев от надежды на успешные переговоры.
- Это значит, что деньги потом и частями.
- Но даже частями столько выплатить очень тяжело, - возразил Геворк.
- Тогда есть другой вариант: всё будет кончено немедленно. Выбирай один из двух.
- Народ и так бедно живёт. Стыдно сказать, но женщины за серебряные драхмы честь продают.
- Честь продать невозможно, её можно только утратить, - поправил Геворка Мелите. – Таково нам, армянам, наказание за гордыню: кто слишком высоко возносится, тот потом низко падает. Этот закон незыблем. Нам никак нельзя возноситься над персами, по крайней мере, сейчас. Знаю, меня часто ругали за мою позицию, даже называли персидским прислужником. Но я, как и ты, служу только Господу Нашему Иисусу Христу. Он всё может, но не любым способом и не во всякую эпоху.
В своё время свет учения Христа к нам проник из Рима. Но при римлянах наша церковь почти не развивалась. А затем Господь послал победу персам, и Армению поделили: 4/5 досталось Ирану, 1/5 – Риму (Восточно-Римской Империи). И при владычестве персов сразу же начался расцвет. Сразу!!! Это было подлинно великое время. Почему персы всё это позволили и содействовали нашей церкви, а светские и церковные власти в Константинополе – нет? Потому что в Константинополе хотели, чтобы мы, армяне, приняв учение Христа, стали греками. Они были против того, чтобы у нас была своя, армянская церковь. А вот в Ктесифоне хотели, чтобы у нас была именно армянская церковь, притом сильная и сплочённая. У персов были свои планы. Им было нужно создать внутри христианской церкви влиятельную оппозицию, и таким способом влиять на политику своего западного соседа. В Константинополе почти четверть населения – армяне, среди которых много очень влиятельных людей. С их мнением считаются все, включая императоров. Поэтому персы позволили нам сделать прорыв, чтобы на все решения, принимаемые греческой церковью, мы отвечали собственными решениями, принципиально отличными от греческих. По замыслу из Ктесифона, на всякое греческое «да» армяне должны были говорить «нет», а на всякое константинопольское «нет», говорить «да». Это соответствовало их планам, но это соответствовало и нашим интересам. Не пошли Господь победу персам и не отдай он нас под их корону, у нас была бы либо греческая церковь, либо никакой.
Вот она сила Господа – нести свет своего учения даже руками врагов. И персы несут его учение дальше на восток. Они внедряют его у эфталитов. Язкерт ошибочно полагает, что христово учение вредоносно и действует разлагающе, поэтому и засылает в Эфталитское царство несториан. Скажи: кто бы их ещё туда послал? Константинополь явно бы этого не сделал.
Так что придётся терпеть персидское владычество как необходимое зло. И это зло – наименьшее из всех возможных зол.
************
После разговора с епископом Мелите отец Геворк принёс извинения Мушкану Нисалавурту и предоставил помещение храма для переговоров.
Мелите торговался как мог: грамотно и осторожно. Сумму компенсаций он снизить не сумел, но добился рассрочки на 10 лет и уплаты первых платежей только на следующий год. Должность марзпана переходила Артрормизду (впоследствии Йездигерд утвердил его назначение). Орден зурванитов получил право прямо вмешиваться во все церковные дела и подвергать цензуре любые религиозные трактаты. Церковь обязалась не препятствовать мобедам в распространении учения Заратуштры среди армян. Овсеп был лишён церковного сана. (Примечание. Впоследствии армянская церковь объявила Овсепа Вайодзорци святым). Католикосом всех армян провозглашался Мелите. При этом персидская делегация признавала на все будущие времена исключительные права рода Агбианосянов на епископство в Маназкерте и избрание следующего католикоса из их же фамилии. (Мелите был стар и испытывал проблемы со здоровьем).
Персы обязались в течение двух месяцев вывести всю свою армию и признали право армян исповедовать христианскую веру, но при условии, что армянские церковные иерархи никогда не будут соглашаться с греческими священнослужителями ни по одному принципиальному вопросу.
Когда писцы уже подготовили итоговый документ и дали его на утверждение сторонам, неожиданно запротестовал Пероз.
- Я никогда не подпишу этот позорный протокол, - решительно и эмоционально заявил он, и в знак категорического несогласия порвал данный ему экземпляр.
Персидская делегация из-за этого вынуждена была удалиться для совещания и повторного согласования позиции.
- Что ты себе позволяешь? – повысил на него голос Мушкан Нисалавурт. – У Геворка хамства нахватался?
- Армения – это не государство. Это всего лишь наша провинция. С каких это пор провинции диктуют нам свою волю? И вообще о чём можно говорить с побеждёнными? Они просто должны принять наши условия.
- А кто побеждён? – задал риторический вопрос Мушкан Нисалавурт. – Вардан Мамиконян убит и похоронен. Овсеп арестован и отправлен на суд в Нишапур. Все епископы из числа явных непримиримых сторонников Овсепа тоже арестованы. Одни бунтовщики погибли, другие сдались. Никто из этих людей ничего не диктует, а многие уже и не могут бунтовать, потому что мертвы. А с Мелите мы не воевали. Он сам недоволен Овсепом и его бандой.
- Хорошо, сейчас католикосом станет Мелите, затем, надо полагать, либо его сын, либо его младший брат. А кто потом сядет на церковный престол? – спросил Пероз. – Это почти наверняка будет кто-нибудь из учеников Овсепа. Сейчас они притихнут, будут сидеть, как мыши в норе, а потом вылезут и заявят о себе. Такой договор – это недальновидное решение. Мы всего лишь отложим проблему, но не решим. Надо признать, что наши предшественники ошиблись, когда позволили армянам укрепить свою церковь. Надо было сразу её душить.
- Тогда переместись назад во времени и задуши, - шутя, посоветовала Париса.
- Я непременно это сделаю, когда стану шаханшахом, - клятвенно заверил Пероз.
- А зачем? – спросил Михран. – Будете смеяться и удивляться, но, по-моему, самыми последовательными христианами здесь являемся мы.
- Кто это мы? – возмутился Пероз.
- Те, кто находится в этой комнате, - пояснил Михран. – Да, конечно, мы не верим во всю эту нелепицу, но разбираемся в ней. Вот послушайте ответы на простейшие религиозные вопросы, которые я задавал сдавшимся азатам и рядовым воинам. Специально записал. Обхохочетесь.
«Бога всех армян зовут Григорий, а Иисус Христос и Мария Магдалина – его родители».
«Иисус Христос – это армянский полководец, который храбро сражался с евреями под предводительством Понтия Пилата. Христос попал в плен, был предан суду и распят на горе Арарат. Евреи думали, что убили его, а он вознёсся на Небо и с тех пор покровительствует армянам».
«Иисус учил, что армяне – избранный народ. Евреям это не понравилось, и они решили его убить: подговорили судью, и тот за взятку вынес ему смертный приговор. Но Христос не умер на кресте. Он воскрес из мёртвых и стал новым армянским богом».
«Иисус был настолько умелым виноделом, что даже мог приготовить вино из воды. Он научил армян делать лучшее в мире вино».
А большинство ответов вообще не содержало ничего конкретного. «Иисус – это бог армян и всё». Когда я стал говорить, что Иисус Христос – еврей и жил в Иерусалиме, меня попросили «не оскорблять Господа».
Мой вывод таков: сюда занесли не веру, а церковь.
- Вот именно! – согласился Пероз. – Поэтому нужно вернуть армян к истинной вере.
- Наоборот, не нужно этого делать, - отрицательно отреагировал Михран. – Мне не хочется, чтобы лет через 100-150 моим потомкам тут рассказывали о том, что Заратуштра – это знатный армянин, сражавшийся против персов.
- Париса, а что вы обо всём этом думаете? – обратился к ней Мушкан Нисалавурт.
- Если Перозу так угодно, пусть распространяет учение нашего пророка среди армян. Это предусмотрено одним из пунктов договора. Практика показала, что веру нельзя распространить за день, за месяц и даже за год, а для её распространения совершенно необязательно держать армию.
- Послушай, Пероз, - вновь вмешался Мушкан Нисалавурт, - Йездигерд обозначил цель похода: убить или арестовать Овсепа, Вардана и их ближайших сторонников, подавить бунт и восстановить порядок. Никаких других целей перед войском не ставилось. Все задачи выполнены. Осталось только закрепить всё это документально. А ты ставишь какие-то новые цели. Вспомни золотые слова твоего отца: «Бесконечная цель при ограниченных средствах – залог неизбежного разгрома». К тому же хоть немного посмотри на состояние нашей армии. Никакой дисциплины. Воины разбрелись по девкам, пьянствуют с местными жителями, разворовали почти весь обоз. 35 человек уже впору объявлять дезертирами. Война как таковая закончилась. Это все чувствуют и понимают. Наступает расслабление. Важно, чтобы оно не переросло в разложение. А Армения – это такое место, где разлагается любая армия. Здесь никто не может выиграть окончательно. Тут возможно только договориться, но ты, к сожалению, этого не понимаешь.
Перозу толком нечего было ответить, но свою печать под договором он ставить отказался. Впрочем, это обстоятельство делу не помешало. Договор был подписан без него.
************
На следующий день персы начали сворачивать лагерь.
- Ты так и не доложил о результатах визита к ведьме, - обращаясь к Вазгену, спросил Мушкан Нисалавурт.
- К сожалению, в ночь, когда я у неё остался, она умерла.
- Какое странное совпадение! – вмешавшись в разговор, заметила Париса.
- Она была очень стара. Даже если бы она и не скончалась, мы всё равно не довезли бы её до Нишапура, - пояснил Вазген.
- Йездигерд будет расстроен, - с сожалением тяжело вздохнул Мушкан Нисалавурт. – Шаханшах был наслышан о её необыкновенной силе.
- А преемница у неё осталась? – поинтересовалась Париса.
- Да, - ответил Вазген. – Это молодая женщина. Её зовут Агуник.
- Сколько ей лет? – спросил Мушкан Нисалавурт.
- На вид где-то 25-27.
- Ты в неё часом не влюбился? – улыбнулась Париса.
- А как вы догадались?
- У тебя в глазах всё написано. Наверное, подсыпала тебе в чашу какое-нибудь зелье и приворожила, - посмеялась глава ордена зурванитов.
- Нет, - как-то нерешительно ответил Вазген и пожал плечами. – Я даже захотел на ней жениться, но она отклонила моё предложение. Сказала, что она – не моя судьба.
- Может, она просто захотела распалить твою страсть и проверить твои чувства, - сделала предположение Париса.
- Не думаю, - засомневался Вазген. – Я провёл с ней ночь. Она сама ко мне пришла.
- Дала, но замуж не пошла, - подкусил Вазгена Мушкан Нисалавурт.
- Получается, что так, - согласился Вазген. - Околдовала, очаровала, а затем отвергла.
- То есть, она тебя по своим колдовским представлениям рядом с собой не увидела, - продолжила допытываться Париса.
- Сказала, что я встречу другую, и что эта другая девушка будет писаной красавицей, которая голая свалится мне под ноги.
Париса и Мушкан Нисалавурт дружно расхохотались.
- Мечта всех мужчин – жениться на красавице, да так, чтобы та сама с неба свалилась прямо в постель, с горящими от любви глазами и согласная на всё, – прокомментировала Париса.
- Что сказала, то сказала, - развёл руками Вазген.
- Все мужчины этого хотят, но так не бывает, - покачала головой Париса. – Видимо, дар этой Агуник не передался.
- Да вы посмотрите на местных жителей, - подкатил глаза Мушкан Нисалавурт, - ни ума, ни культуры. Один с крепостной стены сыплет ругательствами, другой отказывается нас принимать, третья всякую чушь мелет. И здесь все такие. Правильно мы вчера решили: уходить надо, иначе сами все чокнемся.
- Выбрось из головы это ведьму, - легко похлопывая Вазгена по плечу, посоветовала Париса.
- Да как её теперь выбросишь? Она же теперь родит от меня.
- После этого похода в Армении детей родится больше, чем солдат в нашей армии, - пошутил Мушкан Нисалавурт.
- Но мне-то как быть? – спросил Вазген. – Просто взять и уйти?
- Ты на службе, - заметил персидский полководец. – Я не давал поручений спать с местными женщинами. Конечно, понимаю, увидел армянин армянку, соскучился и со скуки наделал глупостей. Но пора отсюда уходить, а то я сам скоро буду мыслить по-армянски и тронусь умом от какой-нибудь колдуньи.
************
Поход на армян нельзя было назвать ни успешным, ни провальным. Серия взаимных ошибок довела дело до войны, которая завершилась, по большому счёту, ничем. В наибольшем выигрыше остались, по сути, второстепенные фигуры – Артрормизд, ставший марзпаном, и Мелите, получивший престол католикоса.
Зурванитское рукоположение все остальные армянские иереи не признали, хотя и не выражали протеста. От низложенного персами Овсепа попросили разрешения провести собор с целью избрания нового католикоса. Тому деваться было некуда, и он, сидя в нишапурской тюрьме, разрешил. Все формальности были соблюдены, и собор единогласно утвердил главой армянской церкви епископа Мелите.
Суд над Овсепом и его сторонниками из числа церковнослужителей превратился в трёхлетнюю тягомотину. Поскольку Византия тоже имела претензии к бывшему армянскому католикосу, из Константинополя в Нишапур для участия в процессе был направлен высокопоставленный судья. Однако этот судья не говорил ни по-персидски, ни по-армянски. Пришлось задействовать переводчиков, которые всё, что говорили участники процесса, переводили с персидского на греческий и армянский, с греческого на армянский и персидский, а с армянского – на персидский и греческий.
Слушания проводились публично, и мало-помалу превратились в некую театральную постановку с вполне предсказуемым финалом, но с множеством пикантных подробностей. Зал заседаний не вмещал всех желающих, поэтому протоколы заседаний чтецы затем зачитывали на площади.
Дело порой приобретало неожиданные обороты. Спустя некоторое время после начала слушаний Овсеп и его сторонники усилиями некоторых поэтов стали превращаться то в комических персонажей, то чуть ли не в героев.
Вот отрывок одной из поэм о событиях в Армении.
Сцена: епископы у католикоса.
Епископы:
«Денег хочет шаханшах,
Шаханшах, шаханшах.
Что нам делать? Вах-вах-вах,
Вах-вах-вах, вах-вах вах.
Мы не платим много лет,
Много лет, много лет.
Говорим, что денег нет,
Денег нет, денег нет».
Овсеп:
«Что к армянам попадёт,
Попадёт, попадёт,
То сам дьявол не найдёт,
Не найдёт, не найдёт.
Можно вовсе не платить,
Не платить, не платить,
И красиво дальше жить,
Дальше жить, дальше жить».
Епископы:
«Но он армию пошлёт,
Ой, пошлёт, вай, пошлёт,
Всех застопчет, разнесёт,
Разнесёт, разнесёт.
Всех кнутами будет бить,
Будет бить, будет бить,
И заставит заплатить,
Заплатить, заплатить».
Другая распространившаяся стихотворная поэма о событиях армянского мятежа получилась уже отнюдь не сатирической.
Шаханшах:
«Народ убоится царя своего,
Я долго им правлю и знаю его».
Мудрец:
«Как сказочным снадобьем лечится страх:
Где голод в желудках, там смута в умах»
Шаханшах:
«Народ на царя не посмеет восстать».
Мудрец:
«С отчаянья мышь может храброю стать.
И с силою льва может рыкнуть котёнок,
И с доблестью ратной сразиться ребёнок.
И с искры бывает неистовый жар.
Но чем остановишь ты этот пожар?
Шаханшах:
«Бессмертные воины! Щиты и мечи».
Мудрец:
«От жалящих пчёл не спасают они.
Коль вышел на волю неистовый джинн,
Над всеми и вся станет он господин».
А третьего поэта и вовсе приговорили к 40 ударам плетью и изгнанию из столицы за стихи, в которых заподозрили неодобрительный намёк в сторону властей.
Армян бы поучить чуть-чуть подольше,
Ум у них есть, вот мудрости б им больше.
Но кто себя считает мудрецом,
На деле часто выглядит глупцом,
И от «премудрости» такое натворит,
Что никакой дурак не повторит.
Героем тот «мудрец» войдёт,
Но не в историю, а в анекдот.
Поэта заподозрили в том, что он назвал дураком самого шаханшаха. Но со стихотворцем хорошо поработал адвокат, и автор поэмы стал доказывать, что данная фраза относилась не к Йездигерду, а к Васаку Сюни. Судьи, хорошо посовещавшись, решили, что при отсутствии указаний на какое-либо конкретное лицо, стихи следует расценить как «непристойную критику в адрес неустановленного представителя власти». Поэму запретили.
Васак Сюни также предстал перед судом. Его обвинили в государственной измене и в преступном попустительстве. Дело армянского марзпана было выделено в отдельное производство и рассматривалось в закрытом режиме, поскольку на нём оглашались секретные документы. Населению просто было объявлено о том, что Васак Сюни – подсудимый и вкратце сообщалось, в чём именно заключается суть обвинений против него.
В качестве неопровержимых доказательств было предъявлено несколько писем, скреплённых личной печатью марзпана и адресованных императору Маркиану. В этих письмах Васак Сюни предлагал византийскому басилевсу вмешаться в армянские дела и забрать Армению под покровительство Константинополя. Марзпан никак не ожидал, что Маркиан передаст все его послания в Нишапур.
Однако до приговора Васак Сюни не дожил. Он умер в тюремной камере от сердечного приступа. (Примечание. Армянский автор Егише указывает, что марзпану всё же был вынесен смертный приговор, но его не успели привести в исполнение из-за скоропостижной кончины. Однако в Персии смертные приговоры приводили в исполнение на рассвете следующего дня после вынесения обвинительного вердикта).
Речи адвокатов, вопросы судей, объяснения епископов и показания свидетелей обсуждались всеми слоями населения. А им было что обсуждать. Васак Сюни давал показания против церковников, те, в свою очередь, в долгу не оставались и охотно сообщали обо всех махинациях марзпана. В общем, все друг друга сдали с потрохами, и эти «потроха» обнажили далеко не самые светлые стороны жизни армянской аристократии.
Цель превращения судилища в грандиозный спектакль государственного масштаба была очевидна: население должно было убедиться в том, что все деньги украли родовитые армяне и вообще большая часть бед происходит именно от них.
Армянские священнослужители неоднократно апеллировали к суду по поводу того, что они сражались за веру, однако судьи последовательно отклоняли их доводы, ссылаясь на то, что их никто не обвиняет в поклонении Христу, и это вообще не преступление.
Обвинение напирало на то, что причина бунта заключалась в намерении замести следы неслыханного воровства и в присвоении налогов, собираемых на нужды всей державы, а вера была всего лишь прикрытием неблаговидных замыслов.
Как и ожидалось, суд приговорил католикоса Овсепа, всех взятых с ним церковнослужителей и перешедшего на сторону армян мобеда к смертной казни. Им вменили в вину неуплату налогов, организацию убийств мобедов, взяточничество в судах (в Армении роль судей исполняли священники, а верховным судьёй являлся сам католикос), измену шаханшаху, подготовку и участие в бунте, а также содействие врагу (попытки переговоров с гуннами).
Византийский судья этих вопросов не касался, так как они являлись сугубо персидскими, но от имени своей державы признал Овсепа и Левонда военными преступниками (за нападение на Дербент).
Всех приговорённых казнили во дворе нишапурской тюрьмы. Перед началом казни иерей Левонд предложил Овсепу первым подставить голову под топор, дабы остальные смирились с участью и не пали духом.
По свидетельству немногочисленных свидетелей казни, в том числе армян, допущенных на это действо, приговорённые приняли смерть достойно: не молили о пощаде, не рыдали и не падали в обморок.