Игорь Коломийцев.   В когтях Грифона

Глава семнадцатая. Спорное царство (продолжение)

Первую захваченную добычу Приск отправил в дар императору и его семье, что чуть было не вызвало бунт воинов, которые понимали, что их лишают положенной доли трофеев. Стратег с трудом успокоил ратников, говоря, что таким образом они докажут свой успех. Кстати, пленные и трофеи, доставить которые поручили некому Татимеру и триста воинам, едва не были перехвачены на шестой день пути, "когда ромеи в полдень стояли лагерем беззаботно и без всяких предосторожностей, а кони щипали траву, внезапно напал на них отряд" неких склавинов. Вероятнее всего, происшествие случилось уже к Югу от Дуная, что объясняет расслабленность византийцев, полагавших себя на родной земле. Но тогда получается, что атаковали их те склавинские грабители, что успели обосноваться по другую сторону Истра, в Нижней Мезии. Только вовремя подоспевшая ромейская пехота позволила сохранить добычу и доставить её императору. Маврикий был чрезвычайно рад первому, после череды поражений, успеху войска в Европе. Он даже велел отслужить по этому поводу благодарственный молебен. Что касается Татимера, командира отряда ромеев, то его историки зачастую объявляют крещённым славянином на византийской службе. Впрочем, как справедливо указывают авторы "Свода", имя, которое он носил, по всей вероятности, не было славянским. Корень *mer- всегда был популярен в этом плане у германцев. Например, Филимер – третий готский царь по Иордану; Хлодомер – франкский правитель из династии Меровингов согласно Григорию Турскому.

От неуклюжих попыток современных исследователей расслышать на берегах Дуная VI века хоть одно славянское прозвище вернёмся к приключениям византийской армии в землях нынешней Валахии. Как пишет по этому поводу Феофан: "Между тем, Приск, сделавшись самоуверенным, проник далеко во внутренние области склавинов". Его отряд подошёл к реке Иловакию (Ηλιβακία) (по всей видимости – к Яломице), а разведка переправилась на тот берег. Удача снова сопутствовала ромеям. Они наткнулись на группу склавинов и легко рассеяли её. Варвары спрятались в зарослях камыша. Греки хотели поджечь его, но из-за влажности пламя не разгоралось. Но тут на их сторону перебежал один гепид, христианин по вероисповеданию, указавший тропинку среди болот и с радостью предавший своих вчерашних товарищей. Начальник разведки Александр подверг их пыткам, пытаясь выведать информацию, "но варвары, впав в отчаяние и ожидая смерти, не обращали внимания на мучения, как будто эти страдания и удары бича относились к чужому телу".  Зато настоящим кладом для ромеев оказался гепидский перебежчик. Без всякого принуждения он рассказал, что "пленные являются подданными Мусокия (Μουσοκιος), которого варвары на своем языке называют "риксом", что этот Мусокий находится от них в тридцати парасангах (около 180-210 километров), что взятых в плен он послал в качестве разведчиков, для того чтобы высмотреть римские силы, что он слыхал, какое поражение недавно понес Ардагаст". Гепид вызвался за вознаграждения предать варваров в руки ромеев. Он явился к Мусокию и выпросил у него челноки-однодеревки, якобы, для того, чтобы спасти оставшихся в живых воинов Ардагаста. На самом деле он перевёз на них через реку Паспирий (вероятнее всего – Бузэу, правый приток Сирета) византийских воинов. Мусокий в это время справлял поминки по усопшему брату. Он и его ратники были мертвецки пьяны. Приск напал на них среди ночи, устроил кровавое побоище, захватил огромную добычу и множество пленных, включая самого рикса Мусокия.

Правда, затем, уверовав в окончательное поражение врагов, греки чуть было не поплатились за это: "Побежденные склавины, собравшись вместе, в свою очередь отплатили ромеям за это нападение. И эта расплата была бы тяжелее, чем предшествующее нападение ромеев, если бы их не победил в сражении Гентзон, собрав вокруг себя пешие войска. Утром Приск нескольких из начальников отрядов посадил на кол, да и иных из тяжеловооруженных солдат подверг жестокому бичеванию". Неприятный сюрприз ожидал победителей склавинов в послании, доставленном Татимером из Константинополя. Император велел войску зазимовать на северном берегу Дуная. Воины открыто возмутились: "Они говорили, что холода здесь невыносимые, а бесчисленные толпы варваров непобедимы". Приск едва их успокоил, обещая вернуться на южный берег. "Войска отказывались дальше оставаться в варварской стране – они боялись, как бы варвары, внезапно восстав, не унесли их добычу".

Но, как оказалось, на берегах Дуная ромеев поджидала ещё более грозная опасность: "Дня через три Приску было дано знать, что каган хочет напасть на ромейские земли и что он приказал толпам склавинов переправиться через Истр; в страшном гневе он едва мог перенести, что ромейские войска покрыли себя столь великой славой". В данном случае под "склавинами", наверное, уже подразумевались паннонские подданные кагана, поскольку дакийские племена, накануне разгромленные римлянами, вряд ли могли так быстро собрать новые "толпы". Фактически, войско Баяна заперло византийцев в стране склавинов, угрожая напасть на них во время переправы через великую реку. Приск убоялся открытого противостояния с аварами и отправил в ставку кагана ловкого переговорщика – лекаря Федора. В свою очередь многие знатные авары, включая Таргития, уговаривали Баяна не начинать войну с греками, "они говорили, что он сердится на них несправедливо". Проще говоря, с точки зрения представителей аварской знати, византийцы, напав на склавинов Валахии, не нарушили условий мирного договора.

У самого кагана на сей счёт было другое мнение. Баян говорил о действиях Приска следующее: "Ведь он вторгся в мою землю и совершал незаконные нападения на моих подданных. Пусть же и плоды удачи будут общими". Иными словами, аварский царь утверждал на то, что Валахия входит в состав его владений, а посему он рассчитывал, как минимум, на свою долю в добыче византийцев. Это довольно циничное предложение в свою очередь показалось справедливым Приску, и он уговорил воинов поделиться трофеями. Как пишет Феофилакт Симокатта: "В силу этого ромеи отдали кагану военнопленных варваров, лишив его доли в другой добыче, и на этом закончили споры. Каган с удовольствием принял возвращенных ему варваров и разрешил ромеям пройти через его землю. Итак, ромеи отдали даром кагану пять тысяч варваров и вернулись в Дризиперы. А стратиг прибыл в Византию. За все это Маврикий бранил Приска и упрекал его в легкомыслии и ошибках, считая, что он безрассудно отдал варвару добычу". Меж тем, Феофан так уточняет суть данной операции: "Приск отдал кагану пленных за право свободной переправы. А всю остальную добычу оставил при себе и безопасно переправился чрез реку". Как видим, византийцы оказались в своеобразной ловушке на северном берегу Истра, поскольку часть территорий Нижней Мезии авары считали своими владениями и не собирались пропускать через них ромеев без выкупа. Разгневанный уступкой пленников и отказом Приска зазимовать в стране склавинов, василевс отстраняет от управления войском победоносного стратега и назначает на его место своего брата Петра.

По ставшей нам уже привычной схеме давайте снова разберёмся с той информацией, что стала нам известна из византийских летописей. Итак, разгромив Ардагаста, Приск на этом не удовлетворился и двинулся вглубь страны склавинов. Вероятнее всего, боевые действия развернулись в Северо-восточной Мунтении, на берегах реки Бузэу, с ней принято отождествлять летописный Паспирий. Но даже если учёные и заблуждаются на этот счёт и дело было чуть восточнее, на берегах реки Сирет, принципиально ничего это не меняет. В любом случае, очевидно, что Приск не мог продвинуться слишком далеко к Северу. Область Ардагаста и страну Мусокия разделяла дистанция в двести километров, не более. Таким образом, византийская армия действовала на стыке двух исторических провинций: Валахии и Молдовы, как раз в центре области, занимаемой ипотештинскими племенами. Грубо говоря, в конце своей экспедиции Приск проник приблизительно туда, откуда всадники Баяна начинали свой "великий поход" 579 года. Некогда тут находилась ставка Даврита. Теперь здесь правит некто Мусокий. Имя этого человека явно не славянское, самая близкая ему аналогия обнаруживается в Степи: шурина Батыя звали Мусук, что на языке кочевников значило "Кошка". Белорусский историк Сергей Рассадин утверждает: "Итак, Μουσόκιος – это, наверное, греческая запись княжеского имени тюркского происхождения, Mus(uk)". Ещё более запутывает славистов титул "рикс", причём в тексте Симокатты сказано, что так предводителя склавинов называют "варвары на своем языке". Известно, что риксами именовали собственных монархов кельты, готы ("reiks") и даже поздние гунны, достаточно вспомнить царицу-вдову по имени Боарикс у савиров. Но в лексиконе славян такого слова никогда не существовало. Получается, что эти непостижимые придунайские склавины, судя по их именам и титулам, упорно не желали изъясняться на славянском наречии.

Любопытно, что Симокатта называет "риксом" исключительно Мусокия, в то время как Ардагаста именует всего лишь военачальником. Складывается впечатление, что первый был верховным вождём всех склавинов, а второй – возглавлял небольшое племя, обитавшее в междуречье Арджеша и Яломицы, и находился у него в подчинении. По крайней мере, Мусокий отнёсся к разгрому подданных Ардагаста, как к своей беде, и немедленно выделил лодки для спасения остатков войска. Некоторые учёные объявляют Мусокия главой дулебского союза племён. Версия строится на столь шатком основании, о котором даже говорить смешно. Арабский историк X века Аль-Масуди упоминает некого славянского царя Маджака в стране Валинана, которому "в прежнее время" подчинялись все славянские цари. Ряд исследователей отчего-то сопоставили последнюю область с Волынью, а Маджака – с Мусокием. Сергей Алексеев, к примеру, предпочитает говорить о "дулебском племенном союзе под предводительством  Мусокия-Маджака".

Но давайте хоть немного пораскинем мозгами. Рикс Мусокий у придунайских склавинов появился только после похода Баяна 579 года, до того здесь всем заправлял Даврит. Экспедиция Приска состоялась в 594, самое позднее, в 595 году. Значит, правил новый вождь недолго – лет пять или шесть. Ни до какой Волыни, разумеется, Приск не доходил, скорее всего, не забредал он даже в Молдову, ограничившись землями Восточной Мунтении. Между тем, Мусок, согласно летописям, немедленно узнаёт о разгроме Ардагаста и тут же высылает свою разведку навстречу армии Приска. Так быстро отреагировать на события склавинский царь мог лишь в том случае, если сам он постоянно жил поблизости от Дуная. Таким образом,  о Волыни в связи с ним и речи быть не может, этот правитель находился непосредственно в Валахии. Кроме того, Мусокий показал себя чрезвычайно слабым полководцем. Справляя поминки, расслабился и позволил уничтожить своё войско, в результате чего и его люди и сам он попадают в плен. О таких горе-правителях не слагают легенды, память о подобном неудачнике не могла сохраняться веками. В лице Мусокия мы имеем жившего на Нижнем Дунае весьма недолговечного царька, правившего меньше шести лет, показавшего себя полным ничтожеством и пьяницей, ставшего в конце концов жалким рабом у аварских кочевников.

Через три с лишним столетия арабский писатель Аль-Масуди пишет буквально следующее: "Из этих племен одно имело прежде в древности власть (над ними), его царя называли Маджак, а само племя называлось Валинана. Этому племени в древности подчинялись все прочие  племена сакалиба, ибо (верховная) власть была у него и прочие цари ему повиновались. Затем следует сакалибское племя Астабрана, которого царь в настоящее время называется Саклаих; ещё племя, называемое Дулаба, царь же их называется Ванджелава. Затем племя, называемое Бамджин, а царь называется Азана; это племя самое храброе между сакалиба и самое искусное в наездничестве. Ещё племя, называемое Манабан, а царь называется Занбир. Затем племя, называемое Сарбин; это сакалибское племя грозно (своим противникам) по причинам, упоминание коих было бы длинно, по качествам, изложение которых было бы пространно, и по отсутствию у них закона, которому они бы повиновались. Затем идет племя, именуемое Марава; затем племя, называемое Харватин; затем племя, называемое Сасин и племя, по имени Хашанин; затем племя, по имени Баранджабин". Как видим, лишь некоторые племена из перечня арабского историка могут быть опознаны (дулебы, сербы, хорваты), большинство же названий выглядит совершенно фантастично. Правитель Маджак (в другой транскрипции – Майак) – это не имя, а, скорее всего, титул. Впрочем, даже если бы речь шла о конкретном вожде, то в данном контексте он выглядит ничуть не реальнее царя Гороха из русских народных сказок. Что общего у этого почти мифологического монарха может быть с вполне конкретной исторической личностью, пусть и не слишком прославившейся – риксом Мусокием, жившем в конце VI века на Нижнем Дунае? Соединять их в единое целое могут лишь люди с чрезвычайно развитым, на грани болезни, воображением. Короче, такое под силу только отечественным славистам.

Обращает на себя внимание весьма неопределённый статус придунайских склавинов.  Когда ему выгодно, каган признаёт их своими подданными, но с другой стороны – нести полную ответственность за их деятельность отнюдь не желает. Византийцы тоже вполне сознают двойственность прав кочевников в отношении северных грабителей. С одной стороны, имперские войска вторгаются в земли последних, несмотря на протесты степняков, с другой – Приск соглашается отдать кагану пленных варваров. Всё это выглядит так, как будто авары уже начали покорять данных людей, но до конца ещё в этом не преуспели. Склавины Валахии пока не полноценные подданные кагана, но уже находятся под его покровительством.

Как ни парадоксально это прозвучит, однако, походы византийцев за Дунай оказались выгодны в первую очередь аварскому кагану. И не только потому, что, не вступая в бой, он обретал свою долю добычи. Послушайте, что пишет по данному поводу Сергей Алексеев: "Разгром словен (придунайских склавинов) в целом был на руку аварам. С поражением Радогоста (Ардагаста) и пленением Мусока (Мусокия) каган получал реальную власть над дунайцами, оставшись для них на какое-то время единственной организующей силой". Действительно, устранив наиболее влиятельных племенных вождей, греки, сами того не желая, подтолкнули здешних аборигенов в крепкие объятия степного царя. Тот получал монополию на власть к Северу от Дуная.

Возникает ещё один занятный вопрос: почему император так настаивал на зимовке своей армии в землях склавинов? Ведь данный приказ чуть было не вызвал бунт среди его воинов и поставил Приска в крайне затруднительное положение. Разгадка корениться в личности византийского василевса. Трусливый Маврикий считал себя крупным теоретиком военного искусства, возможно, и был таковым. Он написал книгу, названную "Стратегиконом". В ней, размышляя о способах войны с различными варварами, Маврикий приходит к следующим выводам относительно склавинов и антов: "Нападения на них необходимо производить лучше в зимнее время, когда они не могут легко укрыться из-за обнаженности деревьев, да и снег выдает следы убегающих, и домочадцы их бедствуют, будучи почти нагими, и, кроме того, реки, замерзнув, становятся преодолимыми". 

Учитывая, что до той поры византийцы ни разу не пытались вторгаться во владения придунайских аборигенов в зимний период, можно предположить, что опирается в данном случае автор "Стратегикона" на боевой опыт аварского кагана Баяна, последовательно разгромившего сначала антов, а затем и склавинов. Кроме того, зимовка армии в чужих землях значительно облегчала положение казны. Император же, как это ни прискорбно признавать, был изрядным скрягой. Однако, то, что прекрасно звучит в теории, не всегда срабатывает на практике. Стойкость византийских солдат, в сравнении с аварскими всадниками, оставляла желать лучшего. Греки привыкли зимовать в тёплых казармах, за стенами укреплённых городов. Встречать холода в стране, где люди не строят домов, но живут в земляных норах, греться у костров в чистом поле, искать продовольствие среди заснеженных лесов и теснин – это было испытание, к которому хвалёные имперские ратники морально не были готовы.