Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава тридцать четвертая. Элита и секреты мастеров
– Напрасно вы так расстраиваетесь, Уотсон. Говоря на чистоту, идея моравско-словацкой прародины славянской речи изначально выглядела довольно зыбкой. Что-то мне не доводилось ранее слышать о случаях, когда окраины сумели бы навязать свой язык центральным регионам. Теперь же, когда мы прояснили происхождение северо-западных провинциалов, версия американского историка и вовсе повисла в воздухе без опоры. Но в науке даже отрицательный результат зачастую является шагом вперёд. Значит, надо искать иные варианты объяснения феномена внезапного и чрезвычайно широкого распространения единого наречия.
– Поражаюсь вашему неиссякаемому оптимизму, Шерлок. Только-только у нас появилась внятная гипотеза – славянская речь как лингва-франка Аварского каганата. Она хотя бы проливала свет на загадку: почему один язык стал достоянием многих народов. Я уже было сам поверил в эти догадки. Как вдруг мы снова оказываемся в тупике. Единственные ворота – Моравия и Нитра – через которые явно восточноевропейское по происхождению наречие могло просочиться внутрь Карпатской котловины, оказались заперты на прочный засов. Царство Само, на которое в этом плане возлагалось столько надежд, обернулось маленьким и недолговечным образованием на франко-аварской границе. В лучшем случае мятежники контролировали Богемию, Саксонию (междуречье Эльбы и Заале) и Северную Баварию. Все эти области расположены слишком далеко от ядерной территории Аварского каганата. Маловероятно, что язык столь отдалённейшей периферии мог каким-то волшебным образом просочиться на Средний Дунай, а затем ещё и на Балканы.
– Дело не только в том, что подданных Само и основную массу населения Аварского каганата разделяли сотни километров. Важнее другое – их разделяла война и реки пролитой крови. В истории не было, и наверное, никогда не будет примера, чтобы народ добровольно отказался от собственного наречия ради языка врагов, живущих по другую сторону государственной границы. Этот вариант совершенно исключён, Уотсон. Даже когда держава мятежников пала, всё что с ней было связано, наверняка, вызывало у жителей степной Империи стойкое неприятие. Язык побеждённых врагов презирают, его отвергают. Представьте, доктор, реакцию англичан, французов или русских, если бы им кто-либо предложил в 1945 году вместо родного языка перейти на немецкую речь. То-то и оно! Схожие эмоции по отношению к восставшим, наверняка, испытывали и обитатели остальной части Каганата. Впрочем, в принципе не доказано, что бунтовщики изъяснялись на славянском наречии. Ведь версия Генриха Кунсманна о том, что титул здешнего князя происходит от славянского корня "сам" принята далеко не всеми учёными. А других аргументов в пользу того, что они пользовались искомым наречием, у нас нет.
– Погодите, Холмс, но ведь Фредегар прямо называет этих людей "склавами".
– Что ж с того? Точно также Павел Диакон именовал тех, кто жил к югу от Дуная, на границе с Баварией, а также племена, вторгавшиеся в Северную Италию и Истрию. Ещё раньше схожим образом – "склавинами" – византийские авторы величали жителей Валахии и Молдовы. Само по себе это отнюдь не доказывает, что все эти народы говорили на едином праславянском наречии. Общий язык мог появиться у них позже. Например, в рамках сокрушившего всех своих врагов Аварского каганата в пору его расцвета, после 665 года.
– В таком случае, как вам кажется, Холмс, какие этнические элементы стали опорой мятежников?
– Надо полагать, двигателем восстания Само являлись аварские полукровки, жившие в западной части Каганата. Я, кстати, не исключаю и такого варианта, что мятеж мог начаться на довольно внушительной территории, охватив первоначально почти всю Паннонию. Конечно, авары удержали власть над большей частью степной Империи. Но мы не знаем, какой ценой далась им эта победа. Археологи, изучающих этот период, полагают, что на условную дату 630 год приходится коренная ломка устоев кочевой державы. Они замечают существенный сдвиг аварских вещей на Запад. Соответствующее оружие, пояса и украшения появляются теперь в Моравии и в Словакии, а в районе нынешней Вены сгусток находок оказался так велик, что исследователи заподозрили, что в этих местах возникла вторая столица Каганата. Некоторые исследователи трактуют это явление как расширение Аварского царства на Запад. Что не совсем верно. Империя беглых кочевников и без того владела всеми землями вплоть до границ Баварии и Тюрингии ровно с того момента, как Баян подписал мирный договор с предводителем франков Сигисбертом. До внутренних потрясений, однако, ядро аварской орды предпочитало кочевать в долине Тисы. Это единственное место внутри Карпатской котловины, занятое степью, то бишь, подходящее по всем условиям для традиционного образа жизни вечных скитальцев-скотоводов. Отчего же им вдруг понадобилось перебираться в Нижнюю Австрию, Моравию и Нитру, где кочевникам не развернуться? Показательно, что с этого же периода принципиально изменилось положение покорённых народов внутри Каганата. На раннем этапе, до кризиса 630 года, археологи наблюдали фактически самостоятельное проживание разных этнических элементов в отдельно взятых регионах. К примеру, выходцы из Лангобардского царства населяли северную часть Паннонии. Бывшие гепиды обитали в Южной Паннонии и на Трансильванском плато. Присутствие степняков в данных землях было чисто символическим. На паннонских или трансильванских кладбищах из тысяч могил в лучшем случае одно-два захоронения совершалось с лошадьми. Восстание Само коренным образом меняло положение дел. Отныне все этнические элементы внутри Каганата оказались тщательным образом перемешаны меж собой. Как будто кто-то специально селил в одном посёлке бывших гепидов, лангобардов, римлян и восточноевропейцев так, чтобы через одно-два поколения они уже выглядели единым этносом. Всадников при этом повсюду стало существенно больше.
– Складывается впечатление, что аварам пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать в повиновении все те края, что были завоёваны ими ранее. Но мне неясна этническая ситуация в царстве Само. С ваших слов выходит, что мятежные земли были заняты людьми, похожими в этом плане на обитателей Нижней Австрии, Моравии и Нитры. И там, и там попадаются одинаковые вещи, встречаются близкие похоронные обряды, а керамику, найденную, к примеру, в Богемии не отличить от посуды из моравской долины, поскольку везде в данном секторе господствует "дунайская" традиция, при наличии ещё и толики пражских горшков. Как это можно объяснить? Что вообще думают по этому поводу слависты?
Северо-западный сектор. Зона распространения двух видов керамической традиции: дунайской и пражской
– Позвольте, Уотсон, вместо ответа на ваш вопрос я процитирую российского историка Сергея Алексеева: "Памятниками авар к северу от Дуная остались кочевнические захоронения в славянских или смешанных могильниках – в сопровождении коней, с предметами конской сбруи. Они обнаружены повсеместно – но в небольшом по отношению к общему числу погребений количестве. Наиболее крупные аваро-славянские кладбища появились в VII веке в Поморавье и Словакии. В Голиаре 26 аварских всадников с конями погребены на старом славянском могильнике, среди сожжений славянских общинников. Вместе с ними появляется гончарная керамика позднеримских и дунайских типов. В Нове Замку близ Нитры из 514 погребений – 26 всаднических с конями, в 4 случаях с оружием. Основанный в начале VII веке могильник в Желовцах (Словакия) в числе 870 могил содержал немало всаднических погребений. В 18 из них найдены кочевнические сабли, в том числе в одном детском, в 10 – луки. При оценке этих данных надо иметь в виду, что погребения совершались на протяжении весьма долгого времени, до полутора-двух веков. Аварские вещи обнаруживаются и на славянских поселениях в Словакии и Южной Моравии. Дальше на север проникали лишь отдельные авары – или аварские предметы. Богатые поясные наборы, к примеру, ценила и чешская знать. Помимо всего прочего, славянские мастера изготавливали для авар ремесленные изделия – в том числе оружие и детали высоко ценившихся кочевой (и славянской) знатью поясных наборов. Привезенные с востока образцы становились импульсом для дальнейшего развития славянского ремесла".
– Насколько я понял, Алексеев придерживается того же подхода, что и Мария Гимбутас. Он твёрдо убеждён, что в здешних местах обитают "славяне" и приписывает последним любые вещи, отличные от бывших в обиходе у кочевников. Если в могиле нет конского скелета, узкого меча и степного лука, значит она автоматически переходит в разряд славянской. Весьма удобный метод для славистов! При этом российский историк постоянно подчёркивает, что всаднических захоронений в Моравии и Нитре найдено немного. Не более 3-4% от общего количества, если судить по кладбищу в Нове Замку. Как будто для того, чтобы управлять территорией, надо непременно пребывать в численном большинстве. Впрочем, с некоторыми очевидными выводами российский исследователь согласен. Он признаёт, что в этих местах типичные аварские "погребения совершались на протяжении весьма долгого времени, до полутора-двух веков". Следовательно, никуда отсюда кочевники уходить не собирались. Интересно, что находки степного типа, сделанные в Богемии, этот историк отписывает уже "чешской знати". Хотя не исключает, что отдельные авары могли просачиваться на Север. Надо полагать, это означает, что тамошние всадники тоже покоились вместе с аварским оружием и геральдическими поясами. Объяснение этому явлению предлагается простое: "чешская знать", она же, вероятно, элита державы Само, дескать, ценила подобные вещи. А изготавливали их, конечно же, "славянские мастера". Кто же ещё?! Авары, типа, привозили с Востока образцы, а подражания им успешно клепали умельцы из числа горшечных племён.
– Вы правы, Уотсон, позиция восточноевропейских учёных по отношению к "аваро-славянской" культуре представляется весьма уязвимой и глубоко противоречивой. С одной стороны тот же Алексеев вроде бы принимает очевидные факты, с другой пытается всячески их вывернуть в угоду нужной ему концепции. Так он заявляет: "Аварские воины-всадники пытались заменить собой и своим полуславянским потомством племенную верхушку, но численность их оставалась незначительной. Местная же знать в значительной части оказалась истреблена". Простите, но что значит "пытались"? Почти два века эти люди безраздельно властвовали в данной местности. Они и были здешней элитой. Никаких других управленцев в тамошних краях днём с огнём сыскать нельзя. Российский историк это обстоятельство, хоть и слишком неохотно, признаёт. Но тут же всячески пробует показать, что "всадники" противостоят основной массе населения. Главный аргумент – "численность их оставалась незначительной". Подразумевается, что малое число "пришельцев" не могло навязывать свою волю огромному количеству аборигенов. Похоже, что в погоне за своими химерами слависты перестали сознавать самые элементарные вещи. Ни в одном государстве никогда элитные воины не составляли большинства населения. На то они и элита! Даже там, где кочевало ядро аварской орды, всадниками являлись в лучшем случае десять процентов сообщества. Чтобы в этом убедиться загляните на любое аварское кладбище тиса-дунайского междуречья. Треть могил там принадлежит детям. Из оставшихся большая половина – женские погребения. Из мужчин далеко не каждого сопровождало степное оружие и верный конь. Надо понимать, что у степняков имелись слуги и рабы, ремесленники и прочие домочадцы. Кто-то должен обеспечивать досуг ратников, кормить их, поить, одевать и обувать.
Аварское кладбище Hodmezovasarhely-Kishomok III (Венгрия) по И. Беде. Серым цветом отмечены захоронения лошадей. Овалом – могилы всадников, к которым они предположительно отнесены
– Вы хотите сказать, что три-четыре процента элитных воинов, замеченных на одном из здешних некрополей – это вполне внушительное число?
– Учёные, которые изучали конские скелеты на "аваро-славянских" могильниках Словакии, пришли к выводу, что это были не какие-нибудь крестьянские лошадки, а среднерослые поджарые скакуны восточной породы, в самом расцвете сил, возрастом преимущественно от трёх до девяти лет, как правило, жеребцы. Каждый из них обходился владельцу в целое состояние. Марта Дурикова, словацкий археолог, пишет по данному поводу: "Убийства этих животных с целью помещения в могилы было дорогостоящей жертвой и сильной экономической потерей". Меж тем, некоторых всадников в последний путь провожали не только кони, но и крупные породистые собаки. Поймите, доктор, перед нами не просто воины, но элитные тяжеловооружённые кавалеристы, по сути дела – дворяне. Ближайший им аналог – западноевропейские рыцари. Представьте, что какой-либо историк, описывая средневековую Британию или Францию, заявит: численность знати здесь была незначительной, из ста человек, включая женщин и детей, только четверо мужчин были возведены в рыцарское достоинство.
– Это же безумно много!
– Вот именно. Между тем, в Словакии, по скурпулёзным подсчётам Марты Дуриковой, могилы всадников составляют 7,02% от всех захоронений на "аваро-славянских" кладбищах. Это более, чем много. Сам Сергей Алексеев, описывая кладбище Девинска Нова Вес, тоже обнаруживает там немалое число степных кавалеристов: "Все остальные захоронения произведены по аварскому образцу. Но среди этих трупоположений только десятая часть аварских (85 против 771). Таково соотношение авар и славян даже в важнейших центрах аварского присутствия к Северу от Карпат и Дуная". И в другом месте, при описании того же некрополя у данного историка находим: "Но только 85 погребений, как уже говорилось, – аварские, с конями". Как видите, Уотсон, этот исследователь даже не скрывает, что с кочевниками он связывает только элитные захоронения всадников с лошадьми. Которых здесь оказывается почти столько же, как в степной части Аварского каганата – от 7 до 10 процентов. Проще говоря, на самом деле элиты тут было с переизбытком. Вот почему Петер Штадлер заявляет о "повышенном военном присутствии аваров" или, точнее, о "присутствии военизированного населения" на землях к Северу от великой реки. И я с ним согласен, конных воинов в северо-западном секторе было много, гораздо больше, чем, к примеру, в Паннонии или Трансильвании того же периода. Только вопрос: были ли это действительно авары?
– Почему мы должны в том сомневаться?
– Потому что нам не известно, кем на самом деле считали себя здешние всадники. Точно также мы не знаем, с кем соотносились их подданные. Историки называют одних – "аварами", других – "славянами". Но в реальности это всего лишь элита и низы единого сообщества. Поймите, Уотсон, воины и пахари, даже будучи разного происхождения, прожив бок о бок пару столетий, как правило, начинают мыслить себя одним народом. Некогда таким же образом превратились в единый этнос германцы-франки и романизированные галлы во Франции. Схожий путь прошли потомки кельтов и пришлых скандинавов в Британии, варяги и славяне на Руси, кочевники и земледельцы Болгарии, в общем, примерам подобного слияния нет числа. Почему эти люди должны быть хуже? Историки, в угоду собственным концепциям, пытаются жестко размежевать здешнее население: в могилах с лошадьми, типа, покоятся "авары", если нет оружия и конского скелета – "славяне". Но такое примитивное деление существует лишь в голове самих исследователей. Это некая условная схема, которую они используют для объяснения всего многообразия находок с территории степной Империи. Возьмите любой "аваро-славянский" погост, скажем, тот же Девинске Нова Вес в Моравии. Что мы увидим на тамошнем кладбище? Из восьми с половиной сотен могил десятая часть принадлежит всадникам с лошадьми и аварским оружием. Вам кажется, что это немного? Но почти треть всех захоронений – детские. Мы же не станем утверждать, что младенцы и подростки умирали только в семьях социальных низов, а элиту сие бедствие обходило стороной. Детей, как правило, погребали без лошадей, по этому по методике наших разлюбезных славистов все они оказываются записаны в "славяне". Теперь о женских погребениях. Среди них тоже есть вполне элитные: там находят серьги из золота и серебра, полые трубки из драгоценных металлов, видимо, для создания необычных причёсок, браслеты и кольца, изредка даже серебряные кубки. Наверняка, среди этих дам имеются супруги, матери и сёстры наших всадников. Их как будем учитывать: отпишем в "авары", или зачислим в "славяне"? А вот покоится кузнец, прадед которого пришёл вместе с кочевниками из Центральной Азии. Его в какой список занесём? Тот гончар происходит из кельтов, все его предки жили в римской крепости на южном берегу Дуная. Он в какую категорию попадёт? В другой могиле покоится потомок гепидских князей. Его отец стал рабом после захвата кочевниками Гепидии, сам он был слугой в доме хозяина-всадника, постоянно ходил с ним в походы, бился вместе со своим господином во множестве сражений, похоронен с копьём и германским щитом. Его как записать прикажите? Послушайте, Уотсон, что пишет по поводу этого кладбища всё тот же Сергей Алексеев: "Большая часть погребений Девинской (526) безынвентарна или содержит крайне мало инвентаря. Вместе с тем погребения с оружием, ножами, украшенными поясными наборами, подношениями в деревянных ведерках не так уж малочисленны. Их больше, чем собственно аварских. Такие могилы могли принадлежать только богатым и родовитым славянам. Но все же самые богатые могилы – аварские, с конской сбруей".
– Вы хотите сказать, Холмс, что людей, погребённых с оружием и ценными вещами на таких некрополях было намного больше, чем одних лишь всадников?
– Вот именно. На 85 могил с лошадьми и 526 захоронений почти без инвентаря в Девинске Нове Вес приходится 245 погребений, которые Алексеев отписывает "богатым и родовитым славянам". На самом деле, речь идёт о своеобразном "среднем классе". Этих мужчин хоронили подчас с оружием (щитами, копьями, мечами) и поясными наборами, но без верных скакунов. Должно быть, они представляли собой пехотинцев аварской армии. Их жёны тоже отправлялись в последний путь с богатыми дарами. Главное, что все эти люди, независимо от того, хоронили их с лошадьми или без, проживали в одном посёлке и были связаны сотней невидимых нитей – родственными отношениями, дружбой, симпатией или, может быть, взаимной ненавистью. В любом случае, они постоянно общались меж собой, а значит, у них был общий язык. Возникает логичный вопрос – какой? Схема, которую нам подсовывают слависты предполагает, это эти люди должны были воспринимать себя двумя разными этносами, и, соответственно, общаться на двух разных наречиях – одним для верхов, другим – для низов. Но соответствовало ли это действительности? Так ли замкнута была здешняя элита? Разве не могли местные жители, особенно из "среднего класса", разными способами выбиться в правящий слой – выйти замуж за всадника, будучи девушкой, или получить желанный статус за свои воинские подвиги, являясь юношей? Уверены ли мы в том, что здешним сообществом управляла замкнутая этническая корпорация, не пускавшая в свои ряды чужаков? Кто, собственно, доказал, что всадниками тут являлись исключительно чистокровные пришельцы из глубин Азии? Насколько я понимаю, учёные по поводу наших кавалеристов испытывают определённые сомнения. Тот же Алексеев с равной готовностью признаёт данных людей как "аварами", так и их "полуславянским потомством". Иштван Бона, описывая сходную ситуация на Трансильванском плато, называет таких воинов "аварскими вождями славянских общин или славянскими вождями, принявшими аварский облик".
– Холмс, а вы сами что думаете по этому поводу – были ли аварами всадники северо-западной зоны Каганата?
– И да и нет. Чтобы точно ответить на ваш вопрос, Уотсон, надо для начала выяснить, что именно вы понимаете под аварами? На этот счёт, у нас есть, как минимум, два подхода. Примордиалисты полагают любой этнос – изначальным и неизменным объединением людей, сложившимся по принципу родства. Для них авары – это чистокровные пришельцы и только они. Конструктивисты иначе смотрят на проблему. С их точки зрения аваром мог стать почти любой – незаконнорожденный полукровка, гепид, лангобард, бывший римлянин или склав, если он в данном сообществе обретал определённый статус. Образно говоря, аваром становился тот, кто поднимался на верхнюю ступень иерархии. Такова позиция учёных "венской школы". Два разных подхода порождают два разных ответа на ваш вопрос, коллега. На средней стадии истории Каганата (после 630 года) мы сталкиваемся с резким увеличением числа всадников по всей его территории. Они появляются буквально всюду как из-под земли: не только в степи, как раньше, но и в Паннонии, на Трансильванском плато, в Нижней Австрии, в Моравии и Нитре, на Нижнем Дунае, в Крыму и на Днепре. Сложно поверить в безумный демографический рост чистокровных аваров, особенно учитывая последствия эпидемий и военных катастроф, постигших пришельцев на рубеже VI-VII веков.
Захоронения всадников на Среднем Дунае по И. Беде. Зелёным – стандартные могилы, синим и красным – погребения части коня и другие отклонения от стандарта
– Стало быть, по большей части это были аварские полукровки.
– Важно, кем считали себя эти люди. Находки же подсказывают нам, что они во всём пытались подражать царственным степнякам. Вероятно, они хотели стать настоящими аварами. Одной из самых ярких отличительных черт пришельцев с самого первого дня их появления в Европе стали длинные волосы мужчин, заплетённые в косы. На эту особенность кочевников византийцы обратили внимание ещё в момент посольства аваров к Юстиниану. Да и позже греческие и сирийские авторы частенько прохаживались грубыми словечками по адресу "варваров с длинными волосами" или "мерзкого народа, заплетающего волосы в косы". Несомненно, что обычай ношения столь экзотических причёсок кочевники принесли со своей далёкой родины. Если остальные элементы аварской материальной культуры – оружие, геральдические пояса, стремена и конскую упряжь – заимствовали многие европейские народы, а сам костюм пришлых кочевников не слишком выделялся на фоне остальных обитателей степи, то длинные мужские косы стали эдаким фирменным знаком, своего рода эмблемой аварского племени, позволявшей ещё издалека опознать, кто перед тобой. Более того, в среднеаварский период царственные степняки делали всё возможное, чтобы ещё и подчеркнуть эту свою особенность. У них появляются крупные золотые серьги, по всей видимости, вплетаемые в косы, а также специальные зажимы для волос, те, что мы с вами, Уотсон, прозвали "накосниками". С точки зрения историков "венской школы" это были основные признаки, обозначившие аварскую идентичность. Флорин Кута пишет по этому поводу: "Эмблемный стиль, связанный с зажимами для волос, был изобретением второго или третьего поколения аварских воинов". Действительно, у ранних аваров не было золотых украшений для необычных причёсок. Они появляются только после восстания Само. Однако, если мы взглянем на территорию их распространения, то обнаружим, что побрякушки в волосах вошли в моду не только в степной части Каганата, но и у тех всадников, что проживали в Паннонии, в Трансильвании, в Нижней Австрии, в Моравии, и в Нитре, то есть за пределами ядра кочевой Империи.
– Вы хотите сказать, что косы заплетали в том числе и аварские полукровки?
– Совершенно верно, Уотсон. Более того, возможно, это именно они придумали украшать золотыми изделиями свои длинные волосы, как бы обращая на них всеобщее внимание. "Мы гордимся тем, что мы авары и не похожи на прочих людей" – словно говорят они нам этим. Впрочем, это всего лишь версия, для чего всадникам второго-третьего поколений понадобилось подчёркивать и без того довольно яркий этнический признак.
Аварские золотые серьги из мужских погребений
– С ваших слов получается, что аварами были те мужчины, что ездили верхом, владели степным оружием, а, главное, носили длинные косы.
– Друг мой, я нигде не сказал, что эти люди были аварами. Я использовал более обтекаемую формулировку: они выглядели, как авары и хотели быть аварами. Но вот воспринимали ли их в таковом качестве чистопородные представители данного племени – большой вопрос, остающийся открытым. Стремиться к чему-либо – это не тоже самое, что достигнуть своей цели. "Сыновья гуннов" желали быть подобными своим отцам. Но это не значит, что их признали таковыми.
– Как же в таком случае мы должны называть этих всадников?
– По ходу нашего расследования к ним уже прилипла кличка "полукровки". Что ж, будем звать так людей, стремящихся стать аварами. Хотя мы, конечно, должны отдавать себе в отчёт, что далеко не все из них были биологическими потомками пришлых мужчин. Некоторая часть могла представлять элиту покорённых племён. Важно, что они поднялись почти на высшую, предпоследнюю ступень в социальной иерархии Аварского каганата.
– Историк Сергей Алексеев, описывая степные находки в Моравии и Словакии, замечает: "Дальше на север проникали лишь отдельные авары – или аварские предметы. Богатые поясные наборы, к примеру, ценила и чешская знать". Похоже, что у него нет чётких критериев, как отделить аваров или верных им полукровок от мятежных "сыновей гуннов", ставших элитой царства Само.
– Между тем, критерий, как мне кажется, напрашивается сам собой – длинные волосы и связанные с ними аксессуары. Я читал о фрагментах аварского оружия и деталях геральдических поясов из Богемии и на ещё более северных территориях, но мне не попадались сведения о найденных там мужских золотых серьгах или "накосниках". Вероятно, первое, что сделали мятежники в знак разрыва с Каганатом – обрезали свои косы. Впрочем, во всём остальном мятежники были подобны своим собратьям по ту сторону границы. Подчас нелегко понять, где заканчиваются лояльные аварам края и начинаются владения мятежников. Например, крепости строятся в Словакии и Моравии, то есть в тех областях, что явно находятся под контролем Каганата. Но точно такие сооружения мы встречаем в Богемии, а также почти на всём протяжении линии разделения германцев и славян, до самого Балтийского моря. Разумеется, слависты поспешили приписать эти сооружения своим предкам. Так Сергей Алексеев пишет: "Наконец, вслед за своими сородичами с приальпийских земель, славяне Среднего Подунавья восприняли от романцев начала крепостного строительства. Стены градов начали местами строить из камня, а на подсыпанном к стенам валу устраивались деревянные палисады, решетки или иные дополнительные заграждения. Эту новую технику тоже быстро восприняли и противники Каганата. Уже в первых десятилетиях VII веку грады нового типа вырастают в Чехии, Моравии и даже в междуречье Лабы и Заале".