Игорь Коломийцев.   В когтях Грифона

Глава тридцать пятая. На просторах свободного Севера

Хотелось бы в таком случае понять, что в действительности творилось в тех краях, куда историки так беззаботно отправили целую толпу беглецов из Аварского каганата. Между прочим, в эпоху о которой идёт речь, "свободный Север" являл собой огромную и безлюдную пустыню, в основном покрытую лесами и болотами. Висло-одерское междуречье, некогда занятое германскими племенами ругов, готов, бургундов и вандалов, опустело ещё во времена гуннского нашествия. "Интересно отметить, – пишет по этому поводу исследователь Мишель Казанский – что в начале эпохи переселения народов происходит обезлюденье Центральной и Северной Польши, то есть зоны пшеворской культуры. Казимеж Годловский считал, что демографический спад к Северу от Карпат связан с уходом большой массы населения на Юг, под "протекцию" гуннов". "Протекция" заключалась в том, что свирепые воины Аттилы тщательным образом зачистили долины Одера и Вислы, угнав большинство здешних обитателей внутрь пресловутой Котловины.

Надо ли говорить, что земля, оставшаяся без заботливых рук, вскоре превратилась в непроходимые дебри. "Вместе с тем, – сообщает Валентин Седов – результаты пыльцевых анализов, произведенных на материалах многих пунктов, расположенных в низинных местностях междуречья нижнего течения Эльбы и Одера, достоверно свидетельствуют, что эти обширные области были полностью оставлены германским населением и в V-VI веках плотно заросли лесами. Славяне, заселявшие эти земли с востока, вынуждены были расчищать от леса участки для пахотных угодий. Расселялись славяне здесь небольшими группами, их ранние поселения имели малые размеры".  Первопроходцами, на долю которых в раннем Средневековье пришлось освоение заброшенных пустошей нынешней Польши и Восточной Германии стали представители двух культур: праго-корчакской и суково-дзедзицкой. При этом пражане, как мы уже успели разобраться, узким потоком, огибая северные склоны Карпат хлынули прежде всего в Богемию и междуречье Эльбы и Заале. В Моравии и Словакии они появились позже, уже во второй трети VII века. Судя по скудности памятников, этих людей было немного и, разумеется, собственными силами освоить огромный регион к Северу от Карпат они не могли.

Археологическая ситуация на Востоке Европы в 6-7 веках. Пять "горшечных" культур

Что касается суково-дзедзицкой культуры, то под ней учёные понимают целый ряд близкородственных сообществ, обретавшихся в лесной полосе между Эльбой и Вислой. По уровню развития эти племена были под стать пражанам – тоже бедные, дикие и отсталые, также редко здесь встречались изделия из цветных металлов и оружие. Впрочем, на этом сходство заканчивалось, далее начинались различия. Если пражские племена проживали в тесных полуземлянках, то суковцы строили добротные дома столбовой конструкции. "Жилищами им служили исключительно наземные постройки, преимущественно срубные" – сообщает Валентин Седов. Вместо печек эти люди пользовались открытыми очагами. Их посуда была лепной и грубой, но наряду с горшками они позволяли себе миски, а также некое подобие кружек и котелков. Погребальный обряд аборигенов висло-одерского междуречья Седов описывал следующим образом: "остатки кремации умерших, собранные с погребальных костров, разбрасывались в определённых местах (могильниках) прямо на поверхности". Кроме всего прочего, суковцы строили посреди лесных чащоб городища-убежища, а значит, при всей своей дикости они были свободны.

Суково-дзедзицкая посуда по В. Седову (слева) и её фото (справа)

Разумеется, те учёные, что видели в Праге общий исток всех славянских народов, всегда желали приобщить суково-дзедзицкое сообщество к этому началу. Иначе натиск "праславян" на Запад получался не слишком убедительным. Узенький пражский ручеёк, огибавший северные склоны Карпатских гор и едва добежавший до Средней Эльбы сам по себе, без помощи суковцев, смотрелся не слишком солидно. Ему явно не хватало размаха. Вот если бы признать, что северяне тоже происходят от пражан, тогда бесценные корни славян выглядели бы куда масштабней. Но за какую сторону суковцев ни возьми, как ни поверни – не похожи они на жителей Западной Украины, хоть плачь! Зато много общего оказалось у них с миром днепровских балтов. Те тоже применяли похоронные обряды, практически не оставляющие следов, использовали грубую лепную посуду, но не только горшки, строили срубные наземные дома с открытыми очагами, и в непроходимых дебрях возводили городища-убежища. Польский археолог Збигнев Кобылинский отмечает удивительное сходство лесных крепостей Смоленщины, таких как Тушемля и Демидовка, с укреплениями, возведёнными в ареале сукововцев, в частности, с поселением Шелиги (Szeligi) на Висле. Вряд ли такая близость могла быть случайной.

Реконструкция городища-убежища Тушемля (Смоленская область) по раскопкам П. Третьякова

Вообще, с лесными племенами Белоруссии, Восточной Литвы и Западной России слависты порядком намаялись. С одной стороны, все здешние культуры оказались схожи между собой, более того, фактически они плавно перетекали одна в другую. Очевидно, что эти люди считали себя одним этносом и говорили на едином языке. С другой – было решительно не ясно, к какому именно миру относить эти народы – к балтам или к славянам. Меж тем, суковцы явно тяготели к данному сообществу лесных племён. Академик Валентин Седов писал буквально следующее: "Параллели в керамических материалах культур псковских длинных курганов и тушемлинской, о чем говорилось выше, обусловлены родственностью их носителей. Последние вышли из единого провинциальноримского ареала Средней Европы. К этому можно добавить, что тушемлинская керамика имеет еще некоторые черты сходства с синхронной глиняной посудой суковско-дзедзицкого типа Мекленбурга, поморских и срединных земель Польши. Поэтому допустимо предположение, что славяне, представленные суковско-дзедзицкими древностями, и славяне, заселившие лесные области Восточной Европы и заложившие основы культур псковских длинных курганов и тушемлинской, составляли какую-то общность в римское время". Как видите, академик объединил суковцев Одера и Вислы с тушемлинцами Белоруссии и Смоленщины, а также с создателями длинных курганов Псковщины и Новгородчины, посчитав все эти племена славянскими.

Но тогда получалось, что наши неуловимые предки ещё в V веке нашей эры расселились повсюду: от Одера до озер Ильмень и Селигер, заняв практически всю полосу широколиственных лесов Восточной Европы. Непонятно было куда исчезли балты, ранее жившие в здешних местах, и почему вся топонимика данной зоны осталась балтской. Кроме того, древности лесных племён Белоруссии и Западной России демонстрировали множество общих черт с памятниками Прибалтики, оставленными предками летто-литовских и пруссо-ятвяжских племён. Фактически, это был один мир, в котором археологические культуры плавно перетекали одна в другую, не имея чётких границ меж собой, и заканчивался он на берегах Янтарного моря.

Археологическая ситуация на Востоке Европы в 5-6 веках по Ю. Корякову. Тушемлинская и мощинская культура отнесены к балтам, а суково-дзедзицкая, колочинская и псковских длинных курганов - к славянам. Хотя в реальности все они составляют единое сообщество

Словом, положение складывалось, как в сказке про Репку, где мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, ну, и так далее. Вычленить из этого огромного соединения какую-либо одну культуру, так чтобы не затронуть остальные, было практически невозможно. Суковские древности с Вислы походили на банцеровские памятники из окрестностей Минска, те, в свою очередь, оказались близки тушемлинским в Смоленской области, которые имели много общего со следами строителей псковских курганов. Точно также мучаются учёные с колочинской культурой Подесенья. С одной стороны, она напоминает пеньковскую. Последнюю, как мы помним, историки отдали антам. Но если посмотреть севернее, обнаружится, что колочинские посёлки плавно переходят в тушемлинские и мощинские. Между этими сообществами нет никакого зазора, их древности очень схожи. Как тут не схватиться за голову! Либо антов надо объявлять балтами, либо колочинцев, тушемлинцев, мощинцев и прочих признавать славянами. В первом случае у нас недобор неуловимых предков, во втором – явный перебор.

Ключевым во всех этих цепочках представляется положение центрального звена – тушемлинского сообщества. Но в отношении данных людей учёные мужи долгое время никак не могли придти к согласию. Выдающийся советский археолог Пётр Третьяков, собственно выделивший эту культуру, поначалу посчитал её балтской. Затем стал склоняться к признанию смоленских племён славянами. Под конец жизни и вовсе запутался: "В области Верхнего Поднепровья известно немало и таких археологических памятников – городищ, поселений и могильников середины и второй половины I тысячелетия нашей эры, этническое определение которых не представляется возможным. Они сочетают в себе славянские и балтийские элементы". Белорусский исследователь Алексей Митрофанов, доказавший, что банцеровские древности являются продолжением тушемлинского сообщества, с ним решительно не соглашался: "Если исходить из чисто археологического материала, то с уверенностью можно утверждать, что памятники банцеровско-тушемлинской культуры в пределах всего ареала принадлежат балтским племенам".

Валентин Седов признавал, что тушемлинские древности сложились на основе днепро-двинской культуры. Стало быть, предкам этих людей были лесные балтские племена, те самые, которые у Геродота за свою дикость названы "андрофагами", что в переводе с греческого означало людоедов. Однако, по мнению академика, в V веке в эту зону явились пришельцы с Запада, носители браслетообразных височных колец. Вот они уже, якобы, были славянами. Седов настаивает: "появление браслетообразных височных колец на поселениях и могильниках середины I тысячелетия нашей эры в средней полосе Русской равнины следует рассматривать как явное свидетельство расселения славянского этноса". Академик, как мы знаем, вообще был неравнодушен к этому виду украшений и считал его типичным славянским маркёром. Отсюда тушемлинскую культуру в целом, по его мнению, надо было признавать славянской. Правда, позже Седов сам засомневался в собственных выводах: "Эти находки браслетообразных сомкнутых височных колец ещё не могут быть основанием для славянской атрибуции тушемлинско-банцеровской культуры, но, очевидно, определяют присутствие в V-VII веках в среде днепровских балтов славянского этнического компонента". Как видим, окончательно определиться с этнической принадлежностью тушемлинцев российский академик так и не смог.

Смоленский археолог Евгений Шмидт всю жизнь изучал данное сообщество. Он доказал, что височные кольца, на которые Седов уповал как на славянский маркёр, на самом деле зародились в среде ятвяжских племён, а, следовательно, это признак переселения сюда отнюдь не славян, а западных балтов. Вот, что этот учёный пишет о тушемлинцах: "Полученные материалы дали некоторое основание к решению вопроса об их этнической принадлежности. Это определялось уже, в первую очередь, формированием тушемлинской культуры в III-IV веках, что происходило на основе древностей днепро-двинской культуры в последний период ее существования в процессе перемещения населения с укрепленных поселений-городищ на неукрепленные поселения-селища. В процессе формирования тушемлинской культуры в ее состав были включены некоторые элементы от племен, расселявшихся южнее в Поднепровье, не исключено проникновение небольших групп населения с окраинных территорий племен штрихованной керамики, принесших прием прочерчивания поверхности сосудов, гребнем. Однако, это не привело к изменению этноса. В период существования тушемлинских племен в V-VII веках сохранились основные элементы местной культуры, балтская принадлежность которых очевидна, хотя и происходило включение новых элементов, что связано было с переселением народов и перемещением балтских племен внутри своего ареала. В частности, перемещение ятвяжских племен в пределы Восточной Литвы, а затем отсюда в V веке далее по северной территории восточных балтов через Подвинье в Смоленское Поднепровье, то есть в пределы тушемлинской культуры. С этим перемещением племен, видимо, связано распространение височных колец, браслетов с расширенными концами, шпор и прочего".

Стало быть, эти люди всё-таки балты. С подобным подходом согласен и ещё один авторитетный российский археолог – Алексей Фурасьев, который пишет: "Скорее всего, культуры псковских длинных курганов и Тушемли-Банцеровщины представляют собой единый круг древностей, возникших в результате единых культурных процессов, происходивших в среде балтских племён в середине I тысячелетия нашей эры". Но как нам в таком случае быть с суковцами, господа слависты?! Когда тушемлинцев и строителей псковских курганов вы объявляли славянами, разве попутно не рассказывали нам о том, что все три культуры близки друг другу и являются порождением одного этнического мира? Теперь, когда выяснилось, какой этнос стоял за его созданием, отчего бы вам не признать балтскую сущность и самого западного сообщества данной цепочки, того, что продвинулось до Одера и Эльбы? Увы, на такой смелый шаг со стороны отечественных учёных нам рассчитывать не приходится. Иначе полетит в тартарары их концепция происхождения славян, завязанная на Прагу. Если суковцы были балтами, то как они могли распространить славянский язык вдоль побережья одноимённого моря? Меж тем, пражские древности не найдены ни в низовьях Эльбы и Вислы, ни в долине Одера. Стало быть, роль основателей всех западнославянских племён пражанам оказалась явно не по плечу. Признавать это славистам не хочется. Вот почему они даже в свете новых данных предпочитают не замечать родство суковцев с лесными племенами Верхнего Поднепровья.

Археологическая ситуация на территории Польши и Восточной Германии в 6-7 веках по В. Седову: а - суково-дзедзицкие памятники, б - зона пражско-корчакской культуры

Праго-корчакская культура сложилась южнее области балтской топонимики – то ли на берегах Припяти, то ли в верховьях Днестра. С точки зрения лингвистов, эти люди являются идеальными кандидатами на роль распространителей славянского наречия. Поскольку они не могли быть балтами в чистом виде, но, вероятно, являлись их отдалёнными родственниками. Это именно то, что требовалось языковедам. Теперь выясняется, что одновременно с ними, но севернее, по лесной полосе, туда же на Запад, к берегам Эльбы, двигались люди, сформировавшиеся в самом сердце балтского языкового ареала. Эти два параллельных потока, собственно, и заняли всю ту территорию, где в IX-XI веках будут проживать западные славяне: ободриты, велеты, лужичане, сорбы и прочие. Остаётся, однако, загадкой, каким образом две разноязыкие волны могли принести на данную территорию единую речь, даже не разбитую на диалекты.

Да и вообще, имели ли суковцы и пражане какое-либо отношение к распространению праславянского языка в регионе от Карпат до Балтики? Ведь уже вскоре и тех, и других в этих местах потеснили выходцы из совсем иных краёв. Пришельцы находились на более высокой стадии развития. Они знали гончарный круг, были хорошо вооружены и строили повсюду настоящие крепости, резко отличавшиеся по своей конструкции от деревянных убежищ суковцев. Возможно даже, что смена населения далеко не всюду проходила мирно. Послушайте, что пишет Валентин Седов о ситуации в долине Одера: "В основе культурного развития этих земель лежат суковско-дзедзицкие древности. Однако здесь в конце VI - начале VII веков появляются новые группы славянского населения, характеризующиеся иными культурными особенностями. Славяне – носители суковско-дзедзицкой культуры при этом в значительной массе не покинули мест своего обитания. Лишь в отдельных пунктах они вынуждены были оставить свои селения. Культура славян второй волны миграции получила название фельдбергской по одному из раскопанных городищ в Фельдберге (округ Нейбранденбург). Основным ареалом фельдбергской культуры является область западнее нижнего течения Одера между побережьем Балтийского моря на севере и поречьем Хавеля-Шпрее на юге".

Керамика фельдбергского типа

Обратите внимание, снова как при оценке заселения Моравии и Нитры, для объяснения идущих здесь процессов российскому академику понадобилась концепция двух славянских волн. При этом представители обоих миграционных потоков оказываются непохожи друг на друга, формируются в разных местах и существенно различаются в уровнях развития. Со слов Седова: "На первых порах племена фельдбергской культуры заметно отличались от славян, поселившихся здесь ранее. Пришлое население проживало на сравнительно крупных укреплённых поселениях, состоящих из нескольких десятков дворохозяйств. В одном таком граде проживало от 600 до 1000 человек. В этой связи надо полагать, что перемещение фельдбергского населения осуществлялось большими, сплочёнными коллективами. Фельдбергская керамика изготавливалась на гончарном круге, она хорошо обожжена и богато орнаментирована. Это  преимущественно горшкообразные сосуды, невысокие, широкогорлые, с выпуклыми боками и суженной нижней частью. Они украшались многорядной волной или горизонтальными линиями, встречаются также штампованные узоры и налепные валики. Жилищами фельдбергского населения были наземные срубные дома. Погребальные памятники пока не выявлены". Более того, вновь пришедшие ведут себя по отношению к старожилам далеко не по-родственному, поскольку Валентин Седов замечает: "Во время расселения носителей фельдбергской культуры зафиксированы случаи разрушения суковско-дзедзицких селений". Итак, пришли новые люди, вытеснили прежнее население, построили свои мощные крепости подчас на руинах деревянных убежищ аборигенов. Принесли с собой новые технологии, включая гончарный круг. Изящная посуда очередных переселенцев была так совершенна, что один из исследователей назвал её "мейсенским фарфором Средневековья".