Часть вторая. Европа в тумане
Глава девятая. Варвары у Стены
Меж тем, в известной квартирке по Бейкер-стрит, как мне кажется, завязалась прелюбопытная беседа. Её участники принялись горячо обсуждать сведения древних летописцев:
– Простите меня, Холмс, но я решительно отказываюсь понимать, отчего вдруг склавины на целых два десятилетия приостановили свой натиск на земли Империи. Допустим, булгарам стало уже не до того. Кутригуры сражались с утигурами, "они истребляли друг друга", как написал о том Агафий, и кочевникам просто было некогда и некого отправлять на Балканы. Предположим, анты продолжали хранили верность Византии в качестве её союзников-эспондов. Но склавинам-то что могло помешать самостоятельно отправляться в грабительские экспедиции? Неужели один неудачный поход Забергана произвёл на них столь неизгладимое впечатление, что они полностью забыли о богатствах, лежащих по ту сторону Дуная? В прошлом, однако, это племя не раз уже терпело жесточайшие поражения, что ничуть не останавливало этих людей от продолжения вылазок.
– Знаете, Уотсон, у русских есть такая поговорка: "близок локоть – но не укусишь". Это означает: не всё, что находится в пределах твоей видимости, тебе доступно.
– Что вы хотите этим сказать, Шерлок?
– Вы забываете про знаменитую византийскую Стену, друг мой. Вам, наверное, кажется, раз склавины вышли на северный берег Истра, значит, все балканские земли к Югу от этой реки были им доступны, как рождественский гусь на праздничном столе? Ничего подобного. Византийцы недаром угрохали уйму денег в строительство здесь мощной системы крепостей. Конечно, когда укрепления ещё только возводились, а войска, напротив, зачастую перебрасывались отсюда на фронт, варварам порой удавалось проскользнуть на другую сторону Дуная. Но как только окончилась италийская война и гарнизоны вернулись в новенькие цитадели, граница тут становится практически непроницаемой. Хотя она и ранее отнюдь не напоминала проходной двор. Вспомните, Уотсон, что написал Прокопий о походе булгар 551 года: "Так как римляне внимательно охраняли переправу через Истр в Иллирии и во Фракии, то гепиды, переправив этих гуннов через Истр на противоположный берег в своей области, направили их на римские владения". Тем же маршрутом тогда попали в византийские земли и склавины, а равно возвращались назад: "Даже при переправе через Истр римляне не могли устроить против них засады или каким-либо другим способом нанести им удар, так как их приняли к себе гепиды, продавшись им за деньги." Как видим, к середине столетия Стена уже исправно исполняла свою миссию, несмотря даже на продолжение италийской кампании. И большинство варварских набегов в это время шло через территорию Гепидского королевства. Вероятно, германцы переправляли агрессоров там, где контролировали оба берега великой реки – в окрестностях Сирмия или Сингидума.
– Но отчего же склавинам и далее не пользоваться хитрой гепидской лазейкой, продолжив пробираться в Империю через этот "чёрный ход"? Понимаю, конечно, что такой путь обходился захватчикам недешево – германцы не упускали своей выгоды – но ведь поделиться добычей это всё же лучше, чем остаться совсем без неё.
– По той простой причине, Уотсон, что лазейки больше не существовало. Константинополю удалось заделать прореху в своей обороне. Не забывайте, Уотсон, в каком положении оказались гепиды после 552 года. Тогда, обвинив соседей в пособничестве склавинским грабителям, император Юстиниан расторг с ними союзный договор и помог лангобардам разгромить своих давних недругов. Гепидская держава, по сути, была поставлена на колени. Вообще, в тот момент только вмешательство византийцев, не пожелавших усиления победителей, спасло государство восточных германцев от полного уничтожения. Тем не менее, все земли южнее Дуная они теряют. Империя выходит на берега Савы, прибирает к своим рукам город Сингидун и его окрестности, восстанавливает здесь старые римские укрепления, возводит крепости Парастол и Сикивиды. Закончив это строительство, василевс по словам Прокопия, "обуздал набеги тамошних варваров". Укреплены были и низовья Дуная, где на стыке провинций Нижняя Мезия и Скифия неутомимый Юстиниан создаёт двойную цепь крепостей: "Близко от него он выстроил крепость Адина, так как варвары склавины постоянно скрывались тут и, устраивая тайно засады против идущих этим путём, делали здешние места совершенно непроходимыми. Он построил здесь также крепость Тиликион и налево от него лежащее передовое укрепление. Таковы были укрепления в Мизии по берегу Истра и вблизи него. Теперь же я направляюсь в страну скифов (Добруджу). Там первым было укрепление, носящее имя святого Кирилла; пострадавшие от времени его части император Юстиниан отстроил со всей тщательностью. Вслед за ним было старинное укрепление, по имени Ульмитон. Так как варвары-склавины долгое время устраивали здесь свои засады и очень долго жили в этих местах, то оно стало совершенно безлюдным, и от него не осталось ничего, кроме имени. И вот, выстроив его вновь с самого основания император сделал эти места свободными от нападений и злоумышлений склавинов".
– Вы хотите сказать, Холмс, что после 552 года Гепидия закрыла для северных варваров путь на Юг по своим владениям, а переправам через Нижний Дунай мешала непроходимая византийская Стена, которую по окончании италийской кампании сделали ещё и сдвоенной?
– Именно так, Уотсон! Как мы знаем, за последующее двадцатилетие северные варвары прорываются в Империю только раз – зимой 558-9 годов. И то, дело выгорело лишь благодаря сильным холодам и прочному ледяному покрову. А ведь всем известно, что Дунай замерзает далеко не каждый год, впрочем, даже когда это случается, то ледовый панцирь всё равно недолговечен. Средняя продолжительность ледостава на Нижнем Дунае – 30-35 дней. Иначе говоря, даже в самые суровые зимы агрессоры имели в своём распоряжении чуть больше месяца, чтобы обнести окрестности и успеть вернуться назад ещё до наступления распутицы. Для пешей армии – задача почти не выполнимая. Особенно учитывая то обстоятельство, что районы, непосредственно прилегающие к дунайской Стене, были практически безлюдны. Вспомните, Уотсон, как Агафий описал начало похода Забергана: "Найдя тамошние местности лишенными обитателей, он без всяких препятствий проник внутрь (страны) и, быстро пройдя Мезию и Скифию, вторгся во Фракию". Очевидно, что северные провинции Византии, прилегающие к Дунаю, в середине VI века становится своего рода карантинной зоной. Они практически обезлюдели. Такого рода пустынные пространства, разделяющие враждующие народы и государства, не были редкостью в те времена. Летописцы именовали подобные места "полосой взаимного страха". Американский археолог Флорин Курта обнаруживает схожее явление, к примеру, на Среднем Дунае, на границах Лангобардии и Гепидии. Взгляните на эту карту, доктор!
Обратите внимание, коллега: слева – вокруг озера Балатон, между Дравой и Дунаем и ещё далее на Север – это основная территория государства лангобардов; справа – в долине Тисы и в сторону Карпатских гор – это владения гепидов. Им же чуть позже досталось и междуречье Савы и Дравы – Вторая Паннония. Плотность находок в этих местах показывает, что это были вполне густонаселённые края. А теперь посмотрите, как широка пустынная зона между двумя германскими царствами. По сути она охватывает почти всё пространство от Дуная до Тисы и долину Дравы. Там люди просто боялись селиться, поскольку не чувствовали себя в безопасности. Схожая картина, вероятно, к этому времени наблюдается и на северных рубежах Империи, если не считать, конечно, саму цепь крепостей.
– Вы хотите сказать, Шерлок, что Заберган решился на свою зимнюю вылазку только потому, что обладал конной армией и рассчитывал быстро пересечь и Лимес, и прилегающий к нему кордонный пояс, пограбить местности за пределами "санитарной зоны", а затем успеть вернуться назад в самые кратчайшие сроки?
– Случай Забергана стоит особняком в истории всех варварских походов. Это не столько банальный грабительский набег, сколько откровенный жест отчаяния. Начиная экспедицию, степной царь знал, что не успеет возвратиться до начала ледохода. Однако, поставьте себя на его место. Накануне кутригуры оказались разбиты своими собратьями, их жены и дети попали в плен к утигурам. Кроме того, подданные Забергана, скорее всего, лишились своих привычных мест обитания в Северном Причерноморье и под давлением враждебных соседей оказались загнаны в низовья Днестра и Прута. На это обстоятельство вполне прозрачно намекает один пассаж из сочинения Агафия: "Гунны все-таки спустились на юг и обитали недалеко от берегов Дуная". Но это ещё далеко не все неприятности. Юстиниан демонстративно перестал выплачивать деньги кутригурам, отправляя "дары" их смертельным врагам – Сандилху и утигурам. Часть племени (около 2 тысяч всадников) вышла из-под власти Забергана и переселилась на другую сторону реки, под крыло Империи. В таких условиях авторитет кутригурского вождя по определению не мог быть высоким. Среди воинов неизбежно возникал разброд. Власть кочевого царя оказалась под угрозой. И тут вдруг такая неслыханная удача: у "ромеев" – вспышка чумы, одновременно землетрясение разрушило их стены, а мороз сделал Дунай легкопроходимым. Как азартный игрок Заберган понимал, что это его последний шанс сорвать джек-пот и поставил на кон сразу всё. Он ни мог не сознавать, что дунайский лёд капризен и недолговечен. Что у него нет припасов и его армия не может быть сосредоточена в одном месте – иначе начнётся голод и падёж лошадей. Что в тылу они оставляют почти беззащитных женщин и детей, под угрозой очередного нападения враждебных утигуров. Тем не менее, степной царь рискнул. Он дерзнул отправиться в поход, вернуться из которого мог только победителем – в противном случае вместе с войском оказывался в ловушке. Однако, отчаянная попытка провалилась. Характерно, что после 559 года о Забергане более никто из летописцев не написал ни слова. Этот вождь канул в Лету, утонул в водах реки Забвения.
– Но если этот поход изначально оказывался такой авантюрой, с расчётом лишь на шальной успех, отчего его поддержали не только кочевники, но и склавины? Ведь Иоанн Малала и Феофан Исповедник полагают, что они также принимали участие в данной экспедиции. Кутригурам по сути и терять-то было нечего, в такое отчаянное положение они попали. А ведь у склавинов дела шли гораздо лучше. Они вышли практически сухими из воды. В том смысле, что не были никем наказаны за свои злодеяния на территории Империи по ходу италийской кампании. Им-то зачем было так рисковать?
– Видите ли, Уотсон, я думаю, современные историки довольно туманно представляют себе систему взаимоотношений внутри варварского мира Европы. Точнее, они видят только одну сторону монеты. Поскольку, черпая сведения из сочинений имперских хронистов, смотрят на события с единственной точки зрения – византийской. Меж тем, в это время в Европе сложилась и другая коалиция – противников Империи. В её составе в числе прочих оказались и склавины.
– Им-то чем не угодил Константинополь?
– Давайте начнём с главной идеи этой эпохи, Уотсон. Юный василевс Юстиниан был одержим мечтой вернуть величие Римской империи. С этой целью он нападает на вандалов, а затем развязывает боевые действия против остготов. Поначалу молодой владыка самонадеянно полагал, что сумеет в одиночку справиться со своими противниками. Однако, по мере того, как италийская кампания затягивалась, она стремительно превращалась в глобальный конфликт. В войну на стороне Византии или против неё стали ввязываться всё новые и новые племена. По сути, мы имеем дело с первым общеевропейским столкновением, в котором народы континента почти поровну поделились на два враждебных лагеря. Вспомните, коллега, как последовательно Юстиниан сколачивает собственную коалицию: он посылает Нарзеса к герулам, ведёт переговоры с королём лангобардов, обещает антам город Туррис. Однако каждый новый союзник автоматически увеличивал и число недругов Византии. И не только потому, что усиление Империи страшило многих варваров. Обратите внимание: в начале правления Юстиниана гепиды были его союзниками-федератами. Но заигрывание с лангобардами заставило гепидских королей повернуться в сторону своих давних соперников-остготов. Скажите, доктор, как часто гепиды стремились овладеть Сирмием и каким образом он впоследствии оказывается в их руках?
– Овладеть этим городом и его окрестностями мечтали многие поколения гепидских королей. Немало из них сложило свои головы под его стенами. А вот как именно он в конце концов им достался – мне не слишком понятно. Знаю лишь, что сама Империя неоднократно претендовала на эти места, кроме того и лангобарды не раз заявляли, что Сирмий был обещан Юстинианом именно им, а гепиды владеют Второй Паннонией "незаконно".
– В том то и дело, Уотсон, что союзники были очень нужны не только Константинополю, который обещал всем и вся, но и его противникам – Остготскому королевству. Последнее тоже делало всё возможное, чтобы привлечь на свою сторону значительную часть варварского мира. Послушайте, доктор, что, к примеру, пишет Прокопий об отношениях наследников Теодориха с таким влиятельным западноевропейским племенем, как франки: "В начале этой войны все те части Галлии, которые были им подвластны, готы отдали германцам".
– Уж не намекаете ли вы на то, Холмс, что остготы добровольно передали Сирмий и его окрестности гепидам?
– Именно так полагают многие исследователи. Они ссылаются на то, что со стороны владельцев Италии это был в высшей степени логичный и сам собой напрашивающийся шаг. Готы понимали, что Вторую Паннонию им уже не удержать. Но в пику византийцам и с целью поссорить меж собой союзников, а в начале войны Гепидское королевство выступало на стороне Империи, они могли вполне сознательно сдать эти места восточным германцам. По крайней мере, у нас нет никаких сведений о столкновениях остготов со своими дунайскими сородичами. А вот о боевых действиях византийцев с гепидами в конце 30-х годов VI столетия, напротив, информация имеется. Продолжатель "Хроники" Марцеллина Комита сообщает: "Магистр войск Каллук, в первый раз счастливо сражавшийся с гепидами, на второй раз злополучно погибает". Уступив Сирмий гепидам, остготы фактически вывели тех из войны. Известно, что впоследствии гепидские короли под разными предлогами отказывались поставлять на Апенинны свои воинские контингенты, и Юстиниан на этом основании перестал платить им деньги, которые они ранее получали, как "федераты". Более того, гепиды, видимо, даже успели повоевать с византийцами за Вторую Паннонию и окрестности Сингидума и успешно эти места отстояли. Всё это можно считать очевидным успехом остготской дипломатии.
– Но причём здесь склавины?
– Склавины располагались на границах могущественного Гепидского королевства и, разумеется, попадали в орбиту его влияния. Кроме того, не забывайте, Уотсон, что весь VI век последовательными союзниками гепидов выступают кутригуры. Мы знаем, что вместе с восточными германцами они пытались остановить уход остготов в Италию. Неоднократно эти кочевники сражались под стенами далёкого от их владений Сирмия, и чьи интересы они там отстаивали, догадаться несложно. Кутригуры почти мгновенно откликаются и на призыв гепидских королей поучаствовать в войне с лангобардами, присылают свой 12-тысячный контингент, который затем скупые германцы, не желавшие тратиться на его содержание, направили в поход на Византию. Таким образом, кутригурские цари всё это время находятся под влиянием гепидских королей, которые после победы над сыновьями Аттилы в глазах многих варваров были законными повелителями прежней Гуннской империи, держателями верховного трона. В свою очередь, склавины вместе с антами входят в одно объединение с кочевниками, которое Прокопий называл своим знаменитым тройным этнонимом, где на первом месте упоминаются именно "гунны".
– Вы хотите сказать, что кутригуры находились в орбите влияния гепидов, а склавины, в свою очередь, непосредственно подчинялись кочевникам? Но как нам тогда быть с антами, которые осмелились вступить в союз с византийцами? Да и их западные собратья с определённого времени демонстрируют независимость, отправляясь в самостоятельные набеги за Дунай. И тот же Прокопий стал уже вычленять их из сообщества "гуннов, склавинов и антов".
– Начнём с того, что ситуацию внутри этого объединения византийские летописцы представляли себе довольно смутно. Они-то и на союз трёх народов скорее намекают, чем категорично подтверждают его существование. Причём сам намёк содержится в сочинениях только одного автора – Прокопия Кесарийского. Замечу, что поначалу там говорилось о "гуннах, антах и склавинах" и лишь затем в этом сложном этнониме предков славян поменяли местами. И это далеко не случайность: мы знаем, что до начала 40-х годов VI века анты заметно превосходили своих западных соседей в активности, а следовательно, и в мощи. Вероятно поэтому Юстиниан именно антам предложил занять левобережье Нижнего Дуная вплоть до города Туррис, лежавшего, судя по всему, в устье Олта. По мнению летописца, заключаемый союз был направлен прежде всего против кутригуров, поскольку в качестве основного требования заявлялось, чтобы новоявленные эспонды "всегда выступали против гуннов, когда те захотят сделать набег на римскую землю". Но давайте поразмыслим вот над каким вопросом, Уотсон: а как могли анты остановить движение кочевников на Балканы, если их владения нигде не доходили до берегов Чёрного моря? Взгляните на карту, коллега. Вдоль всего северо-западного побережья Понта лежит степная полоса, где нет ни одного пеньковского поселения. Впрочем, стоило земледельцам сдвинутся южнее, к примеру, полностью занять междуречье Днестра и Прута, как они тотчас обрезали бы выход к Дунаю для степняков, и "гунны" лишались бы возможности грабить византийские провинции. Таким образом, план Юстиниана, несомненно, предусматривал переселение антов поближе к берегам Истра. На ту же самую мысль нас наводит его предложение занять крепость Туррис, расположенную ещё западнее, у впадения Олта. Стало быть по замыслу василевса, антским племенам предстояло выселиться из долин Днепра, Северского Донца и Южного Буга и, переместившись на юго-запад, занять всё Левобережье Нижнего Дуная, в пространстве от Олта до Днестра.
Только так они превращались в надёжный щит Византии от кочевников и могли сполна выполнять свои обязательства. Можно сказать, что василевс затевает на своих рубежах эдакий мини-вариант Великого переселения народов, выигрышный для Империи и дружественных ей антов, проигрышный – для кутригуров, остающихся без выходов к Дунаю, и для склавинов, теснимых к Северу, в Карпаты. Он хочет создать из антских племён своего рода "пробку", чтобы раз и навсегда перекрыть с её помощью все подходы с Северо-запада к владениям "ромеев".
– Вы хотите сказать, Холмс, что антам пришлось воевать на два фронта и потому они проиграли эту войну?
– Я полагаю, что планы Юстиниана вряд ли обрадовали кутригурских царей. Во-первых, они по любому теряли часть подданных, ибо анты выходили из состава их "гуннского" объединения. Во-вторых, реализуй земледельцы Поднепровья задуманное василевсом, кочевники навсегда лишались бы возможности грабить Империю, а ведь это их основной доход. Маловероятно, что б они сидели, сложа руки, глядя на то, как события развиваются отнюдь не в их пользу. Да и склавины, судя по всему, не пришли в восторг от данных замыслов. Несмотря на то, что сведения у летописцев имеются только о войне антов со склавинами, считаю, что в реальности потенциальным союзникам Византии пришлось сражаться с двумя народами сразу. И вот почему я пришёл к таким выводам. Ещё раз взгляните на карту, Уотсон. Обратите внимание вот на какой момент. Где бы не пролегала граница между склавинами и антами – по реке Прут, что более вероятно, или даже где-то восточнее, скажем, по Днестру, само по себе поражение от западных соседей не ставило разом крест на задумке Юстиниана. Ведь антам достаточно было бы спуститься в низовья Днестра, Южного Буга или даже к устью Днепра, чтобы навсегда отрезать кочевников от Империи, тем самым выполнив основное условие василевса. Но, судя по данным археологов, сделать это им не удалось. В степной полосе нет пеньковских поселений, они нигде не выходят к берегам Чёрного моря, но встречаются лишь много севернее, в Лесостепи. Да и Агафий сообщает нам о низовьях Дунайского Левобережья, как о местах позднего обитания кутригуров. Значит, из антов щит для Империи не получился. И войну с кочевниками, о которой не ведают летописцы, они также проиграли.
– Тем не менее из числа противников Византии это племя надолго выпало. Оно уже не участвует в набегах на балканские провинции.
– Всё верно, Уотсон. Только оставшиеся племена этого союза: склавины и кутригуры во всей этой истории, наверняка, чувствовали себя обманутыми и обиженными византийцами. Первым пришлось проливать кровь в братоубийственной войне с антами, кочевники же лишились значительной части подданных. Да и склавины после победы над своими соседями становятся практически независимы от степняков. С 545 года они уже вполне самостоятельны в своих набегах на Иллирию и Фракию. Вероятно, дунайские земледельцы более не считают себя подданными кутригурских царей, хотя, по видимому, они всё ещё продолжают находится в орбите их влияния. По крайней мере, византийские летописцы время от времени отмечают совместные действия теперь уже "гуннов и склавинов". Вот и в свой знаменитый поход 550-551 годов эти северные варвары отправились не только под воздействием Тотилы и его "крупных денежных сумм", но и с подачи своих ближайших соседей с Запада и Востока. Гепиды опасались успеха экспедиции Германа не меньше самих остготов. Досрочное окончание италийской кампании означало для них то, что византийцы потребуют вернуть города Сингидум и Сирмий, последний к тому времени уже стал их столицей, а лангобарды будут не прочь свести с ними давние счёты. Кутригуры же жаждали мщения за измену антов, у них были не менее веские резоны ненавидеть византийцев. Словом, склавины начинали свою первую длительную военную кампанию с благословления и при реальной поддержке всей антиимперской коалиции: гепиды обеспечивали им свободный доступ в имперские земли, а кутригуры обещали чуть позже присоединиться к ним, прикрывая отход.
– Вы хотите сказать, Холмс, что столь успешным этот склавинский набег стал лишь ввиду стечения целого ряда благоприятных обстоятельств?
– А кто вам сказал, что экспедиция прошла успешно?
– Но разве так не считает большинство историков?
– Вы же прекрасно знаете, Уотсон, как меня мало интересует мнение научного сообщества. Давайте лучше зададимся иным вопросом: а что было истиной целью этого предприятия? Простой грабёж византийских провинций? Колонизация славянами новых земель? Или стояла задача сорвать поход Германа в Италию?
– Пожалуй, скорее всего – третий вариант.
– Соглашусь с вами, Уотсон, и вот почему. Склавины, как и анты, давно уже принимали участие в гуннских или булгарских набегах. У этих вылазок всегда была простейшая, самая низменная цель – нажива. И ни разу не один из летописцев не сообщал о каких-то особых жестокостях пришельцев. Напротив, известно, что агрессоры за выкуп всегда с удовольствием отпускали пленных. Захват невольников с их последующим выкупом всегда являлся для северных варваров одним из главных источников дохода. Совсем иную картину мы видим в 549 году, когда император первый раз назначил Германа главой экспедиционного корпуса. Причём "когда слух об этом дошёл до Италии, он очень обеспокоил готов. У них Герман пользовался славой счастливого полководца". После этого характер склавинских действий резко меняется. Поначалу на территорию империи вторгается дружина – небольшой отряд опытных воинов численностью в три тысячи пехотинцев. Но ведёт он себя самым дерзким и возмутительным образом. Как сообщает летописец, "с того момента, как они ворвались в область римлян, они всех, не разбирая лет, убивали, так что вся земля Иллирии и Фракии была покрыта непогребёнными телами". И главное, они не просто истребляют людей, скот и вообще, всё, что только можно уничтожить. Они делают это демонстративно, с особой жестокостью, бессмысленной при других обстоятельствах. Вот попал в их руки Асбад. Явно статусный всадник, предводитель кавалерийского отряда, да ещё и в белом одеянии имперского телохранителя. Это ведь знатный пленник? За него можно получить хороший выкуп. Но Асбада бросают в костёр, предварительно вырезав у него на спине ремни из кожи. К чему этот садизм? Врождённая жестокость дикарей? Или попытка привлечь внимание константинопольских властей к деятельности этого отряда? Далее таких показательных ужасов становится ещё больше. Людей не просто убивают, причём всех, включая стариков и грудных младенцев, их умерщвляют самыми извращёнными и затратными по времени способами: сажают на кол, дабы трупы их были видны издалека, привязывают к кольям и забивают палками, как собак, чтобы вид этих несчастных заставлял содрогнуться их нашедших. Заживо сжигают в сараях со скотом. Во всём этом нет никакой выгоды для захватчиков, тем не менее "сначала склавины уничтожали всех встречающихся им жителей". И только впоследствии часть пленников стали угонять к себе домой. И меняют они тактику, вероятно, уже после того, как император отозвал Германа. История повторяется при назначении данного полководца во второй раз, только теперь действует уже "огромная толпа" склавинов – вероятно, речь идёт о всех вооружённых мужчинах племени. Они вторгаются во внутренние области Империи, как бы говоря Юстиниану: помните, что мы творили прошлый раз, когда нас было всего три тысячи? Сейчас нас в десятки раз больше и мы идём на Фессалоники. Не забыли судьбу несчастных жителей Топера? Та же участь ждёт и обитателей иллирийской столицы.
– Если я правильно вас понял, Холмс, вы полагаете, что склавинам не удалось решить поставленную перед ними задачу? Ведь византийская армия всё равно в конечном итоге отправилась в Италию...
– Ответ на ваш вопрос – и да, и нет. Вспомните, почему готы так боялись экспедиции Германа? Не только потому, что он был "удачливый полководец", но ещё и, главным образом, оттого, что женат он был на Матасунте – последней представительнице рода Амалов. В войне с ним у Тотилы не было никаких шансов, ибо половина готов, как минимум, не говоря уже о византийцах и прочих варварах из армии этого предводителя перебежала бы на сторону кузена Юстиниана. Перед склавинами поставили задачу – во что бы то ни стало оттянуть отправку экспедиции, пока царь остготов не найдёт способ устранить опасного претендента на свой трон.
– Так вы считаете, Холмс, что Германа отравили подосланные Тотилой убийцы?
– Не исключаю подобного
варианта развития событий. Слишком подозрительной кажется мне смерть здорового
мужчины в цвете лет за два дня до отправления в поход, в результате которого он
без особого труда становился императором Гесперии, а там, глядишь, и Византии
тоже. Но главное – даже не в этом. Склавины всеми способами задерживают отправление
экспедиции, угрожая Фессалонике, но после смерти Германа они вдруг резко меняют
тактику. Их уже более не интересует ни новый стратег Иоанн, ни сменивший его
Нарзес, они отнюдь не стремятся привлечь их внимание. Варвары действуют так,
словно свой контракт они сполна отработали. Отныне они уже не убивают попавших
к ним в руки, без разбора, а берегут и добычу, и пленных. То есть их экспедиция
сразу превращается в банальный грабительский набег. При этом захватчики довольно
скоро так нагрузились трофеями, что с трудом могли перемещаться. Как замечает
летописец: "Далее уже варвары
двинутся не могли; ведь они имели с собой бесчисленную добычу из людей, всякого
скота и ценностей". А значит, зона их действий существенно сузилась,
мобильность была утрачена. И они стали не так страшны для обитателей
византийских провинций. Кроме того, заметьте, Уотсон, говоря о успехах
склавинов под Адрианаполем или о грабежах в Астике, Прокопий ни словом не
обмолвился про какие-либо демонстративные ужасы: типа сажания на кол или
сжигания пленных в сараях. Кампания переходит в стадию обычного грабежа и все помыслы
склавинов отныне заняты тем, чтобы поскорее и с большей частью добычи попасть
домой. О каком-то дополнительном ущербе византийцам, об осаде городов, и прочих
неприятностях имперцам захватчики уже не помышляют. Может быть, именно поэтому,
сознавая чисто коммерческий характер, который приобрела экспедиция склавинов с
момента ухода Назреса в Италию, гепиды и потребовали от них свою долю – по
золотой монете с головы. Таким образом, для склавинов этот поход стал удачным,
а вот для их союзников по антиимперской коалиции – не очень, поскольку не до
конца оправдал возлагавшиеся на него надежды. Его участники воспользовались
формальным предлогом – смертью Германа – чтобы далее действовать исключительно
в своих корыстных интересах.