При этом Страбон, ошибочно отнеся к бастарнам роксаланов, замечает, что они самые северные представители этого племени. Более того, географ прямо заявляет, что это последний народ, о котором у него имеются определённые сведения: "Обитает ли какое-нибудь племя за роксаланами, мы не знаем". Очевидно, что никакие среднеднепровские, припятские, а уж тем более верхнеднепровские племена великому географу в качестве бастарнов неведомы. Те пятна, что отводят археологи под зарубинецкую культуру, не могут быть приписаны напрямую этому племени. Поскольку ни одно из них не граничит с тирегетами на Днестре. И все они расположены гораздо севернее роксалан. Сведения Плиния картину не меняют: его бастарны живут по соседству с даками. То есть опять-таки на территории нынешних Румынии и Молдовы, рядом с фракийцами. Примечательно, что в римское время Восточные Карпаты именовались Бастарнскими Альпами, что также говорит о том, что древние писатели видели наших героев в этом регионе, но никак не на Днепре.

Кто же прав – античные авторы или современные питерские историки? Не будем спешить с выводами. Давайте попробуем заглянуть, насколько позволяют современные научные методы, в глухие леса Поднепровья, чтобы ещё пристальней всмотреться в зарубинский феномен. И поможет нам в этом украинский археолог Светлана Пачкова. Справедливо полагая, что "дьявол кроется в деталях", эта учёная дама изучила каждый из трёх регионов данного археологического сообщества в отдельности, сравнив имеющиеся там элементы с близкими по времени европейскими культурами. Выяснилось немало любопытного. Например, происхождение пятен не было одинаковым. При этом отличались не только местные элементы, влившиеся в сообщество в окрестностях Днепра, но даже те, кто явился издалека. Может быть именно поэтому они поселились хотя и рядом, но всё же на некотором удалении друг от друга? Тем не менее, "формирование зарубинецкой культуры проходило в один хронологический отрезок времени во всех трёх регионах", а зарубинцы явно воспринимали себя единым целым, поддерживая довольно интенсивные отношения друг с другом и противопоставляя себя иным соседям. Впрочем, "более тесные связи были между Припятским Полесьем и Средним Поднепровьем, между Верхним Поднепровьем и остальными регионами – значительно слабее..."

Светлана Пачкова разработала методику сравнения археологических культур по типам их керамики, похоронному обряду и прочим элементам. Это позволило ей оценивать такую туманную категорию, как "родство народов" в конкретных цифрах. Понятно, что жизнь любого племени не исчерпывалось теми вещами, что находились в его распоряжении, и уносились этими людьми с собой в могилу, однако, лучше такой анализ, чем никакого. Не правда, ли? Так вот, поначалу украинская исследовательница попробовала сравнить зарубинцев с соседними пшеворцами. Хотя последние и дали целую россыпь восточногерманских племён: вандалов, лугиев, бургундов, упрощая ситуацию, станем звать их просто вандалами. Известно, что сложились они на базе предшествующей поморской культуры, которую мы считаем поздней стадией существования балтийских венетов. Итак, что же показало сравнение днепровских пришельцев с соседями-вандалами? "Зарубинецкий и пшеворский комплекс имеют близкую степень сходства с поморской выборкой (соответственно 23% и 24,1%), что может говорить о том, что они в одинаковой степени питались от поморских истоков". Венеды Балтики, стало быть, практически в одинаковой степени являлись общими предками как вандалов, так и наших непостижимых зарубинцев. Однако, меж последними имелась разница. В первую очередь, по степени германизации. "Количественно и качественно ясторфские вещи преобладают на территории пшеворской культуры и лишь в небольшом количестве зафиксированы на зарубинецкой". И эта тенденция проглядывает и в таком важном для установления этнической принадлежности обстоятельстве, как похоронный ритуал. "В зарубинецкой культуре, в отличии от пшеворской, довольно редко встречается оружие в могилах, а там, где оно встречается, нет его ритуального повреждения". Германские воители, как известно, отправлялись навстречу Богам в Валгалу вместе со своими мечами и щитами, в крайнем случае, с копьями. При этом клинки и острия сгибали, как бы в знак, что они тоже гибли вместе со своим владельцем. Ничего подобного у днепровских пришельцев не практиковалось. Оружие в могилу помещалось только в одном регионе – на Верхнем Днепре. Были это исключительно наконечники копий и дротиков. Да и те никто и не подумал гнуть. На территории остальных пятен находки оружия, тех же дротиков, единичны, правда, на Киевщине попадаются ещё каменные и глиняные шары, размером 3-4 сантиметра в диаметре, скорее всего, их использовали в качестве снарядов для пращи. 

Оценка сходства типов керамики показала, что ближе всего к восточным германцам оказались обитатели Полесья – 30,3%. Среднеднепровское "пятно" показало 22,8% общности. И совсем резко отличались от вандалов "воинственные" жители лесной глубинки Верхнего Поднепровья – 12,9%. Считается, что показатели выше сорока процентов свидетельствуют, что перед нами варианты одной культуры; около тридцати, что культуры родственны, меньше двадцати – указывают уже на серьёзную разницу в происхождении сообществ. Не останавливаясь на достигнутом, украинская исследовательница сравнила загадочных зарубинцев не только с современными им пшеворцами, но и, напрямую, с предшествующей по времени поморской культурой, а также её региональными вариантами: западным ("ящичных погребений") и восточным ("подклёшевым"), именно его академик Седов отводил праславянам. Выяснилось, что днепровским пришельцам, конечно, родственны обитатели висленских берегов, но нельзя считать их прямыми прародителями: Средний Днепр – сходство 33,7%,  Полесье – 25,9, Верховья Днепра – 23,6%. При этом влияние западных и восточных венедских группировок было приблизительно одинаковым; несколько более "подклёшевцы" проявились в Полесье. Надо полагать, именно они жили там до прихода нового населения. На Среднем Днепре, напротив, выше сходство оказалось с западной частью венедского сообщества.

Очень любопытные результаты дало сравнение каждого из зарубинецких пятен в отдельности с вероятными источниками германского влияния. В качестве образцов были взяты, во-первых, те самые губинцы из Силезии (протобастарны); во-вторых, ясторфцы с территории нынешней Северной Германии, там они тоже смешивались с прежними обитателями этих мест, вероятнее всего, теми же венедами и кельтами, но происходило это в меньшей степени; в-третьих, представители этой культуры, так сказать, в чистом виде, жившие на землях Северной Ютландии (Дании). По сходству типов керамики получены следующие результаты: Полесье продемонстрировало общность с силезцами на 30%, с германцами – 29,5%, а с датчанами – 21%. Обитатели Среднего Днепра показали иную диспозицию: силезцы – 23%, германцы – 27% и, наконец, датчане – 32%. Странные обитатели верховьев Днепра и здесь остались верны сами себе: силезцы – 27%, германцы – 19,9% и датчане – много меньше – 11%. Всплыло, таким образом, очень странное обстоятельство: хотя каждое из зарубинецких пятен испытало определённое влияние германцев, но пришло оно из разных мест. В целом же германских "в чистом виде" мигрантов, как показалось археологам, было мало. Ясторфские могильники среди зарубинецких, по подсчётам Пачковой, составляли не более семи процентов.     

Украинская исследовательница изучила культуру дунайских бастарнов – поянешти-лукашевскую. Её действительно можно считать одним из региональных вариантов ясторфского мира. При этом очевидно, что пришли эти люди сюда прямиком из Силезии. Сходство их с губинцами по типам посуды достигало 39,1%, с германцами и датчанами оказалось существенно ниже. Если сравнить дунайских бастарнов с днепровскими пришельцами, без труда обнаруживается глубокая близость двух этих бесспорно родственных сообществ. Особенно явная в похоронном обряде – 51-70% сходства, по методике Пачковой. И это при том, что два локальных варианта дунайской культуры – поянештинский и лукашевский, наверное, атмоны и сидоны, различаются меж собой всё на те же 70%. Как братья-близнецы напоминают друг друга и орудия труда бастарнов и зарубинцев: серпы, ножи с прямой и горбатой спинкой, бритвы с полукруглыми лезвиями. С посудой всё сложнее: "Очень высокое сходство по категориям только между верхнеднепровским вариантом зарубинецкой культуры и поенешти-лукашевской керамикой". Если же оценивать целиком все три пятна зарубинцев, то их сходство с дунайскими германцами было несколько ниже – 32% , на уровне хоть и родственных, но всё же вполне самобытных сообществ. Выходило, что "этносы зарубинецкий и поянешти-лукашевский, вероятнее всего, были различны". Но главное отличие заключалось в том, каким образом проявлялось ясторфское влияние. Дунайские бастарны выглядели подлинными германцами, чистокровными нордийцами, породистыми аристократами, если можно так выразиться. Здесь чаще попадаются элитные "княжеские" могилы, где рядом с останками вождей и знатных воинов лежали железные мечи, умбоны щитов и боевые пояса всадников. Ничего этого не встретилось археологам у днепровских обитателей. Что позволило Светлане Пачковой сделать следующий вывод: "Если этнос Поянешти-Лукашевцев в значительной мере был германизирован и, вполне возможно, соответствовал сообщениям древних авторов о заселении Карпато-Днестровского региона бастарнами, которые представляли собой, вероятнее всего, полиэтническую общность, то в зарубинецкой культуре бастарнский элемент был значительно слабее".

Но кто же тогда такие зарубинцы? Похожи на бастарнов, но всё не бастарны. Да, они близки к германцам по своей материальной культуре, но дальше от ясторфцев, чем бастарны и вандалы. И, вообще, оказываются какими-то нетипичными германцами, не аристократичными и не слишком воинственными. Наравне с вандалами по происхождению тяготеют к балтийским венедам. При этом разброс зарубинских пятен тоже оказывается весьма солидным. Если Полесцы с Киевлянами демонстрируют сходство до 42%, то Верхнеднепровцы оказываются от них так далеко – 28%, что возникает вообще вопрос: одна ли эта культура? Тем не менее, все эти люди сознают себя единым народом. Свидетельством чему стали тесные связи, в том числе и брачные, а также общие украшения – те самые фибулы с треугольным щитком, которые к концу существования сообщества вытеснили все остальные. Ну, как вам зарубинские загадки и парадоксы?!

Украинская исследовательница полагает, что днепровские пришельцы могли сложиться в результате общего движения на Юг, в Подунавье и на Балканы, неких германских племён. Несомненно, однако, что "зарубенецкая культура находилась в стороне от магистрального пути миграции скиров, бастарнов и других переселенцев. Само количество мигрантов, попавших на территорию Полесья и Поднепровья, вероятно, было незначительным по сравнению с двигавшимися в Карпато-Днестровский регион. В социальном плане они также не представляли собой элиту ясторфского общества". Её версия происхождения зарубинцев выглядит следующим образом: какая-то часть переселявшихся к Дунаю германцев отчего-то попадает в Поднепровье. Быть может, просто заблудилась. Причём, "ясторфцы, пришедшие на Поднепровье, были, вероятно, бедными и молодыми и шли без женщин". Тем не менее, им удалось взбаламутить местную молодёжь, вовлечь её в дальнейший поход с ними на Балканы. По возвращению из него все участники поселяются сообща в Северной Скифии. На Юге, вероятно, в качестве трофеев они добывают свои "фибулы с треугольным щитком на ножке, характерные для кельто-иллирийских древностей Балкано-Дунайского региона. Их могли, вероятнее всего, принести местные жители Поднепровья, принимавшие участие вместе с бастарнами в освоении Подунавья и возвратившиеся домой из балканских походов еще до начала Третьей Македонской войны". Почему именно аборигены, а не пришлые германцы принесли новые украшения? Потому что в Молдове и в Силезии они практически не встречаются, а здесь, на Днепре, стали главным отличием новой культуры. По словам Светланы Пачковой: "Все три региона объединял фибульный комплекс. Форма окончания ножки фибул близка по форме копью. И, вероятно, именно этот тип фибул символизировал основную идею формирования новой общности, объединяющей территории, заселенные племенами, вполне возможно, различными в этническом плане". Стало быть, идея копья оказалась близка представителям трёх племён, которые пришли на Днепр, и отчего-то стали считать себя одним новым народом.