Однако, по мере того, как Империя погружалась в трясину войны с Тотилой на Апеннинском полуострове, Балканы становились всё более беззащитны, и в 548 году склавины решаются здесь на очередную вылазку. О том, как она протекала, рассказывает Прокопий: "Приблизительно в это время войско склавинов, перейдя реку Петр, произвело ужасающее опустошение всей Иллирии; вплоть до Эпидамна (ныне Дуррес в Албании), убивая и обращая в рабство всех попавшихся навстречу, не разбирая пола и возраста и грабя ценности. Даже многие укрепления, бывшие тут и в прежнее время казавшиеся сильными, так как их никто не защищал, склавинам удалось взять; они разбрелись по окрестным местам, свободно производя опустошения. Начальники Иллирии с пятнадцатитысячным войском следовали за ними, но подойти к неприятелям близко они нигде не решались".

Конечно, это был несомненный успех склавинов, способствовала которому, однако, очевидная слабость византийских сил в регионе. Все боеспособные подразделения к этому времени уже отправились прямиком на италийский фронт. На сложившуюся ситуацию жалуется в своём письме Юстиниану его верный Велизарий: "Мы ведь тщательным образом обшарили Фракию и Иллирик, но собрали лишь немногочисленных жалких воинов, не имеющих никакого оружия и не обученных воевать". А ведь, судя по тексту послания, даже эти "жалкие воины" были отосланы на Апеннины. Похоже, европейская часть Империи в это время действительно оставалась практически без прикрытия. Прокопий специально обращает внимание на то, что большинство балканских цитаделей стояло пустыми, лишённые гарнизонов: "так как их никто не защищал". Что касается пятнадцатитысячного иллирийского "войска", то не стоит обольщаться его размерами. По всей видимости, это было всего лишь собранное по тревоге ополчение из числа местных крестьян. Дело в том, что профессиональные воины, а ими были в это время в Византии главным образом кавалеристы, могли вполне безбоязненно сближаться с пришельцами – их стрелы поражали врагов на большем расстоянии, чем снаряды, пускаемые варварами. А вот пехота, куда в минуты опасности срочно записывали необученных добровольцев, была не столь быстронога и не так отважна, поэтому, естественно, не горела желанием подойти поближе к многочисленным грабителям. Как бы то не было, первая удачная экспедиция стал прологом к усилению склавинского натиска на земли Империи.

Надо заметить, что до середины VI столетия антам и склавинам никак не удавалось выйти из булгарской тени. Походы кочевников казались византийцам гораздо более опасными, чем набеги наших предков на придунайские районы, к тому же большинство самостоятельных вылазок новоявленных агрессоров сложились для них весьма неудачно. Ситуация меняется лишь к середине VI столетия, когда Империя окончательно увязает в италийской войне. В тот момент возникла реальная угроза того, что византийцы лишатся всех своих завоеваний на Апеннинах. Готы Тотилы сумели выбить их из городов и крепостей Центра и Юга полуострова, а на его Севере уже хозяйничали франки, решившие не упускать прекрасной возможности расширить пределы своего королевства. Именно тогда впавший в отчаяние Юстиниан в первый раз назначает своего двоюродного брата Германа командующим экспедиционных сил в Италию. Вот как это было, по словам Прокопия: "император Юстиниан решил назначить своего племянника Германа (здесь летописец снова путается в степени родства) полномочным военачальником против готов и Тотилы и приказал ему приступить к приготовлениям. Когда слух об этом дошёл до Италии, он очень обеспокоил готов. У них Герман пользовался славой счастливого полководца".

Почти сразу после этого назначения началось вторжение северных варваров: "Около этого же времени войско склавинов, собравшись не больше чем в три тысячи человек, перешло через реку Истр, не встретив ни с чей стороны противодействия, и затем без большого труда, перейдя реку Гевр (Марицу), разделились на две части. В одной части было тысяча восемьсот человек, вторая включала всех остальных. Начальники римского войска в Иллирии и Фракии вступили с этими войсками в открытое сражение, но хотя эти части и были разъединены, однако римляне были разбиты благодаря их внезапному нападению, одни из них были убиты, другие в беспорядке бежали. После того как начальники римлян были таким образом разбиты обоими отрядами варваров, хотя варвары по численности были намного слабее римлян, один из неприятельских отрядов вступил в сражение с Асбадом. Это был воин из отряда телохранителей императора Юстиниана, он командовал регулярной конницей, которая издавна пребывала во фракийской крепости Тзуруле, и состояла из многочисленных отличных всадников. И их без большого труда склавины обратили в бегство и во время этого позорного бегства очень многих убили, Асбада же взяли живым в плен, а потом убили, бросив в горящий костёр, предварительно вырезав из кожи на спине этого человека ремни. После этого они стали безбоязненно грабить и все эти местности и во Фракии и в Иллирии, и много укреплений и тот и другой отряд взял осадой; прежде же склавины никогда не дерзали подходить к стенам или спускаться на равнину (для открытого боя), так как эти варвары никогда прежде даже не пробовали проходить по земле римлян. Даже через реку Истр, по-видимому, за всё время они перешли только один раз, как я выше об этом рассказывал."

Данный отрывок многие отечественные историки часто приводят в качестве доказательства военного превосходства ранних славян над регулярной византийской армией. Тем самым как бы пытаясь опровергнуть мнение Маврикия и остальных историков о том, что предки не умели сражаться против организованного противника и вообще были лишь легковооружёнными пехотинцами с дротиками в руках. Раз они разбили превосходящие по численности силы врага, в том числе обратили в бегство "многочисленных отличных всадников", то и само войско склавинов должно, по мнению этих исследователей, быть конным. Ведь общая численность его не так уж и велика – всего три тысячи бойцов. Не станем, однако, спешить с выводами. Постараемся разобраться во всём по порядку. Начнём с того, что Прокопий, прекрасно понимавший тонкости военных стратегий, никогда не смешивал пехоту с кавалерией. Последнюю он ценил много выше и всегда выделял её присутствие там, где оно имелось. Помните, как, рассказывая о подвигах экспедиционного корпуса в Ливии, он говорил исключительно о коннице – "царство, цветущее богатством и военной силой, было уничтожено в столь короткое время 5 тысячами пришельцев, не знающих, куда пристать. Таково было количество всадников, последовавших за Велизарием, которые потом вынесли всю войну против вандалов". Словом, Прокопий иногда даже не учитывал пехотинцев, полагая их вспомогательными силами. Роль "царицы полей" он несомненно, отводил исключительно кавалерии. Армию вторгнувшихся склавинов византийский летописец именует "стратевмой", дословно – "профессиональным войском", в данном случае, вероятно, подразумевая дружину, поскольку речь идёт о варварах. Это, конечно, не то же самое, когда он пишет о "толпах" захватчиков, под которыми летописец понимает племенное ополчение. Однако, сам по себе профессионализм воинов отнюдь не означает, что они прискакали на лошадях. В текстах Прокопия о склавинских всадниках не сказано ни слова, хотя у византийцев он их специально выделил. Вне всякого сомнения, данное обстоятельство означает, что у варваров на этот момент кавалерии просто не было. В противном случае столь тонкий знаток военного искусства не преминул бы её присутствие отметить.

Вообще, весь пафос отрывка византийского историка направлен не столько на восхваление воинских достоинств склавинов, сколько на уничижение соотечественников. Смотрите, как бы говорит нам Прокопий, великая Империя терпит поражения. И от кого? От кучки варваров, которые до сей поры и воевать-то толком не умели, и на равнине показаться боялись. Вот до чего мы дошли под руководством Юстиниана с его неуемным стремлением завоевать новые земли. Нам уже некем и нечем защищать собственные пределы. Толковых полководцев на Балканах не осталось. Войска – сильны только на бумаге, когда речь идёт о выдаче жалования, а на поле боя эти случайно набранные "горе-вояки" тут же разбегаются, едва завидев варваров. А кто ведёт в бой наших солдат? Вот начальником гарнизона Тзуруле (крепость Цурул) оказался некий Асбад. "Кто же он такой?" – как бы вопрошает летописец. Да ведь это всего лишь "кандидат" – то есть воин из отряда телохранителей императора. Одетые в белоснежную одежду эти рослые и красивые ребята повсюду следуют за василевсом, уберегая его от нежелательных неприятностей. Особенно хорошо смотрятся они на ипподроме во время парадов. Но какой идиот доверил телохранителю возглавлять боевое подразделение? Видите, чем всё это закончилось!?

Я вовсе не хочу умалить в глазах читателей заслуг склавинских воинов. Более того, сам факт, что они, вооружённые только дротиками, осмелились вступить в бой с регулярными силами, а именно с византийской кавалерией, лишь ещё раз подчёркивает их мужество и отвагу, безграничную дерзость этих людей, почти на грани безумства. Пусть пешее ополчение начальников Фракии и Иллирии, собранное из окрестных крестьян, разгромить в результате "внезапного нападения" им и не составило труда. Похоже, византийские командиры с их наспех собранным крестьянским "войском" вообще не рассчитывали, что уступающие им в численности склавины осмелятся на открытое сражение, а те ещё и набросились, видимо, с разных сторон. Пусть византийская кавалерия из маленькой крепости Тзуруле на самом деле не могла быть крупным отрядом, вряд ли более 300 воинов. Ведь это был один из небольших опорных пунктов на дальних подступах к столице, там по определению не мог находится значительный гарнизон. Разумеется, в бой их тоже вёл далеко не самый опытный командир. Однако, судя по тому, что сказал о них Прокопий – "отличные всадники", и дошедшим до нас подробностям сражения: непосредственное столкновение, а не дистанционная перестрелка – перед нами цвет византийской кавалерии: тяжеловооружённые всадники – катафрактарии.

Тогда нам легко представить, как эта битва протекала. Асбад со своими элитными кавалеристами появился на поле боя уже в тот момент, когда ромейские ополченцы были разгромлены и бежали. Увидев жалкий отряд варваров в полторы тысячи человек, дерзнувший появиться на равнине, императорский телохранитель был уверен в том, что сейчас они в клочки разметают этих наглецов. Он построил своих всадников в линию для лобового удара и по его команде одетые с ног до головы в железо византийские рыцари устремились на врага. Они были убеждены, что грабители тут же бросятся наутёк, как почти всегда происходило, и вся сложность будет заключаться в том, чтобы их догнать, и, как жуков на булавку, насадить на свои длинные копья. Но дерзкие склавины и не подумали разбегаться. Они выстроили стену из своих нелепых и громоздких, но прочных деревянных щитов и за ней приняли на себя удар тяжёлой кавалерии. Конечно, это было красивое зрелище. Блестя на солнце бронёй, на противника неслись прославленные катафрактарии, среди которых выделялся Асбат – всадник в ослепительно белом одеянии.

Тяжёлая кавалерия – замечательный род войск, очень эффективный на поле боя. Но у неё есть один существенный недостаток. Закованный в доспехи наездник весьма неповоротлив и очень уязвим при нападении на него с боков и, особенно, с тыла. Именно поэтому опытный полководец никогда не использует этих воинов одних, без поддержки пехоты или лёгкой кавалерии. Но в этот злосчастный день византийское ополчение уже разбежалось, а начальник конного отряда был слишком уверен в своих силах, чтобы искать себе поддержку и прикрытие. Вот почему сразу после первого лобового удара, когда противник не дрогнул и остался на месте, его "отличные всадники" попали в бедственное положение. Склавины окружили их со всех сторон. Они метали дротики, бросались под ноги лошадей, поражая их своими короткими копьями в непокрытое защитой брюхо, запрыгивали сверху на крупы коней и голыми руками стаскивали на землю тяжеловооружённых кавалеристов. Это была война "не по правилам". По всем уставам, по всем общепринятым стратегиям лёгкий пехотинец не мог противостоять удару тяжёлой конницы. Он должен был искать спасение в быстроте своих ног. Но эти непостижимые варвары изначально не собирались сражаться по чужим канонам. Как дикие звери, они набросились на имперских рыцарей почти безоружными, и те дрогнули, обратились в "позорное бегство", оставив в руках агрессоров раненых товарищей и своего незадачливого командира.

Меж тем, отечественные историки, впечатлённые первым боевым успехом предков, как правило, упускают из виду другой очень важный пассаж Прокопия, где он говорит, что "прежде же склавины никогда не дерзали подходить к стенам или спускаться на равнину (для открытого боя), так как эти варвары никогда прежде даже не пробовали проходить по земле римлян. Даже через реку Истр, по-видимому, за всё время они перешли только один раз". Что значит – "никогда прежде даже не пробовали проходить по земле римлян" и "через реку Истр за всё время перешли только один раз", если тот же историк пишет о ежегодных вторжениях "гуннов, склавинов и антов" с момента вступления на трон Юстиниана, случившегося в 527 году? Объяснить это противоречие можно только в свете ранее уже высказанной нами версии. "Гунны, склавины и анты" для византийского летописца – это не три разных народа, действовавших самостоятельно, как можно было подумать, а название единого союза племён. Когда склавины выходят из состава этого альянса, они в глазах Прокопия, становятся отдельным этносом. Который сам по себе, а не в составе гуннских орд, действительно появился на Балканах недавно, и Дунай впервые пересёк лишь в 545 году.

Вернёмся, однако, к событиям 549 года. Развивая свой успех, победоносный отряд варваров совершил ещё одно, ранее немыслимое для них деяние – решился штурмовать укреплённый город. Вот, как это произошло, по словам Прокопия: "Эти склавины, победители Асбада, опустошив подряд всю область вплоть до моря, взяли также приступом и приморский город, по имени Топер, хотя в нем стоял военный гарнизон. Город этот был первым на фракийском побережье и от Византии отстоял на двенадцать дней пути. Взяли же они его следующим образом. Большая часть врагов пряталась перед укреплением в труднопроходимых местах, а немногие, появившись у ворот, которые обращены на восток, беспокоили римлян, бывших на стене. Римские воины, находившиеся в гарнизоне, вообразив, что врагов не больше, чем те, кого они видят, взявшись за оружие, тотчас вышли против них все. Варвары стали отступать, делая вид, что испуганные нападением, они обратились в бегство; римляне же, увлечённые преследованием, оказались далеко впереди укреплений. Тогда поднялись находившиеся в засаде и, оказавшись в тылу у преследующих, отрезали им возможность возвратиться назад в город. Да и те, которые делали вид, что отступают, повернувшись лицом к римлянам, поставили их меж двух огней. Варвары всех их уничтожили и тогда бросились к стенам. Городские жители, лишённые поддержки воинов, были в полной беспомощности, но всё же стали отражать, насколько они могли в тот момент, нападающих. Прежде всего они лили на штурмующих кипящее масло и смолу и всем народом кидали в них камни; но они, правда, не очень долго отражали грозящую им опасность. Варвары, пустив в них тучу стрел, принудили их покинуть стены и, приставив к укреплениям лестницы, силой взяли город".

Конечно, для народа только недавно решившегося на самостоятельные походы вглубь византийских земель это был грандиозный успех. Масштабы которого, впрочем, не стоит и преувеличивать. Сама крепость Топер (нынешний греческий городишко Ксанти) никак не тянет на звание крупного населённого пункта. Скорее, это одно из бесчисленных укреплений, построенных Юстинианом специально для укрытия местного населения от вторжений варваров. В истории о нём вообще не сохранилось каких-либо сведений, кроме двух упоминаний у Прокопия. Причём, первый раз византийский писатель ошибочно помещает этот городок на побережье Эгейского моря, хотя на самом деле он находился от него за 35 километров. Второй раз, в трактате "О постройках", летописец уже исправляет свою ошибку, правильно указав местоположение Топера. В любом случае очевидно, что это был настолько мелкий населённый пункт, что Прокопию понадобилось время, чтобы узнать его точную локализацию.

В целом, византийского писателя, судя по всему,  впечатлил не столько размах склавинской экспедиции 549 года и её успехи – и то и то, весьма, кстати, весьма скромные: участвовало всего три тысячи пехотинцев, взято несколько малозначимых укреплений – сколько уровень жестокости этих варваров, их ничем не прикрытая кровожадность. Ведь то, как захватчики поступили с бедным Асбадом, было просто цветочками по сравнению с судьбой несчастных защитников Топера: "До пятнадцати тысяч мужчин они тотчас убили и ценности разграбили, детей же и женщин обратили в рабство. Но сначала они не щадили ни возраста, ни пола, но как этот отряд, так и другие с того момента, как они ворвались в область римлян, они всех, не разбирая лет, убивали, так что вся земля Иллирии и Фракии была покрыта непогребёнными телами. Они убивали попавшихся им навстречу не мечами и не копьями или какими-нибудь обычными способами, но, вбивши крепко в землю колья и сделав их возможно острыми, они с великой силой насаживали на них этих несчастных, делая так, что остриё этого кола входило между ягодицами, а затем под давлением доходило до внутренностей человека. Вот как они считали нужным обращаться с ними. Иногда эти варвары, вкопав глубоко в землю четыре толстых кола, привязывали к ним руки и ноги пленных и затем непрерывно били их палками по голове, убивая их таким же образом, как собак или змей, или других каких-либо диких животных. Остальных же вместе с быками и мелким скотом, который не могли угнать в отеческие пределы, заперев в сараях, они сжигали без всякого сожаления. Так сначала склавины уничтожали всех встречающихся им жителей. Теперь же они и варвары из другого отряда, как бы упившись морем крови, стали некоторых из попадавшимся им брать в плен, и поэтому все уходили домой, уводя с собой бесчисленные десятки тысяч пленных".

Случайно или нет, но поход безжалостных склавинов в византийские пределы прекратился почти сразу после того, как Юстиниан раздумал посылать Германа в Италию. Однако, стоило ему во второй раз вернуться к той же идее, как северные варвары не замедлили объявиться вновь. Выслушаем Прокопия: "Своего племянника Германа он (василевс) назначил полномочным вождём для того, чтобы вести войну против Тотилы и готов. Войско ему дал небольшое, но денег выдал значительную сумму и поручил ему собрать возможно более крупные силы во Фракии и Иллирии и со всей поспешностью двигаться в Италию... Когда слухи об этом, даже превосходя действительность, стали достигать Италии, готы отчасти испугались, отчасти чувствовали себя в безвыходном положении, если им придётся воевать с потомками Теодориха. И римские воины, которые принуждены были против воли быть в рядах готов, отправив к Герману посла велели ему дать знать, что как только они увидят, что он явился в Италию и что его войско стало там лагерем, они без промедления всеми средствами постараются соединиться с ними... Пока Герман собирал своё войско в Сердике (София), городе Иллирии, и приводил его в порядок, заготавливая усиленно всё, что нужно для войны, огромная толпа склавинов, какой никогда раньше не бывало, явилась на римскую территорию. Перейдя реку Истр, они подошли к городу Наисе (Ниш). Когда немногие из них, отделившись от войска стали блуждать в одиночку по этим местам, некоторые из римлян захватили их и связав, стали допытываться, чего ради это войско перешло через Истр и что они собирались сделать. Склавины твёрдо заявили, что явились сюда, чтобы осадить и взять Фессалонику и города вокруг неё".

Фессалоники – это вам не какой-нибудь безвестный Топер. Это крупный город, ныне Салоники, в то время – столица провинции Македония и в целом префектуры Иллирик. Потеря её стала бы чувствительным ударом по Византии. Неясно, собирались ли склавины действительно осаждать и штурмовать эту хорошо укреплённую цитадель, или всего лишь блефовали, но Юстиниан сильно озадачился происходящим: "Когда об этом услыхал император, он пришёл в большое беспокойство и тотчас приказал Герману отложить поход на Италию и защищать Фессалонику и другие города и отразить, насколько он сможет, нашествие склавинов. Из-за этого Герман задержался. Склавины же, точно узнав от пленных, что Герман находится в Сердике, испытали ужас. Среди этих варваров Герман пользовался большой известностью... Боясь его, как я сказал, и полагая, что он ведёт с собой значительную силу, как посланный императором против Тотилы и готов, они тотчас прервали свой поход на Фессалонику и не дерзали более спускаться на равнину, но повернув назад и пройдя по горам через всю Иллирию, оказались в Далмации. Избавившись от этой заботы, Герман велел всему войску готовится, чтобы через два дня начать поход на Италию. Но какая-то злая судьба поразив его внезапной болезнью, заставила его окончить свой жизненный путь. Так внезапно умер Герман, человек исключительной храбрости и энергии..." После чего Прокопий ещё долго рассыпается в комплиментах данному военачальнику.

Мы же с вами, отдавая должное талантам византийского полководца, так внезапно окончившего жизненный путь, не можем ни отметить весьма подозрительную связь буквально взрывной активности варваров с его приготовлениями к итальянскому походу. Как только Герман собирается отбыть – так тут же на Балканах появляется некая дружина или даже "огромная толпа" склавинов, которые чинят здесь немыслимые злодеяния, всячески привлекая к себе внимание верховной власти в Константинополе. Но открытого столкновения с основными силами эти агрессоры упорно избегают. При первой же опасности тут же отступают в нейтральные земли – в гористую Далмацию. Предки по сути дела дразнят византийцев, провоцируя их на ответную реакцию, они всячески стремятся сорвать намечающийся поход. И, похоже, делают это далеко не случайно. Вот, что об этом сообщил Прокопий: "Многие подозревали, что Тотила, подкупив этих варваров крупными денежными суммами, направил их на римлян с тем, чтобы императору невозможно было хорошо организовать войну против готов, будучи связанным борьбой с этими варварами. Я не могу сказать, явились ли эти склавины, делая угодное Тотиле, или пришли сами, никем не призванные".

Мы тоже не станем пока делать окончательных выводов, понаблюдаем за тем, как развивались события далее. "Иоанн (временный преемник Германа) с императорским войском, прибыв в Далмацию, решил провести зиму в Салонах, чтобы с окончанием зимы двинуться прямо в Равенну (тогдашняя столица Италии). В это время склавины, которые перед тем оказались в пределах владений императора, как я только что рассказывал (имеется ввиду те, кто ушёл в Далмацию), и другие, немного позднее перешедшие Истр и соединившиеся с прежними, получили полную возможность беспрепятственно вторгаться в пределы Империи". Грубо говоря, эти варвары вновь ставят византийцев перед нелёгким выбором. Желаете завоевать Италию? Тогда мы разорим ваши земли. Откажетесь от похода? Мы спрячемся поблизости и будем ждать подходящего момента для вылазки. Они как бы шантажируют Империю. Наконец, после ряда колебаний, василевс даёт отмашку началу экспедиции. Решение далось непросто – фактически Юстиниан понимал, чем он жертвует: на границах его государства уже нависли, как тучи, и склавины в Далмации, и булгары, засевшие в Гепидском королевстве; эти хищники ждали лишь ухода византийского войска.