Перенесёмся теперь на берега Дона и посмотрим, что за население проживало там за пять столетий до Рождества Христова.  Если ещё не забыли, древнегреческий историк поселил за Танаисом на пятнадцать дней пути к Северу "от впадины Меотийского озера"  кочевое племя савроматов, обитавших в голой степи, "где нет ни диких, ни саженных деревьев". Выше их владений начиналась страна будинов. Затем следовала пустыня на семь дней пути, севернее и восточней которой проживали охотничьи  народы: фиссагеты с иирками. "Над иирками к Востоку живут другие скифские племена. – сообщает об этих отдалённых краях галикарнасец – Они освободились от ига царских скифов и заняли эту землю". Таким образом, по ходу расследования нам предстоит совершить самую малость – отыскать места проживания сначала савроматов, затем будинов, после фиссагетов с иирками, а, напоследок ещё и так называемых скифов-апостатов, особых кочевников, отделившихся от родственного им ядра. При этом, конечно, потребуется, чтобы представленная картина полностью соответствовала описаниям Геродота.

Да, чуть не запамятовал – в стране будинов должен проживать ещё один народ. Впрочем, послушаем, что поведал по этому поводу сам учёный грек: "Будины – большое и многочисленное племя; у всех их светло‑голубые глаза и рыжие ( в смысле – светлые) волосы. В их земле находится деревянный город под названием Гелон. Каждая сторона городской стены длиной в 30 стадий (около 6 километров). Городская стена высокая и вся деревянная. Из дерева построены также дома и святилища. Ибо там есть святилища эллинских богов со статуями, алтарями и наосами (храмовыми зданиями) из дерева, сооруженными по эллинскому образцу. Каждые три года будины справляют празднество в честь Диониса и приходят в вакхическое исступление. Жители Гелона издревле были эллинами. После изгнания из торговых поселений они осели среди будинов. Говорят они частью на скифском языке, а частично на эллинском. Однако у будинов другой язык, чем у гелонов, образ жизни их также иной. Будины – коренные жители страны – кочевники. Это – единственная народность в этой стране, которая питается сосновыми шишками ("фтиром"). Гелоны же, напротив, занимаются земледелием, садоводством и едят хлеб. По внешнему виду и цвету кожи они вовсе не похожи на будинов. Впрочем, эллины и будинов зовут гелонами, хотя и неправильно. Вся земля их покрыта густыми лесами разной породы. Среди лесной чащи находится огромное озеро, окруженное болотами и зарослями тростника. В этом озере ловят выдру, бобров и других зверей с квадратной мордой. Мехом этих зверей будины оторачивают свои шубы, а яички бобров применяют как лечебное средство против болезней матки".

Как видим, в Будинии Геродот поселяет сразу два народа: помимо хозяев этой земли, там должны проживать ещё и некие гелоны – "микс-эллины", смешанное греко-скифское население. Некогда эти люди, видимо, обитали в причерноморских колониях (в "торговых поселениях" – эмпориях), затем были оттуда за какие-то прегрешения изгнаны и ушли за Дон – "осели среди будинов". Занимались они земледелием и садоводством, ели, как и положено аграриям, преимущественно земные плоды. Впрочем, удивительным галикарнасцу показался не сам факт наличия пахарей так далеко на Востоке, а то обстоятельство, что гелоны говорили не только на скифском языке, но и по-гречески, и ещё поклонялись эллинским богам. Особое внимание он уделяет деревянному городу Гелону, весьма внушительному по размерам, где стояли храмы, воздвигнутые по греческим образцам. Кроме того, древний учёный специально подчёркнул, что тамошние жители исповедуют культ Дионисия и регулярно предаются вакхическим оргиям. Дело в том, что царские скифы, господствовавшие в здешних краях, открыто порицали греков за данный обряд, считали его чистым безумием. И вдруг так далеко в глубине кочевых владений, фактически уже в Савроматии, отец всех историков обнаруживает не просто эллинских потомков, но народ, частично сохранивший и язык, и необычные для данных мест верования. Было чему удивляться!

Что касается будинов, то они явно вели совсем иной образ жизни. Галикарнасец назвал их "кочевниками", но, судя по описанию ландшафта –"земля здесь покрыта густым лесом разной породы" – речь идёт о тех же самых лесных бродягах, как и в случае с андрофагами. О занятиях донских аборигенов сказано кратко: "ловят выдру, бобров и других зверей с квадратной мордой". Стало быть, перед нами охотники на пушного зверя. С этим никто из учёных как будто не спорит. Гораздо больше разночтений вызвала фраза Геродота о том, что местные жители питаются "фтиром". Традиционно это греческое слово понимают в значении "шишка". Получается вполне романтическая версия про народ, питающийся плодами сосен или кедров. Однако, "фтир" допускает и иную, гораздо более прозаическую трактовку – "вошь". При этом, думаю, сам Геродот намекал именно на обычай выкусывать нательных насекомых, а вовсе не на привычку лакомиться чешуйчатыми побегами хвойных деревьев. По крайней мере, его последователи – античные авторы – уже без обиняков указывают на этот вариант. Географ Страбон пишет: "К числу народностей, которые сходятся в Диоскуриаду, принадлежат и фтирофаги, получившие это имя от своей нечистоплотности и грязи". Как видим, шишками тут нисколько не пахнет. Ещё более конкретно выражается биограф Александра Македонского Флавий Арриан, заметивший: "где в древности жило скифское племя, о котором упоминает историк Геродот: он говорит, что этот народ ест вшей, и такая молва о них держится и до настоящего времени". Как видим, речь идёт об отсталом и не слишком опрятном народе, чьи привычки вызывали у соседей отвращение.

Задача, таким образом, стоит перед нами весьма непростая. Мы должны отыскать область обитания кочевников-савроматов;  понять, где же на самом деле лежала страна Будиния; узнать, какой народ там похож на земледельцов-гелонов, а какой – на нечистоплотных охотников; установить места проживания фиссагетов с иирками; и определить, в конце концов, кто же такие загадочные скифы-апостаты. Сразу скажу, что пока с данным заданием учёным полностью справиться не удалось. Хотя многие исследователи находились буквально в шаге от верных ответов.

Что ж, в таком случае начнём с самого лёгкого – с определения границ Савроматии. Когда поймём, где лежал первый надел земли за Танаисом, проще будет искать Будинию, не так ли? Подсказкой нам послужит геродотово замечание о том, что в области кочевников "нет ни диких, ни саженных деревьев". Стало быть, жили степняки в пределах Чистого поля. Конечно, установить его рубежи было бы много проще, если б не два обстоятельства. Во-первых, перемены климата. Во-вторых, весьма своеобразный подход Геродота к описанию ландшафтов. Ведь как мы ныне мыслим себе расположение природно-климатических зон? В представлении современных людей за степными равнинами Юга всегда следует довольно широкая полоса плодородной Лесостепи, которая только дальше на Севере сменяется поясом лесных массивов. Увы, галикарнасец не стал вдаваться в такие тонкости. В его трудах народы за Танаисом разведены почти полярно – либо они, как савроматы, живут практически в "пустыне", где вообще нет никакой растительности, либо они, как будины с гелонами, обитают в земле, покрытой густыми лесами. И промежуточного состояния меж ними в виде привычной нам Лесостепи древний историк упорно не замечает. Что само по себе таит определённую сложность для нашего расследования.

А тут ещё надо учитывать и колебания климата! Известно, что V столетие до Рождества Христова в Северном Причерноморье отличалось похолоданием и существенным увлажнением, настолько значительным, что бедным "оборотням" пришлось покинуть свою прародину и податься в услужение к скифам-пахарям. Соответственно, лесная полоса Восточной Европы должна была сдвинуться к Югу по долинам Днепра и Дона. Однако, до каких пределов распространились широколиственные леса в здешних краях в ту пору – вопрос весьма спорный. В наши дни бассейн Дона практически целиком укладывается в две зоны: степную и лесостепную. Причём условная граница между ними лежит где-то в районе города Лиски, между устьями рек Воронеж и Битюг. Это, однако, вовсе не гарантирует, что подобное положение дел наблюдалось и в геродотовой Скифии. Более того, имеются сведения, что лесные массивы в прошлом были здесь весьма значительны и сохранялись довольно долго. По преданию ещё Пётр I, когда закладывал русский флот на реке Воронеж, безжалостно вырубал в окрестностях корабельные дубравы. А для создания морских судов, как известно, годятся лишь деревья, возрастом не менее 350 лет.

Словом, есть серьёзные подозрения, что некогда часть донского бассейна была занята лесами, притом довольно густыми. Вот, что пишет об этом воронежский историк Юрий Разуваев: "Современный облик Подонья в значительной мере изменен антропогенным воздействием, однако местоположение древних дубрав и степей можно в общих чертах определить по распространению соответствующих почв, практически сформировавшихся 2–2,5 тысячи лет назад. В начале раннего железного века в центре Русской равнины произошло расширение площади лесов, чему благоприятствовали климатические условия рубежа суббореального и субатлантического периодов, характеризующиеся, по палеонтологическим данным, общим похолоданием и увеличением влажности. Крупные лесные массивы сохранились сейчас по берегам Дона и Воронежа, вдоль которых преимущественно и распространены серые лесные почвы и оподзоленные черноземы. Количество лесов значительно возрастало к северу, достигая максимума в подзоне северной Лесостепи, граница которой проходит примерно по рекам Быстрая Сосна и Матыра. Южнее в Правобережье Дона, судя по почвенным картам, большие леса существовали в бассейнах рек Девица, Потудань и Тихая Сосна. Левобережье же по большей части было занято степями".

Река Тихая Сосна впадает в Дон примерно напротив города Лиски, там, где ныне лежит граница Степи и Лесостепи. Можно предположить, что именно на этот рубеж в скифское время выходили густые широколиственные леса с преобладанием дуба в качестве одной из основных пород. Южнее, стало быть, находилась типичная лесостепная зона с длинными островками растительности вдоль речных долин, берёзовыми и ивовыми рощицами по склонам холмов и оврагов. А Геродот, как мы помним, описывая страну савроматов, утверждал, что она полностью лишена древесной растительности. Стало быть, по логике грека, эти кочевники должны жить ещё дальше к Югу, не так ли? Зайдём теперь с другой стороны и взглянем на положение дел в регионе глазами археологов. Что они нам могут рассказать о местожительстве геродотовых степняков? Древности кочевых племён Волго-донского междуречья стали известны в науке уже очень давно. Первыми их связал с савроматами исследователь начала прошлого столетия Пауль Рау, археолог, писатель и художник, в эпоху сталинизма обвинённый "во вредительстве" и покончивший с собой в возрасте тридцати трёх лет. Сейчас его точка зрения в основном принята учёными. Впрочем, если степные памятники в треугольнике, образованном нижними течениями Дона и Волги археологи безоговорочно отводят данному племени, то относительно южных, восточных и северных границ распространения савроматов специалисты продолжают спорить.

Нас, впрочем, волнуют прежде всего пределы владений данного племени в бассейне Дона. Как известно, долину этой реки условно делят на три части. Верхний Дон заканчивается в том месте, где в него впадает Тихая Сосна, аккурат на границе со Степью. Затем идёт среднее течение, отклоняющееся по гигантской дуге к Востоку. В районе нынешнего Волгограда донское русло максимально приближается к Волге, образуя довольно узкий коридор между двумя великими реками. Затем, будто чем-то разочарованный, Дон раздумывает сливаться со своей могучей соседкой, резко поворачивает от неё и несёт свои воды уже к Азовскому морю. Этот последний отрезок считается его нижней частью. Вдоль неё, по левому берегу, и располагается полоса савроматских древностей. Но в том месте, где Дон сближается с Волгой, памятники кочевников сначала прижимаются к её побережью, а затем и вовсе уходят в Заволжье. Как замечает волгоградский археолог Анатолий Скрипкин: "На правом берегу Волги и в междуречье они преимущественно сосредоточены в нескольких группах, тяготеющих к Яшульским озерам, к Сарпинской низменности с ее озерами, к Цимлянскому водохранилищу с рядом небольших речек. Причем все они располагаются южнее параллели Волгограда. На левом берегу они распределяются более дисперсно и гораздо дальше распространяются к северу". Словом, полоса савроматских курганов даже в волго-донский коридор практически не вклинивается, не проникает она и выше – в лесостепное Подонье. Зато весьма схожие могильники наблюдаются на противоположном, восточном берегу Волги, протянувшись до Саратовской и Самарской областей.

Получается, что на Среднем Дону, по берегам Иловли, Медведицы и Хопра, савроматов уже не было. По крайней мере, их могильники в этих краях не обнаружены, а находки, с этими кочевниками связанные, тут весьма разрознены и бессистемны. Послушайте, что пишет об этом саратовский историк Анатолий Хреков: "Версия о расселении савроматов согласуется и с археологической ситуацией, поскольку в степях междуречья Дона, Волги и Заволжья выделена единая археологическая культура, отождествляемая всеми исследователями с савроматами. Однако, проникновение савроматов в лесостепное Доно-Волжское междуречье, видимо, носило спорадический, сезонный характер (Медведев; Матюхин). Отдельные встреченные комплексы являются, скорее, исключением, чем правилом. В основном, это предметы вооружения. Только на территории лесостепного Прихоперья отмечено семь пунктов (Инясево, Малый Карай, Летяжевка, Родничок, Шапкино, Медвежий куст, Борки), где обнаружены железные мечи-акинаки, бронзовые наконечники стрел, детали конской узды, рукоять ножа в виде головы кабана, оселок, имеющий скифо-сарматский облик... Большинство исследователей случайные находки мечей и кинжалов на территории лесостепного Подонья и Прихоперья рассматривают как свидетельство военных столкновений местных племен с савроматами (Пузикова; Медведев)". 

Выходит, если и проникали эти степняки на Средний Дон, то как непрошенные гости. В то время как на берегах Волги они обосновались вполне по-хозяйски. Причём по восточной, равнинной и луговой стороне волжской долины их памятники протянулись на Север гораздо дальше, чем по западному гористому берегу данной реки. Опираясь на аналогии из жизни калмыцких племён, археолог Мария Очир-Горяева предположила, что кочевые савроматские племена зимовали в междуречье Нижнего Дона и Волги, затем вместе со своими стадами поднимались повыше, и в районе современного Волгограда по льду перебирались на другую сторону великой реки, чтобы лето провести уже в Заволжье. Иначе говоря, савроматы вели себя как типичные кочевники, нуждающиеся в длинной полосе земли, вытянутой в меридианном направлении. Просто их надел шёл не строго с Юга на Север, а отклоняясь к Северо-востоку.

Но если данные кочевники, как выясняется, практически не вторгались в лесостепное междуречье, кто же тогда жил на Среднем Дону? Академик Рыбаков, как мы помним, располагал здесь среднедонскую культуру, которую он приписал меланхленам. Причём обитали эти люди, по его мнению, преимущественно в долине Хопра. Первооткрыватель данного сообщества советский археолог Пётр Либеров отводил среднедонской культуре ещё более внушительные площади – от берегов Оскола на Западе до междуречья Хопра и Медведицы на Востоке, и от Быстрой Сосны на Севере до низовьев Северского Донца на Юге. Либеров, правда, считал эти племена не "черноодежниками", а гелонами и будинами, так сказать, "в одном флаконе". Впрочем, дальнейшие исследования показали, что занимали среднедонцы гораздо более скромную область. И жили они не совсем там, где их помещали учёные ранее. Вот что сообщает об этом уже знакомый нам воронежский археолог Александр Медведев: "Картографирование всех достоверных памятников этой культуры позволило существенно уменьшить ее основную территорию до Правобережья Среднего Дона и низовий Воронежа, где сосредоточены все долговременные городища и курганные могильники, а также большинство открытых поселений. В Левобережье с его преобладающими остепненными ландшафтами следы кратковременных сезонных стоянок и городища-загоны без культурного слоя обнаружены лишь на сравнительно узкой полосе по Битюгу. Скорее всего именно здесь проходил восточный рубеж среднедонских племен. Дальше на восток вплоть до Хопра простиралась широкая полоса ничейной земли, где не обнаружено каких-либо памятников скифского времени. Верхние границы территории среднедонских племен маркируют городища Отскочное и Конь-Колодезь на Дону, Пекшевское на реке Воронеж. Главным южным их рубежом, видимо, была река Тихая Сосна, ниже которой известны только немногочисленные сезонные стоянки и несколько городищ-убежищ без слоя". То есть выяснилось, что на обширные просторы донской Лесостепи от Битюга до Медведицы и Иловли эти люди не претендовали. А жили преимущественно на Верхнем Дону, в лесной зоне, от слияния Дона и Воронежа ещё километров 90-100 к Северу по течению обоих рек. Именно тут располагались их основные памятники. Южнее им принадлежала лишь узкая, заросшая лесом полоса Правобережья до впадения Тихой Сосны, и несколько временных стоянок по берегам Битюга. Впору переименовывать эту культуру из "среднедонской в "верхнедонскую"!

Одним словом, перед нами сравнительно небольшой анклав, который и до звания самостоятельного археологического сообщества не вполне дотягивает, что охотно признаёт Александр Медведев: "В результате уточнения границ среднедонской культуры оказалось, что по своим масштабам она более сопоставима с другими локальными вариантами скифоидной культуры лесостепного междуречья Днепра и Дона, нежели с собственно археологическими культурами раннего железного века. Это обстоятельство представляется весьма существенным для оценки ранга той совокупности памятников, которую после работ Петра Либерова принято называть среднедонской культурой. Скифоидные памятники Лесостепного Подонья, несмотря на их безусловное локальное своеобразие, составляли все же не какое-то особое образование ранга археологической культуры, а лишь крайний восточный ареал культуры или общности лесостепных племен Днепро-Донского междуречья".

Проще говоря, перед нами дальняя и бедная окраина мира скифских земледельцев, а вовсе не какой-либо варварский народ, из числа тех, кто окружал кочевую Империю. И пришли эти люди, по мнению профессора Медведева, с Запада, конкретно с Левобережья Днепра. Слишком много общих черт сближает донских хлеборобов с их сородичами из Посеймья. Действительно, при изучении данных древностей сложно отделаться от впечатления, что оставили их непосредственно скифы-пахари. Схожие городища, построенные на речных мысах и обнесённые одной-двумя линиями земляных валов и рвов. Сверху зачастую сооружался ещё и деревянный тын из заостренных бревен. Точно такие же укрепления создавали и днепровские земледельцы. Правда, городища на Верхнем Дону редко могут сравниться с тамошними гигантами своими размерами, обычно они оказывались невелики: от 0,1 до 15 гектаров площади. Конечно, это вам не Бельское укрепление на Ворскле с его почти пятью тысячами га территории!

Однако, не только принципы градостроительства, но и всё прочее из жизни обитателей верхнедонского анклава походило на увиденное археологами у их днепровских собратьев. Схожие дома со стенами столбовой конструкции, иногда слегка углублённые в землю, площадью от 10 до 20 метров, многочисленные хозяйственные ямы, значительная часть которых использовалась в качестве зернохранилищ. И хотя пахотные орудия у "среднедонцев" пока не обнаружены, о широком развитии у этого народа земледелия свидетельствуют как палеоботанические данные, так и находки серпов. Оружие, в том числе знаменитые акинаки, и детали конской упражи здесь встречается исключительно скифского типа, оно оформлено в характерном Зверином стиле. Много изделий из бронзы и железа, причём последнее выплавляется тут же, в частности, на территории Семилукинского и Мостищенского городищ, где открыты мощные металлургические комплексы. Часто встречаются типично скифские украшения: серебряные гривны, серьги, бронзовые браслеты и булавки. Найдено множество вещей, которые считаются маркёрами сообщества скифских пахарей: глиняные жертвенники,  статуэтки из глины и камня, изображающие людей и животных, миниатюрные сосудики, керамические "лепёшки" и "зёрна счастья", "рогатые кирпичи". Устойчивые и довольно интенсивные связи прослеживаются как с днепровскими аграриями, так и с причерноморскими колониями греков, поскольку на донских поселениях нередко обнаруживают фрагменты античной столовой посуды и характерных амфор, стеклянных бус греческого производства и тому подобного. Престижность такого рода вещей была столь высока, что здесь часто встречаются им подражания: лепной канфар, по форме напоминающий эллинский, или похожие бусы, но сделанные из кости и глины. Всё обстояло таким образом, будто население "среднедонской культуры", хоть и жило довольно бедно, всё же тянулось к высокой греческой моде.

На Днепре, как мы помним, среди пахарей находились всадники, которых хоронили в курганных могильниках. Они отличались от своих подданных в антропологическом плане, напоминая в этом отношении скорее потомков киммерийских племён. Схожая картина наблюдается и на Верхнем Дону. Здесь, в частности на берегах реки Воронеж, обнаружены курганы с захоронениями древних воинов и их лошадей. Почти все некрополи, которых, кстати, не так много, принадлежат аристократической верхушке. В них найдено не только оружие, но и защитные доспехи: пластинчатые панцири, греческие поножи. Изредка попадаются даже бронзовые котлы скифского типа. Вообще могильники оказались на редкость богатыми – здесь имелось немало ценных вещей античного производства, греческих амфор и украшений из цветного металла, включая золото. Всадники из-под курганов отличались массивными скелетами, крупными черепами и широкими лицами, они отнюдь не были схожи с обитателями рядом расположенных лесостепных городищ, упокоившимися в скромных грунтовых могилах. Вот почему академик Рыбаков поспешил признать их теми скифами-апостатами, что отделились от основного ядра этого племени. Хотя, если верить Геродоту, эти отступники должны были обитать намного восточнее. Воронежские всадники обитали настолько близко к местам кочёвок царских скифов, что назвать их беглецами язык не поворачивается. Другие исследователи посчитали, что тут располагались захоронения непосредственно самих владык Скифии.

 

Впрочем, похоронный обряд этих людей весьма отличался от степного варианта, принятого у царских скифов: не было ни катакомб, ни множества жертв, ни конских масок. Да и местный Звериный стиль был особым, содержавшим немало специфических элементов. Донские мастера не увлекались фантастическими хищниками, а предпочитали изображать хорошо известных им животных: лосей, медведей, кабанов, волков, зайцев. Приёмы металлообработки, применяемые здешними кузнецами и ювелирами, также не вполне укладывались в классические каноны Скифии Золотого века. Большинство изделий выглядит намного проще оригиналов, словно они создавались  лишь по мотивам вещей, имевшихся в обиходе у царских племён. Кроме того, наряду с гончарной греческой посудой в курганных воронежских могильниках археологам повстречались лепные вазы и ритуальные сосудики, явно произведённые в рядом расположенных городищах. Стало понятно, что богатые всадники неким образом всё же связаны со скромными поселениями "среднедонцев", что находились не так далеко от мест их упокоения. Вот, что пишет по этому поводу Александр Медведев: "Сравнительный анализ материалов городищ и курганных некрополей  свидетельствует о сосуществовании на Дону в конце VI-IV веков до нашей эры в рамках единого этно-политического организма двух различных социо-, а, возможно, и этнокультурных комплексов: низовой культуры рядового населения городищ и элитарной субкультуры военно-аристократической верхушки, погребаемой в курганах". При этом жителей лесостепных городищ исследователь предлагает считать будинами, а всадников-аристократов – гелонами. Получается, что это два совершенно разных по происхождению народа. Но разве у прочих скифов-пахарей мы не видим точно таких же отличий между оседлыми ремесленниками-земледельцами, с одной стороны, и "царями" из-под курганов, с другой?

В любом случае следует признать, что перед нами типично аграрное население. То есть некая часть тех людей, которых Геродот называл скифами-пахарями. И, как положено последним, они повсюду появлялись неразлучными со своими царственными всадниками, в коих мы с вами предполагаем "надсмотрщиков", поставленных настоящими владыками здешних мест, основавшими Скифскую империю. Просто верхнедонские обитатели в отличие от прочих своих собратьев далее остальных продвинулись к Востоку, поселившись на границе лесного и лесостепного Подонья. Что же в таком случае  помешает нам, не разделяя их на "всадников" и  "подданных", признать всех этих людей геродотовыми гелонами?

Да, конечно, Бельское городище на Ворскле близ Полтавы, с его стенами общей длиной почти в 37 километров, по своим параметрам как будто больше подходит под описание древнего города Гелона, нежели куда более скромные поселения "среднедонцев". Но, во-первых, по сведениям галикарнасца, укрепления главного города гелонов были сплошь деревянные, в то время как Бельское городище обнесено мощными земляными валами. Во-вторых, в плане оно напоминает треугольник, а, значит, стен было не четыре, а всего три. Стало быть, каждая из них намного длиннее, чем летописные укрепления Гелона в 30 стадий, то есть порядка 6 километров каждая. Если стен у Гелона было всего три, то общая длина его должна быть 18, но не 37 километров, как на Бельском поселении. В два раза меньше! А Геродот, как убедительно доказал Александр Медведев, скорее был склонен преувеличивать размеры древних городов, нежели их преуменьшать.

 

В-третьих, как ни старался украинский археолог Борис Шрамко, главный апологет переноса гелонской столицы на Ворсклу, никаких реальных следов греческих храмов или специфических эллинских ритуалов на Бельском городище он так и не обнаружил. Но главные возражения, конечно, заключаются в том, что окрестности Полтавы ни при каких обстоятельствах не могли быть приняты Геродотом, за "второй надел земли за Танаисом". К тому же даже в скифское время на засушливых берегах Ворсклы не было лесных массивов и крупных водоёмов, в то время, как описывая место жительство гелонов с будинами, древнегреческий историк прямо указывает: "Вся земля их покрыта густыми лесами разной породы. Среди лесной чащи находится огромное озеро, окруженное болотами и зарослями тростника". В этом смысле область жительства "среднедонцев", расположенная преимущественно в лесной зоне Верхнего Дона, да ещё и отчасти на Левобережье этой реки, намного больше соответствует геродотову описанию. А то, что в этих краях пока не обнаружили грандиозного городища, размерами с летописную крепость, само по себе ещё ничего не значит. Следы деревянных стен и деревянных храмов, а именно так обрисована столица Гелонии в сочинении галикарнасца, обнаружить не столь просто. Это вам не земляные валы, возвышающиеся над поверхностью. Вот почему археолог Александр Медведев полагает, что "может быть, Гелон ещё ждёт своего открытия".

Впрочем, мы, кажется, чуть было не упустили ещё одно важное обстоятельство, которое способно окончательно развеять последние сомнения относительно локализации странных скифо-эллинов. По сведениям Геродота, аграрии-гелоны проживали в стране будинов – охотников на пушного зверя. Разумеется, на Ворскле никаких охотничьих племён в ту эпоху не водилось. Поскольку для них не было подходящих условий. Посмотрим, как с этим обстоят дела на Дону. В советский период в бассейне данной реки учёные из всех древностей скифского времени знали только воронежские курганные могильники, да "среднедонские" городища, поначалу задвигаемые отчего-то аж в Прихопёрье. Что касается звероловов, то их ближайшее присутствие в лице представителей городецкой культуры, наблюдалось довольно далеко к Северу от этих мест, на берегах Средней Оки, где последним отводилась довольно скромная территория. Однако, по мере дальнейших исследований, картина стала радикально меняться. Одновременно с тем, как учёные неуклонно сокращали ареал распространения "среднедонцев", они находили в зоне между Окой, Волгой и Доном всё новые и новые городецкие памятники. Получалось, что весь этот огромный регион некогда принадлежал непосредственно охотничьим племенам. Вот как описывает ныне местоположение данного сообщества саратовский археолог Валерий Миронов: "В настоящее время территория обитания городецких племен географически определяется достаточно точно: это Среднее и Нижнее Поочье от границы Рязанской и Московской областей до устья Оки с частичным выходом памятников на левый берег Оки в Рязанской и Владимирской областях, затем – вниз по Волге до границы Саратовской и Волгоградской областей с выходом части памятников на левый берег в Горьковской, Самарской и Саратовской областях, далее – на запад по границе лесостепи с лесом в пределах левобережной части бассейна Дона, чуть южнее Воронежа, потом – вверх по Дону до его истоков с выходом некоторых памятников на правый берег в устье реки Красивая Меча и по реке Осетр – к Оке". 

Таким образом оказалось, что жили городецкие звероловы поистине на огромной территории, занимая в центре современной России страну, по размерам сравнимую с нынешней Францией. На Юге их поселения располагались по берегам Медведицы и Хопра, в зоне, разделяющей сарматских кочевников и оседлых среднедонцев. А на Юго-западе они даже частично накладывались на область обитания скифоидных земледельцев. Впрочем, если быть точными, это аграрии пришли туда, где до них уже обитали лесные аборигены. Раскопки археологов показали, что первыми поселенцами Верхнего Подонья, а равно и всех территорий, хоть слегка покрытых лесами в Волго-донском междуречье, стали племена, появившиеся с Севера, вероятнее всего, пришедшие с берегов Оки. Александр Медведев пишет: "К середине I тысячелетия до нашей эры на обширных пространствах Восточной Европы, в пограничье зон широколиственных лесов и лесостепи от Волги на востоке до Дона на западе получает распространение городецкая культура. По характерной посуде и обилию костяного инвентаря она, несомненно, принадлежит кругу лесных культур так называемой текстильной керамики, являясь ее наиболее южным образованием. Самым ярким диагностическим признаком городецкой культуры считается обработка поверхности сосудов отпечатками ткани или их имитация в виде неглубоких квадратных вдавлений, покрывающих снаружи всю или большую их часть".

Выходцы из лесной зоны, любившие украшать посуду оттисками холста или мешковины, в климатических условиях общего похолодания и увлажнения просто-напросто спустились к Югу по долинам здешних рек вслед за наступающим привычным им ландшафтом, в результате чего и заняли огромные пространства между Окой, Волгой и Доном. И только в VI веке до нашей эры на крайнем Западе их владений, а именно на Верхнем Дону и на Воронеже городецких охотников частично потеснили пахари, пришедшие с Левобережья Днепра. Однако, пришлые земледельцы, ведомые грозными всадниками, не истребили местных аборигенов, как это можно было предполагать, а поселились рядом с ними, буквально в одной области. Аграрии тяготели к более открытым пространствам и землям, пригодным для обработки, а прежнее население предпочитало густые лесные массивы, болотистые и озёрные края. Вот почему друг другу они практически не мешали.