По Геродоту на Восток от андрофагов поселены меланхлены (от греческого –"чёрные плащи").  Сомневаться в подобном местоположении  "черноодежников" вроде бы нет никаких оснований. Ведь отец всех историков предельно точно обрисовал, в каком порядке варварские племена окружали владения кочевников: "Северные части Скифии, простирающиеся внутрь материка, вверх по Истру, граничат сначала с агафирсами, затем с неврами, потом а андрофагами и, наконец, с меланхленами". Надо заметить, что о последних учёному галикарнасцу оказалось известно совсем немногое. По сути, он приводит лишь расшифровку их прозвища: "Все меланхлены носят черные одежды, отчего и происходит их название. Нравы у них скифские". Впрочем, последнее замечание говорит о том, что по своим традициям эти племена не слишком отличались от прочих обитателей скифской периферии. Схожую характеристику, как мы помним, Геродот дал и "оборотням": "у невров обычаи скифские", а вот людоедов он уже из этого ряда выделил. Стало быть, по своему образу жизни любители чёрных плащей скорее должны напоминать население Невриды, чем диких андрофагов из глубин днепровских дебрей.

Краткость описания меланхленов, кроме прочего, означала, что ничего особо примечательного у этого племени, кроме, разумеется, приверженности к определённому цвету платья, греческий историк не обнаружил. Ведь обо всех диковинках и необычных явлениях галикарнасец неизменно сообщал своим читателям. Больше внимания исследователь уделил месту жительства "черноодежников". Так, очерчивая пределы области кочевников, учёный замечает:  "Если принять Скифию за четырехугольник, две стороны которого вытянуты к морю, то линия, идущая внутрь страны, по длине и ширине будет совершенно одинакова с приморской линией. Ибо от устья Истра до Борисфена 10 дней пути, а от Борисфена до озера Меотиды еще 10 дней и затем от моря внутрь страны до меланхленов, живущих выше скифов, 20 дней пути. Дневной переход я принимаю в 200 стадий. Таким образом, поперечные стороны (четырехугольника) Скифии составляют 40000 стадий, а продольные, идущие внутрь материка,– еще столько же. Такова величина этой области". Меланхлены, таким образом, оказались у нас живущими не только восточнее андрофагов, но и "выше скифов", то есть, к Северу от кочевников. Дневной переход приблизительно равен 36-37 километрам. Получается, что Геродот в своём воображении выстраивает гигантский Квадрат, каждая сторона которого тянется, как минимум, на 720-740 километров, причём основание исполинской фигуры лежит на берегах Понта (Чёрного моря) и Меотиды (Азова), а северо-восточный угол как раз будет упираться в страну "черноодежников". Казалось бы, в таком случае найти эту область совсем несложно.

Впрочем, не станем торопиться с выводами. Во-первых, следует принять во внимание, что со времени путешествия в Скифию великого эллина в здешних реках утекло немало воды, и морские берега, как и речные русла, существенно поменяли свои очертания. Во-вторых, учёные сходятся в мнениях лишь относительно ряда рек, упомянутых древним греком в его сочинении в качестве естественных ориентиров. Так, Тирас почти все историки отождествляют с Днестром, Гипанис с Южным Бугом, а Борисфен, разумеется, с Днепром. Что касается прочих водных объектов, то они или стали предметом жесточайших научных споров, или вовсе не найдены. Словом, надо признать, что современные исследователи лишь в самых общих чертах представляют себе, как выглядело Северное Причерноморье в эпоху господства царских скифов. Взгляните, к примеру, на один из вариантов топографии здешних мест, представленный кандидатом географических наук Игорем Русановым.

Если верить его изысканиям, море за прошедшие столетия успело отвоевать у суши немалую часть региона. Исчезло, слившись с Понтом озеро Борисфен, затонул мыс Керкенитида, значительно расширила свои границы ранее скромная Меотида, да и Днепр в своём нижнем течении серьезно отклонился к Западу. Тем не менее, даже сознавая все возможные изменения, попробуем определиться с местожительством меланхленов. Для начала отважимся на маленький эксперимент. Соединим на карте Русанова две точки: устье Дуная (Истра) с местом впадения в море Днепра (Борисфена). Далее отложим точно такое же расстояние к Востоку, в сторону берегов Меотиды. Обнаружится удивительная вещь. От древнего устья Борисфена до нынешних берегов Азовского моря вообще рукой подать, да и в древности этот отрезок втиснется разве что, если использовать в качестве второй опорной точки самый северный угол этого озера, место где в него впает река Танаис. Таким образом, если использовать русановскую реконструкцию, то основанием геродотова Квадрата становится у нас гигантская дуга, соединившая древние устья Дуная, Днепра и Дона. Теперь на данном фундаменте попробуйте выстроить всю фигуру целиком. И вы тотчас обнаружите, что её северо-восточный угол упирается в междуречье Сейма и Десны. Здесь в V столетии до Рождества Христова располагалась культура, названная археологами юхновской.

Самое удивительное, что практически тот же самый результат мы получим, используя современные очертания морских берегов. Всё равно Квадрат упорно залезет своим углом в ту же самую область. Украинские археологи, не мудрствуя лукаво, признают представителей юхновской культуры летописными "черноодежниками". Как это сделано на известной карте, в которую для наглядности я позволил себе вписать пресловутый прямоугольник Геродота.

 

В самом деле, где же ещё нам искать неуловимых меланхленов, как не по соседству с андрофагами, которым историки и археологи дружно приписали днепро-двинскую культуру? Юхновские владения лежат в непосредственной близости к лесам Верхнего Поднепровья, где по нашим представлениям скрывались знаменитые каннибалы. Кроме того, они относительно последних сдвинуты чуть к Востоку – то есть, в данном случае, мы имеем идеальное соответствие летописному тексту. Взгляните, как это выглядит на карте археологических культур скифского времени академика Бориса Рыбакова. Если, конечно, ничего не выдумывать и просто попытаться втиснуть Скифию в Квадрат, основанный на современной береговой линии. Юхновская культура занимает почти всё Посеймье, за исключением истоков этой реки, где нет вообще ничьих памятников, и значительную часть бассейна Десны. Это означает, что из какой бы точки на побережье Азовского моря путешественники ни стартовали, через двадцать дней пути строго на Север они попадают либо в пустыню, либо к юхновцам. Третьего не дано. Промахнутся невозможно. Все дороги ведут нас к юго-восточным соседям андрофагов.

 

Однако, такой подход Борису Рыбакову показался слишком банальным и он принялся вертеть геродотову фигуру по своему усмотрению. Вероятно, делалось это исключительно для того, чтобы поместить меланхленов в область, которую российский академик заранее для них присмотрел. Но проделать подобный фокус оказалось не так просто – упрямый Квадрат не желал подчиняться советскому историку. Пришлось над ним "поработать". В ловких и натруженных руках отечественного специалиста очертания знаменитой фигуры стали буквально расплываться, приобретая весьма непривычные для себя, но зато отвечающие потребностям исследователя ртутные формы. Посмотрите, как ловко гнёт Рыбаков свою линию, точнее, сгибает основание пресловутого четырёхугольника Геродота.

 

Фундамент воображаемой фигуры в представлении академика стал напоминать морскую волну. При этом заканчивается причудливо изогнутая рыбаковская синусоида в городе Пантикапей (Керчь) на Крымском полуострове, хотя в сочинении галикарнасца говорится всего лишь о берегах Меотиды. Всё сделано для того, чтобы на столь зыбком основании можно было наклонять непокорный Квадрат в любую угодную учёному сторону. Проблема в том, что даже стартуя из Пантикапея и, двигаясь строго на Север, путешественник через двадцать дней пути всё равно попадал к тем же самым юхновцам. А подобный результат, очевидно, никак не входил в планы отечественного исследователя. Поэтому, отталиваясь от волнообразной линии подошвы, Борис Рыбаков стал откровенно "заваливать" геродотову фигуру в сторону Востока. При этом, если вы внимательно приглядитесь к рисунку академика, то обнаружите, что боковые грани такого весьма условного "Квадрата" ничуть не паралельны друг другу – правая сторона заметно отклоняется. А всё оттого, что, даже поставленное на столь "жидкий" фундамент, упрямое детище галикарнасца неотвратимо указывало своим северо-восточным углом на Сейм и Десну, а вовсе не за Дон, как хотелось бы советскому историку. Вот почему рядом он рисует ещё одну стрелку, уже совсем откровенно "завалив" её в восточном направлении. 

В итоге подобных сложных манипуляций Борис Рыбаков юхновцев провозглашает будинами, а черноодежниками-меланхленами объявляет людей, живших за Доном – представителей среднедонской культуры. Посмотрите, как выглядит его вариант расселения варварских племён на карте Северного Причерноморья V века до нашей эры.

 

Будины внезапно стали соседями андрофагов и переместились на Десну, а меланхлены отправились на Восток, в гости к савроматам. Несусветная путаница, внесённая авторитетным учёным в размещение ближайших соседей царских скифов, не изжита до сих пор. К примеру, вот что пишет о юхновцах российская Википедия в статье за 2013 год: "Этническая принадлежность племен юхновской культуры пока еще не определена... Юхновцы часто отождествляются с геродотовыми будинами – народом, обитавшим в верховьях Дона между Волгой и Днепром, а также высказывается предположение о тождестве с меланхленами". Как видим, точка зрения академика Рыбакова, пусть и базирующаяся на жидком фундаменте откровенных подтасовок, всё ещё в почёте у корифеев отечественной науки.

Впрочем, раз уж мы заговорили не только о меланхленах, но и о будинах, послушаем, что сообщал о местожительстве последних непосредственно Геродот:  "За рекой Танаисом – уже не скифские края, но первые земельные владения там принадлежат савроматам. Савроматы занимают полосу земли к северу, начиная от впадины Меотийского озера, на пятнадцать дней пути, где нет ни диких, ни саженых деревьев. Выше их обитают, владея вторым наделом, будины. Земля здесь покрыта густым лесом разной породы". Мысль о том, что озеро Меотида и река Танаис отделяют Скифию от Савроматии повторяется у древнегреческого учёного в его сочинении неоднократно. Чётко прописаны галикарнасцем и все обитатели скифской страны к Востоку от Днепра. Будины среди них не упомянуты, зато меланхлены, напротив, присутствуют: "За Борисфеном со стороны моря сначала простирается Гилея, а на север от неё живут скифы-земледельцы... Эти земледельцы-скифы занимают область на три дня пути к востоку до реки Пантикапа, а к северу – на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену... Восточнее этих скифов-земледельцев, на другой стороне реки Пантикапа, обитают скифы-кочевники; они вовсе ничего не сеют и не пашут. Во всей земле скифов, кроме Гилеи, не встретишь деревьев. Кочевники же эти занимают область к востоку на десять дней пути до реки Герра. За рекой Герром идут так называемые царские владения. Живет там самое доблестное и наиболее многочисленное скифское племя. Эти скифы считают прочих скифов себе подвластными. Их область к югу простирается до Таврики, а на восток – до рва, выкопанного потомками слепых рабов, и до гавани у Меотийского озера по имени Кремны. Другие же части их владений граничат даже с Танаисом. Севернее этих царских скифов живут меланхлены – другое, не скифское племя. Севернее меланхленов, насколько мне известно, простирается болотистая и безлюдная страна".

Как видим, Геродот в междуречье Борисфена и Танаиса замечает лишь скифские племена, да ещё меланхленов, обитающих над ними. Более – никого. Самыми первыми от Днепра поселены скифы-земледельцы, затем следуют земли кочевников и замыкают это пространство владения царского народа. При этом, судя по описанию, аграрии-георгои обладали очень узкой полосой земли, шириною всего на три дня пути, хотя и вытянутой далеко на Север. Гораздо вольготней – на  360-370 километров вширь раскинулась область кочевников. Что касается "самого доблестного и наиболее многочисленного" царского этноса, то мы не знаем, как велики были их края по линии с восхода на закат, известно лишь, что выходили они к берегам Меотиды и Танаиса. А вот на Север эта полоса протянулась на поистине гигантское расстояние – свыше двадцать дней пути – более 720-740 километров.  Поскольку царские скифы жили от Крыма (Таврики) и азовской гавани Кремны и до страны меланхленов, которых от Меотиды отделяла ровно такая дистанция. А теперь посмотрите, как Рыбаков и его последователи "не пожалели" земли для хозяев Скифии.

На картах последних заставили ютится в степном Крыму и на засушливом Азовском побережье, между реками Молочной, Конкой и нижним течением Днепра – на ограниченном участке будущей Херсонской губернии. Летом эти края под палящим солнцем превращаются в настоящую пустыню. Вот почему всё время находиться в здешних местах кочевники никак не могли. Им просто необходимо было перемещаться вслед за своими стадами по линии Север-Юг в зависимости от времени года. Жаркий сезон они должны были проводить  где-то в верховьях Сейма и Северского Донца, а зимой действительно могли возвращаться на Крымский полуостров и азовское побережье в поисках травяного корма для лошадей и овец. В противном случае их табуны и отары неизбежно погибли бы от голода.

Кочевникам в принципе для выживания надобна длинная полоса земли, обязательно вытянутая в меридианном направлении. И, конечно же, круглогодично пребывать исключительно в низовьях Днепра было для них смерти подобно. Жаль, что такая "сложная" мысль не сумела проникнуть в светлые головы отечественных скифологов, упорно задвигающих царское племя в приазовские пустоши. Меж тем, ещё греческий географ Страбон, живший на рубеже эр, писал о современных ему кочевниках: "они следуют за своими стадами, выбирая всегда местности с хорошими пастбищами; зимой – в болотах около Меотиды, а летом – на равнинах". Однако, то, что было вполне понятно даже древнему учёному отчего-то ускользает от понимания его коллег в наши дни.

Взглянем вновь на общую карту расселения племён Скифии по Рыбакову. Чтобы хоть как-то соответствовать описаниям Геродота, советский историк решается на ещё один отчаянный шаг. Он помещает савроматов на Северский Донец, в пространство между этой рекой, Доном и Осколом. Хотя у греческого историка чётко сказано, что последние живут "за рекой Танаисом", причём, "занимают полосу земли к северу, начиная от впадины Меотийского озера, на пятнадцать дней пути, где нет ни диких, ни саженных деревьев". Со времён очень давних практически все исследователи признавали Танаис Доном. Эта важнейшая в представлении греков и римлян река не просто ограничивала Скифию, но и делила Европу с Азией. Значение её для географических представлений древних людей было огромно. Танаис, как Нил или Дунай, относили к величайшим речным системам мира. Академик Рыбаков решил и здесь всё переиначить. Дон он посчитал притоком Танаиса – Сиргисом. А миссию границы Европы и Азии возложил на доселе скромный Северский Донец. Видимо, именно таким образом отечественный историк планировал приблизить савроматов к уже переброшенным им на Десну будинам.

Справедливости ради надо отметить, что и в этом случае картина, представленная  исследователем, далеко не во всём совпадала с описаниями галикарнасца. Впрочем, судите сами. Савроматы должны жить начиная от Меотиды, а они оказались от неё вдалеке. Между их владениями и страной будинов Геродот не видит зазора, у него савроматы владеют первым наделом за Танаисом, будины – вторым. Между тем, страна юхновцев нигде даже не приближается к истокам Донца или Дона, она лежит к Северо-западу от обоих рек, а, следовательно, её вообще никак нельзя представить в качестве надела земли за Танаисом. К тому же от владений принудительно перемещённых савроматов этих людей отделяет огромная дистанция. Меланхлены же, поселённые за Доном, никоим образом не могут быть признаны северными соседями царских скифов, поскольку в промежутке между этими народами, академик собственноручно разместил всё тех же савроматов. Словом, более нелепую версию расселения народов Скифии, чем предложил Борис Рыбаков, сложно себе и представить.

Что ж, попробуем отыскать будинов, меланхленов и савроматов самостоятельно, без помощи корифея отечественной науки. Для начала зададимся элементарным вопросом: могли ли скифы и эллины принять приток Дона – Северский Донец – за его основное русло и именно последний посчитать легендарным Танаисом – границей Европы и Азии? Воронежский профессор, специалист по кочевым племенам, Александр Медведев считает подобную неразбериху просто невероятной: "Главный аргумент Бориса Рыбакова – географические координаты Танаиса у Клавдия Птолемея. Исследователь обратил внимание на то, что координаты истоков Танаиса более соответствуют истокам Северского Донца нежели До­на. Проверка показала, что здесь совпадение действительно есть, но вряд ли оно может надежно свиде­тельствовать в пользу рассматриваемой гипотезы. Дело зак­лючается в том, что античные авторы знали более или ме­нее достоверно лишь нижнее течение восточноевропейских рек. Мне представляется, что у того же Птоломея можно найти более надежные данные для решения этого вопроса. Прежде всего это указанные им координаты поворота реки Танаис – 72°30^/ в. д. и 56° с. ш. Проведенные расчеты однозначно сви­детельствуют о том, что, сообщая о повороте Танаиса, Пто­лемей имел в виду донскую излучину, но не устье Север­ского Донца".

Кроме того, по мнению профессора Медведева, "традиционную идентификацию Танаиса и Сиргиса на­дежно подтверждают естественно-географические данные о Доне и Донце, специально рассмотренные А. Тудоровским. Он привлек веские исторические и ге­ографические аргументы против отождествления Донца и Дона даже в средневековых источниках, на которые неодно­кратно ссылался Рыбаков. Современные гидрографические данные о Доне и Донце в месте впаде­ния последнего исключают саму возможность путаницы главного русла и притока. Справедливости ради следует сказать, что именно на это обстоятельство бо­лее ста лет назад обращал внимание Г. Думшин, писавший следующее: "Скифы, рассказывая Геродоту про Танаис и Гиргис (Сиргис), не могли ошибиться в их значении и смешать глав­ную реку с побочной. Не могли потому, что Дон при впаде­нии в него Донца гораздо шире своего притока и притом труба его не прежде начинает сужаться, как по принятию в себя Медведицы, меж тем как Донец расширяется всего верст за 30 от устья, не более". Словом, скромный Донец и в подмётки не годился великому Дону, а, следовательно, перепутать основное русло и приток древние народы никак не могли.

Много важнее то обстоятельство, что никаких савроматов к Западу от Дона никогда не водилось. Как пишет Медведев: "Для подкрепления своего заключения Борис Рыбаков попытался найти археологические следы савроматов Геро­дота за Донцом, то есть за Танаисом в его понимании. По его словам, между верховьями Северского Донца и Доном есть много савроматских памятников действительно в боль­шом удалении от Меотиды. Однако, это утверж­дение не было подкреплено каким-либо фактическим мате­риалом. Специальное изучение памятников скифского вре­мени в междуречье Дона и Донца позволяет сделать мне некоторые заключения. Сейчас можно уверено говорить, что никаких савроматских памятников эпохи Геродота между верховьями Донца и Дона не известно. Этот район был за­нят лесостепными скифоидными племенами, оставившими почти непрерывную цепь городищ и открытых поселений конца VI – IV веков до нашей эры, идущую от левых притоков Дон­ца на Средний Оскол в районе Валуек и далее на Северо-восток по рекам Валуй, Палатовка, Тихая Сосна вплоть до Среднего Дона. Южнее в степном междуречье Донца и Дона следов оседлой жизни не известно, но там нет и достоверных сав­роматских памятников времени Геродота".

 

Посмотрите на эту карту из коллективного труда отечественных археологов "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время". Прекрасно видно, что границей двух великих кочевых сообществ во времена Геродота был именно Дон, но никак не Северский Донец. Честно говоря, последний даже на славу Сиргиса, притока Танаиса, претендовать не в праве. Ведь отец всех историков указал на истоки обоих рек. Вот, что он при этом пишет: "За будинами к северу сначала простирается пустыня на семь дней пути, а потом далее на восток живут фиссагеты – многочисленное и своеобразное племя. Живут они охотой. В тех же краях по соседству с ними обитают люди по имени иирки. Они также промышляют охотой и ловят зверя следующим образом. Охотники подстерегают добычу на деревьях (ведь по всей их стране густые леса). У каждого охотника наготове конь, приученный лежать на брюхе, чтобы меньше бросаться в глаза, и собака. Заметив зверя, охотник с дерева стреляет из лука, а затем вскакивает на коня и бросается в погоню, собака же бежит за ним". Главное для нас обстоятельство заключается не в том, что охотничьи племена иирков и фиссаготов должны были обитать на Север от будинов, а в том, что именно в землях последних берут свои начала и Танаис, и Сиргис, ибо в сочинении галикарнасца сказано: "Севернее этой пустыни живут фиссагеты. Из их земли текут четыре большие реки через область меотов и впадают в так называемое озеро Меотиду. Названия этих рек: Лик, Оар, Танаис и Сиргис".

 

А теперь ещё раз взглянем на карту Рыбакова. Фиссагетами академик признал население городецкой культуры, а иирками – дьяковской. Причём первые поселены на Средней Оке, а вторые ещё севернее –  на Верхней Волге. Сразу возникает логичный вопрос. Если Танаис – это Донец, то каким образом его истоки могли оказаться в стране лесных охотников-фиссагетов, если на самом деле они лежат в области скифов-земледельцев? Не спасает ситуацию даже приток Донца – Оскол, ведь он тоже берёт своё начало в пространстве между землями юхновцев и воронежскими памятниками скифов, это много западнее и гораздо южнее от области жительства городецких племён. Более-менее приближаются к последней лишь те водные потоки, что, сливаясь, становятся Доном – главный исток данной реки и его притоки: Воронеж, Хопёр, Ворона, Медведица. Очевидно, что геродотовы Танаис, Сиргис, Лик и Оар искать надо исключительно среди них. Ни Оскол, ни Северский Донец не проистекают из лесной зоны, а, стало быть, ни легендарной границей Европы и Азии, ни её главным притоком – Сиргисом, они быть не могли.

Вернув Дону законное право зваться Танаисом, займёмся восстановлением исторической справедливости в отношении целого ряда варварских народов из окрестностей Скифского царства. Для начала поговорим о населении юхновской культуры. Что нам об этих людях известно? С точки зрения археологов, юхновцы выглядят родными братьями милоградцев-невров. Не совсем близнецами, поскольку пользуются особой керамикой, лепят горшки тюльпановидных форм с зауженным дном. Последние, разумеется, отличаются от яйцевидных сосудов оборотней. Впрочем, возможно, эти сосуды для устойчивости тоже приходилось обкладывать камнями в очагах. Так что даже здесь есть нечто общее.

 

Были у юхновцев и свои тонкости в деле градостроительства. Они, к примеру, облюбовав место под городище, снимали верхний слой земли вплоть до глины, которую выравнивали, а затем обжигали при помощи костров. Таким образом эти люди добивались твёрдой, почти керамической поверхности на своих поселениях. Подобных мелких различий можно найти ещё целый ворох. Однако, в общем и целом как уровень развития, так и сам образ жизни юхновских племён уж очень смахивал на неврский. Не случайно и тех, и других историки считают народами, испытавшими сильнейшее влияние соседних лесостепных земледельческих скифоидных культур, то есть, пресловутых скифов-пахарей. Более того, подобно оборотням, значительная часть юхновцев оказалась живущей черезполосно с зависимыми от кочевников аграриями. Также, как невры, обитатели Десны и Сейма при помощи цивилизованных южан освоили обработку металлов, занялись земледелием и даже, в подражание соседям, принялись сооружать курганы над могилами своих вождей. Хотя основной массив населения по прежнему хоронили в простых грунтовых могилах или даже кремировали. Металлические изделия юхновцев создавались всё в том же ажурном стиле, должно быть, учителями в искусстве плавки железа здесь также являлись кавказские по происхождению мастера из городищ скифов-пахарей. 

 

Различия в образе жизни милоградских и юхновских племён оказались столь невелики, что историки подчас затрудняются с определением, к какому из двух сообществ принадлежит то или иное поселение в низовьях Десны. Пожалуй, обитатели Подесенья чуть больше увлекались охотой и, особенно, рыбалкой. Как сообщают о юхновцах украинские археологи Сергей Горбаненко и Дмитрий Каравайко: "Культурный слой многих городищ насыщен обломками и целыми глиняными грузилами для сетей, чешуёй и костями больших рыб". Эти же специалисты обращают внимание на "достаточно высокий уровень развития рыбной ловли у населения юхновской культуры, что не было характерной чертой ни для одной из соседних культур раннего железного века". Чуть большее распространение, в сравнении с Невридой, получила в этих краях и охота. Всё же юхновцы жили в местах, основательно заросших лесом и обильно залитых водой. Они чаще использовали кость для своих поделок, а металл у них встречался несколько реже, чем у оборотней.

Как полагают отдельные исследователи, на ранней стадии эти люди вообще не занимались земледелием, но лишь выращивали домашних животных, промышляли зверя и ловили рыбу. Позже, под влиянием скифов-пахарей, они стали сеять просо, пшеницу и ячмень. Тогда же на их поселениях появились широко известные ямы-хранилища. Найдены там и остатки сельскохозяйственных орудий, в частности, обломки мотыги из рога оленя. Однако, аграриями в полном смысле этого слова юхновцы, видимо, так и не стали. Их вполне можно считать некой промежуточной формацией между скифскими земледельцами и полудикими лесными племенами.

 

 

Если на первом этапе юхновцы жили в небольших наземных хижинах три на пять метров с плетневыми стенами, обмазанными глиной, то в дальнейшем эти люди стали сооружать длинные дома столбовой конструкции. Городища обычно возводили на высоких речных мысах, предварительно выравнивая площадку. Часто их обносили частоколом из бревён. О верованиях обитателей Десны и Сейма нам известно мало. Некоторые исследователи полагают, что здешнее население поклонялось медведям. Подобный выбор в принципе характерен скорее для охотничьих племён. Впрочем, весьма ощутимо проявляются в этих местах и аграрные культы, целиком заимствованные у скифов-пахарей. Так, на юхновских городищах нередко находят глинянные "лепёшки" и "зёрна", керамические фигурки в виде людей и животных, а с ними и миниатюрные сосудики, подобные тем, что часто встречались учёным в лесостепном Поднепровье. Вероятно, тамошние земледельцы все эти поделки из глины приносили "в жертву" своим богам-покровителям, выпрашивая у них обильный урожай, приплод в стадах или даже прибавление семейства. В этом плане юхновцы им явно подражали. Попадаются на берегах Десны и Сейма и так называемые "рогатые кирпичи", тоже широко распространённые у скифских земледельцев.

 

 

Неизвестно, были ли последние некой культовой принадлежностью, или, как полагают некоторые археологи, столь необычные предметы служили всего лишь для крепления вертелов в очагах, но несомненно, что этот оригинальный керамический элемент тоже пришёл в Подесенье с аграрного Поднепровья. Как видим, южное влияние проявилось тут во множестве деталей. Мы не знаем, носили ли юхновцы чёрного цвета одежды, но бесспорно, что об этом племени вполне можно было сказать – "нравы у них скифские". Судя по их географическому положению – к Востоку от андрофагов и к Северу от царских кочевников – и по тому, что нам известно о жизни этих людей, они идеально подходят на роль геродотовых меланхленов.