Игорь Коломийцев. Народ-невидимка. Обновленная версия
Глава двадцать третья. Плач по топору (продолжение)
– Вот именно. Царские скифы построили огромную Империю, где производили металл почти для всей Восточной Европы. Причём большую часть его отливали в днепровской Лесостепи по причине близости этих мест к густым дубравам. Представляете, какая существовала система международного разделения труда? Одни валили дубы и жгли уголь. Другие перевозили его в городища пахарей. Третьи там лили металл и подвергали его первичной обработке. После чего четвёртые развозили готовые изделия по округе. Только при этих условиях могли звенеть топоры невров, вздымать землю плуги пахарей, дробить золотоносную породу заступы агафирсов. Однако, те кто организовал весь этот круговорот товаров, сами предпочитали выписывать мечи и доспехи с далёких Кавказских гор. В тех краях имелись уникальные залежи руды, которые на выходе давали сталь серебристого цвета, практически не подвергающуюся коррозии. Для царственных эстетов даже цвет металла имел значение. А когда могучие всадники ушли – оборвались все связи. У невров не стало топоров, потому что инструменты с тонким слоем цементации быстро изнашиваются, а восстанавливать утраченную твёрдость оказалось уже некому. Агафирсам перестали поступать железные кирки и лопаты и они уже не могли извлекать золото из недр своих трансильванских рудников. Меоты, жившие в Кавказских горах, разучились делать качественное оружие, поскольку не было на него заказчиков. Да и торговля греческих колонистов стала постепенно приходить в упадок. Восточная Европа снова скатилась к тому плачевному состоянию, в котором она пребывала до прихода скифов.
– Но почему же ушедших всадников не заменили сарматы?
– Разве вы до сих пор не поняли, Уотсон, что сменщики всерьёз отставали от царственных кочевников в своём развитии? Уже в среднесарматский период (со II века до нашей эры) уровень кузнечного ремесла по всей Восточной Европе, включая Кавказские горы, упал настолько зримо, что это заметили как нынешние учёные, так и современники тех событий. Послушайте, что писал о степных обитателях греческий географ Павсаний: "У сарматов нет железа, ни добываемого ими самими, ни привозного; ибо они менее всех местных варваров вступают в сношения с иностранцами. Но они нашли способ восполнять этот недостаток; на копьях у них костяные острия вместо железных, луки и стрелы деревянные, а наконечники стрел также костяные". Какой зримый контраст с прежними владыками Скифского царства, у которых в ходу был не просто металл, но даже особого качества, и которые снабжали железом всех своих соседей!
– Но отчего же тогда жители греческих колоний не подхватили почин всадников-стрелков? Разве они не могли взять в свои руки производство железных изделий для всего региона?
– Вы, мой дорогой Уотсон, рассуждаете, как те историки, которым греки кажутся самым передовым этносом на все времена, постоянным и повсеместным оплотом технического прогресса. Только всегда ли и всюду этот тезис справедлив? Взгляните на эту карту, доктор.
Большинство здешних греческих колоний – Тира, Ольвия, Танаис и другие – расположены по берегам Чёрного моря, а значит, в степной зоне. Там по определению нельзя наладить масштабное литейное производство, поскольку в округе никогда не водились дубовые леса. Кстати, у историков случился буквально культурный шок, когда они обнаружили, что железа в греческих эмпориях отливали ничтожно мало, да и то не самого высокого качества. Ведь они долгое время практически все успехи скифской металлургии объясняли благотворным эллинским воздействием. Но послушайте, что обнаружил харьковский исследователь Сергей Усатов: "греческие мастера Северного Причерноморья в VI-IV веках до нашей эры вряд ли оказывали существенное влияние на развитие кузнечного ремесла у степных скифов, так как качество железных предметов из этих городов не сильно отличается от качества железных предметов в степной Скифии". Иначе говоря, местные греки просто не владели сами высокими технологиями, значит, как учителя они явно не не могли прославиться. Вот почему тот же Усатов с удивлением отмечает "низкий уровень профессионализма мастеров Ольвии и Тира". Схожая картина, по его словам, наблюдалась и на азиатском берегу Черного моря: "Большое количество исследованных предметов из греческих поселений на кавказском побережье, таких как Горгиппия или Гюэнес, также указывает на то, что технология изготовления кузнечной продукции этих городов значительно отставала от технологии мастеров кавказских племён". Несколько лучшим оказалось положение эллинов на Крымском полуострове. Здесь на горных склонах шумели широколиственные леса, не уступающие кавказским в разнообразии пород, и некоторое количества угля добыть тут было вполне реально. Вот почему Боспорское царство со столицей в Пантикапее с уходом скифов становится оплотом местного ремесла. Но изделий здешних мастерских едва хватало на одних лишь греков. Обеспечить железом и сталью всю Восточную Европу боспоряне оказались не в состоянии.
– Удивительно, что столь сложную систему по снабжению региона продукцией чёрной металлургии выстроил не какой-нибудь оседлый народ с глубокой древней культурой, а некие залётные кочевники, эти перекати-поле мировой истории.
– Вы не совсем правы, Уотсон. В академических научных кругах действительно отчего-то принято смотреть на кочевников свысока, представлять их всех очень отсталыми сообществами. Между тем, в реальности многие обитатели Великой степи зачастую превосходили оседлых земледельцев и по уровню государственной организации, и по технической оснащённости. Послушайте, Уотсон, что пишет известный специалист по древней металлургии Евгений Черных о неожиданном возвышении кочевых народов, живших в районе Алтая во II тысячелетии до нашей эры: "Вторая "волна" (или же восточный импульс) оказалась для исследователей намного более неожиданной. Загадка её проистекала хотя бы из того, что подобную "волну" трудно было предсказать и предположить. Ведь едва ли не на "пустом месте" в обширном ареале Саяно-Алтайской горной системы чрезвычайно быстро возник исключительно развитой тип металлургии. Относительно примитивные металлургические очаги предшествующего времени как будто не обещали стать базой внезапной вспышки производства высокотехнологичного тонкостенного бронзового литья изысканных и, пожалуй, неповторимых форм оружия. Здесь отливали наконечники копий, топоры-кельты, фигурные ножи со скульптурными изображениями различных животных и даже людей. Огромное большинство этих вещей было обнаружено в очень странных могилах – кенотафах, где археологи не находили человеческих останков. Поразительно широк ареал распространения этих необычных древностей: от Западного и даже Центрального Китая вплоть до Восточной Балтики, то есть более шести тысяч километров! Но на этой неохватной территории поражало также удивительно малое число самих металлических предметов: их не более шести сотен!" Необычная саяно-алтайская волна получила у археологов название сейминско-трубинского феномена.
– Кем же были люди, распространившие свои вещи на такие невероятные расстояния?
– Предполагается, что это речь идёт о конных и колесничих воинах, которым удалось единовременно установить власть над огромными просторами Великой степи и прилегающими к ней регионами, включая всю евразийскую Лесостепь, лесную зону Восточной Европы, сибирскую тайгу, западнокитайские равнины, полупустыни и оазисы Средней Азии. При этом завоеватели, перед достижениями которых меркнут подвиги Чингиз-хана, нигде не желали оставлять тела своих умерших вождей, сооружая в местах их гибели только символические могилы – кенотафы. Но главной загадкой для учёных стали их высокие технологии бронзового литья. Долгое время считалось, что любой прогресс приходит с Юга, из зоны оседлых земледельцев. Но не в Китае, ни в Средней Азии, ни на Ближнем Востоке истоков данной удивительной цивилизации обнаружить не удаётся. Впрочем, необычные воины недолго властвовали на просторах Евразии. Уже вскоре они либо оставляют захваченные страны, либо смешиваются там с аборигенами, не оказав на последних практически никакого влияния. Высокие бронзовые технологии исчезают почти отовсюду, кроме всё того же саяно-алтайского региона. Здесь возникает наследница влияния сеймино-турбинского феномена – карасукская культура.
– Это тоже были завоеватели?
– Да. Только импульс их был направлен теперь в основном в сторону Китая. Как пишет Евгений Черных: "Однако во второй половине II тысячелетия до нашей эры скотоводы Восточноазиатской провинции резко меняют ориентацию своих агрессивных устремлений. Отныне их взгляды нацелены в основном на юго-восток, туда, где возникли богатейшие очаги культуры древнего китайского государственного образования, именуемого Шан (Инь), центры которого преимущественно связаны с бассейном Хуанхэ. Степняки, культуру которых археологи именуют карасукской, наследуют многие формы оружия предшествующего сеймино-турбинского феномена, отливая прежде всего так называемые однолезвийные коленчатые ножи с фигурными рукоятями. Именно эти формы оружия, а скорее всего, подражания им распространяются по всей территории, подвластной правителям Шан. С этого времени, по всей видимости, и берёт своё начало великое противостояние степных воинов-скотоводов древним и средневековым китайским цивилизациям". Осталось добавить, что именно пришлые степняки принесли в Китай две важнейшие новинки: колесницы и технику бронзового литья. Видимо, кочевым народам удалось навязать свою власть аборигенам реки Хуанхэ, по крайней мере, так было в эпоху Западного Чжоу.
– Но зачем вы мне столь подробно рассказываете о достижениях каких-то далёких восточных варваров? Какое отношение они могут иметь к нашему расследованию?
– Неужели вы ещё не догадались, Уотсон? Ведь эти племена и есть прямые предки скифов. Я вам столь детально рассказал о них, чтобы вы понимали – величие кочевой Империи возникло не на пустом месте. Пращуры царственных всадников входили в число титанов Бронзового века. Точнее, они были владыками самого восточного металлургического очага, расположенного в Саяно-Алтайском регионе. Он базировался на медных рудниках алтайских предгорий и оловянных россыпях Восточного Казахстана.
– Холмс, но ведь всё это безумно далеко от мест, которые нами признаны прародиной славян. Неужели вы действительно верите в то, что кочевники, досаждавшие древним китайцам, могли переселиться в Поднепровье и стать владыками здешней Империи? Как же они бросили свой алтайский центр на произвол судьбы?
– В том-то и дело, что ничего они не бросали. В скифскую эпоху мы имеем дело с феноменом, когда один народ овладевает сразу двумя металлургическими очагами: алтайским и кавказским. И старается оба удержать за собой. Не случайно в эпоху расцвета общества всадников-стрелков археологи фиксируют появление грандиозного скифо-сибирского мира, раскинувшегося от Дуная до Забайкалья и отличавшегося единством традиций и вещей, особенно предметов конской упряжи и оружия. Видите ли, доктор, среди всех центров высокой металлургии Бронзы самый восточный – алтайский – находился на значительном удалении от всех очагов древних цивилизаций. Его владыкам было непросто демонстрировать свою силу прочим народам, поскольку их разделяли тысячи километров тайги, степей и пустынь. Первая волна завоевателей, сейминско-трубинская, сгинула без следа, поскольку эти люди оторвались от своей базы, а наладить производство бронзы в иных краях не сумели. Вторая попытка была чуть более успешной. Алтайские кочевники создали своё царство на Северо-западе Китая. Здесь же возникли и новые центры бронзовой металлургии. Но вскоре более многочисленные аборигены долины Хуанхэ объединились против пришлых захватчиков, взяли на вооружение их металл и колесницы, и сумели изгнать непрошенных гостей. Именно борьба этнических китайцев против степняков и породила, как считают многие исследователи, ту миграционную волну из Алтайского региона, которая нам известна под именем скифов. Но теперь эти захватчики действовали намного умнее. Они понимали, что с одной стороны им нужен собственный металлургический центр, поскольку без литейщиков и кузнецов никак не обойтись, а с другой, что опасно его размещать на территории древних аграрных царств, где в любой момент запросто могло вспыхнуть восстание покорённого населения.
– И поэтому они создали свою Империю на Днепре, подальше от цивилизаций Ближнего Востока?
– Не совсем так. В тех краях пришлые завоеватели появились далеко не сразу. Поначалу эти всадники пришли на Кавказ. Причём пожаловали они сюда отнюдь не одни. В VIII столетии до нашей эры довольно неожиданно для большинства историков Кавказские горы наполняются невиданным количеством металлургов и кузнецов. Примечательно, что ранее здесь лили, в основном, мышьяковистую или мышьяковисто-никелевую бронзу, но теперь ей на смену пришёл классический оловянистый сплав. Вопрос – откуда взялось олово – повис в воздухе и остался в науке без ответа. Очаги высококачественного бронзового литья возникли буквально чуть ли ни в каждой долине по обе стороны Большого Кавказского хребта: в Абхазии, в Северной и Южной Осетии, в Чечне, в Ингушетии, в Кабардино-Балкарии и в Дагестане. Этот внезапный расцвет металлургии в данных местах озадаченные археологи окрестили кобанской или колхидо-кобанской культурой. Поскольку она отличалась, по словам её видной исследовательницы Валентины Козенковой, "устойчивым стереотипом признаков", учёные признали, что столкнулись с "феноменом, неизвестно откуда появившимся".
– Вы хотите сказать, что это были саяно-алтайские металлурги, перебравшиеся на Кавказ?
– Помните, Уотсон, мы с вами говорили о литых бронзовых котлах, сделанных в алтайском стиле. И о том, что эта технология вряд ли могла быть перенесена в здешние горы без конкретных носителей. Так вот. На то же самое обстоятельство намекают и находки бронзовых шлемов так называемого "кубанского типа".
Они встречались у самых ранних скифов, только-только пожаловавших на Кавказ и Ближний Восток, и были настолько изящны и совершенны, что поначалу археологи приписали их гению греческих мастеров. Затем выяснилось, что формы и технологии в данном случае близки западночжоусским, то есть, доспехам, отлитым в древнем Китае. Понятно, что без некоторого количества пришедших с Востока литейщиков здесь никак не обошлось. Однако, было бы слишком наивно видеть в кобанцах только пришлых с Алтая мастеров. Стили и способы обработки металлов в Кавказских горах были столь разнообразны, что поневоле возникало впечатление, что металлургов согнали отовсюду: местных и заезжих. Причём многие явились с Юга, из районов, прилегающих к бывшему Хеттскому царству, где издавна умели плавить качественное железо. Этих людей как будто собирали с миру по нитке, но уже вскоре сотворили из них единый ансамбль. Примечательно, что по времени данная культура, согласно Валентине Козенковой, "охватывает период позднего Бронзового века, получает полный расцвет в пору раннего Железного и постепенно угасает где-то ко второй половине I тысячелетия до нашей эры".
– Вы намекаете на то, что металлурги появились вместе со скифами и исчезли вместе с ними?
– О странной, почти неразрывной связи кобанских металлургов с царственными всадниками писали многие исследователи. Нельзя не заметить также в творчестве кобанских мастеров зачатков того Звериного стиля, что вскоре будет господствовать по всей Великой степи. Кроме того, на Кавказе, по соседству с главными очагами здешнего бронзового и железного литья, подчас непосредственно в самих поселениях металлургов, находят множество скифских вещей. Огромное количество артефактов, связанных с всадниками-стрелками, встречается в Абхазии и Южной Осетии, в двух признанных центрах колхидо-кобанского сообщества. Словом, кочевники и кузнецы в кавказском регионе смотрятся, как нитка с иголкой. Куда одни, туда и другие. Археолог Мария Погребова сообщает об этом так: "Начиная со второй половины VII века до нашей эры в Западное и Центральное Закавказье наряду с элементами колхидо-кобанской культуры, а скорее всего вместе с ними, проникают элементы скифской материальной культуры. Можно предполагать, что это связано с проникновением в эти районы и скифского этноса". Историк и археолог Виталий Виноградов пишет о "длительном, а в ряде районов постоянном пребывании ираноязычных степняков в непосредственном и тесном взаимодействии с местными кобанцами, что не могло не привести к определённому культурному синкретизму". Синкретизм, если вы не забыли, Уотсон, это слияние изначально несопоставимых образов и взглядов.
При этом пришлые кочевники, по наблюдениям Погребовой, выглядели как "вкрапления" в аборигенные сообщества: "этот компонент составляли преимущественно воины, пришедшие сюда без семей и в значительной степени освоившие местную культуру, но сохранившие самобытность в том, что касалось их воинского (всаднического) снаряжения, и в известной степени в тех чертах погребального обряда, которые тесным образом связаны с традиционным для них образом жизни". Проще говоря, конные пришельцы почти во всём остальном были неотличимы от местных, но в оружии и в похоронных традициях смотрелись как настоящие скифы.
– Если я правильно понял, речь идёт о неких всадниках, которые постоянно проживали среди металлургов, ели на схожей посуде, пили из местных сосудов, однако, в главном, что касалось воинского дела и религии, сохраняли свою кочевую самобытность?
– Вы всё правильно поняли, друг мой. При этом эти единичные степняки, хоть и оказались заброшены судьбою в горы, где на протяжении столетий были окружены многочисленными местными жителями, нисколько не уподобились аборигенам. Напротив, скорее, сами оказали на кавказских обитателей неизглядимое впечатление. Послушайте, что пишут об этом историки Владимир Петрухин и Дмитрий Раевский: "Не случайно применительно к VII—VI векам до нашей эры – ко времени, когда собственно скифская культура еще находилась в стадии становления, – не всегда удается однозначно разделить собственно скифские комплексы с территории Северного Кавказа и погребения представителей местного населения, содержащие отдельные скифские черты (Махортых 1991). Вера Ковалевская выдвинула интересную гипотезу, объясняющую кобанско-скифское этническое смешение тем, что в традициях древнеиранских обществ ремесленная деятельность считалась недостойной свободных ариев – воинов по преимуществу, тогда как кобанцы были как раз замечательными ремесленниками, прежде всего металлургами. Вследствие этого сложился определенный межэтнический симбиоз с соответствующим разделением труда между представителями исконно разных этнических групп. Это смешение происходило преимущественно на территории предгорий Центрального Кавказа, тогда как в других частях региона наблюдается, скорее, внедрение определенных скифских контингентов в местную среду с сохранением их этнокультурной самобытности". Примечательно также, что с приходом скифов на Кавказ прежнее население, обитавшее в укреплённых городищах, вначале бежало в горы. Его древности обнаруживаются в наиболее высоких и недоступных местах. Есть следы пожаров и разрушений, множество находок скифских стрел. Затем, напротив, кобанцы спускаются вниз, в долины, и живут отныне в неукреплённых посёлках, словно им уже ничего не угрожает. А рядом с незащищёнными селениями металлургов находят скифские курганы. Вам это ничего не напоминает, Уотсон?
– Вы хотите сказать, что кобанцы были у степняков металлургами и кузнецами? Причём, судя по тому, что видят археологи – перед нами невольники, принудительно поселённые в здешних долинах, выходы из которых, а точнее, горные перевалы, охраняли наши всадники?
– А что вас, собственно говоря, в этом предположении удивляет? Тот факт, что могущественные индоевропейские кочевники, возвысившиеся благодаря передовым технологиям над другими народами, считали зазорным любой труд, кроме воинского? Мне этот тезис кажется вполне логичным и вытекающим из всей предыдущей истории данного этноса. Вас смущает, что отправившимся в долгий поход скифам потребовался собственный металлургический центр по соседству с местами боевых действий? У меня это положение как раз не вызывает сомнений. В конце концов, скифы, по словам Геродота, "двадцать восемь лет властвовали в Азии и за это время, преисполненные наглости и презрения, привели всё там в полное расстройство. Они собирали с каждого народа дань, разъезжали и грабили всё, что попадалось". Это немалый срок для похода. Разумеется, захватчикам в рамках затянувшейся экспедиции требовались базы, где они могли отдыхать и набираться сил, ремонтировать оружие и амуницию. В конце-концов куда-то они должны были свозить награбленные сокровища и сгонять пленных. Кстати, чтобы вы имели ввиду, доктор: перемещение невольников и превращение их в аграрно-ремесленных рабов – это обычная практика всех воинственных степняков. Профессор антропологии из Висконсинского университета Анатолий Хазанов, один из ведущих в мире специалистов по номадам, пишет по этому поводу буквально следующее: "кочевники насильно переселяли на свои территории ремесленников и земледельцев из завоеванных оседлых сообществ или же использовали в качестве таковых захваченных рабов". Стоит ли после этого удивляться возникновению в горах Кавказа того явления, которое учёные зовут кобанской культурой? Хотя, пожалуй, справедливее именовать её скифо-кобанской, как это делают некоторые исследователи. Впрочем, греческие авторы сохранили для нас подлинное прозвище этих людей. Обитателей Кавказа современники звали меотами и все античные писатели отмечали их высокое мастерство в области обработки металлов. Известный полководец Ксенофонт, воевавший в здешних краях, прямо указывал на зависимость горцев от кочевников Северного Причерноморья. "В Европе скифы господствуют, а меоты им подвластны" – пишет он.
– Получается, наши царственные всадники оказались весьма странным народом, у которого элита упорно не желала смешиваться со своими подданными и проживала от последних отдельно, порой за тысячи километров, что отделяют низовья Днепра и Дона от гор Кавказа?
– Полагаю, у древних индоевропейских кочевников такое раздельное сосуществование различных слоёв одного сообщества было скорее правилом, чем исключением. Вспомните, доктор, индийских ариев и их касты, между членами которых браки тоже не допускались. Подобные почти кастовые различия, видимо, существовали и в царстве всадников-стрелков. По крайней мере, известный российский скифолог Вячеслав Мурзин пришёл к следующим выводам: "по нашему глубокому убеждению, в скифском обществе в силу особенностей его формирования (покорения пришлыми номадами местного кочевого населения) социальные различия внешне могли выглядеть как различия этнические". Таким образом, пришлая орда стала здесь коллективной элитой новой империи, своего рода кастой кшатриев – вождей и воинов. Остальные подданные тоже получили свои места в социальной иерархии. Ступенькой ниже стояли потомки покорённых киммерийских племён, которые надзирали над многочисленными земледельцами, ещё ниже – меотские кузнецы и литейщики и так далее, вплоть до гелонов и будинов. Действительно, все эти племена порой проживали на значительном удалении друг от друга, оставаясь при этом частями единого целого. С высоты усвоенных знаний, скажите мне, Уотсон, вы по-прежнему считаете южнобалтские народы всего лишь соседями скифской Империи? Или согласны с тем, что они тоже были подданными всадников-стрелков. В последнем случае, какое место, по-вашему, занимали предки славян в кочевом царстве?
– Судя по тому, что нам известно о скифах и их непомерных амбициях, вряд ли эти гордецы позволили бы некому племени, в частности милоградцам-неврам, переселиться в их страну, и при этом сохранить политическую независимость. Конечно, перед нами те, кого могучие кочевники считали своими рабами. Нетрудно догадаться и какие повинности были возложены на этих людей. Знаете, Шерлок, мне долгое время не удавалось понять, для чего вообще были потребны степнякам те балтские племена, что обитали на самой кромке днепровских джунглей. "Ну какая от них польза могла быть скифам?" – мысленно задавал себе вопрос и не имел на него ответа. Земледелие у этих полулесников было весьма относительное. Охота и рыбалка – тоже носили не промысловый, а скорее подсобный характер. Зерном скифов обеспечивали их многочисленные лесостепные пахари. Меха им поставляли будины и ещё более северные племена. Рыба осетровых пород водилась в низовьях Днепра и Дона, а не на Припяти и Десне, где проживали наши герои. И только после ваших рассказов об особенностях чёрной металлургии в древности, мне, наконец, всё стало предельно ясно. Невры и меланхлены – это прежде всего скифские лесорубы и углежоги. Эти люди вырубали днепровские дебри, расчищая площади для того, чтобы аграрии разбивали на них поля и сады. Это они поставляли тонны древесного угля, столь необходимого для плавки железа. Понятно теперь, отчего в могилах милоградцев и юхновцев часто находят куски древестного угля и комки железной руды. Возможно, они были ещё и рудокопами. Мне всегда казалось удивительным то обстоятельство, отчего эти племена кремировали своих умерших. Ведь это такой затратный обряд, для него нужно было раздобыть массу дров, которые вроде бы расходывались впустую. Теперь же я понимаю, что мёртвые тела сжигали на тех же кострищах, под которыми складывали угольные ямы. Невры и меланхлены жили рядом с огнём, с его помощью добывали руду и уголь, и исчезали в родном им пламени.
– Что ж, мне осталось добавить не так уж много. Мы с вами, Уотсон, познакомились с удивительной страной, имя которой Скифия. Она возникла, когда пришлые с Алтая кочевники решили создать собственное царство к Северу от Чёрного моря, отгородившись от ближневосточных народов стеной Кавказских гор. Десятки тысяч невольников, угнанных в плен и поселённых ранее в долинах Кавказа, были перемещены ими на Днепр, где стали металлургами в городищах скифов-пахарей. Послушайте, что пишут об этом российские археологи Владимир Ерёменко и Сергей Воронятов: "Возвращаясь из европейских и переднеазиатских походов, скифы не только везли с собой награбленное, но уводили полонянок и умелых мастеров, "сажая" их на земли на северной периферии своей территории. Именно эти мастера и могли производить кобанские по стилю и происхождению изделия из бронзы, найденные на памятниках подгорцевского варианта милоградской культуры и в женских скифских погребениях". Правда, какая-то часть кавказских мастеров вместе с отколовшимися скифами-апостатами попадает на Волгу и на Каму, где становится основой ананьинской культуры. Но этот частный случай лишь подтверждает практику угона скифами населения за тысячи километров от мест прежнего обитания. Что касается Среднего Поднепровья, то там ещё до прихода алтайских кочевников уже обитали покорённые киммерийцами аграрные фракийские племена. Они и стали основой нового населения. Впрочим, недовольствуясь тем, что сделали их предшественники, царственные всадники сразу по окончанию переднеазиатских походов устремились в Центральную Европу. Следы скифских нашествий обнаруживаются повсюду: на Дунае, на Висле, на Одере. Спрашивается, что могли искать в этих не таких уж богатых краях только что вернувшиеся после сверхуспешной длительной экспедиции могущественные кочевники? Ответ прост – они искали подданных. После чего зазвенели на Днепре топоры, заскрипели лопаты и в относительно короткий срок здесь возникает удивительная "страна городов" – территория современной Украины покрывается сложной системой земляных стен и рвов. Никто из исследователей до сегодняшнего дня вразумительно так и не ответил на вопрос: кому и зачем потребовались эти грандиозные сооружения. Обороняться от внешних врагов в таких протяжённых кольцах-крепостях нельзя. Что и показало нашествие персидского царя Дария, когда скифы даже не пытались укрыться за этими грандиозными валами. Но для чего тогда строились эти колоссальные объекты?
– Вы хотите сказать – они нужны были для того, чтобы не разбежались те, кого скифы собирали по всей Европе?
– А для чего же ещё? В академической науке отчего-то принято считать, что рабства у кочевников практически не было. Дескать, сам характер скотоводческого хозяйства не предполагает использования труда невольников, поскольку ухаживать за животными могут и члены семьи степняков. Дополнительные рабочие руки требуются им лишь в отдельные периоды, например, при стрижке овец, поэтому нет смысла держать большое количество слуг круглый год. Но при этом никто не учитывает, что кочевнику, особенно воинственному, не обойтись без аграриев и металлургов, а последним необходимы ещё и помощники – рудокопы, лесорубы и углежоги. Кто-то ведь должен поставлять оружие и доспехи, выращивать пшеницу и ячмень для боевых спутников-лошадей. Получается, что номадам рабов нужно даже больше, чем их имелось в аграрных царствах, где часть работ выполняли свободные люди. Только жить эти "кочевые невольники" должны были не в Степи, а по соседству с нею, там где имелись подходящие условия для того, чтобы растить хлеб и лить металл. Обратите внимание, доктор, на такой факт. В любом историческом сочинении о торговле греков с народами Северного Причерноморья вы прочтёте, что из Эллады сюда везли вино, оливковое масло и предметы роскоши. А закупали здесь греки зерно, рыбу и рабов. При этом, как считают некоторые исследователи, последний товар был наиболее важным, можно сказать, стратегическим. Питерский историк Надежда Гаврилюк пишет в своей докторской диссертации: "Рассмотрена роль работорговли в торговле степных скифов с греческими центрами. Высказано предположение, что торговля рабами могла стать основой богатства степных скифов, стоимостным эквивалентом потоку вина, золота, оружия и других изделий престижного значения, поступавших в IV веке до нашей эры в степь из античных центров". Проще говоря, царские скифы оказываются главным поставщиком рабов на рынки Эллады. И с этим никто из историков вроде бы не спорит. Но отчего-то ни один из них не даёт себе труд сообразить, откуда же, как по мановению волшебной палочки, берут скифы этот нескончаемый поток невольников, вывозимых в южном направлении. Ведь они в V и IV столетиях уже не ведут захватнических войн со своими соседями. Где же они тогда черпают излишки рабов, оплачивающие все их счета?
– Если я правильно вас понял, Холмс, вы даёте мне понять, что знаменитые лесостепные городища скифов – ничто иное, как гигантские невольничьи центры, где проживали ремесленно-аграрные рабы кочевников, которых царственные всадники не гнушались при случае продавать эллинским торговцам. Но при таком раскладе невры и меланхлены тоже должны были попадать на рынки Греции в качестве живого товара. Хороша же прародина славян, которую вы обнаружили! Ничего не скажешь...
– Друг мой Уотсон! Мы ведь с вами изначально договорились искать историческую правду, какой бы горькой она не была. Да, в скифской Империи участь славянских пращуров оказалась не слишком светлой и радостной. Тем не менее, нам наконец удалось обнаружить те племена, которые со временем могли превратиться в славян. Разве само по себе это не достижение? К тому же теперь известно, что на рубеже IV и III столетий царственные всадники покинули здешние места. Таким образом наши герои освободились от многовекового скифского ига. Неужели вам не любопытно, доктор, что с ними случилось после этого? Как они стали самостоятельно строить свою жизнь.
– Вы хотите сказать, что наше приключение ещё не закончилось?
– Что вы, друг мой, мы только в начале большого пути. Расследование продолжается!