Игорь Коломийцев.   Народ-невидимка. Обновленная версия

Глава сорок первая. Всадники Аттилы (продолжение)

– Овладеть чужим оружием не так просто, мой дорогой Уотсон. Замечу, что готы и гепиды, а равно и прочие восточногерманские племена, проведя рядом со всадниками Аттилы почти столетие, и не в качестве рабов, а как полноценные воины, так и не сумели этого сделать. Из всех земледельческих народов только византийцы переняли гуннский лук и научились стрельбе верхом. Не уверен, правда, что ромейский кавалерист был равен кочевнику по выучке и сноровке, но они хотя бы обучились конной дистанционной войне. Ни один из иных европейцев не мог похвастать даже этим. Большой и тяжёлый гуннский лук требовал от воина особых навыков, он натягивался до правого плеча, стрела удерживалась при помощи особого кольца, одетого на большой палец и так далее. Попытка его использования неопытным ратником неизбежно делала его инвалидом. Как справедливо замечает Мишель Казанский: "использование тугого лука неумелым человеком просто небезопасно, особенно часты травмы предплечий, груди, лица". А ведь стрелять надо было не стоя на твёрдой земле, а в седле, на полном скаку. Как видите, Уотсон, взять в руки чужое оружие не так легко, как некоторым кажется. Профессиональные историки часто недоумевают, отчего славяне VI столетия, многократно громившие отдельные отряды и целые византийские армии, так и не перевооружились? Почему они продолжали раз за разом появляться на Балканах в качестве лёгких пехотинцев с дротиками в руках? Где захваченное ими трофейное оружие, почему оно не используется? Ответ корениться всё там же – меч, копьё или лук становятся грозными только в умелых руках. Поэтому, поверить в то, что склавины и анты к 535 году стали опытными конными лучниками, в то время как летописи всего VI и следующего VII столетий более ни разу не упоминают о славянской кавалерии, увы, не могу. Что касается аристократии у этого народа, напомню вам, Уотсон, слова константинопольского монаха Псевдо-Кесария, который сравнивая славян той эпохи с "данувиями", писал: "Первые живут в строптивости, своенравии, безначалии, сплошь и рядом убивая (будь то) за совместной трапезой (пирушкой) или в совместном путешествии (походе), своего предводителя и начальника". Согласитесь, коллега, при таких порядках элита у славян появится ещё не скоро.

– Так вы думаете, что в первой половине VI столетия в походы за Дунай устремлялись не славяне-пахари, а кочевники, обитавшие в их пределах?

– Конечно же, я так не считаю, Уотсон. Я лишь показал, что авторы той эпохи порой путали кочевников ("гуннов"), живших в земледельческих областях, и тамошних пахарей ("антов, склавинов"). Варвары за Дунаем в их глазах сливались в один народ. Тем не менее, я убеждён, что настоящие славяне принимали активное участие в грабительских экспедициях кутригуров. Залогом чему стала откровенная малочисленность степняков. Мы говорили с вами, коллега, об отряде всадников, который встревоженный император Юстиниан отправил на подмогу Велизарию в Италию. Византийцам в этот момент очень нужна была помощь. Но всё, что смогли предоставить кутригуры, собрав даже, как видим, "надсмотрщиков" из славянских земель, это отряд в жалкие тысячу шестьсот всадников. Не густо, особенно, если сравнить с предыдущей гуннской эпохой, где подразделения кавалеристов доходили порой до сотни тысяч человек. А кутригурам очень хотелось постоянно угрожать границам Империи. Это было залогом того, что Константинополь начнёт от них откупаться. Послушайте, Уотсон, как критикует Юстиниана всё тот же Прокопий в своей "Тайной истории": "Без какой-либо нужды призвав гуннских вождей, с неуместной щедростью предоставил им огромные деньги, объявляя это неким залогом дружбы. Те же, мало того, что увозили деньги, посылали других вождей – своих соплеменников с их людьми, наказав совершить набег на земли василевса, с тем чтобы и они могли купить мир у того, кто желает продавать его так бессмысленно. И те тотчас принимались за разорение Римской державы и тем не менее получали плату от василевса. За ними и другие тотчас начинали грабить несчастных римлян, а вслед за грабежом в качестве награды удостаивались царской щедрости. Короче говоря, все они, не упуская ни одного удобного случая, являлись поочередно и растаскивали все подряд. Ибо у этих варваров было множество групп вождей, и война, начавшись из-за неразумной щедрости, кружила волнами и никак не могла достигнуть конца, но вечно начиналась сызнова". При такой политике Византия сама напрашивалась к тому, чтобы её трясли, как курицу, из которой регулярно выпадают золотые яйца. Но сил у кутригуров не хватало. Выжженные степи не могли прокормить большие табуны лошадей, и к походам булгары стали привлекать своих более многочисленных подданных. Славян дважды уговаривать не пришлось. Они живо припомнили днепровские разбойничьи навыки и шумной ватагой устремились вслед за кочевниками на ту сторону Дуная. Но чем чаще они участвовали в набегах, тем больше военных навыков приобретали, тем меньше шансов оставалось у кутригуров удержать над ними власть. Сначала последняя стала практически номинальной, а затем славяне и вовсе легко и непринуждённо стряхнули с себя кочевое иго, как сбрасывают с плеч ветхий, истрепавшийся плащ. Известно, что в конце 530-х годов между склавинами и антами вспыхивает война. Значит, к этому времени оба племенных объединения были уже полностью независимы от степняков. Более того, в 545 году византийский император, в рамках стратегии "разделяй и властвуй", решил из всех назойливых задунайских варваров сделать ставку на племя антов. С целью заручиться его поддержкой, василевс передав им крепость Туррис на северном берегу великого Истра. При этом, как пишет Прокопий: "Юстиниан обещал подарить им город и окружающую землю... всячески способствовать их расселению и заплатить им большие деньги за то, чтобы они и на будущее стали его союзниками и всегда были бы заслоном для гуннов, жаждущих разорять державу ромеев".