– И всё же, Холмс, мне не понятно, отчего историки славянского происхождения так не хотят признавать очевидное. Что зазорного в том, что славяне оказались в неволе у гуннов? Да у них пол-Европы в рабах числилось. Те же готы или гепиды, не говоря уже об аланах или эстах.

– Видите ли, Уотсон, речь идёт не о том, что анты и склавины угодили в подчинение к кочевникам, как прочие племена нашего континента. Разговор ведь совсем о другом. Не славяне были рабами гуннов, а гуннские рабы стали основой для образования ранее не существовавших в природе славянских народов. Судите сами. Гунны бесцеремонно вытащили венедов из тех лесов и болот, куда их загнали восточные германцы и собственные распри. Кочевники притянули их на длинном аркане в лесостепи. Вы только представьте, друг мой, как это происходило! Опустели тысячи посёлков по всей бескрайней Северо-восточной Европе. Рыдают над убитыми женщины и дети. Угрюмые всадники с деформированными черепами и жуткими лицами молча наблюдают, как их подручные из числа германцев или западных балтов связывают бесчисленных пленных, выстраивая их в бесконечные колонны. Трагедия многих народов прячется за скупыми словами археологов о "глубоком проникновении в лесную зону немногочисленных, но сильных в военном отношении групп населения". Но это был не конец людских мучений, а самое их начало. Впереди пленников ждал долгий и трудный путь. Например, с Припяти на Днестр или Южный Буг. Они пойдут в неизвестность, оставив всё нажитое, на руках – лишь малые дети. Слабые и больные по дороге погибнут. Кто-то потеряет близких, поскольку тех поведут иной тропою в другие невольничьи центры. На местах их снова разделят: кого-то отправят к печам, плавить металл, другие станут жечь древесный уголь, третьи обернутся пахарями, некоторые, кому повезёт – пастухами. Многие на всю жизнь потеряют не только близких, но и друзей, дальних родственников, соседей. Вырванные из привычной среды, они окажутся на чужбине, рядом с людьми, которых почти не знают. Это и есть невольничьи центры, Уотсон. Кочевники слепили из венедских масс, как из теста, те формы, которые им требовались, сложив несчастных пленников в определённые новые общности и прикрепив их к конкретным областям обитания. Свирепые кентавры не просто дотла разрушили их прежний мир, но превратили всех выживших в каторжников, посадили под надзор надсмотрщиков, сделали из многих рабов-литейщиков, заставив выполнять самую тяжкую и вредную работу, которая только существовала в раннем Средневековье. Но даже не это оказалось для праславянского этноса самым страшным. Гораздо печальнее было то, что их лишили элиты. А значит, обрекли на положение тела без головы. Готы, аланы, гепиды и прочие племена континента сохранили собственных вождей. У них были люди, которые могли принимать решения. Вокруг лидеров всегда формировалось ядро племени – воины, мудрецы, жрецы, знахари, барды, слагающие песни, а значит, сохраняющие историческую память народа, та прослойка, что имеет отношения к организующему началу. Гунны одним взмахом своего тяжелого меча срубили с венедских плеч все зачатки племенного интеллекта. Почти на столетие они обрекли массу людей на жизнь в беспросветном мраке. Утром встал – тебя гонят на работу, вечером, выбившийся из сил, ты вползаешь в свою землянку. Горсть зерна, сваренного в горшке, из которого тебе и придётся хлебать кашу. И так день за днём, весь твой век. И дети твои будут в кандалах, и внукам достанется схожая доля. Состаришься, станешь немощным, тебя прикончат, дабы не кормить лишний рот, и некому будет рассказать внучатам сказку или сложить легенду.

– Холмс, вы говорите ужасные вещи, которые я не могу слушать без содрогания. До сих пор мне казалось, что самый страшный период в истории славян – это татаро-монгольское иго... 

– Вы шутите, Уотсон!? Разве можно сравнивать эти эпохи? Киевская Русь всего лишь попала в политическую зависимость от Орды. При этом она сохранила свои города, своих князей и воинов, собственную церковь, письменность и ремесленников. Монголы вообще не вмешивались во внутреннее управление, довольствуясь сбором дани. Гунны же пытались отобрать у будущих славян решительно всё, что делает человека человеком. Как там у Шекспира в "Гамлете": "Распалась связь времён"! Я уверен, что у венедов, пока они свободно жили в тени днепровских лесов существовал собственный эпос, какие-нибудь героические сказания об испытаниях, выпавших на их долю в дарданском походе, о бегстве с берегов Дуная, о вольном братстве на Днепре. И долго не мог понять – отчего всего этого не сохранилось в памяти народа? Почему эти люди выглядят как дерево, утратившее свои корни? Особенно странным мне всегда казалось полное отсутствие каких-либо преданий о периоде Великой славянской миграции V века, когда данные племена захватывали готские лесостепи, выходили к берегам Дона, Волги, Северского Донца и Днестра.

Рабство у гуннов – вот та причина, почему славяне в раннем Средневековье не имели общего эпоса, лишились даже смутных воспоминаний о своём прошлом, не знали, кто они и откуда пришли. Ничего. Ноль. Зеро. Стёртая память, как у человека, побывавшего в коме. Теперь становится предельно ясно, почему у славян начисто отсутствуют легенды о периоде Великих миграций – ничего героического в этом периоде для них не было. Одно дело наступать на врага с развёрнутыми знамёнами, другое, когда тебя гонят в колодках, как стадо скота, во тьму полуземлянок. И неважно, что эти земляные норы будут разбросаны почти по всей Восточной Европе. Помните, Уотсон, мне долго не давал покоя вопрос, отчего славяне отказались от очагов в пользу печек? Причём случилась эта странность именно в тот момент, когда они по большей части перемещались к Югу. Лично мне эта подробность всегда казалось самой большой славянской загадкой. Венедские племена, проживая на Десне, позволяли себе радоваться открытому огня в очагах, у "лояльных" сейминско-донецких племён существовали даже камины, а вот их потомки, перебравшиеся в тёплые края, вдруг внезапно возлюбили закрытые печки-каменки. Потом меня осенило: добровольно на такой шаг никто не пойдёт. Значит, жадные "надзиратели" элементарно решили сэкономить на дровах для своих невольников.

– Холмс, картина, которую вы нарисовали, потрясла моё воображение. Но скажите, вы точно уверены, что все ранние славянские культуры, которые отыскали археологи – всего лишь сборище невольничьих центров?

– Взгляните сюда, Уотсон. Здесь у нас карта Романа Терпиловского, о ней мы с вами уже говорили. А вот две другие. Они составлены Мишелем Казанским. Первая охватывает памятники германской традиции гуннского времени, вторая отмечает находки степного оружия и иных предметов, связанных с кочевниками этого же периода. Постарайтесь, доктор, силой воображения совместить все эти данные. Итак, что вы видите, коллега?

– Удивительное дело, Холмс! Скопления и готских и гуннских вещей прямо попадают на те сгустки ранних славянских селений, которые мы с вами наметили. При этом германцы и кочевники как бы дополняют друг друга. В одних местах на антские и склавинские посёлки накладываются черняховские находки, в других – степные. Во многих областях и те и другие присутствуют одновременно. Объясните, Шерлок, что этот ваш фокус означает?

– Это вовсе не фокус, Уотсон, а яркая иллюстрация того, о чём не договаривают нам учёные. И означает это вот что: ни один из раннеславянских очагов не оказался без внимания "надсмотрщиков". Где бы не очутились ранние славяне, с ними рядом всегда находились те, кого археологи назвали "высшим слоем варварской аристократии" или, по другому, "профессионально-элитными воинскими отрядами". 

– Не может быть, чтобы историки не заметили этого. Должны же они как-то объяснять тот факт, что находки пришлых элементов прямо накладываются на скопления ранних славянских посёлков. Как они вообще объясняют появление готов и гуннов на той же территории?

– По разному. Археологи Илья Ахмедов и Мишель Казанский предпочитают говорить о "малых варварских королевствах" или, "что одно и тоже, о малых высокомилитаризированных группах". Но вопрос: почему "королевства" до зубов вооружённых людей со всех сторон окружены селениями безоружных земледельцев-славян, они вообще игнорируют. Игорь Гавритухин пошел гораздо дальше, он уже признал, что восточные германцы и степняки поделили "славянские" владения на "зоны влияния". Действительно, трудно не заметить, к примеру, что очаги, расположенные близко к землям лояльных готов Гезимунда, такие как "восточно-карпатский" или "южно-бугский", контролировались германцами, а подальше, к Югу от Припяти или на Десне, стояли гуннские гарнизоны. При этом он как будто через силу выдавливает из себя и такое откровение: "Культурные явления, фиксируемые на погребениях по обряду ингумации, не были изолированы от представителей других традиций этого ареала, что очевидно не только в отношении времени формирования кладов типа Мартыновки, но и для более раннего периода. Это было возможным лишь через разные формы симбиоза населения, оставившего ингумации,  с носителями  "собственно раннеславянских"  традиций". Слово "симбиоз" означает "совместное сожительство". Спасибо видному археологу хотя бы за то, что он признал: славяне и "чужаки", жившие на той же территории в то же самое время, не были отгорожены друг от друга Великой китайской стеной, а значит, должны были как-то меж собой общаться. Но вот о том, какие "разные формы" в эпоху Аттилы могло принимать сожительство "профессионально-элитных воинских отрядов" с бедными пахарями и несчастными плавильщиками, учёный предпочитает не распространяться. 

–  Как раз это я себе отлично представляю и без помощи профессиональных историков. Но скажите мне другое. Как я понял, вы считаете потерю элиты главной трагедией, выпавшей на долю славян? Но, согласитесь, Холмс, история многих народов Европы знает массу случаев, когда воинственные чужаки становились правящим слоем покорённого народа. В Британии подобную роль сыграли англы и саксы, в Галлии дворянством стали германцы-франки, в Северной Италии – лангобарды. Отчего гуннам отказывать в праве стать славянской аристократией? Недаром ещё Валентин Седов подозревал в антах "славяно-иранский симбиоз". Пусть он был не совсем точен в формулировке и следует говорить скорее о "гунно-славянском" объединении, но ведь суть от этого не меняется, верно?

– Разумеется, так бы оно и было, если б речь шла о том, что одно какое-то племя, в частности, гунны, покорило другое определённое племя – славян. Тогда при прошествии некого количества лет они слились бы в единое целое, стали народом с одним названием и общим наречием. Всё осложняется тем, что гунны пытались построить на просторах Восточной Европы гигантскую Империю скифского типа. Они даже не считали славян своими рабами. Для кочевников рабами были аланы, готы, вандалы и так далее. А венеды – рабы рабов, пыль под копытами степных лошадей. Гуннские вожди давали задание своим вассалам наладить работу, к примеру, невольничьего центра на Южном Буге. Получал это ответственное поручение некий готский князь, ему и его людям в поддержку придавали отряд кочевых всадников-стрелков – и в вперёд, в леса, за будущими каторжниками. Возникал очаг, пахались поля, отливалась сталь. Через пару лет довольный выполненным заданием степной царь вполне мог призвать готского князя к себе в ставку и наградить его иным заданием, а на Южный Буг отправить другого своего вассала. Ведь нам известно, что "инородцы", проживавшие в землях славян не представляли из себя определённого племени, но скорее походили на этнический "винегрет". "Они были носителями разных культур и отличались друг от друга по происхождению" – пишет о людях, оставивших ингумации в славянских пределах историк Андрей Обломский. Ему вторит Игорь Гавритухин: "Сами эти памятники пестры и гетерогенны (разнородны), а оставившие их группы людей были включены в сложную систему культурных взаимосвязей". Понятно, что речь идёт о "подвижниках" – варварской аристократии, находившейся на службе у гуннских царей, фактически о неком служилом сословии. Эдакие предтечи дворян внутри кочевой империи. Стало быть, они были не хозяевами невольничьих центров, но всего лишь временными управляющими. Последнее означает, что никакой общности, никакого этнического единства между каторжниками и надсмотрщиками не возникало. Одно дело, ты живёшь в стране и считаешь её родиной, а её население – своими подданными, и совсем другое – когда для тебя это временное задание, этап в воинской карьере, и невольники для тебя – лишь средство выполнить ответственное получение лидера.

– Да, Холмс, при таких порядках нельзя ожидать, что варварская аристократия породнится с подвластным ей населением. Не очень это походит на "симбиоз", а тем более, слияние. И всё же, Холмс, мне невдомёк, почему "надсмотрщики" из числа "подвижников", как вы всё это явление именуете, не остались в стране славян в качестве аристократии уже после крушения державы Аттилы? Вернулись бы сюда с полей сражений, взяли бы в жёны красивых местных девушек, нарожали детишек, словом, пустили бы корни в этой земле!

– Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться с тем, что происходило в тот период времени на просторах Восточной Европы. А здесь, после смерти Аттилы началась, наверное, самая кровавая мясорубка в истории человечества. Сначала между собой перегрызлись сыновья-наследники великого гуннского вождя. Затем, когда внутренние столкновения всерьёз ослабили кочевников, против них поднялись их вчерашние "подвижники" во главе с гепидами. Впрочем, нельзя говорить, что это была война германских племён против кочевых народов. Отнюдь: среди мятежников было немало степняков, на стороне сыновей Аттилы выступали многие германские народы. Стороны сошлись в смертельной схватке на берегах реки Недао в Подунавье в 454 году. Вот как описывает сражение Иордан: "Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его ране, и свева, отважно действующего дубинкой, а гунна – стрелой, и алана строящегося с тяжёлым оружием, а герула – с лёгким".

Вне всякого сомнения, в этой битве принимали участие и всадники, оставившие ингумации в славянских краях. Вот только вряд ли все они воевали на одной стороне. А, значит, после победы восставших и поражения гуннов на берега Днестра и Днепра вернулась только часть из выживших "надсмотрщиков". Победившие мятежники остались в Подунавье, разделив меж собой бывшие гуннские владения. Однако, это было только прелюдией к Великому взаимоистреблению народов. Далее пошла такая свистопляска, которую, пожалуй, можно описать только как войну всех со всеми. Гепиды, готы, герулы, скиры, ругии, свевы, аламаны, сарматы, аланы и ещё масса малознакомых историкам племён с азартом, достойным лучшего применения, принялась истреблять друг друга. В результате часть племён просто исчезает. Иордан свидетельствует: "От племени скиров почти никого, кто носил бы это имя – да и то с позором, – не осталось; так как все они погибли".

– Я так понимаю, Холмс, вы хотите сказать, что наши "надсмотрщики" над славянами или, как их именуют археологи, представители "варварских королевств" днепро-днестровской лесостепи, также приняли участие в этих междоусобных бойнях? А что же в таком случае делали гунны? Где находились их остатки и что предпринимали, чтобы вернуть своё прежнее положение.

– Как раз в это время сын Аттилы Динцик (Денгизих) собирает в низовьях Дуная ошмётки оставшихся верными ему племён – тех самых ангискиров, бардоров, биттугуров и ултзинзуров и вместе с ними пытается вторгнуться в Паннонию, которая по прежнему всеми рассматривается как некий центр распавшейся империи. Но кочевники вновь терпят там сокрушительное поражение от остготов, и, "обращённые в бегство, они направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра; на своём языке гунны называют его Вар". Взгляните, Уотсон, на ещё одну карту, составленную Мишелем Казанским. На ней исследователь отметил появление вещей дунайской традиции в Северном Причерноморье. Как видим, археологи полностью подтверждают слова готского историка: последние гунны и их союзники отступили именно к Днепру. Скопления памятников, оставленных "всадниками Аттилы" наблюдаются по правому берегу этой реки от широты Киева и южнее, а также на Левобережье Днепра, в пограничьи колочинцев и пеньковцев. И пусть теперь историки расскажут, почему вдрызг разбитые гуннские племена бежали не куда-нибудь, а к антам и деснинцам? Ведь в таких чрезвычайных условиях проигравшие отступают в свои "коренные" владения, туда, где их никто не потревожит, где они могут отсидеться и набраться сил. Разве это не лучшее доказательство того, что поздние гунны рассматривали раннеславянские очаги на Днепре в качестве собственных тылов, последнего своего прибежища?

– Боюсь показаться навязчивым, Шерлок, но я так и не получил ответ на свой вопрос: почему бы остаткам гуннов, самим или вместе с союзниками, не стать славянской аристократией?

– Для этого им надлежало для начала хотя бы закрепиться в лесостепной полосе Скифии. А сделать это степнякам, судя по всему, не удалось. Давайте сверим имеющиеся у нас временные ориентиры. Итак, в 454 году гунны терпят поражение при Недао. Они уходят в обширные скифские степи Нижнего Подунавья и копят здесь растраченную мощь. Затем, в 467 году делают новую попытку вернуть себе престол Аттилы. Снова терпят сокрушительное поражение на этот раз от остготов и бегут уже к Днепру. В 468 году в Константинополе появляется посольство от "детей Аттилы", но византийцы подымают на смех бывших "потрясателей Вселенной" и отправляют домой степных дипломатов с пустыми руками. Между двумя оставшимися в живых сыновьями последнего кочевого императора, получившими известия о провале посольской миссии, возникают разногласия. Горячий Динцик предлагает тут же вторгнуться в византийские пределы, а любимчик отца Эрнак отвечает, что ему хватает и внутренних конфликтов на пока контролируемой кочевниками территории. И вскоре, в 469 году некий гот Анагаст, находившийся на византийской военной службе, командир фракийских гарнизонов, добивает на берегах Дуная жалкие остатки гуннов, пытавшихся вторгнуться в пределы Империи, и привозит в Константинополь на потеху толпе отрезанную голову Динцика. Судьба другого сына и наследника Аттилы – Эрнака остаётся истории неизвестной. В любом случае, с этого времени гунны, как реальная военно-политическая сила, в Европе исчезают. Авторы последующей эпохи используют это имя скорее в качестве синонима словам "массагеты" или "скифы", то есть для обозначения всех кочевых народов, порой даже для названия северных варваров, живущих за Дунаем, но отличных от германцев или готов. Чаще других под "гуннами" разумели булгар совместно, как ни покажется кому-то странным, с антами и склавинами. У Прокопия три народа упоминаются практически одной строкой. Например, в "Войне с готами": "гунны, и анты, и склавины творили ромеям ужасное зло". Заметьте, Уотсон, речь идёт об эпохе, когда настоящих гуннов уже и след простыл. Тот же самый рефрен в "Тайной истории": "гунны, и склавины, и анты разоряли Империю почти каждый год с тех пор, как Юстиниан принял власть над ромеями". При этом термин "гунны" зачастую используется у Прокопия и как общее название двух славянских народов. Описывая набег антов и склавинов, византиец мог запросто завершить отрывок фразой типа "гунны вернулись домой".  

– А всё же, что стало с подлинными наследниками Аттилы? Как долго они находились на Днепре и куда в конце концов подевались? 

– То, что после гибели Динцика они вскоре уходят из славянских пределов понятно хотя бы из того факта, что серьёзного воздействия на облик пеньковской или пражской культуры им оказать не удаётся. Вспомните, что археологи категорично утверждают: "связь профессионально-элитных воинских отрядов с местным населением не была значительной, поэтому существенного влияния на этнокультурные процессы в регионе они не оказали". Стало быть, волна "всадников Аттилы" в здешних местах долго не задержалась. И тому есть простое объяснение. К Днепру разбитые гунны бегут в 467 году после поражения от остготов, а уже к 479 году, если не ранее, в степях Северного Причерноморья появляются новые хозяева – булгары. По крайней мере,  именно к последней дате относится договор византийского императора Зенона с булгарскими племенами, которые с той поры всеми в регионе воспринимаются полноправными владыками скифских степей. Гуннов, а точнее савиров, историки наблюдают лишь на Северном Кавказе. Еще какие-то "гунны", по сведениям Прокопия, кочуют в Крыму в окрестностях Херсона. И это всё.

– А что же новые хозяева степи, откуда они взялись, и какое отношение имеют к свирепым кентаврам?

– Судя по всему, почти никакого. Возможно, именно булгары, делящиеся на два больших племени: кутригуры и утигуры, были тем народом, кто окончательно прогнал остатки гуннов из Скифии. В любом случае, археологи фиксируют приток племён издалека. Как пишет о булгарах исследователь Алексей Комар: "Рассматриваемая нами группа населения представляет собой кочевников, появившихся в Северном Причерноморье в конце V века из регионов, граничащих с Восточным Приаральем, и занявших оставленные гуннами степи. Масштабный отток гуннов после поражений 454 года и 467 года хорошо фиксируется археологически. Кроме Среднего Поволжья, появление отдельных групп гуннов фиксируется находками имитаций и отдельных оригинальных вещей гуннской культуры на Северном Кавказе, а также, что особенно интересно, и в Восточном Приаралье".

– Получается почти рокировка: гунны заняли место булгар, а булгары – гуннов.

– И случилось это, заметьте, уже вскорости после того, как остатки свирепых кентавров бежали к Днепру. Вероятно именно поэтому о каком-либо "гунно-славянском симбиозе" речь заводить не стоит. Действительно, следите за датами, Уотсон! Невольничьи центры образуются после ухода готов, значит, не раннее 406 года. До падения державы Аттилы в 454-м роль "надсмотрщиков" в них играли самые разношёрстные и пёстрые в этническом отношении вассалы кочевников. Затем наступает период Смуты, который заканчивается только в 467 окончательным поражением гуннов в Паннонии и их бегством к Днепру. Однако с этого момента до 479 года остаётся всего двенадцать лет. Причём, вполне возможно, что булгары пришли даже чуть раньше, чем заключили договор с Византией. Существует вероятность, что их появление здесь было не таким уж мирным и ему предшествовала война с гуннами. Хотя Алексей Комар считает, что всё произошло в обратном порядке, не булгары вытеснили гуннов, а гунны – булгар: "Традиционно считается, что главной причиной переселения кочевников в Европу было давление с Востока, в этом же случае возможно, что миграция кутригуров и утигуров наоборот была прямо или косвенно спровоцирована возвращением гуннов на Восток". Уж больно жалкими выглядят новые переселенцы на фоне поздних гуннов. Погребения кочевников этого времени – конец V - первая половина VI века, археологи именуют их "типа Лихачёвки", отличаются крайней бедностью. Длинные прямоугольные ямы с закруглёнными углами, в которых в направлении, преимущественно, на Север лежали покойники с сомкнутыми ногами и лицами, повёрнутыми влево. Иногда тела помещали в гробовище из бересты. Никаких конских костей, нет даже лошадиных шкур, только остатки ритуальной пищи в горшках и кувшинах, расположенных в изголовье. Очень скромный погребальный инвентарь, в основном, детали пояса и одежды, из украшений: бусы и серьги. Оружие попадается крайне редко, чаще – ножи и кресала. Антропологические исследования ранних булгар не проводились, а поздние отличались европеоидно-монголоидным типом внешности, причём доля монголоидности у них выше, чем у основной части гуннских племён. Кроме того, булгары вернулись к кольцевому типу деформации черепов. Это означает, что в моду снова вошли длинные вытянутые головы. Но самое интересное другое – где именно археологи нашли ранние булгарские могилы!

– Уж не хотите ли вы сказать, Холмс, что в землях славян?!

– Вы правы, как никогда, друг мой! Такое впечатление, что наши невольничьи центры недолго находились без хозяев, фактически они перешли с рук на руки новым владыкам причерноморской степи. Впрочем, последний титул применительно к ранним булгарским племенам весьма условен. В степи-то как раз учёные их и не наблюдают. Возможно, последнее обстоятельство связано с небывалой засухой конца V столетия, эпохи, которую академик Седов отчего-то посчитал страдающей от "переувлажнённости". Меж тем, явившиеся в Константинополь послы утигуров, живших на побережье Азовского моря в ныне благодатных ростовских и кубанских землях, жаловались тогда византийцам, что обитают они в "стране пустынной и во всех отношениях бесплодной". Археолог Алексей Комар склонен верить сетованиям кочевников, он утверждает, что "заселённость степи в это время была одной из самых низких за весь исторический период".

Булгарские племена, скорее всего, вообще не были многочисленными, более того, судя по могильникам располагались они в основном в лесостепи, то есть жили исключительно среди ранних славян. Захоронения "типа Лихачёвки" обнаружены как на Дону, на территории Чертовицкого-Замятино, так и в стране антов, и даже на Днестре, в ареале склавинов. Нет их только там, где по логике учёных должны были жить кочевники – в степной зоне. Очевидно, что большая часть гуннских невольничьих центров перешла в руки кутригуров, поселившихся западнее сородичей. Именно это племя в дальнейшем будет беспокоить византийцев своими частыми набегами. Их родичи – утигуры оказались на задворках жизни. И земля им досталась "бесплодная", и из всех очагов они могли овладеть разве что донским "пятном", да и от богатых греков кочевали они на отдалении.

– Что ж у нас таким образом получается? Ранние славяне, как переходящий приз, попадают в цепкие лапы новых степных хищников. Из одной неволи без передышки в другую?

– И да, и нет, Уотсон. Если вас устроит такой ответ. С одной стороны, конечно, новые кочевники, в первую очередь – кутригуры, постарались полностью заменить собой грозных гуннов. С другой, очевидно было, что силёнок у них для этого явно маловато. На рубеже V-VI веков климат играл свою партию скорее на стороне земледельцев. Лесостепь расцвела, а степь зачахла. И взять под контроль всю Скифию булгарам оказалось уже не по зубам. Славяне начали просто растекаться, распространяясь в разные стороны, уходя тем самым из-под назойливой "опеки" кочевников. Они как вода убегали сквозь пальцы малочисленных степняков и попытка удержать пахарей под своим влиянием напоминала потуги безумца вычерпать море решетом. Южные колочинцы, вероятно, ограничились выплатой булгарам дани, а лесные северные и вовсе освободились. Кочевникам было уже не до них. Интересные дела творились и в ареале пражской культуры. Если в гуннское время её географическое распространение напоминало наклонившийся влево ромб, сторонами которого выступали Припять и Днепр, а левый нижний угол упирался в отроги Восточных Карпат, то теперь это сообщество превратилось в один журчащий ручей, который, огибая Карпатские горы с Севера побежал себе вольно на Запад вплоть до Судетских гор Чехии, истоков Одера и Эльбы, и даже берегов Среднего Дуная, в районе нынешней Братиславы. Понятно, что этот быстрый поток, к тому же стремительно несущийся по местам скалистым, пресечённым и заросшим лесом, где венеды чувствовали себя как рыба в воде, никакие кутригуры перекрыть уже не могли. Всё что пытались сделать новые хозяева степи, это хоть как то попробовать удержать под своей властью южную часть расползающегося в разные стороны венедского сообщества: антов и те племена, что оказались в районе Нижнедунайской низменности. Какое-то время им ещё это удавалось. По крайней мере, византийские летописи начала VI столетия переполнены сообщениями о совместных набегах "гуннов, склавинов и антов" или "кутригуров, склавинов и антов", что очевидно, одно и тоже. Поскольку они действовали не просто сообща, а порой даже в рамках одного отряда, напрашивается вывод, что какое-то время население Нижнего Подунавья и Днестро-Днепровского междуречья всё ещё пребывало в зависимости от кочевников.

– Разве не могло это стать следствием просто одновременных набегов, с одной стороны степняков, с другой – славянских пахарей, пусть они даже и координировали друг с другом свои военные вылазки?

– Видите ли, Уотсон, начиная с рубежа V-VI столетий, а точнее, с 499 года булгарские племена кутригуров начали регулярно вторгаться на территорию Византийской империи. И нельзя не заметить того, что на определённом этапе греки стали называть этих северных варваров, беспокоящих их своими вторжениями, тем самым рефреном "гунны, склавины и анты", о необычности которого мы уже с вами говорили. Поскольку ни разу за это время ни один из авторов не написал о набеге, где участвовали бы двое из элементов данной трёхчастной конструкции, скажем, гунны и склавины, анты не задействованы, или, наоборот, гунны и анты, а склавины отдыхают от ратных дел, для меня очевидно, что речь идёт о военно-политической организации, где кочевники и славянские племена представляют собой одно государственное образование. Булгары, они же кутригуры, в качестве организаторов указываются много чаще. Несложно догадаться, кто в этом "союзе трёх народов" был лидером. Кроме того, у нас есть свидетельство Прокопия о том, что из себя представлял отряд "гуннов, антов, склавинов", нанятый императором Юстинианом в 535 году в помощь осаждённому в Риме полководцу Велизарию. Это были 1600 всадников, ведущих дистанционную войну на кочевой манер, вооружённых длинными сложносоставными луками. Мишель Казанский справедливо указывает на то, что в данном случае "бой ведут конные лучники, уничтожающие живую силу противника на расстоянии". И именно об этих людях византийский летописец замечает: "Большинство из них было гунны, склавины и анты, которые имеют жилища по ту сторону реки Дуная, недалеко от его берега".

– Вы хотите сказать, что под конструкцией "гунны, склавины и анты" скрывались в первую очередь кочевники-кутригуры, обитавшие, в том числе, и в славянских землях? Не проще ли предположить прямо противоположное: что у славянских племён того времени уже появляется собственная аристократия, а с ней и конница по кочевому образцу, и что склавины и анты могли стрелять из гуннских луков не хуже тех же кутригуров?