Археолог Сергей Воронятов обнаружил ещё один удивительный факт. Он исследовал серию сарматских могильников в Поднестровье, тех самых, где встречаются вещи в бирюзово-золотом стиле, принадлежащие кочевникам второй волны. Большинство захоронений были впускными. Это значит, что степняки пользовались курганами предыдущих эпох. И только один искусственный холм у села Мокры был насыпан с нуля. Разумеется, новый курган легко отличить от древних. Именно его потревожили пришедшие в эти края готы. Причём, они не разграбили погребение, как можно было ожидать, но оставили нетронутыми все ценные, в том числе золотые вещи, однако, выбросили из могилы останки сарматского царя, поместив в тот же курган пепел своего воина. Символически это означало повторную смерть – уничтожение уже мёртвого чужака и замещение его своим сородичем. Согласимся, что так можно поступить только с кровным врагом, которого сильно ненавидишь. Все прочие курганы на берегах Днестра, как скифские, так и сарматов первой волны, со сменой населения оставались невредимы.

Конечно, кроме рассказа Иордана о сражении его предков со спалами, некоторого количества германских копий с тамгами на остриях, и потревоженного днестровского кургана, иных доказательств военного разгрома готским союзом племён грозной державы царя Фарзоя у нас нет. Но последствий этого столкновения так много, что сомневаться в его реальности не приходится. Во-первых, с рубежа II-III веков на берегах Днестра и Днепра полностью исчезают сарматские могильники. Кочевники либо бегут отсюда, либо попадают в зависимость от германцев и лишаются права сооружать здесь курганы. Во-вторых, начиная где-то с 230 года Римская империя начинает выплачивать готам ежегодное денежное довольствие. Взамен германское племя обязалось охранять незыблемость дунайской границы от любых посягательств извне. Следовательно, именно готы с этого времени становятся в глазах августейших императоров эдакими властителями Северного Причерноморья. Возможно, именно поэтому в античных летописях с этого периода наших героев всё чаще зовут "скифы, именуемые готами". В-третьих, все невольничьи ремесленные центры западнее Днепра в том виде, в котором они существовали при власти кочевников, оказались ликвидированы. Часть населения, возможно, степняки успели угнать на Восток. Наиболее трагично сложилась судьба обитателей район Марьяновки (Рахны) на Южном Буге. Во второй половине II столетия здесь горят и разрушаются посёлки, причём под руинами оказываются почти все ценные вещи. Это означает, что нападение было внезапным и на пепелище уже никто не вернулся. Остальным центрам повезло больше. Памятники типа Зубрицких под натиском германских пришельцев сдвигаются к Западу, в сторону верховьев Днестра, и вполне мирно просуществуют тут на протяжении всего готского времени. В середине III столетия, если не ранее, прекращают своё существование и городища поздних скифов в низовьях Днепра. Наконец, о смене хозяев в Скифии свидетельствует общая обстановка в греческих колониях на берегах Понта. "Письменные источники молчат о событиях 30-40-х годов III века в Северном Причерноморье, – пишет Марк Щукин – но о возникшей здесь в это время некоей напряженности свидетельствуют возникшие в результате пожаров археологические слои, обнаруженные в Ольвии и в Тире, а также надписи о возведении в 236 году новых укреплений в Танаисе. В период с 238 по 242 годы прерывалась и чеканка монет на Боспоре".

Полагаю, всех этих фактов вполне достаточно, чтобы подтвердить рассказ Иордана о победе готов над спалами и последующем беспрепятственном движении триумфаторов к берегам Чёрного моря. Осталось определиться с тем, за счёт чего германцам удалось добиться столь безоговорочной виктории над сарматами второй волны. Ведь последние были отнюдь не слабыми воинами. Они принесли в Восточную Европу тактику катафрактариев –  использования в бою эскадронов тяжеловооружённых всадников. О, в ту эпоху это была грозная сила! Аммиан Марцеллин так описывал подобные подразделения в армии персов: "То были закованные в железо отряды; железные пластины так тесно охватывали все члены, что связки совершенно соответствовали движениям тела, и прикрытие лица так хорошо прилегало к голове, что все тело оказывалось закованным в железо. И попавшие стрелы могли вонзиться только там, где через маленькие отверстия, приходившиеся против глаз, можно кое-что видеть или где через ноздри с трудом выходит дыхание". Мощь железных всадников не раз доводилось испытывать на себе даже римским легионам. После битвы с парфянами при Каррах, где империя потеряла полководца Красса, его сына и более сорока тысяч солдат, отряды тяжеловооруженных кавалеристов появились и в римской армии. Здесь они получили шутливое прозвище "клибанарии", от названия полевой печки "клибануса". В жарком климате под лучами солнца доспехи всадника раскалялись не хуже пресловутой топки и выдержать эту парилку мог далеко не каждый. Тем не менее, лобовой удар броненосной конницы с длинными четырёхметровыми пиками наперевес не выдерживало порой даже самое дисциплинированное войско.

Как же смогли выстоять против грозных кочевников готы и их союзники? Дело тут не только в мужестве и высоком боевом духе северян, но и, что особенно важно, в удачной тактике германских ратников. Основу готской армии составила пехота, вооружённая большими круглыми щитами и длинными копьями. Со времён знаменитых фаланг Александра Македонского это вторая успешная попытка использовать против врага подобный вид оружия. Возможно, германцы, сражаясь в качестве наёмников в армиях македонян и боспоритов, убедились в том, что сомкнутый строй пехотинцев-копьеносцев – самый надёжный способ отразить атаки катафрактариев. Быть может, додумались до этого сами. Несомненно, однако, что готские воины использовали приём, позже хорошо известный викингам, так называемую "стену щитов", под защитой которой они были в относительной безопасности от стрел, и могли, выставив частокол пик, выдержать первый удар тяжёлой сарматской конницы. После которого она сама, во многом, становилась уязвима, поскольку всадники не могли далее пользоваться слишком длинными штурмовыми копьями, а орудовать двуручными мечами, сидя в седле, не слишком удобно. В любом случае, именно своё оружие благодарили германцы за победу над грозным противником, расписывая инкрустированные наконечники символами поверженного врага.

Сокрушив спалов, германцы овладели всей Скифией. Если верить Иордану, они дошли до Меотиды (Азовского моря). Собственно археологические материалы по всему побережью, вплоть до расположенного в устье Дона Танаиса, эту версию вполне подтверждают. Как свидетельствует Денис Козак, повсюду появление германцев сопровождается следами погромов: "Так, при исследовании городища Амич-Кармен обнаружен ряд построек с многочисленными находками III века. Объекты IV века отсутствуют. Зато в верхних слоях памятника засвидетельствованы следы пожаров, есть другие свидетельства единовременного разрушения большинства построек. На улицах найдены скелеты погибших людей. Такая картина отмечена исследователями при раскопках столицы Малой Скифии – Неаполя Скифского, Усть-Альминского, Балта-Чакракского городищ. В Танаисе, также погибшем в середине III века, найдены лепные сосуды, костяные трехчастные гребни, фибулы западного типа. Они свидетельствуют о проживании здесь, после гибели города, какого-то населения западного происхождения, возможно, принадлежавшего к готскому союзу. Вместе с городищами и селищами в III веке прекращает функционирование целый ряд могильников Юго-Западного Крыма. О катастрофе, наступившей в это время в Крыму, свидетельствуют и клады римских монет, зарытых не ранее первой четверти III века. По мнению исследователей, появление кладов следует объяснять угрозой появления готских отрядов".

Впрочем, не надо думать, что в степи Причерноморья хлынули исключительно готы. Они лишь возглавили движение большого количества ясторфских племён с территории как Польши, так Германии, и даже Дании, которые, прорвав сарматскую оборону, широко разлились по здешним просторам. Античные авторы рядом с готами называют и иных германцев: гепидов, боранов, тайфалов, герулов, вандалов, скиров. Готский историк, в свою очередь, подчёркивает лидерство своих предков "на понтийском побережье скифской земли; оно (племя готов) без страха держало огромные пространства земель и столько морских заливов, столько течений рек! Под его десницей нередко лежал (распростёртый) вандал, принуждаем был к дани маркоманн, обращены в рабство вожди квадов".

Единственными, кто в это время дерзнул бросить вызов власти готов оказались их собратья – гепиды. По легенде, приведённой Иорданом, такое прозвище за свою лень получила та часть готских племён, которая последней прибыла из Скандинавии. Историки полагают гепидами представителей поздней вельбарской культуры, оставшихся на прежних местах в бассейне Вислы после ухода основной части войска в Скифию. Затем этот самый медлительный из восточногерманских народов появился также и на Волыни. Здесь, как пишет Иордан: "король гепидов Фастида поднял свое неповоротливое племя и расширил оружием пределы своей области. Он разорил бургундзонов почти до полного истребления и покорил многочисленные другие племена. Затем, злобно вызвав готов, он дерзким сражением прежде всего нарушил союз кровного родства, высоко возомнив о себе в горделивой надменности. Он-то и послал послов к Остроготе, власти которого тогда подлежали как остроготы, так и везеготы, то есть обе ветви одного племени, чтобы выискали они его, засевшего в горах, охваченного дикостью и чащей лесов, и требовали одного из двух: чтобы тот готовил ему либо войну, либо просторы своих земель. Тогда Острогота, король готов, будучи тверд духом, ответил послам, что подобная война ужасает его и что жестоко и вообще преступно оружием спорить с родичами, но что земли он не отдаст. Что же больше? Гепиды ринулись в битву, а против них, дабы не показать себя слабейшим, двинул и Острогота свое войско. Они сходятся у города Гальтис, около которого протекает река Ауха, и там бьются с большой доблестью с обеих сторон, потому что их бросило друг на друга подобие и в оружии и в уменье сражаться. Однако более справедливое дело и быстрота соображения помогли готам. С наступлением ночи, когда гепиды ослабели, сражение было прервано. Тогда, бросив избиение своих же, Фастида, король гепидов, отправился на родину настолько же униженный постыдными укорами, насколько возвышен был ранее надменностью. Победителями возвращаются готы, довольные отступлением гепидов".

Урезонив таким образом родственников, готы переносят свою активность к южным рубежам своих новых земель. После смерти правителя Александра Севера Римская империя заметно дряхлеет. Наступает эпоха так называемых "солдатских императоров". Череда узурпаторов, самопровозглашённых Цезарей, признаваемых порой только в рамках своих гарнизонов, отпадение целых провинций, внутренние войны за власть всерьёз ослабили великое государство. И северные варвары поспешили этим обстоятельством воспользоваться. В 250-251 году готам и их союзникам удаётся совершить победоносный набег за Дунай, на территорию нынешней Болгарии. По ходу его был убит недавно ставший императором бывший сенатор Деций, многие местности оказались разграблены, и германцы вернулись домой с богатыми трофеями. Этот успех окрылил варваров и положил начало так называемым Скифским войнам –  целой веренице военных экспедиций и морских походов на территорию Иллирии, Фракии, Мезии, Малой Азии, а также на острова и материковую часть Эллады.

Готы, тайфалы, гепиды, певкины, бораны и герулы грабили города и селения империи, нападали с суши и моря, появляясь, казалось, повсюду. В 269 году варвары, ободрённые первыми победами, вероятно, предприняли попытку массового переселения на Юг. Вот как описывает те события Требиллий Поллион, биограф императора Клавдия: "Как мы сказали выше, готы, подняли все свои племена для грабительского набега на римлян. Затем различные скифские народности – певки, грутунги, австроготы, тервинги, визы, гипеды, а также кельты и эрулы, охваченные жаждой добычи, вторглись в римскую землю и произвели там большие опустошения, пока Клавдий был занят другими делами и по-императорски готовился к войне.  Ведь число вооруженных в этих племенах доходило тогда до трехсот двадцати тысяч. Пусть те, кто обвиняет нас в лести, скажут, что Клавдий заслуживает меньшей любви. Триста двадцать тысяч вооруженных! У какого Ксеркса было их столько? В какой сказке выдумано это число? Какой поэт сочинил его? Было триста двадцать тысяч вооруженных! Прибавь к этому рабов, прибавь домочадцев, прибавь обоз, прибавь то, что реки были выпиты, леса уничтожены, что сама земля, наконец, страдала, приняв на себя такую массу варваров". Ценой чрезвычайного напряжения сил, применив  военные хитрости, баловень удачи Клавдий сумел остановить это масштабное германское нашествие. В битве у города Наиссе (нынешняя Сербия) ему удалось сокрушить основное войско готов, а затем разгромить и их флот. Как напишет об этом в письме к другу сам император: "Мы уничтожили триста двадцать тысяч готов, потопили две тысячи судов. Реки покрыты их щитами, все берега завалены их палашами и короткими копьями. Не видно полей, скрытых под их костями, нет проезжего пути, покинут огромный обоз. Мы захватили в плен такое количество женщин, что каждый воин-победитель может взять себе по две и три женщины". За этот подвиг Клавдий получил почётное прозвище Готский. Через три года Рим в лице начальника его кавалерии Аврелиана наносит ответный удар. Будущий император предпринял смелый поход за Дунай против ослабленных предыдущим поражением германцев и сумел уничтожить одного из готских царей с отрядом в пять тысяч воинов. Однако, понимая, что без уступок мира не будет, он предоставил германцам всю территорию провинции Дакия, население которой вывезли на южную сторону великой реки, отныне разделившей римских граждан и северных варваров.   

С этого момента отношения Империи и готов начинают стабилизироваться. Германцы осознают, что Рим им не по зубам, оставят надежды овладеть задунайскими землями и начнут строить свою собственную державу в Северном Причерноморье. В свою очередь римляне, уже при Константине, сделают северных варваров своими федератами, то есть постоянными союзниками – станут платить им ежегодные стипендии, получая в обмен незыблемость дунайских границ и сорок тысяч германских призывников в ослабленную имперскую армию. "Было время, – философски заметит Иордан – когда без готов римское войско с трудом сражалось с любыми племенами".