Игорь Коломийцев.   В когтях Грифона

Глава пятая. Пять племён

В маленькой уютной гостиной квартирки по Бейкер-стрит двое друзей поудобней устроились в мягких креслах возле догорающего камина, чтобы затеять неспешную беседу:

– Вы уверены, Холмс, в том, что никакой Пражской культуры в действительности никогда не существовало, что она с начала и до конца является изобретением учёных мужей, искусственной конструкцией, созданной, чтобы продемонстрировать всем археологические следы славянских предков? Ведь в таком случае мы имеем дело с одной из самых грандиозных мистификаций в научном мире?  

– Смотря, что вы подразумеваете под пражской культурой, доктор. Если разуметь под этим термином те древности, что были обнаружены в окрестностях чешской столицы, и которые не выходят за пределы бассейна Верхней и Средней Эльбы и долину Моравы, то отчего же – данное сообщество вполне реально. Небольшое, компактное, расположенное в границах Чехии, Словакии и Восточной Германии, его появление здесь ныне уверенно датируют концом VI столетия. Но если вы хотите меня убедить в том, что в готскую эпоху в болотах Припяти скрывалось некое маленькое племя, которое после разгрома германцев свирепыми гуннами внезапно вылезло из своего убежища и начало стремительно распространяться в разные стороны, пока не заполнило собой всё пространство от Эльбы до Волги и от Южной Балтики до Пелопоннесса, а именно в этом нас пробуют убедить российские археологи, то напрасный труд – в данную басню я никогда не поверю.

– Словом, вы отказываете в праве на существование единому народу на той территории, которую российские археологи отвели своему пражскому детищу?

– Совершенно точно сформулировано, друг мой. А разве не очевидно, что в тот период на таких необъятных пространствах одной культуры в принципе быть не могло? Следовательно, не было и  великого этноса, расселившегося в начале VI века от Балтики до Дуная. На мой придирчивый взгляд даже корчакская культура Западной Украины выглядит  искусственной конструкцией, не вполне отражающей реальное положение дел. В её зоне явно просматриваются, как минимум, два самостоятельных народа, условно говоря, "курганники Волыни" и "подплиточники Галиции". Я уже не говорю о других сообществах, принудительно загнанных учёными в пражский ареал. Суковские племена бассейна Одера вообще не имели кладбищ, они распыляли пепел сожжённых тел на поверхности земли. Принципиально иной погребальный обряд. Кроме того и землянок у них не было, они строили наземные дома. Да и керамика их отнюдь не похожа на пражскую. О своеобразии ипотештинского сообщества, думаю, напоминать вам не надо? Как видите, доктор, то, что учёные окрестили "Прагой", на поверку оказалось россыпью народов, изначально очень различающихся по обычаям, происхождению и, вероятнее всего, по языкам, ничем не связанных между собой.

– Но ведь бывает же так, что разные народы оказываются объединены в рамках единого целого? Вспомните, Холмс, каких внушительных размеров достигала черняховская культура. Думаю, она только немногим уступала по занятым территориям "Праге".

– Всё верно, доктор, только вы забыли добавить одну маленькую деталь. Черняхов  является материальным отражением Готского царства. Это была мощная держава, правящий слой в котором составляли многочисленные восточные германцы, и не только, кстати, готы. Возглавлял страну правитель по имени Германарих, чьи завоевания Иордан сравнивает с победами Александра Македонского. Даже если это и некоторое преувеличение, то в любом случае летописи сообщают нам о сильном вожде и его внушительной по размерам Империи. Характерно, что в случае черняховской культуры мы в реальности сталкиваемся с целым рядом известных истории народов – остготов, визиготов, гепидов, герулов и так далее – объединённых в рамках единого государства. Благодаря которому у них появляются общие традиции, схожая керамика, оружие и украшения. Что и позволило археологам включить их всех в состав Черняхова. Обращаю ваше внимание, Уотсон: несмотря на определённое сходство оставленных памятников, на такой огромной площади в готскую эпоху тем не менее проживал отнюдь не один этнос, а множество самых разных народов. А какая держава и какой царь подарили нам пражского "монстра"? Что-то я не припоминаю о знаменитых правителях у венедов или у склавинов. Где объединяющее этих людей начало? Где общий стержень? Где то племя, что сумело завоевать прочих и создать великое царство?

– А вы полагаете, Шерлок, что у "горшечных" народов такого стержня не оказалось?

– Мой милый Уотсон! Чтобы завоевывать других, надо как минимум, обладать оружием.

Взгляните на эту карту. Её составил живущий в Париже российский археолог Мишель Казанский. На ней обозначены практически все находки сколько-нибудь серьёзного вооружения в зоне "горшечных" племён. Разумеется, дротики и наконечники стрел не в счёт, они тут не учтены. Вы сами можете убедиться в абсолютной безоружности обитателей здешних мест. Особенно это касается пеньковской и корчакской зон. Даже лесные балты, живущие в дебрях Поднепровья, на их фоне выглядят сущими милитаристами. Если не считать одной находки наконечника копья, то всё, что  обнаружено в пространстве между Припятью, Днепром, Карпатами и Дунаем – это пять топоров. Не исключено, впрочем, что все они использовались в хозяйственных целях. Такие у нас с вами потенциальные "завоеватели". Кроме того, чтобы успешно вести войну необходимо для начала сплотить собственный народ.

– А вы полагаете, что "горшечным" племенам это было не под силу?

– Послушайте, Уотсон, что писал об этих людях мудрый Прокопий: "они не управляются одним человеком, но издревле живут в димократии (δημοκρατία)". Последний термин чаще всего переводят, как "демократия" или даже "народовластие". На самом деле, византийский летописец имел ввиду несколько иное. Как подсказывают нам комментаторы его трудов (Геннадий Литаврин и другие): "Слово δημοκρατία во времена Прокопия стало, как полагают, техническим термином, обозначавшим всевластие партий (димов) цирковых болельщиков или даже просто синонимом "хаоса". О том, как именно выглядело подобное "народоправство" у склавинов и антов, рассказывает император Маврикий в своём "Стратегиконе": "Пребывая в состоянии анархии и взаимной вражды, они ни боевого порядка не знают, ни сражаться в правильном бою не стремятся, ни показаться в местах открытых и ровных не желают... Так как господствуют у них различные мнения, они либо не приходят к соглашению, либо, даже если и соглашаются, то решенное тотчас же нарушают другие, поскольку все думают противоположное друг другу и ни один не желает уступить другому... Поскольку у них много вождей и они не согласны друг с другом, нелишне некоторых из них прибрать к рукам с помощью речей или даров, в особенности тех, которые ближе к границам, а на других нападать, дабы враждебность ко всем не привела бы к (их) объединению и единовластию". Между тем, доктор, в лице "склавинов" византийцы столкнулись, пожалуй, с наиболее боеспособным из всех "горшечных" сообществ Восточной Европы. Думаю, вы понимаете, Уотсон, что это прозвище греки применяли к ипотештинским племенам Нижнего Дуная. Пеньковцев они звали антами. Прочие обитатели "горшечной зоны" жили слишком далеко от границ Империи, чтобы её беспокоить, и поэтому у византийцев просто не нашлось для них ярлыков. Именно ипотештинцы, известные соседям как "склавины", многократно грабили балканские провинции Константинополя. Порой эти люди возвращались из опасных рейдов за Дунай с богатой добычей и тысячами угнанных пленных. Кроме того, летописи свидетельствуют, что обитатели Валахии и Молдовы в один момент времени вступили в войну с антами и победили последних. Но даже этот народ, самый продвинутый из всех "горшечных" собратьев, показался византийцам толпою плохо вооружённых людей, неорганизованных и анархичных. Что же тогда говорить об их северных соседях, гораздо более бедных, не имеющих никакого опыта боевых действий и государственной организации?

– Вы намекаете на то обстоятельство, что сами по себе аборигены Восточной Европы не были способны объединиться на столь глобальной территории, какую отводят археологи пражскому сообществу?

– Разумеется, коллега. Эти люди даже в пределах небольших регионов с трудом находили меж собой общий язык. В прямом и переносном смысле слова. Давайте представим себе ту обстановку, что сложилась к Северу от Дуная и к Востоку от Карпат после ухода отсюда гуннов. Десятки племён оказались тут сорваны со своих привычных мест и перемешаны в самых невероятных комбинациях. Здешние жители не могли внезапно, словно по озарению, ощутить себя одним народом, придумать себе общее имя, заговорить на едином наречии. Шёл мучительный, сложный и медленный поиск новых идентичностей. Те, кто вчера ещё были готами, гуннами, вандалами, даками, римлянами и венедами, пытались понять, кто же они теперь, как им себя называть, с кем дружить, а с кем, быть может, враждовать. Перед нами мир не вполне сложившихся этносов, калейдоскоп осколков различных племён, судорожно пытающихся слиться в новые формы.

– Получается, что термин "славяне" византийцы никак не могли услышать от своих задунайских соседей, поскольку последние сами не вполне понимали, как их надо нынче называть, ибо они дробились на множество мелких разнородных образований и не имели общего имени?

– Тем, кто рассказывает нам о великом племени "словен" или "славан", от чьего самоназвания, якобы, произошло знаменитое византийское прозвище склавины, хорошо бы окончательно определиться с конкретным местом, где могли проживать эти легендарные люди. Думаю, историки во многом специально сложили пражского "слона", чтобы уйти от прямого ответа на этот простой вопрос. От Дуная до Балтики нам упорно демонстрировали одну-единственную культуру, дескать, её население и было теми самыми "славенами"-"склавинами". Но теперь, когда этот мираж мы с вами благополучно рассеяли, что могут сказать историки по данному поводу? По логике этим именем должны были пользоваться племена, жившие непосредственно на берегах Дуная. Ведь именно там наблюдали своих "склавинов" византийцы. Но здесь расположилось ипотештинское сообщество. Оно явно местное, разнородное, сформировавшееся вдалеке от балтской языковой зоны. Эти люди ни при каких обстоятельствах не могли говорить по-славянски. А, значит, в их речи просто не существовало корней "слово" или "слава", от которых учёные пытаются произвести многострадальный этноним. Теоретически на наречии, близком к балтским, могло изъясняться население пеньковской культуры. Но эти люди, насколько нам известно, прозывались антами. Имеются ли шансы на то, что славянами именовали себя племена корчакской зоны? Признаться, они минимальны. Население пресловутой "германской пробки" с верховьев Днестра можно смело вычеркнуть из этого списка: слишком далеко от балтского Поднепровья сформировалось это сообщество. Наверняка, там в ходу скорее была бастарнская, сарматская, фракийская или гото-гепидская речь. Честно говоря, невелики шансы и на то, что подобное самоназвание родилось на Волыни, несмотря на географическую близость данной области к берегам Припяти и Днепра. Однако, в любом случае волыняне не решают главную проблему славистов. Аборигены тех мест не были известны южанам, они не общались с византийцами по вполне понятной причине – значительной удалённости от дунайских границ. Вот и выходит, что грекам попросту не от кого было услышать заветное слово.

– Понимаю теперь, отчего учёные так долго держались за свою выдумку. "Прага" в том виде, в котором её продвигали, снимала разом все вопросы. Она объясняла, отчего византийцы видели склавинов на Дунае, а копают их древности археологи под Киевом и на Припяти. Данная концепция определила славянам "главных предков" и делала последних ближайшими родственниками антов и венедов. Именно она позволяла объяснить, каким образом почти на всей территории Восточной Европы распространился один язык.  

– Вы очень тонко подметили про "главных предков", Уотсон. Видите ли, основная проблема, с которой столкнулись исследователи славянской предыстории – это невозможность вывести всех этих людей от единого корня. Кстати, археологи поначалу исходили из идеи двух равноценных предков, которых видели в летописных антах и склавинах. Подразумевалось, что две близкородственные культуры – пеньковская и корчакская – участвовали на равных в освоении просторов нашего континента. Этот процесс учёные прозвали "славянской колонизацией". В знак того, что оба сообщества имели прямое отношение к повсеместному расселению будущих славян, академик Седов именовал их, соответственно, "пражско-корчакским" и "пражско-пеньковским". Для него "пражанами" были и те, и другие. Миграции остальных "горшечных" племён – ипотештинцев и колочинцев – ставились под сомнение. Полагалось при этом, что пеньковцы и корчакцы говорили на едином наречии и поэтому повсюду распространяли единый язык. Но по мере углублённого изучения древностей, историки стали понимать, что подобная картина "славянской колонизации" не выдерживает никакой критики. Обнаружилось, что степень родства двух основных претендентов на звание наших предков была сильно преувеличена. Нынче данный факт признаёт даже Игорь Гавритухин, для которого пеньковцы и корчакцы – это "народы, которые где-то и очень-очень давно имели общих предков, к VI веку уже достаточно давно разошедшиеся, составлявшие две разные общности, иногда между собой сталкивающиеся". А ведь этот археолог, как мы уже установили, сделал всё от него зависящее, чтобы приблизить корчакцев к лесной зоне Поднепровья. Меж тем, любому специалисту понятно, что племена, которые "где-то и очень-очень давно имели общих предков" не могут изъясняться на едином наречии. Их языки должны были разойтись на приличное расстояние. Если же учесть подлинное происхождение обитателей Галиции и Волыни, придётся признать, что языковая пропасть между этими племенами и антами днепровской Лесостепи в реальности была ещё глубже. Их наречия никак не могли быть схожи меж собой.

– То есть, о двух равноценных предках говорить не приходится?

– Верно, Уотсон! Хотя должен заметить, что версия о происхождении славян сразу от двух народов изначально хромала на обе ноги. Простите за невольный каламбур! При таком раскладе славянская языковая зона должна была чётко делиться на два диалектных ареала, но ничего подобного лингвисты не выявили. Кроме того, с углублением изысканий стало понятно, что в "колонизации", то есть в переселении на Запад и Юг континента, участвовали не только пеньковцы с корчакцами, но и в той или иной степени все прочие их "горшечные" собратья. При этом картина миграций оказалась весьма сложной и запутанной. Людские потоки распределились не слишком равномерно. Так, к северу от Карпатских гор однозначно преобладали выходцы из корчакского ареала. Напротив, внутри Карпатской котловины много чаще встречались пеньковские традиции. К Югу же от Нижнего Дуная, в бывших византийских владениях, ипотештинских памятников найдено в разы больше, чем пеньковских, а корчакских там почти нет совсем.

– Получается, что три разных народа отправились на Запад и Юг, причём своими особыми маршрутами? Как же тогда вышло, что все их потомки заговорили на одном языке?

– А это и есть, Уотсон, главная загадка мировой славистики. Только должен вас поправить, друг мой, племён было не три, а, как минимум, пять. Ведь мы с вами установили, что жители Верхнего Поднепровья, пресловутой "германской пробки", весьма отличались от остальных обитателей корчакского региона. Следовательно, в данной зоне проживало по меньшей мере два отдельных народа. Один – на Галичине, другой – на Волыни. Кроме того, в миграциях на Запад посильное участие приняли и колочинцы Десны. Вот и выходит – пять разных племён. Где-то они смешивались между собой, но некоторые области занимали вполне компактно. Часть этих людей отправилась на Юг, осваивать Балканский полуостров, кто-то двинулся на Северо-запад, вдоль Карпатского хребта к Эльбе, некоторые оказались на Среднем Дунае, внутри карпатской котловины, другие остались на прежнем месте, а отдельные смельчаки переселились даже на Северо-восток, в сторону верховьев Волги и Ильмень-озера. Итого, пять разных народов отправляются чуть ли не во все стороны Света, тем не менее, их потомки говорят на одном языке. Есть от чего схватиться за головы учёным! Выход был найден в создании пражской концепции, когда ряд племён принудительно объединили, изобретя пресловутого "монстра", а прочих, типа пеньковцев и колочинцев, попросту стали игнорировать. Так у славян появились "главные предки".

– В таком случае, Холмс, получается, что корчакцы – условно названные вами "волынянами" и "галичанами" – ничуть не большие пращуры славян, чем те же пеньковцы или ипотештинцы? Кто бы мог подумать, что у нашего народа-невидимки окажется такое изобилие пращуров! Жаль только, что мы никогда не узнаем, как на самом деле звали себя те, кто жил к Северу от склавинов и антов.

– Вы так думаете, Уотсон? Я же, напротив, убеждён, что самоназвания протославянских народов не так уж сложно установить. Если бы учёные не пытались всех этих людей оптом загнать в Прагу, объявляя последнюю достоянием славен-склавинов, они давно бы отыскали настоящие имена "горшечных" племён, по крайней мере, большинства из них.

 – Не понимаю, как это в принципе можно сделать?! Вы же сами знаете, что византийские хроники, кроме склавинов и антов, других народов в данной зоне не заметили. Украинский археолог Ростислав Терпиловский предположил, правда, что население колочинской культуры могло зваться венедами. Однако, эта гипотеза строится всего лишь на том, что последние являются прямыми наследниками киевско-зарубинецкой традиции, а уж те точно были венедами, по крайней мере, в глазах Тацита и его современников.

– В том-то всё и дело, доктор, что венедами они являлись лишь для римлян и германцев. Перед нами типичный экзоэтноним, то есть название, данное со стороны. И не в том проблема, что ярлык "венеды" оказался чужой по происхождению, а в том, что ни одно протославянское племя на себя его не приняло.

– А какая разница, если прозвище в любом случае давалось иноземцами?

– Не скажите, Уотсон! На самом деле не так уж важно, как возник этноним, родной он или пришедший со стороны. Много существенней – принят он народом на себя или нет. Подчас бывает и так, что народ, который все соседи вокруг называют определённым образом, со временем смиряется с подобной кличкой и сам начинает пользоваться таким ярлыком. Конечно, его приспосабливают к нуждам собственного языка, "приглаживают" на свой манер, а затем используют в качестве вполне  привычного термина. Замечу, что все племенные имена, которые оказались приняты народами, независимо от их происхождения, обладают поразительной живучестью. Они проникают в язык, порождая немалое количество однокоренных слов, они выпадают на местность в виде названий рек и озёр, их отзвуки ещё долго витают над областью, где некогда проживали носители, даже после того, как сами прозвища отмирают. Это явление лично я называю "долгим эхом этнонима". Ничего подобного мы не наблюдаем в отношении слова "венеды" применительно к основной массе славян, включая тех, кто жил в ареале колочинской культуры. Сочетание согласных "в-н-д" оказалось решительно чуждо самому строю славянской речи. В зоне распространения колочинцев нет гидронимов, произведённых от данного корня. Древнейшие славянские летописи тоже не знают слова "венеды". Отсюда я делаю вывод – праславяне в целом, и колочинцы Подесенья в частности, себя таковыми  не считали. Впрочем, их южные соседи-пеньковцы тоже не звались антами.  Как заметил ещё российский лингвист Олег Трубачёв: "Ни венеды, ни анты не были никогда самоназваниями славян". Я вам больше скажу, Уотсон: придунайские аборигены точно также не пользовались прозвищем "склавины" применительно к самим себе. На территории Восточной Европы в зоне от Карпат до Дуная, Днепра и Припяти не найдены топонимы  с корнями "венд", "ант" или "склав". Следовательно, все три термина – это чуждые  ярлыки, которые пробовали нацепить на "горшечников" их непосредственные соседи. Но они не были приняты самими аборигенами.

– Но как же тогда нам отыскать настоящие имена "горшечных" племён?

– Уотсон, сколько раз я вам говорил: чтобы найти что-либо, для начала необходимо чётко уяснить себе, что именно мы разыскиваем. И тогда потеря немедленно находится сама, практически без всяких усилий. Она просто упадёт вам в руки, как перезрелое яблоко с ветки. Давайте вместе сформулируем, что конкретно мы ищем. Во-первых, это должны быть древнейшие этнонимы славянского мира. Во-вторых, судя по тому, из каких частей складывались многие "горшечные" племена, такого рода названия могли выглядеть не по-славянски. В-третьих, долгое эхо этих этнонимов должно витать над той зоной Восточной Европы, где проживало каждое из пресловутых пяти племён. А это означает, что искомые ярлыки обязаны проявиться в топонимике данных мест, и даже, вполне возможно, в древнейшей летописной традиции, в первую очередь, в хрониках восточных славян, поскольку именно эти люди поселились в исходном ареале.

– В таком случае следы пропавших ярлыков надлежит искать в "Повести временных лет", древнейшей из всех славянских летописей, рождённой как раз на Востоке данного мира.

– Ваша логика, как всегда, неотразима, Уотсон. Откроем данное историческое сочинение, а ещё лучше, воспользуемся услугами специалистов, проделавших эту операцию до нас. Например, видный российский языковед, профессор Григорий Хабургаев написал книгу, которая так и называется "Этнонимия Повести временных лет". Изучая имена древних народов, упомянутые в данной хронике, исследователь обнаружил пласт, как он их назвал, "первичных этнонимов" у праславянских племён. Их всего-то четыре: дулебы, хорваты, север и сербы. И все они отличаются отсутствием привычных суффиксов -яне или -ичи, характерных для более поздних наименований. По мнению профессора Хабургаева  великолепная четвёрка возникла никак не позже VII столетия. И если не все, то многие термины из данного списка демонстрируют явное иноязычное влияние. Послушайте, что пишет по их поводу российский историк Антон Горский: "Перечисленные же этнонимы – бессуфиксные. Очевидно, это и есть названия "старых" племён, распавшихся в VI-VII веках. Осколки таких племён, расселившиеся в различных регионах, сохраняли в своих наименованиях память о прежнем племенном устройстве". Как видите, Уотсон, учёные знают о существовании ряда этнонимов протославянских народов интересующего нас периода, хотя исследователей несколько смущает их чужеродное происхождение. Поищем же те области, которые занимали древние народы подозрительного облика.

– Вы полагаете, что они как-то связаны с зоной расселения пяти изначальных племён?

– А вот сейчас мы это и проверим. Начнём, пожалуй, с дулебов. Уотсон, будьте любезны, откройте Википедию, посмотрите, что там написано об этом племени.

– Извольте, Холмс: "Дуле́бы (старославянский – Дулѣби) – союз восточно-славянских племён на территории Западной Волыни в VI – начале X веков. Относятся к пражско-корчакской археологической культуре. Примечательным кузнечным центром дулебов было Зимновское городище. Согласно О. Н. Трубачеву, этот этноним (*dudlebi) произведён из германского *daudlaiba "наследство умершего" и свидетельствует о соседстве с древним западногерманским ареалом (в рамках вельбарской культуры)".

– Обратите внимание, Уотсон, какая любопытная ситуация складывается вокруг происхождения дулебов. С одной стороны, по мнению безымянных авторов электронной энциклопедии, они – славяне, причём даже конкретно восточные славяне. С другой – их название, как установил российский языковед Олег Трубачёв, происходит от корней, имевших хождение в западногерманском ареале. Заметьте, доктор, именно в западногерманском. Хотя на территории бывшего царства Германариха логичней было бы ожидать языковой след восточных германцев. Вот почему и родилось несколько экзотическая версия о неких западных племенах "в рамках вельбарской культуры". Меж тем, на самом деле в пределах вельбарско-черняховского сообщества исследователи обнаруживают исключительно восточногерманские народы: готов, гепидов, герулов, скиров, ругов и прочих. Поэтому, с моей точки зрения, гораздо больше шансов на то, что термин "дулебы", учитывая его особенности, привнесён сюда отнюдь не готскими народами. Из иных германских этносов, проникших на Восток Европы, обращают на себя внимание вандалы и, особенно, бастарны. Первые сложились в долине Вислы в рамках пшеворского сообщества. Вторые пришли ещё с более западных территорий, их прародиной считается Силезия. При этом и те, и другие, накануне возвышения готских племён активно проникали на земли Западной Украины. Взгляните, к примеру, как эта диспозиция выглядит на карте белорусского историка Вячеслава Носевича.

Восточная Европа в 1-2 веках по В. Носевичу (с уточнениями) накануне нашествия готских племён

На берегах Днестра и Южного Буга вандалы и бастарны смешивались между собой, а равно с прочими местными обитателями: фракийцами, сарматами, венедами. Позже эти области войдут в состав Готского царства. Так что для меня нет ничего удивительного в том, что в данных краях проявило себя западногерманское начало – слишком сложные этнические процессы шли здесь в предыдущий период.

– Вы хотите сказать, Шерлок, что дулебы вполне могли оказаться потомками вандалов или, что ещё более вероятно, бастарнов?

– Уотсон, вы же прекрасно знаете, как я не люблю поспешные выводы. Скажем так: у нас на руках есть сам по себе удивительный факт западногерманского имени одного из племён на Востоке Европы. Давайте не будем торопиться и поначалу выясним, где проживали эти люди.  "Повесть временных лет" помнит, что "дулебы живяху по Бугу, где ныне велыняне". Древнейшая славянская летопись, таким образом, считает этот загадочный народ предшественником довольно мощного союза племён волынян, расселившегося в раннем Средневековье по берегам реки Западный Буг. Кроме того, российский лингвист Григорий Хабургаев на труды которого мы уже ссылались, хоть и поддерживает своего коллегу Олега Трубачёва в вопросе западногерманских корней этнонима дулебы, тем не менее, предлагает другой вариант происхождения необычного имени: от *dudl-eipa – "страна волынок". Сравните с современным немецким "dudelsack" – "волынка". В таком случае само слово "волыняне" предстаёт калька-переводом древнего этнонима "дулебы".

– В рамках данной версии получается, что дулебы в переложении с германского звались "дудочниками" или "волынщиками"? И жили они при этом, разумеется, на Волыни. Точнее, данную область назвали в их честь.

– В любом случае, Уотсон, давайте посмотрим на карту, где отмечена зона размещения волынян, в принципе совпадающая с историческим регионом Волынью. Что вы можете сказать об их стране, коллега?

Фрагмент карты В. Николаева

– Она довольно обширна и занимает существенную часть ареала корчакской культуры.

– Всё верно. Однако, если взглянуть на топонимику с корнем "дулеб", то выяснится, что она повсеместно выходит за пределы Волыни. Схожие названия, помимо окрестностей Западного Буга, встречаются у верховьев Днестра, по всему правому берегу Припяти и даже на реке Уж под Киевом. Вот почему археолог Валентин Седов пишет о дулебах: "Летописи связывают их с Бугом, но это вовсе не значит, что территория расселения восточнославянских дулебов ограничивалась бассейном этой реки. Имеются серьёзные основания отождествлять их с населением волынско-киевско-припятской части пражско-корчакской культуры". Иначе говоря, для этого историка дулебы оказываются предками волынян, древлян, полян и даже части дреговичей.

– Смотрите, Холмс: дулебские топонимы встречаются почти по всей корчакской зоне – от Днестра до Припяти, и от Западного Буга до Среднего Днепра. Быть может, это и есть самоназвание всех корчакцев?

– Я бы согласился с таким предположением, если бы не два очень важных обстоятельства, на которые указывает нам украинский археолог Леонтий Войтович. Во-первых, он обращает внимание коллег на разницу в погребальных обрядах обитателей Галиции и Волыни, о чём мы уже говорили. Во-вторых, данный исследователь обнаружил, что топонимы с корнем "дулеб" встречаются лишь на северо-восточной периферии Верхнего Поднепровья, в пограничных с Волынью районах. Поэтому Войтович дулебов связывает с носителями курганной традиции в корчакском ареале, а прикарпатское население  признаёт иным народом – хорватами. Надо заметить, он не одинок в своём мнении. О пребывании хорватов в Верхнем Поднестровье писал ещё Любор Нидерле, чешский историк конца XIX - первой половины XX столетия. В своей знаменитой книге "Славянские древности" по интересующему нас вопросу он сообщает буквально следующее: "Скорее всего поселения хорватов находились в Восточной Галиции и на Буковине, у Днестра и Прута, где в топонимике сохранились следы их пребывания". Уже в наши дни современный питерский исследователь Александр Майоров, автор монографии "Великая Хорватия", уточняет границы первоначального расселения данного племени. По мнению этого российского историка, хорваты изначально занимали область Верхнего Поднестровья и прилегающие территории пруто-днестровского междуречья. В дальнейшем они расселились по обе стороны Карпатского хребта, освоив закарпатские земли у истоков Тисы. Что касается бассейна Вислы и более западных областей, то туда, согласно мнению Майорова, хорваты попадут позже. Как видите, Уотсон, многие историки уверенно помещают хорватские племена в регион, где встречались могилы, накрытые сверху каменными плитами. При этом украинские археологи Борис Тимощук и Леонтий Войтович прямо связывают носителей данного обряда с хорватами. Того же мнения придерживался и Валентин Седов: "Этнографической особенностью хорватского ареала Верхнего Поднестровья в древнерусское время стали подплитовые могилы".

– Не могу понять лишь одного. Если о хорватах и дулебах писала ещё "Повесть временных лет", если местоположение соответствующей топонимики было известно учёным аж со времён Нидерле, отчего историки упорно не признавали тот факт, что корчакские племена звались именно этими именами, а не как-то иначе?

– Поймите, Уотсон, признание "курганников Волыни" дулебами, а "подплиточников Галиции", соответственно, хорватами в пух и прах разрушало концепцию "главных предков". Ведь тогда вместо одного народа, провозглашённого "ядром" будущих славян, на руках у историков оказывалось два разных племени. И оба – весьма подозрительные по своему происхождению. Не забывайте, коллега, что традиции этих людей возникают на северо-восточных склонах Карпатских гор, аборигенов которых украинский археолог Леонтий Войтович называл "сложным симбиозом даков, славян, германцев и сарматов". На сложение дулебов и хорватов из весьма неожиданных элементов намекают сами этнонимы данных племён. О западногерманском прозвище обитателей Волыни мы с вами уже поговорили. Их прикарпатские соседи ничуть не уступают им в этом плане.

– Вы хотите сказать, что термин "хорваты" также оказался не вполне славянским?

– Совершенно верно, коллега. Послушайте, что науке известно об этом этнониме. Ещё Алексей Соболевский, дореволюционный русский лингвист, обнаружил, что он не имеет отношения к славянским наречиям. Учёный выводил данное имя из иранских языков, ссылаясь на характерный для иранцев формант -ат. Мнение Соболевского разделял известный немецкий филолог российского происхождения Макс Фасмер. По одной из его версий странное имя происходит от иранского выражения haurvatar – "страж скота", по другой –  от иного иранского словосочетания *harva(n)t – "изобилующий женщинами". И в том и в ином случае первичными носителями данного имени выступают некие сарматские племена Северного Причерноморья, проникновение которых в верховья Днестра для археологов не является неожиданностью.

– Получается, что изначально хорватами были или сарматские кочевники, или зависимые от них племена, пасшие им скот, а, возможно даже, поставлявшие своим хозяевам жён.

– Не торопитесь с выводами, Уотсон! Дело в том, что с иранской гипотезой происхождения имени хорватов давно и упорно конкурирует другая версия, которую я бы назвал дако-германской. Она выводит прозвище данного племени от горного хребта Карпаты, у подножия которого неизменно находят следы этих людей. Федор Браун, дореволюционный русский лингвист-эмигрант, полагал, что фракийское название горного массива было преобразовано в речи германцев-бастарнов в форму harvada и в таком виде стало этнонимом местных аборигенов. В любом случае, как видите, имена хорватов и дулебов не имеют прямого отношения к балтской языковой среде. Вероятно, они сложились в окрестностях Карпат среди невообразимой смеси обитавших там народов: германцев, фракийцев, сарматов и прочих. Венедское влияние на речь этих людей было не слишком значительным. Как вы думаете, могли ли при таких условиях слависты признать корчакские племена состоявшими из дулебов и хорватов? Ведь это признание ставило большой и жирный крест на все потуги вывести славян из единого венедского ареала.