Игорь Коломийцев.   В когтях Грифона

Глава двадцать пятая. На краю Океана

– Не кажется ли вам, Шерлок, что на этот раз уже вы торопитесь с выводами? Какие у нас доказательства того, что разбойники на Нижнем Дунае внезапно сгинули и в дальнейшем мы имеем дело уже с переносом их прозвища на иных северян?

– Давайте подключим элементарную логику, Уотсон. Перед началом затяжных аваро-византийских войн мы наблюдаем следующую диспозицию. К Югу от Дуная проживает почти четыре миллиона человек, именующие себя "ромеями". К Северу от великой реки, разделённые Карпатскими горами, лежат две области: к Востоку от хребта обитают изначальные склавины, которых никак не может быть больше полумиллиона. Внутри Карпатской котловины находится вчетверо большее население, для которого у южан отныне нет устоявшегося названия. Это бывшие лангобарды, бывшие подданные гепидских царей, а также варвары, пригнанные сюда из Скифии. Повторюсь, весь этот конгломерат пока ещё не имеет общего имени. Над ним господствуют кочевники-авары, которых по определению также не могло быть много.

– Простите, что перебиваю вас, Холмс, но мне очень любопытно, во что вы оцениваете численность самих беглецов с Востока?

– Если применять к степнякам ту же методику подсчёта, с коей мы подходили к придунайским разбойникам, и отталкиваться от максимальной цифры в 60 тысяч воинов, обозначенной Менандром, то получится, что царственных кочевников, вместе с жёнами и детьми, было не более 300 тысяч. Думаю, это близко к реальности. Впрочем, не забывайте, Уотсон, что кроме аваров внутри Карпатской котловины оказались и другие кочевые племена, из числа их сателлитов. Источники чаще всего называют данных людей кутригурами или булгарами, но не исключено, что это перед нами куда более пёстрый сброд с предгорий Кавказа и степей Причерноморья, увлечённый аварским движением на Запад. Впрочем, если верить австрийскому археологу Петеру Штадлеру, зависимые степняки занимали намного более скромные области, чем господствующее в регионе племя. Поэтому, думаю, что количество аварских сателлитов тут не превышало 200 тысяч. Таким образом, общее число кочевников на Среднем Дунае я оцениваю в полмиллиона.

– Не так уж и много!

– Вполне достаточно для того, чтобы удержать в повиновении гораздо более многочисленных земледельцев. Итак, Уотсон, у нас имеется приблизительно полмиллиона степняков, примерно такое же количество придунайских разбойников и от двух до трёх миллионов, с учётом перемещений из Скифии, подвластного степным всадникам населения внутренней Карпатской котловины. При этом число жителей Среднего Подунавья всё время растёт, а обитателей Нижнего Подунавья, напротив, ввиду постоянных карательных экспедиций греческой армии становится всё меньше и меньше. Таков варварский мир по ту сторону Истра. Но если мы посмотримся к тому, что творилось к Югу от великой реки, то обнаружим непрерывный натиск на Балканы "аваров и склавинов". Других этносов византийские летописи уже просто не замечают. При этом хронисты заявляют, что со стороны северян в набегах принимают участие сотни тысяч человек. Летописи полны рассказов о поселении агрессоров в самых разных местах полуострова: на Адриатическом побережье, в Македонии, на Пелопоннесе. Возникает резонный вопрос: какую роль в балканских походах играли многочисленные земледельцы Карпатской котловины? Те люди, которых мы с вами, Уотсон, назвали пост-лангобардами, пост-гепидами и недавними переселенцами с Востока Европы. Были ли они вовлечены в общее движение на Юг?

– Полагаю, без них не обошлось. По крайней мере, российский исследователь Валентин Седов, изучив археологические следы захватчиков, обрушившихся на византийские провинции, заявил: "Исторические материалы свидетельствуют, что основные массы славянских переселенцев на Балканский полуостров и Пелопоннес направлялись из Среднедунайских земель. Все аваро-славянские военные отряды формировались именно в этом регионе". Получается, что безымянное население Карпатской котловины как раз и составляло подавляющее число участников балканских походов.

– Тогда неизбежным становится главный вопрос: как прозвали греки этих агрессоров?

– Это нечестно с вашей стороны, Шерлок! Вы буквально загоняете меня в ловко отстроенную ловушку, вынуждая признать, что иного прозвища, кроме "склавины", для этих людей у ромеев не нашлось.

– Напрасно вы дуетесь на меня, Уотсон. Ну, не ведите себя, как ребёнок. Давайте рассуждать здраво. Если византийские летописи говорят о походах на Юг "аваров и склавинов", а материалы, извлекаемые из земли археологами, свидетельствуют, что войско завоевателей по большей части состояло из населения Карпатской котловины, значит, согласно доводам логики, последнее должно было скрываться под одним из двух наиболее распространённых прозвищ. Этих людей считали либо аварами, либо склавинами. Третьего не дано. Впрочем, поначалу их могли звать то так, то эдак. Если во главе похода находился предводитель из числа степняков, они, скорее всего, упоминались в качестве аваров, в противном случае их, преимущественно, относили к склавинам. Вспомните, к примеру, первую осаду Фессалоники 585 года, когда под стенами крепости появился варварский отряд в пять тысяч человек, "целиком состоявший из отборных и опытных воинов". Судя по всему, это были тяжеловооружённые ратники, умеющие сражаться по всем правилам военного искусства, но явно не конные, а пехотинцы. А, значит, с аварами их спутать было сложно. С другой стороны, они не слишком смахивали и на почти безоружных подданных Ардагаста, накануне разбитых греками в окрестностях Адрианополя. Вот почему автор хроники "Чудеса святого Димитрия" несколько затрудняется с этнической идентификацией данных агрессоров. В конце концов он назвал последних "избранным цветом народа склавинов", что в переводе должно, видимо, означать – эти люди, конечно, не кочевники-авары, но и на обычных разбойников с другого берега Истра они тоже не слишком похожи.

– Вы считаете, Шерлок, что византийские авторы при известных обстоятельствах могли прозвать всех обитателей Карпатской котловины "аварами"?

– По всем правилам античной этнографии именно так они и должны были поступить. Ведь прозвище господствующего племени почти всегда становилось общим именем для основной массы подданных. Разве не подобным путём складывались "лангобарды", "гепиды", да и остальные участники Великого переселения народов? Однако, в данном конкретном случае сказалась, видимо, особая репутация экзотических пришельцев. В глазах византийцев авары – это беглые кочевники с Востока, они воюют, не слезая с коней, их мужчины носят длинные косы и серьги в ушах, у них много других странных привычек. Очень уж отличались азиатские степняки от прежних обитателей Подунавья. Язык не поворачивался именовать здешних жителей тем же именем, что и пришельцев издалека. Куда больше аварские невольники походили на своих восточных соседей – придунайских разбойников по кличке "склавины". Византийским писателям было сложно различать тех и других. Особенно с тех пор, как жители Валахии и Молдовы тоже попали под власть кочевников. Когда на Балканы приходил с набегом очередной варварский отряд – как греческие авторы могли установить, с какой стороны Карпатских гор он явился? Поневоле возникло одно общее имя для всех агрессоров, отличных от царственных степняков. Впрочем, при внимательном рассмотрении мы вполне можем установить, когда и кто из византийских авторов первым распространил знаменитое прозвище нижнедунайских грабителей на всех подданных аварского кагана.

– Вы хотите сказать, Холмс, что знаете того человека, который подкинул нам несусветную путаницу с широким применением имени "склавины"? Именно по его милости многие поколения историков блуждали впотьмах, не в силах разыскать неуловимый народ-невидимку?

– Я бы не стал перекладывать всю вину на одного-единственного человека. Скорее всего, он в своих трудах отразил лишь стойкое народное мнение. Впрочем, давайте вспомним поимённо всех летописцев, причастных к нашим поискам. Первооткрывателями народа "склавинов" справедливо считают  Прокопия Кесарийского и готского историка Иордана, чьи летописи увидели свет почти одновременно в середине VI столетия. Оба писателя  даже в страшном сне не могли представить себе гибель Гепидии и Лангобардии. Вот почему вопрос о том, как назвать население Карпатской котловины, оставшееся после исчезновения германских царств, перед ними в принципе не возникал. Зато эта проблема встала во весь рост перед лицом Менандра Протиктора, заставшего войну за Сирмий. Но этот автор, как мы с вами знаем, не решился обозначить земледельцев Среднего Подунавья знаменитым этнонимом. Вероятно, в его эпоху они ещё не считались "склавинами". Более того, есть все основания полагать, что подобная неопределённость с прозвищем данных людей продлилась почти до конца VI столетия.

– Почему вы так думаете?

– Дело в том, что на страницах трактата "Стратегикон", приписанного перу василевса Маврикия, под "склавами" разумеют исключительно разбойников с Нижнего Дуная. Меж тем, автор этого военного учебника, кем бы он на самом деле не был, жил на рубеже VI-VII веков. Установить это несложно, поскольку, как указывает российский историк Пётр Шувалов, "последнее датированное упоминаемое в трактате событие – это поражение ромейского войска от аварского кагана под Гераклеей-Перинфом в 592 году". С другой стороны, ни военные неудачи Фоки, ни феноменальные успехи армии Ираклия в книге уже не отражены. Отсюда вывод: этот труд увидел свет в промежутке между 592 и 602 годами, в последний период  правления Маврикия. Лично я склонен считать, что составил трактат сам василевс, очень уж точно он отражает взгляды данного царя на достоинства и недостатки соседей. Впрочем, как бы то ни было, вполне очевидно, что автор "Стратегикона" под "склавами" понимал почти безоружных жителей Валахии и Молдовы. Они у него раздеты, живут в земляных норах и воюют в основном при помощи пары дротиков. В то время как земледельцы Карпатской котловины обитали преимущественно в наземных домах, использовали в бою германские мечи, копья и щиты, носили множество украшений и привычные для византийцев костюмы, скрепляемые на плечах или груди фибулами.

– В таком случае я, кажется, догадываюсь, кому из греческих историков пришло в голову запутать своих современных коллег. Это Феофилакт Симокатта! Летописец, чьё имя в переводе с греческого звучит как смешная фраза "Хранимый Богом Курносый кот".

– Разумеется, вы правы, Уотсон. Но в оправдание нашего друга Феофилакта хочу заметить, что он сделал всё возможное, для того, чтобы быть правильно понятым. Когда он говорил о склавинах в узком смысле термина, разумея разбойников с Нижнего Истра, то каждый раз упоминал их предков – гетов. Греческий историк как бы уточнял – в данном случае я имею ввиду жителей внешних склонов Карпатских гор, происходящих от фракийских аборигенов здешних мест. Когда речь шла о склавинах в широком смысле, то есть обо всех зависимых от аваров северодунайских земледельцах, тогда о гетских пращурах уже не было ни слова. Не вина Симокатты, что его современные коллеги, увлечённые поиском древних славян, не поняли его очевидных подсказок.

– Шерлок, вы зря пытаетесь оправдать в моих глазах неприглядный поступок византийского летописца. Вы только подумайте, какой ущерб науке он нанёс своим переносом названия одного небольшого племени на всю массу подневольного населения Аварского каганата. Ведь не заметив этого приёма, учёные пошли по ложному следу, и вот уже более двух веков бродят впотьмах, не в силах обнаружить корни славян. Прегрешению Симокатты нет оправдания!

– Зря вы обрушили свой гнев на данного летописца, Уотсон. "Хранимый Богом Курносый кот" ровным счётом ничего не выдумывал. Он не вешал на население Карпатской котловины прозвище их беспокойных соседей, а всего лишь зафиксировал ту традицию, которая к его времени уже прочно сложилась.

– Откуда вы это знаете?

– Всё дело в том, мой дорогой друг, что наш любезный Симокатта писал свой главный труд в промежутке между 610 и 628 годами. До того он ещё находился в Египте и не имел доступа к константинопольским архивам, без которых создать книгу ему, конечно бы, никогда не удалось. Меж тем, в нашем распоряжении есть два письма папы Григория Великого, одно датировано 599 годом, другое – предположительно от 600 года. В первом, адресованном экзарху Италии Калиннику, римский первосвященник поздравляет византийского наместника с разгромом склавов (Sclavis) в Истрии. Во втором, отправленном Максиму, епископу салонскому, Григорий печалится по поводу бесчинств племён Склавии (Sclavorum), и тревожится тому обстоятельству, что "через Истринский проход они начали уже вторгаться в Италию".

– Вы хотите сказать, что это папа Григорий нам удружил? Что это он первым принялся обзывать население Аварского каганата "склавами" и его кличка затем прижилась?

– Что у вас за странная привычка, Уотсон, повсюду искать виноватых? Я лишь хотел показать вам, что обидное прозвище возникло задолго до того, как Симокатта взялся за перо. Понятно, что варвары, разорявшие полуостров Истрию, осаждавшие город Салону на далматинском побережье Адриатики и дерзнувшие проникнуть в Италию, никакого отношения к разбойникам с Нижнего Дуная не имели. Впрочем, западные соседи – италийцы и франки – никогда этих людей "склавинами" и не называли. Они говорили проще – "склавы", что по латыни означало "рабы". Быть может, данное название вообще не подразумевало ничего общего с греческим именем жителей Валахии и Молдовы, но лишь отражало тот факт, что бывшие подданные гепидов и лангобардов, а также переселенцы из Скифии на самом деле оказались под пятой пришлых кочевников. Все они, с точки зрения западноевропейцев, были невольниками авар, то бишь склавами. Но, как на грех, большинство греческих писателей в эпоху после Иордана и Прокопия тоже начинает именовать северных варваров сокращённым вариантом их клички. Даже у Маврикия они лишь склавы – Σκλάβοί.

– По вашей версии, Феофилакт Симокатта просто запутался в схожих названиях?

– Поставьте себя, Уотсон, на его место. Вне всякого сомнения наш "Курносый кот" появился в Константинополе вместе с прочими сподвижниками императора Ираклия, когда разорённая и истощённая царствованием Фоки византийская держава собирала интеллектуальные ресурсы по своим отдалённым провинциям. Мы не знаем, какие именно историки восхваляли правление узурпатора при его жизни, поскольку их творения до нас просто-напросто не дошли. Тысячелетняя традиция греческой исторической науки, когда один летописец сразу после смерти предшественника продолжал его труды, была безжалостно прервана. Ещё хуже обстояли дела с международным положением  великого государства. За пару десятилетий Византия лишилась практически всех владений на Балканах и на Ближнем Востоке. Симокатта писал свою книгу в период, когда авары терзали Европу и осаждали Константинополь, а персы безраздельно властвовали в Азии. Он уже довольно смутно представлял себе земли по Дунаю и тамошние города, поскольку Империя ромеев к его времени сохранила о тех местах лишь туманные воспоминания. Зато он прекрасно видел, как повсюду на Балканах рыщут отряды "аваров и склавов". Кем были современные ему северные варвары? Потомками ли  разбойников с Нижнего Истра, что под именем "склавины" постоянно упоминаются в сочинениях его предшественников, или неким принципиально новым образованием? Народная молва, по крайней мере, объединяла всех северян, отличных от кочевников, и записывала их в Σκλαυηνοί или Σκλάβοί. Италийцы и франки тоже именуют своих восточных соседей схожим образом – Sclavis. Что в таких условиях делать летописцу? Он и так, в меру своих сил, попробовал отделить жителей внутренней Карпатской котловины от аборигенов Валахии и Молдовы. Ведь при описании последних византийский историк постоянно указывал на их предков из числа гетских племён. Разве он виноват в том, что его современные коллеги не разглядели сигнальных флажков, и не учли всей массы нюансов? Впрочем, была одна история, после которой, вероятно, даже сам Феофилакт Симокатта засомневался в том, что же такое "склавины".

– Что вы имеете в виду, Холмс?

– Знаменитый анекдот о Маврикии и безоружных северянах. Позвольте, я напомню вам, Уотсон, как он звучит в книге Симокатты: "На другой день трое людей из племени склавинов, не имеющие никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора. С ними были только кифары (музыкальные инструменты типа гуслей), и ничего другого они не несли с собой. Император стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить и по какой причине они находятся в ромейских пределах. Они отвечали, что по племени, они склавины, что живут на краю западного Океана, что каган отправил к ним послов с тем, чтобы собрать военную силу, и прислал почетные дары их этнархам (старейшинам). Дары они приняли, но в союзной помощи ему отказали, настойчиво указывая на то, что их затрудняет дальность расстояния. А их отправили к кагану в качестве заложников, как бы в доказательство того, что это путешествие длится пятнадцать месяцев. Но каган, забыв все законы по отношению к послам, решил чинить им всякие затруднения при возвращении. Они слыхали, говорили они, что ромейский народ и по богатству и по человеколюбию является, так сказать, наиславнейшим; поэтому, обманув (кагана), они выбрали удобный момент и удалились во Фракию. Кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие – их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы. Тем, для кого война является вещью неведомой, естественно, говорили они, более усиленно предаваться музыкальным занятиям.  Выслушав их рассказы, император пришел в восхищение от их племени, и самих этих варваров, попавших в его руки, он удостоил милостивого приема и угощения. Удивляясь величине их тел и красоте членов, он направил их в Гераклею".

– Мне кажется, Шерлок, что вы слишком легкомысленно относитесь к этой истории, полагая её неким "анекдотом". Между тем, данный эпизод не оставляет камня на камне от вашей версии происхождения этнонима "склавины". Разве, вслед за Флорином Курта, вы не пытались убедить меня, что это имя "было просто византийским изобретением, призванным придать смысл сложной конфигурации этносов по ту сторону северной границы Империи"? Теперь же выясняется, что где-то в глубине варварской зоны, очень далеко от рубежей Византии, жили люди, для которых это прозвище было самоназванием. Значит, вся ваша теория рушится с треском. Не случайно данный эпизод стал чуть ли не главным аргументом для славистов в полемике с их американским коллегой. Послушайте, как нападает на построения Флорина Курты российский историк Пётр Шувалов: "это противоречило бы известному месту из Феофилакта Симокатты, где три варвара-посла, встреченные людьми императора Маврикия около города Цурул примерно в 591 году на вопрос самого императора, какого они племени и где живут, отвечали, что по рождению они славянского народа и пришли от края Западного океана. Ведь трудно представить, как могли эти северяне, никогда, скорее всего, не бывавшие на Дунае, объяснить самодержцу ромеев, что он (sic!) их называет славянами, не знай они сами это имя!" Что вы скажите на это, Холмс?!

– Скажу, что российский историк Шувалов безбожно путает "славян" и "склавинов". В тексте Симокатты северные варвары называли себя Σκλαυηνοί, что дословно звучит, как "склавиной". Ни о каких "славянах" или "словенах" там не упоминалось. Подобная подмена терминов вообще-то не случайна. Дело в том, что подавляющее большинство славистов из стран Восточной Европы продолжает упорно считать, что все северяне поголовно относили себя к славянам. И только неразумные греки упорно не хотели записывать это самоназвание "правильно". Вот современные историки и вынуждены заниматься постоянным исправлением "ошибок" своих античных коллег, безжалостно выбрасывая из слова "лишнюю" букву.

– Вы всё шутите, Холмс?! Между тем, этот эпизод путает вам все карты. Даже с учётом того, что в отрывке действительно говорится о склавинах, а не славянах, он всё равно скорее льёт воду на мельницу тех исследователей, кто всегда утверждал, что это название зародилось в варварской среде, и не было изобретением византийцев. Не понимаю вашей беспечности. Три безоружных посла с окраины Западного океана угрожают опрокинуть ту версию, которую вы кропотливо выстраивали в течение всего нашего расследования, а вам и горя мало!

– Мой дорогой, Уотсон. Я отнюдь не считаю, что описанный Симокаттой случай укрепляет позиции современных славистов. Скорее, напротив, ослабляет. Но в одном вы правы: к этому эпизоду стоит присмотреться повнимательней. Итак, о чём же идёт речь в тексте? После установления мира с персами, василевс Маврикий затеял масштабный поход против северных варваров. Вероятнее всего, случилось это весной 592 года, хотя некоторые исследователи датируют данную экспедицию предыдущим, 591 годом. Двигаясь по Фракии, в окрестностях крепости Цурул (Тзурул), ныне турецкое местечко Чорлу, по дороге из Константинополя к Адрианополю, телохранители императора поймали трёх диковинного вида безоружных людей с музыкальными инструментами типа арфы или гуслей в руках. Очевидно, что они весьма отличались от аборигенов Балканского полуострова своим внешним видом, в противном случае, на них бы просто не обратили внимания – мало ли какие бродяги шляются по фракийским землям. Поскольку Маврикий был восхищён "величиной их тел и красотой членов", не исключено, что чужестранцы действительно были северянами: высокими, стройными, белокожими и светловолосыми. Их и без того признали склавинами, но когда стали допытываться, как называет себя то малое племя, к которому принадлежат странные путешественники, выяснилось, что оно тоже именуется "склавиной". По крайней мере, так восприняли это слово греки. Надо признать, последнее обстоятельство немало смутило византийцев. Они никак не ожидали, что где-то очень далеко от их рубежей живут люди, называющие себя обидным прозвищем, которое ромеи дали своим ближним соседям.

– Вы хотите сказать, что такой поворот событий стал неожиданностью для южан?

– По крайней мере, на это намекает сама структура предложения Симокатты. Греки как бы спрашивают странников: "Эй, варвары, какого вы рода-племени?" "Мы живёт очень далеко, а племя наше называется "варвары". Вставьте теперь сюда слово "склавиной" и вы поймёте, отчего византийцы так поразились данному диалогу.

– Хорошо бы понять, где обитали эти подозрительные "склавины"?

– Согласен с вами, это наиболее любопытное обстоятельство. Странники заявили, что живут "у края Западного океана". Или, как сказано в переводе трудов Феофана, описавшего тот же самый инцидент, у "оконечности" этого водоёма. Авторы "Свода древнейших письменных известий о славянах", к чьим услугам мы уже не раз прибегали, полагают следующее: "Западным океаном считалась Атлантика, но в данном случае имеется в виду Балтийское море". С этим выводом не поспоришь. Далее, впрочем, упомянутые учёные, со ссылкой на немецкого археолога Иоахима Херрмана, пытаются  уточнить местожительство необычных путников: "Скорее всего, речь идёт о славянах, осевших во второй половине VI века между устьями Эльбы и Одера, однако о каких именно – сорбах? ободритах? – сказать затруднительно". Иначе говоря, эти исследователи указывают на балтийское побережье в районе низовьев Эльбы и Одера, как единственное место, откуда могли прийти странные гусляры. Ныне этот регион именуется Померанией.