Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава двадцать шестая. Спорные "древности антов" (продолжение)
– Ничего не понимаю. Зачем такому опытному специалисту как Валентин Седов запутывать и без того непростую этническую ситуацию в Аварском каганате? Для чего ему связывать с антами трупоположения без сопроводительных вещей, которые вполне могли быть оставлены беднейшими из местных германцев, а все сожжения тел списывать на представителей пражского сообщества?
– Это же элементарно, Уотсон! Разве вы до сих пор не уяснили себе логику славистов? Они всегда исходили из идеи, что "склавины" или "склавы" – это их непосредственные предки. Меж тем, родину пращуров они видели на Днепре, Днестре и Припяти, полагая истоком славянского моря две археологические культуры: пражскую и пеньковскую. Именно из этих мест и должны были, по мнению специалистов, выйти все славяне Европы, не правда ли? Учёные знали, что с рубежа VI-VII веков подданные аваров в летописях значатся под прозвищем "склавины" или "склавы". Более того, археологические материалы однозначно указывали, что основной миграционный поток на Балканы шёл именно из внутренней Карпатской котловины. Помните, что писал по этому поводу Валентин Седов? "Исторические материалы свидетельствуют, что основные массы славянских переселенцев на Балканский полуостров и Пелопоннес направлялись из Среднедунайских земель. Все аваро-славянские военные отряды формировались именно в этом регионе". Раз так, то историкам крайне необходимо было доказать, что аварская культура, господствующая на ядерной территории Каганата, на самом деле была аваро-славянской, и что основную массу здешнего населения составили выходцы из Восточной Европы.
– Ох уж это вечное желание замечать вокруг одних только славян!
– Но имелась на данном пути очевиднейшая сложность. Подавляющее большинство жителей Карпатской котловины хоронило своих покойников в грунтовых могилах. Сжигали тела здесь редко. Такой обряд встречался лишь на северной окраине степного царства. Да и там он никогда не был основным. Понимаете, Уотсон, в каком неудобном положении оказывались учёные? Летописи видели тут "склавов", меж тем, археологических следов, которые традиционно выдавали за славянские, в данных местностях не было и в помине.
– Поневоле славистам пришлось что-то изобретать, чтобы спасти свою версию.
– Тут то они и вспомнили, что в пеньковских землях иногда попадались могилы с трупоположениями. Выход нашли в том, чтобы немногочисленные кремации отписать пражанам, а более частые грунтовые могилы закрепить за пеньковцами. Тогда участие выходцев из Скифии в формировании населения Аварского каганата выглядело бы куда весомее. Разумеется, в такой обстановке слависты тут же кинулись всеми силами доказывать биритуальность антов, которых при подобных раскладах объявили основными поселенцами в Карпатской котловине. Это была своего рода перевёрнутая логика: раз среднедунайские обитатели трупы не сжигали, значит надо срочно разыскать истоки данной традиции у тех, кто заранее был назначен им в предки. Посмотрите, как элегантно проделывает данный фокус Валентин Седов: "О том, что обряд трупоположения бытовал в антской среде относительно широко, косвенно свидетельствует следующее. Как уже отмечалось, потомки антов из причерноморских земель расселились далеко на юго-запад вплоть до Адриатики. И оказывается, что на территории Югославии уже самые ранние славянские могильники совершались по обряду ингумации (трупоположения). Таковы грунтовые могильники Сербии (VII - VIII веков), Словении (вторая половина VI - VII века), Истрии (VI - VII веков), Македонии (VII века)". То есть, по обычаям "потомков" предлагается судить о заранее назначенных "предках".
– Холмс, я это называю "переставить всё с ног на голову". Разве такой способ доказательства родства можно считать нормальным? Подобный метод в археологии ничуть не лучше того, как если бы следователь вместо тщательного изучения места происшествия и нахождения настоящего злоумышленника взял разбросанные там улики и подкинул их в дом человека, которого он сам определил в преступники!
– Согласен с вами: главные усилия славистов были направлены вовсе не на поиск научной истины, а на защиту официальной версии происхождения славян. Когда факты ей прямо противоречили, их просто грубо подгоняли под искусственную схему. Использовались любые зацепки. Много лет, к примеру, восточноевропейские историки выжимали всё возможное из очевиднейшей ошибки известного германского археолога Иоахима Вернера. Данный специалист в 1950 году, когда на руках у учёных было ещё не так много находок, предположил, что некоторые виды пальчатых фибул принадлежали славянским племенам. Мюнхенский профессор считал, что юные славянки носили их по одной на поясе, как брошки, в отличие от готских и гепидских дам, которые скрепляли ими концы своих одеяний на плечах и применяли попарно. К концу жизни Вернер, правда, отрёкся от этой явно ошибочной концепции. Но было уже поздно. Археологи из стран Восточной Европы успели связать распространение пальчатых фибул с миграциями собственных предков. Поскольку данные украшения частенько попадались в пеньковской области, знаменитые находки тут же прозвали "антскими кладами" или "древностями антов". Помимо зарытых в землю сокровищ такие застёжки представляли собой часть погребального инвентаря тех самых людей, что покоились в грунтовых могилах, изредка встречавшихся в лесостепной полосе Поднестровья и Поднепровья. Проще говоря, это были украшения тех "инородцев", что "просочились" в область обитания пеньковцев. Теперь эти застёжки предлагалось считать чуть ли не главным антским маркёром. "Всё это надёжные следы расселения антов и их потомков" – утверждал Валентин Седов.
Распространение "антских" пальчатых фибул по В. Седову: а - места находок; б - территория пеньковской культуры; в - область ипотештинцев; г - область аваро-славянского сообщества
– Но, Холмс, даже ребёнок заметит, что связать эти предметы с одними лишь антам не получается. Пальчатые фибулы встречаются по всей Восточной Европе. Их много в земле ипотештинцев, полно в стране колочинцев на берегах Десны, они попадаются в ареале хорватов у истоков Днестра. Часто такие находки обнаруживают в Крыму, где обитали остатки готских племён, а также в местах традиционного распространения гепидов: в Потисье, в Трансильвании и в Паннонии. Особо выделю район Правобережья Нижней Вислы. Историки полагают те края древней гепидской прародиной. Там подобных застёжек тоже пруд пруди. Как можно приписывать древности, разбросанные по таким гигантским пространствам, одному скромному "горшечному" племени?
– Я всегда говорю: при большом желании можно увидеть даже то, чего никогда не было. Например, расселение антов по всей Восточной Европе. Академика Седова внезапно посетило видение: "Эти материалы (пальчатые фибулы) свидетельствуют о некой инфильтрации антского населения из пеньковского ареала в балтские и финские области". Увлёкшись погоней за призраками, российский археолог стал "замечать" антов решительно всюду, даже там, где летописи однозначно указывали на готские племена, например, в Южном Крыму. Находки в тех местах знаменитых застёжек подаются им теперь как "показатель наличия здесь антского населения". При этом, разумеется, учёный не может внятно ответить на вопрос, отчего пеньковцы проживали на полуострове инкогнито, не оставив ни горшков, ни полуземлянок, и куда они, собственно говоря, затем делись: "Вопрос о судьбе антского населения в Крыму пока не поддаётся разрешению. Не исключено, что славяне здесь растворились в иноязычной среде, но допустимо и предположение о сохранении отдельных их групп вплоть до начала древнерусской государственности". В схожем ключе рассматривает исследователь и вопрос появления знаменитых украшений на Правобережье Нижней Вислы. Правда, одних лишь своих любимцев сюда он уже не решается поселить, найдя им подходящую компанию: "Из Дунайских земель сравнительно небольшая группа этого населения (антов) вместе с германцами и аварами продвинулась далеко на Север в область Мазурского Поозёрья и Юго-Восточной Прибалтики, где известно около двух десятков пальчатых фибул рассматриваемых типов". Как видите, Уотсон, стоило только приписать антам один из видов украшений и скромное "горшечное" племя тут же в воображении учёных мужей превращается в некого монстра, отхватившего себе добрую половину Восточной Европы.
– Неужели никто из исследователей не усомнился в подобном развитии событий?
– Отчего же. Отдельные слависты упорно не желали признавать знаменитые украшения исключительно антскими. Послушайте, как полемизирует со своими коллегами российский археолог Евгения Симонова: "Одним из доказательств славянского происхождения пальчатых фибул И. Кудлачек, ссылаясь на византийские источники, считает приход анто-славянских племён в области, лежащие на Юг к Дунаю, на Балканский полуостров и в Карпатскую котловину непосредственно перед аварами. Но доказательством славянского происхождения пальчатых фибул данное положение являться не может, ибо определённая группа пальчатых фибул появилась в Карпатской котловине только с приходом авар. Она отсутствует в славянских погребениях с трупосожжениями и керамикой пражского типа, датируемых доаварским периодом". По мнению данной исследовательницы, знаменитые украшения появились уже в рамках Аварского каганата. Их не было до вторжения пришлых кочевников в Европу. И нет ровно никаких доказательств, что их создателями могут считаться анты, поскольку в ранних могильниках этого племени ничего подобного не встречалось. Симонова вообще усомнилась в том, что столь великолепные вещи были делом рук довольно отсталого племени: "на самом деле это совершенно иной мир, с более сложными формами и с более роскошной декорировкой по сравнению со славянской простотой".
– Надо быть слепцом, чтобы не заметить разницу между примитивнейшими изделиями ранних пражан, колочинцев и пеньковцев, с одной стороны, и сложным дизайном пальчатых фибул, с другой. Это по сравнению с восточногерманскими украшениями предыдущей поры такие застёжки кажутся некоторым упрощением. Славянам же такое совершенство и не снилось!
Пальчатая фибула с маскообразной головкой (слева). Фибула с каймой из птичьих головок (справа). Основные типы, которые В. Седов считал пеньковскими
– Положим, антские племена многими исследователями не воспринимались славянами в чистом виде. Некоторые утверждали, что у них имелась значимая примесь готского населения, другие, как тот же Седов, вообще полагали их симбиозом с аланами. Подразумевалось, что знаменитые украшения могли достаться пеньковцам по наследству от восточногерманских или сарматских пращуров. Всё усложнилось, когда учёные смогли точно датировать появление подобных вещей. Оказалось, они возникли сравнительно поздно. Вот, что пишет по этому поводу видный российский археолог Алексей Фурасьев: "Пальчатые фибулы днепровской группы – один из ярких элементов раннесредневековой культуры населения Среднего Поднепровья и Подесенья (колочинская и пеньковская культуры). Время появления данного типа украшений в Восточной Европе – вопрос дискуссионный. Большинство замкнутых узко датированных комплексов с днепровскими пальчатыми фибулами сосредоточено в могильниках Южного Крыма. Там они датируются в рамках второй и третьей четверти VII века нашей эры".
– Выходит, эти застёжки в принципе не могли иметь какое-либо отношение к антам! Ведь последнее упоминание о данном племени в византийских летописях относится к 602 году. Меж тем, сами украшения появляются, вероятно, не раньше 625 года, то есть, приблизительно через поколение после исчезновения любых письменных сведений об антском народе. В любом случае использовать эти вещи в качестве доказательства славянской миграции с Днепра на Средний Дунай, как это делает Седов, категорически нельзя. Они относятся совсем к другому историческому периоду.
– Замечу, что в пеньковском ареале, да и в целом у горшечных племён, не было ровно никаких предпосылок к появлению подобного совершенства, в то время у выходцев из Готского царства сходных прототипов было много. Даже Иоахим Вернер, признавая днепровские застёжки славянскими, отмечал, что "генетически они связаны с пальчатыми фибулами крымских готов, гепидов и южнодунайских германских групп на византийской территории". Алексей Фурасьев, исследуя становление восточногерманского костюма, частью которого являлись спорные застёжки, пришёл к следующим выводам: "можно говорить о двух близких традициях в рамках одного этнокультурного массива населения, причём в этот массив мы должны включать, помимо жителей Крыма и Боспора, остготов Среднего Подунавья и Италии, вестготов Галлии и Испании, готов-тетрасиклитов Северо-восточного Причерноморья, гепидов Паннонии и Потисья. Кроме того, в VII веке аналогичный женский костюм, правда, с небольшими трансформациями, заимствует славянское население Среднего Поднепровья – анты". Ещё категоричней высказался археолог Мишель Казанский: "Женский костюм с пальчатыми фибулами формируется на Среднем Дунае в середине V века. В течение V-VII столетий он распространяется по всей Европе".
Слева: пальчатые фибулы из Италии времён Теодориха Великого. В середине: остготская фибула 6 века. Справа: набор восточногерманских украшений 5-6 веков
– Итак, мы видим, что пальчатые фибулы повсюду сопровождали восточных германцев и только в Среднем Поднепровье отчего-то попали к населению, в котором учёные признали славян. Эдакое исключение из правил. Неплохо было бы присмотреться к данной группке людей попристальней.