Игорь Коломийцев.   В когтях Грифона

Часть седьмая. Сыновья аваров

Глава тридцать первая. Славянский угол Каганата

– Как видите, доктор, слависты, даже имея огромнейшее желание, так и не сумели доказать нам, что основным населением внутренней Карпатской котловины в конце VI века стали выходцы из Восточной Европы. Впрочем, я изначально был твёрдо убеждён, что последние там пребывали в явном меньшинстве.

– Но отчего, Холмс?

– Элементарный математический расчёт, Уотсон. Судя по археологическим материалам, плотность населения Паннонии, Сирмийского острова и Потисья лишь немногим уступала той, что наблюдалась в Италии или в Элладе, а в раннем Средневековье это были самые густонаселённые области континента. Напротив, посёлки горшечных племён к Востоку от Карпат были скромны по размерам и располагались на значительном удалении друг от друга. Такая картина позволила нам предположить, что на Среднем Дунае даже после гепидской войны и ухода лангобардов в Италию должно было остаться от полутора до двух миллионов человек, не так ли? Ещё около полумиллиона кочевников пришло сюда вместе с Баяном.

– Однако, Шерлок, вы сами заявляли, что жителей Скифии, если сложить все горшечные племена, включая нижнедунайских склавинов, тоже насчитывалось немало – около двух миллионов. Вполне сопоставимые цифры.

– Они были б сопоставимы, если бы существовала возможность единовременно и без потерь перебросить всех тамошних обитателей на Средний Дунай. Тогда мы смело могли утверждать, что половина здешнего населения явилась из Восточной Европы. Однако, широкие пространства к Северу от Чёрного моря при этом непременно бы обезлюдели, не правда ли? Археологи, конечно, заметили бы упадок земледельческих культур данной части континента. Разве учёные не указали нам на опустошённость ипотештинских земель в низовьях Истра к концу столетия? Однако, ничего подобного применительно к основной территории Скифии историки как раз не наблюдают. За исключением придунайских разбойников, все остальные сообщества остались на своих местах. Кроме того, озвученная цифра в два миллиона – это, с моей точки зрения, верхний предел численности восточноевропейцев. Он был достигнут накануне появления беглых кочевников из глубин Азии. Само же нашествие, судя по описаниям Менандра, стало тяжелейшим ударом по аборигенам Восточной Европы. В сущности, Уотсон, набеги кочевников всегда схожи меж собой, будь то вторжение Аттилы в Галлию, татаро-монголов Батыя на Русь или соплеменников Баяна на Днепр и Днестр. Сценарий один и тот же: массовые убийства, угон в рабство юношей, захват девушек и женщин в степные гаремы. Хочу вам напомнить, что злоключения горшечных племён на этом отнюдь не закончились. Пришлые кочевники стремились на Запад, подальше от преследователей-тюрков. Они намеревались создать своё государство на Эльбе и начали переправлять в те края покорённых восточноевропейцев. Речь идёт о переселении подданных в Богемию, Силезию и Тюрингию. Впрочем, уже скоро аварам отошли владения гепидов и лангобардов, и они направили поток мигрантов в ту сторону. Какая-то часть жителей Скифии попадала внутрь Котловины и по южному пути, через Валахию. Но этот ручеёк был довольно тонким.

– Как вам кажется, Шерлок, сколько народа в это время отправилось на Запад?

– Давайте вместе поразмыслим, Уотсон. Накануне нашествия кочевников Восточную Европу, включая низовья Дуная, населяло порядка двух миллионов человек. Оценим потери аборигенов от войны со степняками в одну пятую здешнего населения. Это уже минус четыреста тысяч. Кроме того, надо учесть существенную убыль придунайских разбойников. Многие из них обосновались на другом берегу Истра, кто-то погиб в результате экспедиции Баяна, затем последовали карательные походы Приска и Петра, а в довершение ещё и антские набеги. Из полумиллиона ипотештинцев к концу века в Валахии и Молдове осталось в лучшем случае сто тысяч. Значит, ещё четыреста тысяч долой. Теперь о переселении на Запад. Сколько могло быть угнано туда народа, с учётом отмеченных нами потерь, чтобы археологи не заметили очевидный убыток населения на Востоке Европы? Не более половины от оставшихся, то есть, до шестисот тысяч человек. Поверьте, Уотсон, это поистине гигантская цифра. Если она близка к реальности, я поражён тем обстоятельством, что археологи не увидели отток населения из областей к Северу от Чёрного моря. Тем не менее, коренным образом положение дел от того не меняется. До половины переселенцев должно было осесть на ближайших подходах к Карпатской котловине: в Тюрингии, в Богемии, в Силезии, в долине Моравы и даже в Валахии. Внутрь её, стало быть, могло попасть не более триста тысяч представителей горшечных племён. Сравните это с двумя-двумя с половиною миллионами тамошнего населения.

– Капля в море!

– Допустим, не капля, но всё равно этих сил явно не достаточно, чтобы доминировать в тех местах, где подавляющее большинство населения составляют гораздо более развитые романо- и германоязычные племена, а господствуют над всеми пришлые азиатские кочевники. Конечно, следует учесть ещё и антских женщин, захваченных аварами по пути на Запад. Их следы в центральной части Котловины археологи видят отчётливо. Потери аборигенов от нашествия мы оценили в четыреста тысяч. Допустим, что половина из них приходится на дам, угнанных степняками. Однако, и с учётом данного специфического контингента, число выходцев из Скифии на Среднем Дунае не превышало полмиллиона. Четвёртая-пятая часть от здешних обитателей. В реальности даже полное разорение Восточной Европы, с последующим перемещением всех её жителей на Запад, не могло обеспечить переселенцам количественный перевес внутри Аварского каганата.

– Но почему, Шерлок?

– Прежде всего потому, что такие масштабные миграции без потерь не проходят. Кого-то убили при попытке бежать, кто-то погиб по дороге, тот не выдержал разлуки с родиной и умер в первую же зиму на чужбине. И так далее. Кроме того, слишком обширными оказались те зоны, куда перемещали обитателей Скифии. Часть этих людей оседала в Южной Польше, другая очутилась в Тюрингии, Богемии и Моравии. Были и те, кто обосновался в Валахии, на месте ушедших на Юг ипотештинцев. За высокие стены Карпатских гор попадали немногие от общего числа угнанных на Запад. Полагаю, что следами данных мигрантов можно считать керамику пражского типа. С внутренней стороны хребта её так уж много.

Распространение керамики Пражского типа по Ф. Курте

– Мало того, что далеко не все отправившиеся на Запад смогли проникнуть в эту огромную, самой природой защищённую крепость, так ещё и территории им там достались наихудшие. В первую очередь они заняли такие места, где до них никто не жил –  заброшенную Нитранскую область, покрытые непроходимыми зарослями верховья Тисы и внутренние склоны Карпатских гор. Это были глухие задворки степной Империи, где любой клочок земли приходилось отвоёвывать у леса с боем. В таких условиях трудно было рассчитывать на процветание и преумножение. Между тем, византийские и западноевропейские летописи наперебой замечают многочисленные отряды "склавинов" или "склавов", которые под руководством степняков обрушиваются на их владения. К началу VII века носителей данного этнонима наблюдают уже в Италии и Истрии, они граничат на Западе с баварами, а на Юге начинают осваивать Балканский полуостров. Более того, некоторые лингвисты уверяют нас, что население Карпатской котловины вскоре действительно заговорило по-славянски.

– Как раз этот факт и представляется мне самой большой исторической загадкой. Приключения этнонима "склавины" меня ничуть не смутили. Племенные ярлыки вообще  легко переходят с народа на народ или становятся общим прозвищем обитателей обширных регионов. Показательны в этом плане суперэтнонимы, такие как "фракийцы", "кельты", "германцы". Поскольку термин "склавины" из того же ряда, он не стал отклоняться от общего правила. Несомненно, поначалу таково было прозвище одного небольшого разбойничьего племени с Нижнего Дуная, затем его распространили на прочие покорённые аварами народы. Но с феноменом славянского языка всё намного сложнее. На территории Среднего Подунавья он не звучал до прихода сюда азиатских кочевников и их невольников. Здешние обитатели говорили прежде всего на восточно- и западногерманских наречиях, а также на грубой варварской латыни. Меж тем, изолированность и родство с балтской языковой группой позволяют предположить, что сложилась славянская речь где-то очень далеко от границ Римской империи, по соседству с Верхним Поднепровьем, в дебрях которого тысячелетиями скрывались от всех лесные балтские племена. Вот почему историки сразу поверили в  праго-корчакцев, как в носителей нового наречия. Непонятно было другое: как это отсталое племя, лишённое оружия и украшений, смогло навязать свою речь многим передовым и сильным народам. Особенно ярко проявлялся данный контраст внутри Карпатской котловины. Потомки гепидов, лангобардов или беглые бавары занимали здесь благодатные земли. Их погребали с оружием и престижными поясами, с ювелирными изделиями и прочими ценностями. Некоторые германские кладбища Паннонии оказались настолько богаты, что Иштван Бона посчитал их принадлежащими царственным кочевникам. Лишь последующие исследования исправили данную ошибку.

– В то же время на окраинах котловины обретались выходцы из горшечной зоны. Нищие и отсталые. Без оружия и украшений. При этом учёные пытаются доказать, что наречие данных аутсайдеров вытеснило все остальные языки и диалекты на невероятных пространствах нашего континента: от Балтики до Балкан.

– В том-то и заключается загадка, Уотсон. Трудно не заметить тот факт, что ядерная территория Аварского каганата является своего рода географическим центром зоны распространения славянского языка. Сложно отделаться от мысли, что славянская речь стала отличительным признаком как раз тех племён, что находились в орбите влияния степной Империи. Проникновение этого наречия на Балканский полуостров вообще могло идти только через территорию кочевой державы и никак иначе.

Центральная и Восточная Европа конца 7 - 8 века по В. Носевичу

– Холмс, но вы сами только что доказали всем, что представители горшечных племён  внутри Карпатской котловины были в абсолютном меньшинстве. Как же этой горстке людей удалось навязать свой язык окружающим племенам, многие из которых были куда многочисленней выходцев из Скифии?

– Дело не только в том, что переселенцев оказалось тут мало. Намного важнее их социальный статус, а он оставлял желать лучшего. Кем были восточноевропейские мигранты в кочевой державе? Добрая половина из них, как свидетельствуют археологические материалы – это женщины из аварских гаремов. Вряд ли они воспринимались степняками в качестве законных жён. Скорее, их можно рассматривать как наложниц. Другая часть переселенцев являлась домашними рабами на стойбищах кочевников. Эти люди, как и любые невольники, были полностью бесправны. Они не имели шансов сохранить родную речь. Немногим лучше представляется положение тех горшечников, что обитали по северным и восточным окраинам Аварского каганата. То были чрезвычайно отсталые и разобщённые крестьяне и пастухи, добытчики соли и углежоги. Их быт поражает своей неприхотливостью на фоне явного материального благополучия остальных обитателей Котловины. Никогда ещё в истории человечества бедные окраины не навязывали свою волю богатому центру. Напротив, провинциалы всегда воспринимали и традиции, и моду на одежду, и любые другие веяния, идущие из столичного региона. Сложно поверить в то, что эти малочисленные отшельники могли привить свою речь остальным жителям степной Империи. Есть ещё одно обстоятельство, которое делает версию о распространении языка с окраин Каганата совершенно невероятной.

– Интересно знать, какое?

– Пять горшечных племён Восточной Европы: склавины, анты, хорваты, дулебы и северы складывались из различных этнических компонентов. Нет никаких шансов, что все они изъяснялись на одном наречии. Таким образом, на северо-восточных окраинах Каганата царила языковая многоголосица. Переселенцы из Скифии, хоть их было мало, даже между собой не имели единого средства общения. Как же они могли навязать свою речь остальным? Между тем, праславянский язык, тот самый, что разлился по огромным просторам, поражает учёных единообразием и отсутствием диалектов. Такое могло случится только в том случае, когда он изначально принадлежал маленькому племени, или очень небольшой группке людей, а затем внезапно, буквально в считанные десятилетия, стал достоянием половины континента. Эдакий языковой взрыв. Но тогда логично предположить, что этот малый клан стал господствовать на бескрайних пространствах Центральной и Восточной Европы. Меж тем, разве хоть одно из горшечных племён Скифии даже отдалённо напоминает подобных грозных завоевателей?

– Такая роль скорее подошла бы аварам.

– Согласен. Но учтите, данные кочевники пришли сюда из глубин Центральной Азии и большинство историков считает, что они говорили на одном из алтайских языков. Таким образом, пришельцы решительно не годятся в качестве распространителей нового наречия. С другой стороны, выходцы с Востока Европы, которые могли быть носителями  речи, родственной балтской, смотрятся в степной Империи откровенно жалко. Их разбросало по окраинам Каганата, они лишены возможности общаться меж собой. Разрозненные, слабые, отсталые, говорящие на разных языках – как они могли распространить общую речь, вытеснившую все остальные в рамках кочевой державы и её окрестностей?! Послушайте, Уотсон, что пишет по данному поводу небезызвестный нам Флорин Курта: "Важно отметить, что сторонники традиционного взгляда на этногенез славян, одновременно защищают две противоположные точки зрения. С одной стороны они считают, что наиболее вероятна миграционная модель происхождения славян, с другой стороны, они пытаются объяснить сходство материальной культуры славян Восточной, Юго-Восточной и Центральной и Восточной Европы как "отражение интенсивных контактов и языкового единства". Однако если миграция является движущей силой преобразований, происходивших в Восточной Европе в раннем Средневековье, то каким образом язык, на котором изначально говорили на территории предполагаемой прародины, остался тем же самым, не распавшись на диалекты, в тех областях, которые были заняты мигрантами-славянами между VI и IX веком? Если, наоборот, мы должны допустить наличие обширной территории коммуникации, то каким же образом славяноговорящий из, скажем, Богемии, мог общаться с современником, чья родина располагалась в таких удалённых областях, как Украина или Болгария? Сторонники традиционной теории не предоставляют ответы на эти вопросы и, кажется, даже не осознают в сколь противоречивом положении находятся".

– Уж не намекает ли Флорин Курта на то, что единственным подходящим котлом, в пределах которого могла "свариться" праславянская речь, расплескавшаяся затем по окрестностям, был пресловутый Каганат?

– Совершенно верно. Именно к такому выводу он и подводит своих читателей: "Вскоре после аварского поселения в Паннонии, с учётом их успеха в накоплении богатств и воинского престижа, а также регулярных денежных выплат от Империи, аварам удалось установить свою мощную гегемонию в Карпатском бассейне и на Среднем Дунае, над основным пространством Центральной Европы от Восточных Карпат до Восточных Альп. Подобно гуннам несколько ранее, их группировки и воинские поселения были наполнены людьми, в том числе женщинами, разного происхождения, включая славян (и, вероятно, булгар). В районах, контролируемых аварами в Подунавье, славянские жители обязаны были платить дань и предоставлять различные услуги повелителям. В свою очередь, те наслаждались плодами своей власти. В начале VII века в широком регионе к Югу от Карпат (в Моравии и в Словакии) археологические данные свидетельствуют о возникновении смешанной славяно-аварской материальной культуры. Предположительно, сложился определённый симбиоз. В частности местная элита в одежде подражала аварской аристократии. Было высказано предположение, что славянские языки (язык) служили лингва-франка в этой этнически смешанной зоне. Данная версия может оказаться одним из ключей к пониманию механизмов распространения славянских диалектов к Югу от Карпат". 

– Если я ничего не путаю, то "лингва франка" в науке называют такой язык, который используется как средство межэтнического общения. Понятно, что народы внутри Аварского каганата, различные по происхождению и наречиям, очень нуждались в таковом. Но мне решительно непонятно, отчего роль посредника между племенами была возложена на славянскую речь? Почему не на язык всеобщих победителей – аваров? Как правило, в едином государстве в качестве основного утверждается наречие господствующего племени. В Римской империи это была латынь, в державе Александра Македонского – греческое койне. Флорин Курта рассказывает нам про некий окраинный диалект, возникший, якобы, на задворках кочевого царства, в Моравии и Словакии, который затем внезапно и без особых причин становится всеобщим языком для обитателей Каганата. Но так не бывает.

– Скажу более, по мнению американского исследователя, новое наречие вскоре усвоили и сами авары. В частности, он пишет: "Согласно апокрифической Жизни святого Панкратия, епископа Таормины, которая была написана неким Евагрием в конце 600-х или начале 700-х годов, упоминается о захвате сицилийскими солдатами группы авар во время грабительского рейда на территории близ Диррахия. Через переводчика пленники рассказали, что они поклоняются огню, воде и их собственным мечам. То, что для общения с пленниками понадобился переводчик, показывает, что язык, на котором они говорили, не был ни греческим, ни латынью. Но что это был за язык? Трудно поверить, что в Таормине в это время с лёгкостью можно было бы найти человека, который знал бы какой-либо из алтайских языков. Но там определённо были славяне, поскольку Евагрий упоминает их хижины в окрестностях Сиракуз. Переводчик, допрашивавший аварских пленников, мог быть членом славянской общины из местности близ Сиракуз, и если он говорил по-славянски, авары также должны были говорить на этом языке".

– Холмс, это даже не смешно! В жизнеописании очередного епископа сказано, что сицилийские солдаты высадились в районе греческого города Диррахия – нынешний Дуррес в Албании. Было это то ли в конце VII, то ли в начале VIII столетия. Там обнаружилось племя людей, называвших себя "аварами". Есть некая вероятность, что эти люди говорили по-славянски. На этом основании Курта хочет доказать славяноязычие пришлых кочевников? Но нам прекрасно известно, что греческие авторы подчас просто путали "аваров" и "склавинов". Для Константина Багрянородного, например, это было одно и то же племя. Здесь же речь вообще идёт об обитателях гористой Албании, где степным всадникам по определению делать нечего. Разумеется, перед нами обычные славянские племена, которые в честь своих бывших или настоящих господ звались "аварами". Вот и всё объяснение.

– С вами не поспоришь, Уотсон. Впрочем, американский историк продолжает гнуть свою линию: "От языка авар ничего не сохранилось, однако мы можем попытаться определить его, рассмотрев топонимику Венгрии. Все топонимы тюркского происхождения в Альфёльде (Потисская низменность) имеют поздние датировки и могут быть связаны с присутствием половцев в XIII веке. В то же время все топонимы, которые могут быть датированы временем до вторжения мадьяр являются славянскими. Это может быть интерпретировано как доказательство того, что авары говорили по-славянски по меньшей мере непосредственно перед гибелью Каганата".

– Версия Курты не объясняет причин внезапной популярности окраинного диалекта на всей территории степной Империи. В этом её очевидная слабость.

– Зато у неё есть и своя сильная сторона. Послушайте, что пишет австралийский исследователь Дзино Дэниел, сторонник данной теории: "Распространение славянского языка могло бы объясняться его использованием в качестве койне Аварского каганата и тех сообществ, которые к нему тяготели. Соответственно, то, что сейчас именуется "общеславянским языком" представляло бы собой часть культурного габитуса задунайской популяции, чьё распространение стало возможным в границах политических структур Аварского каганата и Болгарского государства". В самом деле, если признать, что население степной Империи говорило по-славянски, легко объясняется столь широкое распространение данного наречия и отсутствие в нём диалектов.

– Хотелось бы знать, как на такого рода идеи реагируют лингвисты?

– По-разному. Но должен заметить, что к мысли о том, что Каганат причастен к разливу славянской речи по нашему континенту, многие из них пришли вполне самостоятельно. Так, профессор Гарвардского университета Гораций Лант, видный языковед, пишет буквально следующее: "Историческое вторжение степных народов, главным образом аваров, создало славянский lingua franca, который распространился по всей славянской территории и даже на новых землях вне её, стирая особенности старых диалектов и языков. Этот новый, единообразный язык оставался очень стабильным в течение IX века, и до письменной фиксации древнецерковнославянского языка в нём начало формироваться лишь несколько новых изоглосс". В более мягкой и осторожной форме это мнение поддержал Хенрик Бирнбаум, всемирно известный лингвист, профессор Калифорнийского университета: "Что касается проблемы происхождения славян и мест их древнейшего расселения, то представляется возможной – по крайней мере, в некоторых отношениях – комбинация некоторых идей, высказанных в последние годы Голомбом, Удольфом, Трубачевым, Шенкером, Лантом и Кунстманном. Возможно, что этнические группы, идентифицируемые в качестве славянских, впервые появились в виде небольших родовых объединений в Среднем Поднепровье и смежных регионах, простиравшихся до северных склонов Карпатских гор. С территории, примерно совпадающей с современной Правобережной Украиной, часть славян (но определенно не все они) позднее, видимо, перешла по различным перевалам через Карпаты либо обошла эту горную цепь, достигнув в результате Среднего Подунавья, и вскоре двинулась дальше на юг. Лишь во время владычества аваров (вероятно, смешиваясь или в союзе с ними) славяне сложились в относительно монолитную и весьма единообразную этнолингвистическую группу. Именно с Балкан и территорий, непосредственно примыкавших к ним с севера, многочисленные славяне (после их совместных с аварами неудачных набегов на Византию и даже в большей степени после разгрома аваров войсками Карла Великого в 790 годы.) вновь двинулись к северу. Точнее говоря, они двигались теперь по двум направлениям: на северо-восток, иными словами, из бассейнов Дуная и Тисы на территорию современной Западной Украины, заселив впоследствии часть Европейской России, а также на северо-запад, в современную Чехословакию, Польшу, Центральную и Северную Германию". Видите, Уотсон, данный учёный попробовал совместить идею о рождении славян в Поднепровье с концепцией о том, что они "сложились в относительно монолитную и весьма единообразную этнолингвистическую группу" как раз на территории Аварского каганата.

– Холмс, дерзкие идеи Флорина Курты убедили меня в том, что нам непременно надо  повнимательней присмотреться к Северо-западной оконечности степной Империи. По мнению американского исследователя, именно в тех краях праславянский язык утвердился в качестве "лингва франка", чтобы затем быть востребованным населением Каганата в целом. В таком случае истоки славян, как языкового явления, надо искать где-то здесь.

– Что ж, не секрет, что многие историки видели в обитателях Моравии, Нитранской области Словакии, прилегающих районов Нижней Австрии, а также ещё более отдалённой Богемии наиболее чистые и ни с кем не смешанные славянские племена. Российский академик Валентин Седов формулировал это так: "Принимая во внимание распространённость названных элементов культуры и обрядности в могильниках, распространённых на землях севернее Дуная, исследователи утверждают, что здесь преобладающим в аварский период было славянское население. Более того, допускается мысль о том, что население областей к северу от Дуная составляли исключительно славяне, в то время как в Паннонии и в бассейне Тисы оно было полиэтническим".

– Холмс, после того, что мы выяснили относительно населения Аварского каганата, я перестал принимать слова Седова за чистую монету. Этому исследователю славяне мерещились буквально везде.

– Вы правы, Уотсон. Но славян в этих краях замечает и Петер Штадлер, тот самый учёный, что первым указал на массовое присутствие германцев в степной Империи. На его карте, которую, надеюсь, вы ещё не забыли, северо-западный угол Баянова  царства отмечен желтым цветом и закреплён за славянами. Правда, австрийский археолог, ничего не говорит о связях этих людей со Скифией или с пражской культурой. Свой вывод он сделал лишь на основании схожести населения этой части кочевой державы с обитателями близлежащих областей, где славяне достоверно обнаружены в позднейшее время: "Вне Каганата такие черты проявляются только в соседних регионах – западной и северо-западной Нижней Австрии и Моравии, где массовое присутствие славян принимается для следующего столетия после распада каганата".

Распределение этнических элементов внутри Аварского каганата по П. Штадлеру

– В любом случае, Шерлок, у нас вырисовывается своего рода "славянский угол" на окраине Аварского каганата. Если откуда и мог распространяться новый язык, то только с Северо-запада. Ведь эти земли вплотную примыкают к первому государству, что пытались построить кочевники на Эльбе. По сути, Моравия и Нитранская область Словакии представляют собой широкие северные ворота в Карпатскую котловину. Мы знаем, что здесь оседало немало переселенцев из Скифии, в том числе из праго-корчаковской зоны. Разве это не тот самый классический вариант образования славян, что нарисовали в своём воображении учёные? Где ещё нам искать образцовых представителей народа-невидимки, если не в этих краях?

Место вероятной концентрации славянских этнических элементов в Аварском каганате 7-8 веков

– В таком случае, расскажите, Уотсон, что вы рассчитываете здесь обнаружить?

– Разве это не ясно? Те маркёры, или, если хотите, следы, что были характерны для племён Восточной Европы. Ещё Мария Гимбутас в своё время объяснила нам, как именно должны выглядеть те, кого мы ищем, в археологическом разрезе: "Ранние славянские поселения на Балканском полуострове и в Центральной Европе опознаются по наличию кремационных могил с горшками или урнами, деревнях, расположенных на террасах рек, небольшим полуземлянкам квадратной формы и простейшей керамике, изготовленной без гончарного круга". Видите, Холмс, как всё просто: всего-навсего четыре приметы. Кремации в горшках, закопанных в грунтовые ямы. Неогороженные посёлки в речных низинах. Утопленные в землю квадратные норы. Самая примитивная посуда, сделанная от руки, без каких либо украшений. Но главное, чтобы все эти признаки совпадали.  Гимбутас недаром обратила внимание на это обстоятельство: "Сама по себе керамика предоставляет незначительные свидетельства о характере славянской колонизации. Подобные поделки могли появиться где угодно и в самое разное время. Особое значение имеет её связь с кремацией и землянками, небольшими квадратными домами с каменным или глиняным очагом или печкой. Термин "пражский" можно использовать по отношению ко всему культурному комплексу".

– Вы, безусловно, на правильном пути, коллега. Действительно, хотелось бы увидеть у обитателей данного региона все те черты, которыми отличались аборигены Скифии. Замечу, однако, что Мария Гимбутас использовала термин "Прага" слишком широко, обозначая им весь горшечный мир. В идеале учёные должны показать нам в здешних местах присутствие тех людей, что ранее обитали между Припятью и Карпатами. От своих собратьев они отличались в первую очередь формами горшков, их делали в виде безголовых матрёшек.

– Холмс, я ни минуты не сомневаюсь, что мы увидим тут лепные изделия классических праго-корчакских форм. Недаром же это сообщество в своём названии использует имя столицы Чехии!