Игорь Коломийцев. В когтях Грифона
Глава тридцать шестая. Мимо острова Руяна (продолжение)
Однако, по вопросу о том, кто же создавал эти изделия, историки разошлись во мнениях. Йоахим Херрман тоже пребывает в лёгкой растерянности по данному поводу: "В связи с этим, я, как и раньше, считаю, что классификация так называемых "рюгенских чаш" нуждается в осмыслении. Эти, чаще известные как единичные находки, "чаши" сразу же были названы германскими и датировались Великим переселением народов (Petersen, 1940). На основании доказательств принадлежности чаш, входящих, или возможно входящих, в группу находок из славянских комплексов, таких как Каров, Ясмунд и Перлитц, "рюгенские чаши" были позднее определены, как славянские (Herfert, 1964). Такая классификация без сомнения подходит для части так называемых рюгенских чаш. Другая часть чаш по форме, делению и украшению подходит к южно-моравской керамике эпохи Великого переселения народов (Tejral, 1976). В этой области во второй половине V столетия, до 487 года, проживало племя ругиев. Я считаю возможным предположить, несмотря на приведённые оговорки, что так же как и часть разбитых герулов ушла назад в Скандинавию, также и часть ругиев взяла путь на север и осела на острове Рюген, дав ему своё имя, которое впоследствии было перенято славянскими пришельцами, и население которого называли впоследствии ругины (Rugini около 700), руяне (Rugiani 1114) и раны (Rani)".
Археологические находки с острова Рюген
Для тех, кто не сразу уловил о чём идёт речь, попытаюсь объяснить как можно попроще. На берегах Балтики находят довольно редкие сосуды, возможно имевшие ритуальное значение. Этот вид керамики сразу после открытия признали германским и датировали его IV-V столетием, эпохой Великого переселения народов. Затем обнаружилось, что схожая посуда бытовала у славян острова Рюген в период, когда он звался Руяном и здешние пираты и разбойники держали в страхе все окрестные земли. Историки тут же решили, что ошиблись с датировкой и причислили спорные сосуды к славянскому этапу истории Восточной Европы. Третьей неожиданностью стало то, что подобные "чаши" нашлись в Южной Моравии, среди находок той эпохи, когда на Среднем Дунае преобладали германские племена. Йоахим Херрман, взвесив все "за" и "против", решает, что эта керамика всё же должна быть приписана германцам-ругам, которые сначала принимали участие в странствиях по континенту, а затем вернулись на родной остров, чтобы дождаться пришельцев-славян и подарить им своё древнее имя и необычные сосуды.
Версия вполне логичная. Могли ли руги участвовать в Великом переселении, одновременно сохраняя за собой земли Рюгена? Вполне. Точно в таком положении оказались, к примеру, герулы – выходцы с острова Туле, которым пришлось туда возвращаться после обидного поражения от лангобардов. Гуннское нашествие не добралось до островов Балтийского моря, и ругам никто не мешал удерживать те места, как древнюю прародину, а, заодно, и как "запасной аэродром" на случай возможной неудачи на Большой земле. В таком случае фрезендорфскую керамику, неотъемлемой частью которой являются "рюгенские чаши", справедливости ради, следует присудить германским аборигенам здешних мест. Согласитесь, что она, наравне с фельдбергской, торновской и менкендорфской, скорее напоминает посуду восточных германцев, чем грубые лепные изделия выходцев из Скифии. Но тогда получается, что славяне в том смысле, как их понимают археологи, на остров Рюген так и не явились. Учёные уверяют нас, что праславянскую речь на южный берег Балтийского моря принесли два потока переселенцев: суковский и фельдбергский (велетский). Но ни те, ни другие племена не перебирались с континента на рюгенские земли. Археология упрямо свидетельствует, что смены населения в этих местах вообще не происходило. Максимум того, что мы можем допустить, исходя из находок, это возвращение части ругов, живших в Южной Моравии, на свою древнюю прародину. И всё. Иных мигрантов данные края не принимали. Возникает резонный вопрос – кто же тогда привил местным жителям славянскую речь?
Послушайте, что пишет по этому поводу в конец подрастерявшийся Йоахим Херрман: "Славянское пришествие в Среднюю Европу осуществлялось многими путями, в том числе, через бывшие области римских провинций, таких как Валахия (как место скопления перед византийской границей до 567 года), Трансильвания, предгорья Карпат и так далее. В этих местах группы славянского населения входили в связь с соответствующей экипировкой культуры римских провинций. Так, не вызывает удивления, что на месте поселения Bratei-II в Трансильвании, где были проведены широкомасштабные раскопки, находки из которых теперь детально опубликованы (Zaharia 1994, 1995), в самых ранних слоях встречаются формы, которые можно рассматривать как прототипы фрезендорфской, фельдберской, торновской, а также керамики дунайского типа. Подобные возможные связи, на которые было указано десятилетиями ранее (Herrmann 1968, Mildebberger 1967 ), к сожалению до настоящего времени не были более детально изучены".
Видный немецкий археолог не удивился тому, что в одном-единственном месте, а именно на территории Трансильвании, обнаружились истоки всех керамических стилей, которые затем распространились по территории Средней Европы от Карпатских гор до Балтийского побережья. Он испытывает лишь лёгкое сожаление в связи с тем, что на столь невероятный сгусток находок его коллеги не обратили ровно никакого внимания. Что же это за уникальный регион, чудесным образом ставший прародителем чуть ли не всех славянских гончарных стилей? Оказывается, в данном районе располагалcя один из центров державы Аттилы в пору её расцвета. Именно сюда свирепые кочевники сгоняли ремесленников той половины континента, что им покорилась. Позже на Трансильванском плато находилось ядро Гепидского королевства. Начиная с 568 года данные земли отошли аварам. Историк Сергей Алексеев называет памятник Братей "гепидо-романским поселением V-VI века". Здесь, в рамках единого ремесленного центра, вполне могли бок о бок работать мастера самых разных племён Восточной и Центральной Европы. Но если эти люди проживали в рамках единого государственного образования, фактически в одних и тех же поселениях, надо ли удивляться, что они заговорили на одном языке?
Итак, у нас на руках есть два неоспоримых факта. С одной стороны, переселенцы "второй волны" очень похожи на потомков восточных германцев и романизированных кельтов. С другой – эти люди оказались предками западных славян. Общепринятая гипотеза связывает распространение единого наречия с населением праго-корчакской культуры. Некоторые исследователи щедро добавляют к истокам ещё и представителей пеньковского сообщества. Эти дикие и отсталые племена, по мнению славистов, сумели захватить почти половину континента и распространить повсюду речь, ранее никому не известную. Детальное изучение этнической ситуации внутри Карпатской котловины показало, однако, что в этом регионе выходцев из Скифии было ничтожно мало и занимали они в здешней иерархии далеко не самые престижные позиции. К Северу от Карпатских гор пражане вообще распространялись лишь узкой полоской по склонам этого горного хребта вплоть до Средней Эльбы. Даже в Моравии и в Нитранской области, которые всегда рассматривались учёными в качестве опорной территории славян, выходцев с Западной Украины оказалось немного и появились они здесь довольно поздно, когда здешние края оказались плотно заняты бывшими жителями Паннонии и Норика. Территории, прилегающие к южным берегам Балтийского моря, обживались уже не пражанами, а суковцами, родственными балтским племенам Белоруссии, Литвы и Западной России.
Вскоре в карпато-балтский регион хлынули представители "второй волны" переселенцев. Эти люди находились на более высоком уровне развития, они освоили гончарный круг, знали передовые технологии обработки земли, умели строить крепости и замки способами, применявшимися ещё в античное время. Все технические приёмы, навыки и обряды данных мигрантов находят прямые прототипы внутри Карпатской котловины. Некоторые из них были присущи восточногерманским народам, другие – населению римского Лимеса. Как объясняют данный феномен слависты? Часть из них вообще не обращает внимания на "вторую волну" переселенцев, полагая, что славянский язык принесён на данные территории первопроходцами: пражанами и суковцами. Наиболее серьёзные исследователи, впрочем, не стали игнорировать проблему и признают смену здешнего населения в VII-VIII столетиях. Однако, они настаивают на том, что "славянское пришествие в Среднюю Европу осуществлялось многими путями, в том числе, через бывшие области римских провинций". Так высказался Йоахим Херрман. Близкие позиции защищает Сергей Алексеев, рассказавший нам о бегстве паннонских славян "на свободный Север" в компании с "романскими гончарами".
Впрочем, о романских гончарах уместней говорить для тех областей, где встречалась дунайская керамика. В районах же распространения фельдбергской, торновской, менкендорфской и фрезендорфской посуды, видимо, следует рассказывать о том, что славянские беглецы уговорили податься на Эльбу и Одер мастеров из числа потомков германских племён. Кроме того, одними специалистами по изготовлению глиняных изделий, дело, по всей вероятности, не ограничилось. Уходя в новые края, ушлые пленники захватили с собой также кузнецов и ювелиров, камнетёсов и плотников. Это уже не говоря о пахарях, знакомых с технологиями севооборота и умеющими выращивать новые виды злаков. Учитывая ещё и воинов, для которых строили круглые замки, понимаем, что на Север должна была отправиться масса народа. Причём ручейки переселенцев по своим традициям резко различались друг от друга. Одни были похожи на жителей римских крепостей Лимеса, другие – на вандалов-силингов, третьи – весьма напоминали германцев-ругов.
По версии славистов, всех их уговорили бежать на Север паннонские славяне – уведённые в рабство на территорию Аварского каганата представители горшечных племён, в первую очередь, пражане. Спрашивается: а нужна ли нам такая сложная версия, чтобы объяснить те процессы, что протекали в балто-карпатском регионе? Не проще ли предположить, что из Карпатской котловины на Север подались не мифические выходцы из Скифии, а осколки прежних обитателей Центральной Европы, которые ранее волей судьбы были занесены на Средний Дунай? Действительно, разве не напоминают новые переселенцы в эльбо-заальское междуречье обычных обитателей Верхней Паннонии, их соседи – потомков вандальских племён, а мигранты, вернувшиеся на остров Рюген из Южной Моравии вместе с необычными чашами – всё тех же ругов, некогда ушедших с этой земли на поиски приключений? Нам неведомо, были ли они беглецами из державы кочевников, или, напротив, колонистами степной Империи, которых централизованно отправляли осваивать новые земли. Ясно одно: все они были носителями единого наречия. Потому что только при этом условии балто-карпатский регион мог получить общую речь. Признание славянского языка в качестве лингва-франка Аварского каганата – единственное разумное объяснение всех загадок, что подбросило нам изучение "свободного Севера".