ПЕРОЗ И ГУРАНДОХТ. Книга 1. Горький вкус победы
Глава двадцать девятая
Скандагупта хорошо понимал, что собирать против Кушнаваза огромную армию – дело бессмысленное. Увидев многочисленное войско, эфталиты на какое-то время вернулись бы восвояси или просто отошли, а затем снова двинулись вперёд. И так повторялось бы до тех пор, пока не нашёлся удобный момент для атаки. Чем больше войско, тем дороже его содержание. Кто будет отрицать, что тысяча всадников лучше, чем сто конных воинов? Но на тысячу всадников нужна тысяча лошадей, тысяча доспехов, тысяча мечей, больше продовольствия и фуража, больше обозных телег и больше денег. А с деньгами у гуптов были большие сложности.
Собирание внушительной армии лишь временно предотвращало угрозу с севера, а Скандагупта хотел преподать эфталитам такой урок, чтобы они к нему больше не совались. Он нанял лёгкую конницу и 400 боевых слонов с махаутами. Поскольку вторжение было для него событием ожидаемым, он отправил большую часть собранной им армии к горным проходам с целью не дать эфталитам возможности выскочить на равнину.
Эту задачу ему выполнить не удалось. Эфталиты ловко маневрировали и не лезли на превосходящие силы противника. Несколько незначительных стычек завершились ничем для обеих сторон. Однако Скандагупта выгадал время, а Кушнаваз понял, что застать врага врасплох не удалось. Ввиду того, что военный поход начался не совсем так, как это планировалось изначально, эфталитам пришлось пожертвовать скоростью в пользу обеспечения тылов. Обоз – это потеря темпа. Телеги не могут двигаться столь же стремительно, как и боевые лошади. А если обоз сильно отстаёт, он становится не только бесполезным, но и превращается в обузу. В силу своей медлительности он уязвим, требует усиленной охраны, а охранять его можно только за счёт численного уменьшения авангарда.
Но деваться было некуда. Стремительный набег не получился, пограбить деревни не удалось, потому что население разбежалось, попрятав всё, что можно, и обоз стал суровой военной необходимостью.
Вытащить эфталитов на открытый бой, в котором бы преимущество было не на их стороне – вот какая задача стояла перед Скандагуптой. Йездигерд заставил эфталитов лезть напролом, сыграв на священном для них чувстве мести. Но гупты находились в иной ситуации. Необходимо было придумать что-то другое.
Поздний вечер. Сопровождающие один из обозов эфталиты сели ужинать. Патруль доложил, что вокруг тихо, а несколько замеченных вдалеке гуптских всадников никакой угрозы не представляют.
По опыту войн с персами эфталиты усвоили, что само по себе наличие вражеского патруля ещё ничего не значило. Йездигерд выставлял патрули даже там, где его войск не было и в помине, и каждый из этих патрулей, завидев эфталитских соглядатаев, вёл себя так, словно он охраняет дальние подступы к лагерю основных сил. Такая хитрая тактическая уловка сильно осложняла работу разведки. Попробуй определи: то ли патруль в самом деле прикрывает большой отряд, то ли он защищает пустое мосте. Однако было выяснено и другое: встречи с персидскими патрулями никогда не приводили к сражениям ни в день встречи, ни на следующий день.
Памятуя о таком опыте, эфталиты жарили барана, и тут, как камни с неба на обоз налетела гуптская конница. Караульные лишь в последний момент подали сигнал тревоги, но было поздно: всадники ворвались в лагерь, многих зарубили, разогнали лошадей и, запалив все палатки и телеги, исчезли в ночи.
Командующих обозом младший брат Кушнаваза Готфард лично провёл расследование этого инцидента и пришёл к выводу, что как патруль, так и караульные плохо несли службу, а потому велел их казнить.
Однако через два дня точно таким же способом был разгромлен другой эфталитский обоз.
Кушнаваз собрал совещание командиров и решил спросить их мнение относительно перспектив дальнейшего продолжения похода. Дела в царстве эфталитов шли, мягко говоря, неважно: поголовье скота после страшного падежа полностью не восстановилось; потеряв земли от Балха до Мерва, казна лишилась немалых доходов; наконец, из-за начавшейся в ряде районов засухи дехканам нечем было заплатить налоги. Мытари докладывали, что у крестьян кроме лохмотьев брать нечего. Зато обстановка вокруг располагала к мародёрству невиданных масштабов: кидариты были разбиты, в Иране сменился шаханшах, а у гуптов продолжалась борьба за власть и только-только закончилась война с пушьямитрами. Однако на кидаритов нападать было бессмысленно, потому что у них всё отобрали, Персия казалась ещё слишком сильной, чтобы на неё можно было покуситься, а гупты представлялись относительно лёгкой добычей. Но… «лёгкая добыча» оказалась не такой уж лёгкой.
У эфталитов формально все государственные и военные вопросы решало собрание представителей высшей знати. Даже царь не наследовал свой титул, а получал его после одобрения со стороны эфталитской верхушки. А она могла и не одобрить и даже отправить самодержца в отставку. (Примечание. Царю Гатфару в 565 году эфталиты объявили импичмент и поставили вместо него Фагониша, в надежде, что он будет более дальновидным политиком и более удачливым полководцем).
Внутреннее чувство подсказывало Кушнавазу, что если с самого начала дело не пошло, то его нужно бросать, иначе будет хуже. Но вернуться назад – значит, признать своё поражение. А знать на Кушнаваза и без того косилась и шепталась за спиной. Его стали считать неудачливым правителем. А раз он неудачлив, то он неугоден богам. Были к нему и претензии по поводу его связи с Парисой Базренджи. Её хоть и не обвиняли в падеже скота, засухе и в поражении от персов, но считали, что Кушнаваз и три его брата неправильно с ней живут.
Обычно у воинственных народов бытует многожёнство. И это объяснимо: мужчины погибают в сражениях, их становится меньше, и оставшиеся в живых распределяют между собой всех имеющихся женщин. А у эфталитов всё было с точностью до наоборот: у них практиковалось многомужество – женщина выходила замуж не за одного мужчину, а за всех братьев из одной семьи. Замужние женщины носили шапки с рогами, и по количеству рогов на их головных уборах можно было узнать, сколько мужей у каждой из них. Считалось, что чем больше, тем лучше. (Примечание. Не исключено, что выражение «наставить рога» пошло именно от эфталитов. Приделать рог на шапку – значит приобрести дополнительного мужа. Такое было возможно, если во время свадьбы старшего брата младший брат был ещё мальчишкой и в силу возраста не мог жениться. Однако по мере взросления он приобретал супружеские права и обязанности).
Почти все орды, которые куда-нибудь вторгались, состояли по большей части из мужчин, а иногда исключительно из мужчин. Для правящих групп важную роль играло строгое сохранение «чистоты крови». Чтобы следующее поколение было «чистокровным», и отец, и мать должны принадлежать к одному и тому же народу – народу-победителю. А все остальные дети – это полукровки. Они тоже, как правило, обладали значительными правами по отношению к покоренным народам, но уже не считались «чистокровными» и уже не могли претендовать на верховную власть. Во всех пришлых ордах женщины – страшный дефицит. Поэтому одну приходилось делить на всех братьев. Отцом у эфталитов считался старший брат независимо от того, кто в действительности им являлся. Старшего брата дети звали «папой», а всех остальных братьев и одновременно мужей одной и той же женщины они называли «дядями».
(Примечание. Полиандрия бытовало у многих народов и не считалась чем-то непристойным. Сказки и мифы совершенно спокойно рассказывают о такой форме брака («О царевне и семи богатырях», «Белоснежка и семь гномов», индийский эпос «Махабхарата», где красавица Драупади была женой пяти братьев Пандавов). Женщина в такой семье, как правило, занимала высокое положение, а у эфталитов именовалась «царицей рода»).
Обычай есть обычай, но всё же сложно было сказать, чистоту какой крови блюла эфталитская знать? Во внешности всех евреев есть нечто еврейское. В облике всех армян есть что-то армянское. Но во внешности эфталитов не было ничего такого, что можно было бы назвать эфталитским. Представители этого народа настолько сильно отличались друг от друга, что отличить эфталита от неэфталита можно было скорее по поведению, по языку и по одежде, нежели по чертам лица.
Париса не была урождённой эфталиткой. В виде исключения знатным эфталитам разрешалось жениться на знатных представительницах других народов, но Кушнаваз был царём, а Париса не была дочерью шаханшаха. По эфталитским меркам она считалась ему не ровней. Более того, Париса жила с Кушнавазом и тремя его братьями, не будучи разведённой со своим мужем в Персии.
Прямо высказать Кушнавазу свои претензии по поводу Парисы никто не решался. Все понимали, что он и его браться горло за неё перегрызут. Но у Кушнаваза начались проблемы со своим единокровными братом. Поскольку царям мало что можно запретить, у его отца были три жены, и все три – эфталитки. От них у него было ещё четыре сына. Таким образом, Кушнаваз имел не трёх братьев, а семерых. Все его единокровные братья были намного младше него, и когда старший из его единокровных братьев достиг брачного возраста, то он заявил свои права на Парису. Кушнаваз ответил отказом на его притязания, сославшись на большую разницу в возрасте между ним и Парисой. Тогда недовольный юноша обратился к собранию с претензиями: Кушнаваз вопреки священному обычаю лишает его брачного ложа. Собрание разобрало ситуацию и решило, что раз Кушнаваз и его братья считают Парису женой, то они не имеют права ограничивать других своих братьев, рождённых эфталитками, в доступе к супружескому ложу.
Ревновать брата – это не по-эфталитски, однако само по себе обращение к собранию было воспринято Кушнавазом как чья-то интрига.
Авторитет Кушнаваза падал, и он опасался, что положение продолжит ухудшаться. Он чувствовал, что теряет власть.
На военном совете Кушнаваз решил действовать осторожно: послушать, что говорят командиры и присоединиться к некоему общему мнению. Если большинство выступит за продолжение похода, то и он поддержит, а если нет, то он протрубит отход. Но командиры, хорошо зная Кушнаваза, стали не столько выражать своё мнение, сколько пытаться угодить царю, полагая, что он будет ратовать за продолжение наступления. Те, кто оценивал ситуацию как рискованную или даже откровенно авантюрную, предпочли оставить своё мнение при себе и присоединились к общему хору поддержки. Разгром двух обозных отрядов был воспринят как недоразумение, вызванное плохим несением службы худших из воинов.
************
Эфталиты были особенно опасны там, где имелся простор для их конницы. Скандагупта это хорошо понимал и решил действовать в стиле Йездигерда: от обороны. Он предоставил возможность эфталитам выйти на равнину и заманивал их в заранее поставленную ловушку.
В той местности с давних времён добывали глину и делали из неё кирпичи. Глина откапывалась, кирпичники придавали ей прямоугольные формы, а на месте выкопанных ям, устраивались печи. Сырые кирпичи складывались в высокие колонны, между которыми засыпался кизяк, и все эти конструкции поджигались. Всё предельно просто, дёшево и относительно быстро.
Поскольку глиняные разработки велись веками, многие ямы оказывались очень большими. Их Скандагупта приспособил под конюшни-землянки.
Мастера по изготовлению кирпичей перед обжигом обычно так присыпали временные печи, что не только издалека, но и вблизи невозможно было догадаться, что под ногами полыхает пламя. Через узкие щели кирпичники постоянно подбрасывали кизяк, и ходили по самому верху подземной печи. Пешком перемещаться по верху такой временной печи было относительно безопасно, однако верхом на конях, несущихся во весь опор, провал в горящее подземелье был гарантирован.
Именно в таком месте Скандагупта и решил встретить эфталитов. Он отдал распоряжение не гасить огонь под землёй, а другие ямы приспособил под конюшни, замаскировал и спрятал туда значительную часть конницы. Именно такая замаскированная конница и нанесла два болезненных удара по обозам Кушнаваза.
Идея имеет преимущество над грубой силой. Скандагупта это понимал и для завлечения эфталитов в нужное место выставил против них, по сути, воинов-актёров. Пехотой в набедренных повязках и деревянными копьями в руках в Индии вряд ли кого-нибудь можно было удивить. Нагонять на противника страх числом – старый излюбленный приём многих раджей, но на эфталитов он не действовал. Индийская лёгкая пехота не могла сражаться с конницей. Но в том-то и дело, что та пехота, которую нанял Скандагупта, вообще не должны была вступать в бой. Её задача состояла в том, чтобы по условному сигналу, бросив оружие, обратиться в паническое бегство.
Первые ряды пехоты было решено расположить прямо на поверхности подземных печей. Для этого воинам, привыкшим в повседневной жизни ходить босиком, выдали деревянную обувь.
Слонов Скандагупта, как и положено, расположил на флангах, оставив весь центр пехоте, а патрули выставил буквально на подступах к своим позициям.
Для эфталитских разведчиков картина была, как на ладони. Они доложили обо всём, что видели: о слонах, о пехоте, о незначительных по численности отрядах конницы.
Эфталиты, оценив позиции противника, приняли решение прорывать центр, и, разрезав позиции гуптов на две части, обратить их в бегство, а в случае сопротивления просто смести новыми кавалерийскими атаками. То, что центр войска гуптов не устоит, не вызывало у Кушнаваза никаких сомнений. До этого ни разу чья-либо пехота не причинила хоть сколько-нибудь существенного ущерба эфталитской коннице.
************
Утром обе армии начали сходиться. Азаравухт и прибывшие вместе с ним персидские командиры проконсультировали Скандагупту и объяснили, что эфталиты при наступлении на оборонительные построения противника первую атаку обычно делают ложной, то есть, делают вид, что атакуют, а сами в последний момент отскакивают. Им важно выяснить, что собирается делать враг при столкновении. Но пробная атака всегда производилась небольшими силами, чтобы успеть развернуть конницу. Поэтому персы порекомендовали пехоте не отступать при первой ложной атаке.
Скандагупта, на первый взгляд расположил войска неудачно – в низине. Эфталиты с небольшого возвышения могли просматривать всё пространство далеко вперёд. Не заметив ничего подозрительного, Кушнаваз отдал приказ провести первую атаку.
Первое же сближение убедило эфталитов в том, что пехота не выдержит и побежит. Дым, стелящийся вдоль гупских позиций, их не смутил. Костры на войне – дело обычное.
И вот вторая атака. Эфталиты понеслись. От топота их лошадей задрожала земля. Лавина всадников устремилась на полуголых бородатых копьеносцев, которые заведомо не могли противостоять одним из лучших воинов на свете. И когда уже оставалось совсем близко, пехота, повернувшись к несущемуся противнику спиной, побежала.
Мгновение. Ещё мгновение. Ещё. И первые ряды эфталитской конницы начали проваливаться в огненные ямы.
Крики, отчаянное ржание, запах палёного мяса и вырывающиеся из-под земли языки пламени. Это было сигналом Скандагупте начинать вторую стадию боя.
Быстро остановить конную атаку невозможно. Всадники, скачущие сзади, напирают на передних и часто вообще не видят, что происходит вдалеке. Эфталиты сбились в беспорядочную кучу и, видя, что впереди разверзся ад, бросились назад, но с флангов их начали брать в клещи слоны и выскочившие из подземных укрытий всадники.
Такого Кушнаваз предусмотреть не мог. Увидев с холма, что окружения не избежать, он с небольшим отрядом, бросив погибающую армию на произвол судьбы, понёсся прочь.
Окружённые эфталиты бились с отчаянием обречённых. Некоторым даже удалось вырваться и бежать, но большая часть эфталитского войска полегла.
Такого разгрома ещё не было. Эфталиты, как и все воины, побеждали и проигрывали, завоёвывали и отступали, но ещё никогда они не теряли на поле боя три четверти своей армии.
Погибшим эфталитам повезло больше, нежели тем, кто оказался в плену. Их казни превратились в забаву. Гуптские всадники демонстрировали народу своё искусство владения саблей. Пленных привязывали к столбам, и конники на полном скаку сносили им головы. Других на качелях подбрасывали высоко вверх, и лучники выпускали по ним стрелы. Разгорячённую публику также приводили в восторг бои пленных эфталитов с тиграми. Одного полосатого хищника выпускали против пяти пленников. Условие простое: победите – свободны, а нет – так нет. Голыми руками тигров не победил никто.
************
Возвратившись в Бамиан, Кушнаваз ощутил угрозу отстранения от власти. Его стали считать неудачливым правителем.
Он лёг в ноги Парисе и тяжело вздохнул:
- Почему я тебя не послушал?
- Разве я тебя отговаривала от похода и пророчила неудачу? – вопросом на вопрос ответила Париса. – Просто сказала, что волнуюсь за тебя.
- Как жаль, что умерла Халиссе. Я без неё, словно без глаз, - сокрушался Кушнаваз.
- Халиссе сама чуть не попала в плен, и её секли так, что она потом еле-еле поднялась – припомнила Париса неудачу скончавшейся ведьмы. - Лучшее средство от неудач – это не она, а я.
- Вряд ли ты мне сможешь помочь, - покачал головой Кушнаваз. – Без тебя мне будет тяжко, но я прошу: уезжай, и как можно скорей. Тебя могут убить.
- Твои братья такого же мнения? – поинтересовалась Париса.
- Я пока не интересовался их мнением, но, думаю, они всё понимают.
- Нет, Кушнаваз, я с тобой и с твоими братьями делила лучшие времена, разделю и худшие.
- Зачем? Не надо жертв. Я хочу, чтобы ты жила.
- Надо бороться до конца.
- До печального конца, - с безнадёжностью в глазах молвил Кушнаваз.
- Если ты перетянешь на свою сторону Тораману, то все остальные кланы притихнут.
Торамана был молодым влиятельным командиром, энергичным и безумно смелым. Его слово было законом. Он щедро одаривал отличившихся и жестоко наказывал провинившихся. С ним не спорили и даже старались не смотреть ему прямо в глаза, потому что боялись.
- Торамана – один из главных претендентов на престол, - констатировал Кушнаваз.
- В том-то и дело, что «один из…»
- Самый главный, - уточнил Кушнаваз.
- А зачем ему тебя свергать? – улыбнувшись, спросила Париса.
- Власть для него – нечто неотъемлемое. Ему прислуживают, перед ним раболепствуют. Все знают: чуть что не так – свернёт шею и не дрогнет.
- Слабые места есть и у него, - заметила Париса.
- Не видел я у него слабых мест, - не согласился с женой Кушнаваз. – Он мне не враг, но, полагаю, что как только пойдёт речь о главенстве, всё может измениться. Если он почувствует возможность самому стать царём, то не станет терзаться сомнениями.
- Правильно, не будет, - подтвердила Париса. – Только сейчас он терзается чувствами иного рода. Он влюблён.
- В кого? В тебя?
- Нет, в Ясмин. И в ближайшие дни намерен прибыть к тебе со своими братьями просить руки твоей дочери.
- Как? – опешил от такой новости Кушнаваз, считавший, что он всегда всё знал и ничто не могло ускользнуть от его ушей.
- Вот так! – развела руками Париса. – Было бы странно, если бы он в неё не влюбился. Как можно пройти мимо такой девушки, да ещё и царской дочери?
- Это ты организовала? – повеселев, спросил Кушнаваз.
- Мы, - уточнила Париса.
- Что ж, Торамана – достойный жених, - после некоторых раздумий оценил своего будущего зятя Кушнаваз.
- Вот именно, - подтвердила Париса, - жених, а не претендент на престол. И когда Торамана с нами породнится, вряд ли кто-нибудь поднимет против тебя голос.
Кушнаваз обнял Парису и крепко прижал её к себе.
- Какая ты мудрая женщина.
- Мудрая и решительная, - добавила о себе Париса. – Чтобы забыть поход на гуптов, как страшный сон и укрепить трон, Торамана с братьями женится на Ясмин, а ты и твои братья женитесь на мне. Обе свадьбы мы проведём при всём народе по несторианскому обряду.
- Ты готова отказаться от учения Заратуштры и принять христианскую веру? – с изумлением спросил Кушнаваз.
- Христианскую веру приму, а от учения Заратуштры не откажусь. Учение нашего пророка истинно. От истины отказаться невозможно. Это она может отказаться от человека, который против неё грешит. А христианскую веру придумали персы для всех остальных народов.
- Позволь, - недоумённо пожал плечами Кушнаваз, – какое отношение персы имеют к христианской вере?
- Как в Персии называют писцов? – спросила Париса.
- Арамеями, - уверенно ответил Кушнаваз.
- Правильно. Арамеи когда-то были народом, а потом стали сословием писцов. Это единственное персидское сословие, не имеющее собственного священного огня. Так вот, в основе греческих текстов об Иисусе Христе лежали арамейские рукописи.
(Примечание. Большая часть персидских писцов происходила из числа арамеев, поэтому слова «арамей» и «писец» были в определённом смысле синонимами. К примеру, в русском языке слово «швейцар» имеет прямое отношение к швейцарцам, которые работали в России в качестве портье. Как в Индии многие народы из национальности превращались в касту, так и в Персии арамеи превратились в сословие. Делопроизводство в Иране велось на персидском языке (пехлеви), а письменный персидский язык базировался на арамейском письме).
- Никогда не слышал о такой версии, - усмехнулся Кушнаваз.
- Идеи Заратуштры отщипывались кусками многими народами. Рай и ад, ангелы, единый бог, святость огня, культ великомучеников, пятикратная молитва, жрецы как посредники между богом и людьми и многое другое – это его идеи. Заратуштра – пророк. Все остальные – это плохие плагиаторы и откровенные эпигоны. Христиане обладают лишь незначительной долей истины, но считают своё учение чем-то всеобъемлющим и необозримым. А на самом деле им и сказать-то нечего. Почитай их священные книги: в них нет ни сюжета, ни смысла. А то, что есть – это плагиат низкого качества, кустарная подделка великих древних идей.
Митру христиане никак не признают. Они считают его старым идолом. А зря. Митра похож на Иисуса больше, чем Иисус на самого себя.
Давай сравнивать. Иисус, согласно христианской версии, родился в день зимнего солнцестояния. Надо же, в один день с Митрой. Вероятность совпадения – 1:365. (Примечание. На самом деле точная дата рождения Иисуса – порождение клерикальной бюрократии. 25 декабря в Римской Империи праздновался день рождения Митры. Все к этому привыкли, поэтому, дабы не ломать традицию, в этот день с 313 года стали праздновать день рождения другого бога – Иисуса Христа. В 375 году Папа Юлий Первый официально провозгласил 25 декабря рождеством Христовым). Иисуса и всех христианских святых изображают с нимбом над головой. Но такой же нимб есть и у Митры. Только Митра родился задолго до Христа.
Но, прежде чем превратиться в Иисуса, Митра перекочевал в Европу, где его восприняли по-своему и наделили многим таким, чем не наделяли в Иране. Митра принёс в жертву быка, пил его кровь и ел его мясо, после чего дал своим ученикам испить его кровь и отведать его мяса. И это был не обед или ужин, а ритуал обретения бессмертия. Насколько сильно это отличается от причастия у христиан? По персидским канонам, учеников у Митры не было. Он изображался с двенадцатью знаками зодиака. Знаки зодиака и ученики – не одно и то же, но в Европе сравнительно поздно познакомились с астрологией, поэтому зодиак там истолковали так, как это было понятно. (Примечание. Культ Митры до такой степени распространился в Римской Империи, что в его мистерии были посвящены столь известные императоры, как Комод, Диоклетиан, Аврелий, Галерий и Лициний. Так называемые катакомбные церкви, долго принимавшиеся за обители первых христиан, на самом деле являлись митраистскими храмами, и обустраивались в скалах или под землёй не с конспиративными целями, а в память о рождении Митры в Пещере).
Так что христиане переняли в преломлённом виде те идеи, которые когда-то возникли в Иране. Ничего нового они не изобрели, а многое позабыли или просто отбросили. Как ни крути, а, принимая христианскую веру, от учения Заратуштры не откажешься.
- Мне сложно об этом судить, - с удивлением выслушав версию Парисы, сказал Кушнаваз, - но как бы там ни было, я приветствую твоё желание. Ты станешь нашей полноправной царицей.
Эфталиты не были религиозным народом. К тому же они скорее верили в своего Теньгерима, нежели в Иисуса. А, по большому счёту, они вообще ни в кого не верили. На их языке «деньги» имели прямое отношение к имени их бога, потому что назывались «теньге» или «деньге». В разговорах между собой они так часто употребляли это слово, что оно вытеснило из языков покорённых народов их названия денег. Все знали, что если явятся эфталиты, то первым делом они скажут: «Давай теньге». А слово «богатство» в их языке было до такой степени созвучно с именем Теньгерим и употреблялось так часто, что не сразу можно было понять тему их разговора: то ли о боге, то ли о деньгах и богатстве. Похоже, что бога от богатства они вообще никак не отделяли.
Несторианский епископ Василий, часто бывавший в Бамиане, понял эту особенность эфталитов, поэтому, дабы облегчить задачу распространения веры, объявил Теньгерима богом-отцом. Эфталитам всё стало понятно, и дело пошло, как на мази. А сам Василий такую уловку объяснял просто: у Господа много имён, и если эфталиты знают его под таким именем, то не надо навязывать им другое имя. Пусть для других христиан бога-отца зовут Саваоф, а для эфталитов он будет Теньгеримом. Это непринципиально.
************
Через пять дней Торамана вместе со своими братьями Варом и Лаханом явился к Кушнавазу и, встав перед ним на одно колено, попросил:
- Великий царь, я и мои братья влюблены в твою дочь Ясмин. Прошу, отдай её нам в жёны.
После этого слуги Тораманы внесли дорогие подарки, полагавшиеся по такому случаю.
Осмотрев дары, Кушнаваз одобрительно кивнул головой и сказал:
- Что ж, поступим по обычаю. Догоните – она ваша.
На следующий день была назначена игра в догонялки. Суть заключалась в следующем. Невеста садилась на коня и пускалась вскачь, а за следом ней должны были скакать братья-женихи. Если они догоняли невесту, то она становилась их женой, если нет – им отказывали. Все знали, что если женихи были девушке не по нраву, догнать её они не могли.
Торамана, Вар и Лахан на последнем издыхании лошадей догнали Ясмин. Она угодила как им, так и отцу, который увидел, что его дочь – настоящая эфталитка: согласилась, но проявила характер.